Золотой возраст

Кеннет Грэм

Перед вами книга о приключениях и переживаниях пятерых детей. Лиричные рассказы, полные сентиментальной грусти об ускользающих мгновеньях жизни. Воспоминания о детстве.

Тревоги и приключения

— Давайте играть в Кавалеров и Круглоголовых, — предложил Гарольд. — Ты будешь Круглоголовым.

— Братишка, — сонно ответил я, — мы уже играли в это вчера, и вообще, сейчас не моя очередь быть Круглоголовым.

На самом деле, я просто ленился, мне совсем не хотелось хвататься за оружие и изображать гражданскую войну 17 века.

Мы втроем, самые младшие, валялись в свое удовольствие в фруктовом саду. В тот веселый июнь солнце жарило вовсю, и в сочной траве, с невиданным мной раньше изобилием и разгулом, расцветали лютики. День был окрашен в золотое и зеленое. И вместо бурного «понарошку», с криками и испариной, я бы предпочел провести этот золотисто-зеленый полдень вольготно раскинувшись, и играя в самого себя, сбросить будничную шелуху и скользнуть беззаботным бездельником в сонный, мечтательным мир, золотисто-зеленых тонов! Но от Гарольда нелегко было отделаться.

— Ладно, — снова начал он, — тогда поиграем в Рыцарей Круглого стола.

И поспешно добавил:

— Я буду Ланселотом.

— Ланселотом буду я, или я не играю.

Я говорил не всерьез, просто игра в рыцарей всегда начиналась с такого спора.

— Пожалуйста, — взмолился Гарольд, — ты же знаешь, когда играет Эдвард, мне не достается Ланселот. Я уже месяц не был Ланселотом!

Я решил милостиво уступить младшему брату.

— Хорошо, я буду Тристрамом.

— Нет, — снова вскрикнул Гарольд, — Тристрама всегда изображает Шарлотта. Она не согласится играть, пока не будет Тристрамом. Выбери кого-нибудь другого.

Шарлотта не произнесла ни слова, она лишь неподвижно глядела перед собой и тяжело дышала. Возлюбленный Изольды, непревзойденный охотник и арфист был ее романтическим героем, и она скорей готова была вернуться в слезах в душную классную, чем видеть эту роль в чужом бездарном исполнении.

— Мне все равно, — сказал я, в конце концов, — буду кем угодно, хоть недотепой сэром Кеем. Давайте играть!

И вновь в истории этой страны рыцари в кольчугах пробирались сквозь лесные заросли в поисках приключений, побеждая зло; разбойники, выскочившие из кустов, пятеро на одного, были повержены и бежали в беспорядке обратно, в свои пещеры. Вновь девы были спасены, драконы выпотрошены, а великаны, по великану в каждом углу сада, обезглавлены. Вновь Паломид Сарацин ждал нас у колодца, а Брюс Безжалостный малодушно бежал, прежде чем искусно брошенное копье, его кошмар, его проклятье, достигло цели. Вновь Камелот был украшен шелковыми, позолоченными лентами, блестевшими на солнце. Земля сотрясалась от топота копыт, небеса содрогались, когда противники сходились в поединке, и меч лязгал о шлем.

Удача в тот день была изменчива, и переходила от одного героя к другому, пока, наконец, свирепый и великий Ланселот мощным натиском не сбросил сэра Тристрама с лошади (несложная задача) и не уселся на нее сверху, угрожая расправой. Корнуолльский рыцарь, забыв о славных победах прошлого, жалобно плакал: «Отпусти! Мне больно! Ты порвешь мне платье!» И тут, сэр Кей, уже мчавшийся на помощь, остановился как вкопанный. Сквозь ветви яблонь мелькнула алая ткань, а чуть погодя до него, и его соратников, донесся беспорядочный лошадиный топот вперемешку с гулом голосов и смехом.

— Что это? — спросил Тристрам, поднявшись с земли и тряхнув кудрями.

