Пламенное увлечение шейха

Ким Лоренс, 2018

Эбби Фостер подумала, что ее разыгрывают, когда, приехав домой, застала возле своего скромного крыльца белый лимузин, двух арабов, а между ними – неприметного человечка, который сообщил ей, что у нее, оказывается, есть муж, и этот муж – сын шейха Абана аль-Сейфа и наследный принц Арифы…

A Cinderella for the Desert King

© 2018 by Kim Lawrence

«Пламенное увлечение шейха»

© «Центрполиграф», 2022

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2022

Глава 1

Фотосессия в пустыне оказалась сущим адом.

Жара, десятисантиметровые каблуки увязают в песке, да еще какая-то гадость ужалила Эбби в плечо. Гримеры замазали след укуса, но он адски чесался под толстым слоем грима.

В довершение всего у них сломался внедорожник. Эбби должна была уехать первой машиной, вместе с ассистентом фотографа, но влюбленная в него молоденькая стилистка сделала все, чтобы занять ее место.

И вот теперь Эбби Форстер, жертва чужой любви, сидит в раскаленном автомобиле черт знает где, снаружи вопят товарищи по несчастью, а рядом храпит Роб, для которого эта поломка — всего лишь прекрасный повод вздремнуть. Он полдня гонял ее на каблуках по барханам под палящим солнцем, чтобы получить один-единственный кадр, который счел бы достойным своей славы, а теперь он спокойно спит! И храпит! Громко!

Прежде чем заснуть, Роб уверил ее, что за ними приедут очень быстро, но, кажется, его оптимизм был безосновательным.

Что, если они застряли здесь надолго?

Эбби полезла в свою огромную сумку в поисках бутылки с водой. За свою недолгую карьеру модели она объездила полмира, но так и не научилась путешествовать налегке. Бабушка учила ее, что всегда надо быть предусмотрительной. Жалко, что это качество отказало самой бабушке при встрече с мошенником, которому она доверила все свои сбережения. В памяти Эбби всплыла обезоруживающая открытая улыбка Грега, и ее опять накрыла волна презрения к себе и удушающего чувства вины. Это из-за нее дедушка с бабушкой лишились всех своих денег. Они приняли это стойко и ни словом ее не попрекнули, но она понимала, какой это был удар для них.

Если бы она не была такой дурой, не позволила Грегу вскружить ей голову, не привезла бы его домой, ее старики не лишились бы всего, ради чего так тяжело работали всю жизнь.

К горлу подкатил комок, но Эбби решительно встряхнула головой. Слезами горю не поможешь. Ей нужен план. И он у нее есть.

Эбби невольно сжала губы и вздернула подбородок.

Она будет браться за любую работу, которая только подвернется, не будет отказываться ни от чего (кроме фотосессий в нижнем белье, конечно). И тогда, по ее расчетам, уже через восемнадцать месяцев она сможет выкупить бунгало, которое дедушка и бабушка потеряли из-за нее, из-за ее доверчивости и из-за этого подонка Грега. Она привела его в дом, сказала, что ему можно верить, а он обобрал их и исчез. А чтобы доконать ее, прислал по имейлу фото с подписью «Ты не в моем вкусе». На фото он целовался с другим мужчиной, так что подпись была излишней.

Теперь стали понятны все его разговоры, что он уважает ее невинность и не хочет ее торопить.

Хватит травить душу. Эбби достала из бокового кармана влажные салфетки и стала стирать с лица макияж пополам с песком.

Даже салфетки были теплыми, и она с тоской думала о прохладном душе и холодном пиве, до которых она явно еще не скоро доберется.

Дверь машины открылась, один из мужчин, кричавших снаружи, сунулся в машину и стал терзать приборную доску.

— А ты что тут сидишь? Мы там уже несколько часов с мотором мучимся.

По ее подсчетам, прошло всего десять минут.

— Ты бы еще сказал — несколько дней.

Но ей не хотелось спорить. Укус на руке горел и начал отекать. Она осторожно подняла рукав блузки. На ней все еще была одежда для съемок — шелковая блузка и микрошорты. Кто придумал снимать рекламу шампуня в пустыне? Наверное, предполагалось показать, что с этим шампунем даже среди барханов у любой девушки будут свежие и блестящие волосы. Волосы — может быть, но вот песка девушка наглотается, это точно, и еще ее покусают.

Эбби выглянула из машины. Ситуация была не очень обнадеживающей. Из двигателя шел дым, а двое мужчин, колдовавших над ним, опять начали спорить.

