Жар предательства

Дуглас Кеннеди, 2015

Автор мировых бестселлеров, признанный мастер захватывающих романов, Дуглас Кеннеди отправляет читателя в головокружительное путешествие. Робин знала, что ее муж Пол не идеален. Но он сказал: им крупно повезло, что они нашли друг друга. И она в это поверила. Он умный, страстный, талантливый. Или она хотела так думать. Отправляясь с мужем в Марокко, Робин уверена, что она наконец-то сможет забеременеть. Но внезапно идиллическому и спокойному существованию приходит конец. Номер, в котором они остановились, разгромлен, повсюду пятна крови, а Пол исчез, оставив записку со словами «Я должен умереть». Робин попадает под подозрение полиции, и все в ее жизни меняется.

Глава 6

Jamais. Jamais plus. Jamais plus.

Я сидела на балконе нашего номера, наблюдая, как постепенно светлеет ночное небо. Меня все еще трясло после инцидента на улице.

Jamais plus. Jamais plus. Jamais plus.

Но мои бичующие призывы «Никогда больше так не делай…», пожалуй, имели отношение не столько к поведению тех мужчин, что пристали ко мне, сколько были направлены против собственной самонадеянности и собственного легкомыслия. И о чем я думала? Как мне вообще пришло в голову выйти ночью на улицу в поисках голоса из репродуктора? Бухгалтер во мне пытался проанализировать ночной инцидент, отделяя эмоциональную составляющую — опасность, страх — от голых фактов. Неужели они и в самом деле собирались наброситься на меня и изнасиловать? Или я просто вызвала у них любопытство?

Мой спаситель-портье принес мне мятный чай. Проворно и бесшумно он вошел в номер и поставил поднос на балконе, не разбудив Пола. Мой муж все так же крепко спал на кровати, не ведая о том, что недавно случилось. Глядя с балкона на угасающие созвездия, я пришла к выводу, что при всей гадливости и агрессивности тех мужчин сексуальное надругательство как таковое мне не грозило. Но сама я, безусловно, проявила безрассудство, выйдя ночью на незнакомую улицу. И я не прощу себе подобную импульсивность, пока не пойму, что толкнуло меня навстречу опасности.

— Привет.

В дверях, ведущих на балкон, стоял Пол, в белой джеллабе, которую ночной портье принес вместе с мятным чаем.

— Долго же ты спал, — заметила я.

— А ты?

— Почти столько же.

— А одежды моей, я вижу, нет.

— Ее стирают, прямо сейчас. А джеллаба тебе идет.

— У французов есть специальное слово для обозначения стареющих хиппи, одетых так, будто они только что выползли из наркопритона, — baba-cool. Джеллабу я никогда не носил даже тогда, когда жил здесь целый год.

— Но она прекрасно дополняет твой имидж стареющего хиппи.

Пол наклонился и поцеловал меня в губы.

— Сам напросился, да? — сказал он.

— Ода.

Теперь я наклонилась и поцеловала мужа.

— Чаю?

— С удовольствием.

Я налила два стакана. Мы чокнулись.

— À nous, — произнес Пол.

— За нас, — вторила я.

Он взял меня за руку. Мы вместе смотрели на нарождающийся день.

— Знаешь, как называют это время суток?

— Помимо «рассвета»?

— Да, помимо «рассвета» или «зари».

— Последнее определение очень поэтично.

— Как и «синий час».

В разговоре возникла пауза, пока я осмысливала это словосочетание. Потом сама попробовала его произнести:

— Синий час…

— Красиво, да?

— Красиво. Уже не темно, еще не светло.

— Час, когда все рисуется не тем, чем является на самом деле. Когда все сущее мы воспринимаем на грани воображения.

— Одновременно четко и размыто?

— Ясно и расплывчато? Загадочность под маской простоты?

— Интересный образ, — заметила я.

Пол нагнулся ко мне и пылко поцеловал:

— J’ai envie de toi^[38].

И я тоже страстно его желала. Особенно после столь долгого живительного сна. После инцидента на темной улице. В обволакивающих красках «синего часа».