Ланселот же отбросил оружие и устремился прочь из сада. Какое-то мгновенье я стоял, как зачарованный, потом крикнул: «Солдаты!» и бросился вперед. Сэр Тристрам быстро привела себя в порядок и побежала за нами.

Они ехали вниз по дороге, по двое, как на приятной прогулке. Алый цвет слепил глаза, шпоры звякали, седла восхитительно скрипели, а всадники в ореоле поднимаемой лошадьми пыли пыхтели короткими глиняными трубками, как настоящие герои. В водовороте пьянящей славы эскадрон прозвякал и процокал мимо, мы же кричали, махали и прыгали, и один веселый кавалерист снисходительно ответил на наше приветствие. Едва они проехали мимо, мы перелезли через живую изгородь и бросились следом. Не так уж часто нам доводилось видеть солдат. С позапрошлой зимы не было ни одного. В тот безлиственный и одноцветный полдень, с оттенком пропитавшего все вокруг влажного тумана, свора собак прорвалась сквозь забор, наполнив окрестности визгом, и словно в ответ земля задрожала от глухих ударов копыт, а среди голых ветвей замелькали алые всполохи. Но эта встреча была намного лучше, ведь она предвещала новые битвы и кровопролитие.

— Будет сражение? — выпалил дрожащий от волнения Гарольд.

— Конечно, — ответил я, — мы как раз вовремя, ничего не пропустили.

Я должен был знать, пожалуй…

Свиньи и домашняя птица, с которыми мы в основном общались, могли бы просветить нас по поводу мира, царящего в эти дни на берегах нашей опоясанной морями страны. На уроках мы как раз увлекались Войной Роз, и древние предания поведали нам, как скакали рыцари по этой дороге, покинув свои дома. И теперь перед нами были солдаты, ошибиться невозможно, и куда же еще могли они ехать, если не на сражение? Предчувствуя восторг битвы, мы не отставали от них ни на шаг.

Эдвард расстроится, что все пропустил из-за гадкой латыни, — вздохнул Гарольд.

Получалось и вправду несправедливо. Эдвард, самый воинственный из нас, сидел в четырех стенах и уныло спрягал глагол amo (любить), в то время как Селина, восторженная поклонница красных мундиров, боролась с грубоватым немецким.

— Быть старшим — тяжкое испытание, — подумал я.

Мы были горько разочарованы, что эскадрон проехал сквозь деревню, не встретив сопротивления. Я объяснил спутникам, что каждый дом должен был яростно обстреливать солдат из бойниц. Но ничего подобного не происходило, да и сами солдаты вели себя легкомысленно, даже просто безрассудно.

У последнего дома неожиданный приступ здравомыслия подсказал мне обернуться к Шарлотте и сурово приказать ей вернуться домой. Девчушка послушалась, но повернула назад с большой неохотой и тяжелым сердцем. Ее очень огорчило, что она так и не увидит сраженных на поле брани героев. Мы же с Гарольдом продолжали наблюдение, готовые в любую секунду услышать хруст ломающихся изгородей и свист летящих пуль.

— Это будут индейцы, — спросил брат, имея ввиду врага, — или Круглоголовые… или еще кто-то?

Я задумался. Гарольд всегда ждал прямого ясного ответа, неуверенное предположение его бы не устроило.

— Индейцев не будет, — ответил я, наконец, — и Круглоголовых тоже. Времена Круглоголовых давным-давно прошли. Это будут французы.

Гарольд скис.

— Ладно, — сказал он, — французы так французы. Но, я все же надеялся увидеть индейцев.

— Если бы солдат ждала встреча с индейцами, — объяснил я, — я бы не пошел за ними. Потому что индейцы, когда берут в плен, снимают с пленников скальп, а потом привязывают к столбу и сжигают. А у французов нет таких обычаев.

— Ты точно знаешь? — с сомнением спросил Гарольд.