Она пнула Роба ногой. Ох, повезло ему, что она уже поменяла роскошные босоножки на каблуках-стилетах на обычные сланцы.

— Пошли, посмотрим, чем можно помочь. По крайней мере, не дадим им убить друг друга.

Она достала из сумки легкий шарф и стянула на затылке влажные от пота волосы. Роскошные голливудские локоны, над которыми не меньше часа колдовала стилистка, превратились в не особо удачный кривой конский хвост.

Роб открыл один глаз, кивнул и снова захрапел.

Снаружи было… не скажешь, конечно, «прохладнее», но все ж таки не так похоже на пароварку.

— Как дела, парни? — спросила Эбби по возможности бодро.

Ей никто не ответил.

Она уже работала с Джезом (он ставил свет на фотосессиях) и знала, что он всегда был готов пошутить, чтобы разрядить напряжение на съемочной площадке. Но сейчас чувство юмора оставило и его.

Хмурый, весь в поту, он копался в моторе, потом выпрямился и захлопнул крышку капота.

— Безнадежно. Я не понимаю, в чем проблема, и не знаю, как его починить. Если у кого-то есть идеи — милости прошу.

Джез стоял и грыз ногти, вид у него был настолько растерянный и беспомощный, прямо как у ребенка, что толстый техник, оравший на него минуту назад, тоже притих.

— Успокойся, Джез. Как только они поймут, что мы не приехали, сразу же пришлют за нами кого-то, — ободряюще сказала Эбби, стараясь не замечать, что солнце садится и вокруг становится все темнее.

— Зря мы задержались, — пробормотал парень, пиная шину.

— Что он там делает? — кивнул толстяк в сторону салона, где спал великий (в своих глазах) фотохудожник, убивший полчаса на съемку какой-то ящерицы, дремлющей на камне необычной формы. За это время остальные машины уехали.

— Он спит.

— Ах, он спит!

Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись. Общая злость на Роба заставила их забыть недавнюю ссору.

— Телефон у кого-нибудь ловит?

Эбби покачала головой:

— Ну что вы истерите? Что такого ужасного может с нами случиться?

— Умрем медленной и мучительной смертью от жажды, — зевая и потягиваясь, из машины вылез Роб.

Эбби бросила на него раздраженный взгляд:

— Будет, что вспомнить. Похвастаешься как-нибудь за ужином.

— Слава богу! За нами едут! — Джез со счастливой улыбкой вглядывался в сумерки, показывая рукой на клубы песка, появившиеся на горизонте.

Эбби с облегчением вздохнула, но тут же нахмурилась, различив странный звук, доносящийся с той стороны:

— Что это?

Мужчины быстро переглянулись. Роб повернулся к ней:

— Может быть, тебе лучше вернуться в машину, Эбби?

Звук становился все громче, облако пыли — все ближе.

— Это выстрелы? — прошептала она.

— Все в порядке, — неуверенно сказал Джез. — Мы же в Арифе, тут безопасно. Все это знают.

Раздалось еще несколько выстрелов.

— Но просто так, на всякий случай… Сиди в машине и не высовывайся!

Арабский скакун уверенным галопом мчался сквозь ночную тьму. Конь и всадник слились в этом стремительном полете. Они направлялись к одинокой скале, издалека напоминавшей колонну, — ее отвесные стены казались неприступными. Но и конь, и всадник знали узкую тропу, спиралью поднимавшуюся вверх. Когда они достигли вершины, всадник перевел дух и обвел взглядом открывшуюся ему равнину. Обычно это уединенное место и открывавшийся отсюда вид наполняли душу Зейна аль-Сейфа умиротворением и покоем.

Но не сегодня.

Сегодня мрак в его душе не могли рассеять ни яркие звезды ночной пустыни, ни роскошная иллюминация восточного дворца, делавшая его башни и шпили заметными за много миль. Огней было даже больше, чем обычно, они стекали с древних стен цитадели в раскинувшийся вокруг нее современный город, прорисовывая в бархатной тьме южной ночи бульвары, парки, высокие здания.

Сейчас все это сверкало огнями, потому что в городе, во всей стране был праздник. Сегодня была свадьба.

Королевская свадьба.

А людям нравятся королевские свадьбы, подумал Зейн, и его красивые губы искривились в горькой усмешке. Всем людям, кроме одного, в данном случае.

Конь почувствовал настроение всадника — зафыркал, загарцевал, закружился так нервно, что непременно бы скинул менее опытного наездника.