Он поднял меня с шезлонга. Его ладони скользнули под мою футболку. Я привлекла его к себе. Пол уже был возбужден. Не разжимая объятий, мы дошли до кровати. Некоторое время спустя я, зубами впиваясь в его плечо, снова и снова достигала оргазма. А потом и он, застонав, задрожал в экстазе.

После мы лежали в обнимку, потрясенные и, да, счастливые.

— Наше приключение начинается, — промолвила я.

— В синий час.

Однако за окном спальни уже рассвело, светило солнце.

— Синий час миновал, — заметила я.

— До вечернего заката.

— Начало дня всегда более загадочно, чем вечер.

— Потому что не знаешь, что ждет впереди?

— Ко времени заката большая часть дня уже прожита, — объяснила я. — На рассвете еще неведомо, что случится.

— Наверно, поэтому на рассвете синева всегда более синяя. А на закате всегда более грустно. Закат знаменует наступление ночи, а значит, еще один день жизни клонится к своему завершению.

Пол поцеловал меня в губы:

— Как говорят ирландцы, «мы с тобой в полном согласии».

— Откуда ты знаешь это выражение?

— Друг один сказал, из Ирландии.

— Что еще за друг из Ирландии?

— Давно это было.

— Женщина?

— Может быть.

— Может быть? То есть ты не уверен, что тебе это сказала некая женщина из Ирландии?

— Ну хорошо, раз уж ты спросила, звали ее Шивон Парсонс. Она преподавала в Университетском колледже Дублина, неплохой художник. Год провела в университете Буффало. Не замужем. Чокнутая, как фонарь, говоря ее же словами — еще одно ее любимое выражение. Наша связь длилась, может быть, месяца три, не больше. И было это двенадцать лет назад, когда мы с тобой даже не подозревали о существовании друг друга.

Пол так много утаивал о своей жизни до знакомства со мной, хранил ту свою жизнь за семью печатями: «Вход воспрещен». А я в глубине души ревновала мужа к его прошлому. Ревновала к женщинам, которые близко знали его до меня. Ни один мужчина не доставлял мне столь полного наслаждения, как он, и мне претило, что на свете есть другие женщины, которые испытывали то же, что и я, во время интимной близости с ним. Думая сейчас обо всем этом, я понимала, что веду себя нелепо. Глупо. Глупо. Глупо. Так же глупо, как и минувшей ночью, когда вышла на темную улицу.

— Прости, — прошептала я.

— Не извиняйся. Просто будь счастлива.

— Я счастлива.

— Рад это слышать, — сказал Пол, целуя меня.

— Проголодался? — спросила я.

— Умираю с голоду.

— Я тоже.

— Но в таком наряде вниз я не пойду.

— А мир за окном манит. Неужели ты в самом деле думаешь, что кому-то есть дело до того, что ты одет, как местный?

— Мне есть дело.

— А мне — нет, — заявила я. — Надеюсь, мое мнение что-то да значит.

— Значит. Но я все равно дождусь свою одежду.

— По-моему, есть фильм, в котором один из героев произносит такие слова: «Пойдем со мной в касбу^[39]?», да?

— Шарль Буайе^[40] говорит эту фразу Хеди Ламарр^[41] в «Алжире»^[42].

— Впечатляет, — сказала я. — Так пойдем со мной в касбу.

— Здесь это называется не касба, а сук^[43].

— В чем разница между касбой и суком?

— Загадка, — ответил Пол.

Примечания

38

J’ai envie de toi. — Я желаю тебя (фр.).

39

Касба — в первоначальном значении — «цитадель» по-арабски. Название «касба» принято прежде всего в странах Магриба. В Марокко под касбой подразумевают ограниченное стенами крепостное сооружение на территории медины (старого города).

40

Шарль Буайе (1899–1978) — амер. актер французского происхождения; четырежды номинировался на премию «Оскар».

41

Хеди Ламарр, урожденная Хедвига Ева Мария Кислер (1914–2000) — популярная в 1930–1940 гг. австрийская, затем американская актриса кино, а также изобретатель.

42

«Алжир» (Algiers) — амер. фильм (1938 г.) амер. режиссера Джона Кромвеля (1887–1979).

43

Сук (рынок) — торговая часть и коммерческий центр города в арабских странах.