— Точно, — ответил я. — Французы обычно сажают в тюрьму, которая у них называется «Бастилия». Потом тебе передают напильник, спрятанный в буханке хлеба, и ты спиливаешь решетку на окне и скользишь вниз по веревке, а они стреляют тебе вслед, но, конечно, промахиваются, и ты бежишь к морю, что есть сил, и плывешь к английскому фрегату и… вот и все!

Гарольд явно оживился. План показался ему привлекательным.

— Если они попытаются взять нас в плен, — сказал он, — мы сразу сдадимся, хорошо?

Однако, малодушный враг все не показывался, и мы оказались в какой-то странной незнакомой местности, довольно безлюдной, в которой наверняка водились львы и начинали с наступлением сумерек свою страшную охоту. У меня засосало под ложечкой, да и Гарольд довольно сильно трусил. Меня уже начали одолевать унылые размышления на тему знаменитого мужества французских солдат, как тут офицер подозвал к себе одного из кавалеристов и отдал приказ. Отряд, от которого мы итак довольно сильно отстали, внезапно перешел на рысь и растворился в воздухе.

Я вдруг начал понимать, как глупо мы поступили, отправившись вслед за солдатами.

— Они атакуют? — немного устало, но довольно храбро воскликнул Гарольд.

— Вряд ли, — задумчиво ответил я. — Перед атакой офицер обычно произносит речь. Все вытаскивают мечи из ножен, трубят трубы и… давай попробуем срезать. Может, мы их нагоним.

Мы ринулись через поле на другую дорогу, простучали по ней башмаками какое-то время, потом снова, задыхаясь, почти потеряв надежду, побежали полем. Солнце село, начал накрапывать дождь. Грязные, запыхавшиеся, совершенно измотанные, мы шли наугад, пока, наконец, не вышли к настолько незнакомой, безликой дороге, на равнодушной белой поверхности которой не оказалось ни единого знака, даже намека, способного хоть как-то подсказать нам направление, что сомнений больше не осталось — мы безнадежно заблудились. Шел мелкий нудный дождь, начало смеркаться. Бывают моменты в жизни, когда любой человек имеет право заплакать, и я бы заплакал, если бы со мной не было Гарольда. Этот разумный ребенок считал старшего брата почти Богом, и я знал, что рядом со мной он чувствует себя в безопасности, словно отряд стражников соорудил вокруг нас стену из штыков. Но я страшно боялся, что он опять начнет задавать вопросы.

Пока я немо глазел в безответный лик природы, моих ушей достиг звук, похожий на шум колес, и пульс надежды вновь забился в моей груди. Моя радость росла и увеличивалась с каждым мгновеньем, потому что в подъезжающем экипаже я узнал коляску старого доктора. Если когда-либо Бог и появлялся из машины, то сделал он это именно теперь, когда посланный небесами друг увидел нас, остановился и выпрыгнул навстречу с веселым возгласом. Гарольд бросился к нему.

— Вы там были? — крикнул он. — Славный был бой? Кто победил? Много людей полегло?

Доктор казался озадаченным. Я быстро объяснил ему в чем дело.

— Ясно, — сказал доктор.

Он придал своему лицу серьезное выражение и озабоченно огляделся по сторонам.

— Дело в том, что сегодня битвы не будет. Ее отложили из-за погоды. Но, вы ни в коем случае не пропустите возобновления боевых действий. А сейчас залезайте в коляску, и я отвезу вас домой. Ну, вы и искатели приключений! Вас же могли принять за шпионов и застрелить!

Нам не приходило в голову, что мы подвергались подобной опасности. И эта новая опасность усилила ощущение домашнего уюта, когда мы устроились на удобных подушках в коляске и катили домой. Доктор всю дорогу развлекал нас леденящими кровь рассказами о собственных приключениях. За свою военную службу он успел побывать в каждом уголке земного шара. Со временем — разрушителем всего прекрасного — мне приоткрылась безосновательность этих историй, но что с того. Существуют вещи выше самой правды, и когда доктор довез нас до ворот родной фермы, мы окончательно примирились с тем, что битва в тот день так и не состоялась.