— Прости, друг… — Зейн похлопал испуганного коня по шее. Он подождал, пока животное успокоится, потом спешился одним ловким, быстрым, привычным движением. Отпустив поводья, он сделал два шага вперед и встал на краю скалы, не замечая головокружительной черной бездны у своих ног. Он смотрел на огни города. Слабая улыбка, кривившая его рот, исчезла, теперь его губы были сурово сжаты.

Зейна захлестнула волна стыда и отвращения к себе. Он чувствовал себя глупцом. И он заслужил это, потому что вел себя, как глупец. Наивный глупец.

Он мнил себя знатоком человеческих душ, думал, что видит людей насквозь. Но та, за которую сегодня поднимает бокалы вся страна, одурачила его. Единственное, чем он мог себя утешить, — его сердце не было затронуто. Но гордости его был нанесен страшный удар.

Конечно, теперь все представлялось ему совершенно ясным и очевидным, он мог вспомнить десятки знаков и тревожных звоночков, которые должны были открыть ему истинную природу их связи. Но все полгода их головокружительного романа Зейн был будто бы слеп. Он нарушил все свои правила и даже стал называть их отношения… «отношениями». Он был слепцом, идущим по краю пропасти, подобной той, что сейчас зияла у его ног, и кто ведает, куда мог завести его следующий шаг.

К счастью, он этого так и не узнает. Кайле надоело ждать, и, как только подвернулась добыча покрупнее, она с легкостью его оставила. Все это время Зейн был наивно уверен, что все вертится вокруг него, а на самом деле обворожительная Кайла вертела им.

Она ездила домой в Арифу проведать семью, но вернулась в Париж на день раньше. Зейн был рад отменить все дела и провести весь день с ней в постели. Он лежал на кровати, поглядывая то в ноутбук, который держал на коленях, то на Кайлу, которая, накинув пеньюар, сидела перед зеркалом и поправляла макияж.

— Тебе это не нужно, — сказал он машинально.

За полгода их тайного романа Зейн ни разу не видел Кайлу без макияжа. Где бы они ни проводили ночь, Кайла умудрялась навести марафет, пока он еще спал, и к его пробуждению выглядела безупречно.

Она повернулась к нему с холодной улыбкой, какой он никогда прежде не видел.

— Это очень мило с твоей стороны, но, знаешь… — Она еще раз провела по губам помадой, встала, подошла к кровати. — Я готова была ради тебя притворяться, что люблю искусство, эту нудную оперу, интересоваться политикой и прочим бредом, но я совершенно не готова выглядеть как какая-то деревенщина, а тебе, похоже, именно такие нравятся.

Она издала резкий смешок, так непохожий на ее обычную мягкую и несколько даже льстивую манеру.

— Кстати, ты правда верил, что секс без обязательств — это предел моих мечтаний? Ты верил, что мы встретились случайно? Верил, что я вкалываю за гроши в картинной галерее, потому что обожаю искусство? — Она вдруг томно вздохнула. — Хотя… В постели с тобой не приходилось притворяться. Знаешь, я буду скучать по… этому.

Она присела на край кровати рядом с потрясенным Зейном, не находящим слов, не знающим, как реагировать на ее признания, и провела алым коготком по его волосатой груди, слегка царапая кожу.

Это воспоминание заставило его брезгливо улыбнуться.

— Наверное, я не должна была сегодня к тебе приходить, но подумала: один разок по старой памяти — ничего страшного. На следующей неделе моя семья официально объявит о моей помолвке с твоим братом. Так что, боюсь, некоторое время мы не сможем этим заниматься. Только не делай таких удивленных глаз! Отчасти это и твоя вина. Кстати, постарайся на свадьбе выглядеть так, будто у тебя сердце разбито. Твоему брату будет приятно.

Зейн снова улыбнулся, на этот раз устало. Он не особенно похож на отца, но, кажется, унаследовал от него слепоту к женским порокам.

Зейн смотрел на залитую луной пустыню. Хватит корить себя. Если ты знаешь свои слабые стороны, ты можешь их защитить.

Его отец прожил последние пятнадцать лет жизни, предаваясь то жалости к себе, то эфемерным мечтам, полностью потеряв связь с реальностью.

Это было жалкое зрелище.

Но у Зейна все будет иначе.

Он смотрел в темноту, снова и снова прокручивая в голове ту сцену.

— Конечно, я бы предпочла выйти за тебя. Но ведь ты не предлагал. — Кайла впервые позволила себе не сдерживать эмоции. — А я так старалась стать для тебя идеальной женщиной. Ну что ж, переждем свадьбу и продолжим наши свидания. Прелесть в том, что Халид, ну, скажем так, не в том положении, чтобы возражать. У меня столько на него компромата!

Зейн встряхнул головой, отгоняя воспоминание.

Люди иногда пишут списки того, что хотели бы сделать прежде, чем умрут. В девять рассудительный Зейн написал список того, чего он не хочет делать в жизни. Правда, некоторые пункты со временем отпали — он с удовольствием ест шпинат, и целоваться с девушками оказалось не так ужасно, как ему когда-то казалось. Но остальные пункты остались незыблемыми.

В первую очередь, он никогда не позволит себе влюбиться и никогда не женится. Он твердо решил не повторять ошибок отца.

Отношения с женщинами не просто сломали его отца — они поставили под удар всю страну, которой он правил, народ, который он должен был защищать. Маленький Зейн видел это, и любовь и уважение, которые он испытывал к отцу, постепенно сменились гневом и стыдом.

Это могло кончиться крахом для всей страны (хотя его отец вряд ли бы и это заметил), если бы шейх не был окружен умными и преданными людьми. Они прикрывали его и смогли сохранить в глазах народа образ сильного и мудрого правителя.

Зейна никто не прикрывал.

В сумраке пустыни почудилось какое-то движение. Зейн повернулся в сторону границы между Арифой и соседним Незеном и долго всматривался в темноту, пока не решил, что ему почудилось. Он было отвернулся, но вдруг снова увидел какую-то вспышку — это мог быть свет фонарика или автомобильных фар. Зейну показалось, что он слышит крики.

Свет вспыхнул снова — это определенно были фары. Зейн раздраженно вздохнул: опять какие-то туристы заблудились в пустыне и теперь просят помощи. Такие истории случались по несколько раз в неделю. Надо ехать на помощь к этим идиотам, принявшим его пустыню за Диснейленд.

Он любил пустыню, уважал ее силу и опасность.

Его считали здесь чужим, он был вынужден постоянно доказывать, что его место здесь, но это только укрепляло его внутреннюю связь с этой страной. А между тем сам факт его существования оскорблял многих ее жителей, особенно арифанскую знать. Зейна ненавидели даже сильнее, чем его мать, которая жила за границей. Было бы даже проще, если бы Зейн был незаконнорожденным, но его родители поженились, хотя у отца уже была жена и наследник. Но разве такая мелочь может встать на пути истинной любви!

Любви…

Зейн повернулся и одним махом вскочил в седло.

Люди веками оправдывали любовью все свои ошибки — от банальной измены до беспощадной войны.

Любовь — всего лишь прикрытие для крайних форм эгоизма.

Ему достаточно было посмотреть на своих родителей, чтобы понять ее разрушительную силу. Было несомненно, что отец очень любит мать. Но к чему это привело? В основном к увеличению тиражей желтой прессы.

Шейх богатого ближневосточного государства, у которого есть жена и законный наследник, теряет голову из-за оперной дивы.

Развод вовсе не был в Арифе чем-то неслыханным. Разводились и раньше. Бывало даже, что и семья брошенной жены одобряла развод, например, если та долго не могла подарить мужу наследника мужского пола, особенно если этому наследнику в будущем предстоит возглавить страну.

Но у отца Зейна уже был наследник и жена, которую он обесчестил разводом, а ведь она происходила из очень знатной и влиятельной семьи.

Шейх бросил женщину с безупречной родословной ради певички. Правда, певичка умудрилась очаровать всех недоброжелателей. Ее полюбила вся страна. А она вдруг бросила мужа и восьмилетнего сына ради сцены и вернулась в Европу. Страна ей этого не простила. Сын не простил тоже.

Но муж, ее гордый, униженный муж, человек, известный своей решительностью и бескомпромиссностью, не разлюбил ее, несмотря на предательство. Он в любую минуту принял бы ее обратно. Оба его сына это знали, возможно, поэтому они никогда не были особо близки.

Как и их отец, Халид жил прошлым. Его глаза до сих пор горели злобой, когда он смотрел на сводного брата, которого он по-прежнему винил во всех несчастиях своей семьи. Ему всегда хотелось что-то отнять у Зейна — славу, успех или, как сейчас, женщину. Но главным было именно отобрать, а не владеть, поэтому, забрав что-то у Зейна, Халид сразу же терял интерес к своему приобретению.

Потеряет ли он интерес и к Кайле?

Зейн пожал плечами. Это его больше не касается.