Глава 4. Перед тревогой
Вернувшись домой, Кристофер застал папу на кухне. Тот молча сидел за столом, держа в руках длинный коричневый конверт. Чай на столе давно остыл.
— Папа! — окликнул его Кристофер. — Это что у тебя?
Отец не ответил.
— Официальная почта? — уточнил мальчик. — По какому поводу?
Папа покачал головой.
— Не знаю.
— Может, учёба отменена?
Папа снова покачал головой:
— Нет, это из министерства обороны.
— Так распечатай.
Папа моргнул.
Кристофер подвинул стул и сел рядом.
— Ты волнуешься?
— Я совсем недавно вернулся с войны, — проговорил отец. — И мне было очень трудно жить так далеко от вас. Что, если они хотят снова призвать меня?
— Даже если и так, то в этот раз тебя отправят на какой-нибудь местный аэродром. Ехать за границу не придётся.
— Пока нет, — вздохнул папа. — Но когда-нибудь нам придётся вернуться во Францию, чтобы воевать там.
— И тогда мы уже победим.
— Это ещё неизвестно. Ты не знаешь, как это. — Папа бросил письмо на стол и закрыл лицо руками. — Я не хочу, чтобы меня призвали. О господи! Значит ли это, что я трус?
— Конечно, нет. — Кристофер протянул руку, бережно взялся за отцовскую ладонь и крепко сжал дрожащие пальцы. — Ты один из самых смелых людей, каких я знаю.
Они так и сидели молча, пока домой не пришла мама.
— Что это с вами? — спросила она. — Кто-то умер?
— Нет, — покачал головой Кристофер.
— Я думаю, они хотят, чтобы я вернулся на службу, — выдавил папа. — Вот письмо.
— И что там написано?
Они молча уставились на неё.
— Дайте его сюда. — Схватив конверт, мама резким движением вскрыла его. Внутри лежало несколько бумаг. Она быстро просмотрела первую.
— Ну, что? — спросил папа. — Куда меня направляют?
Мама подняла взгляд.
— Никуда. Ты остаёшься здесь насовсем. Это приказ о демобилизации. Они считают, что из-за ранения в ногу ты стал непригоден для воинской службы.
Отец резко выдохнул.
— Правда?
— Это же замечательно! — воскликнул Кристофер.
— Не так уж и плоха моя нога, — внезапно сказал папа, протягивая руку за письмом.
— Минуту назад ты переживал, что тебе придётся вернуться в армию, — заметила мама.
— Знаю, — кивнул папа. — Но они не могут вот так взять и назвать меня непригодным.
— Ладно, мальчики. Я сдаюсь, — вздохнула мама. — Кто будет рыбу с картошкой по такому случаю?
— Я! — оживился Кристофер.
Папа листал бумаги.
— Негоден! Ничего себе! И что они думают — я теперь должен сидеть дома, как домохозяйка?
— Одна домохозяйка, что рядом с тобой, — угрожающе прошипела мама, — провела сегодня весь день за рулём бензовоза: ездила по Лондону и меняла колёса на пожарных машинах.
— Я не тебя имел в виду, дорогая, — проговорил папа, похлопывая её по руке. Мама бросила на него гневный взгляд, но он этого не заметил. — Я квалифицированный мастер по ремонту двигателей. Кто должен чинить все эти истребители, как они думают?
— Те, кто не был на волосок от смерти и не числился пропавшим без вести много месяцев подряд, вот кто, — ответила мама.
— Но каждый человек должен заниматься своим делом!
— Ты своё уже сделал, — вздохнула мама. — Никто не может требовать от тебя большего.
— Но…
— Купи трески и жареной картошки на троих, Кит, — сказала мама, поворачиваясь к Кристоферу и доставая деньги из сумочки. — И постарайся не съесть их по пути.
— Так это же самое приятное! — улыбнулся тот.
— Если увидишь Альберта, не подпускай его.
— Да, мама.
— И не забудь уксус.
— Хорошо, мама.
— И сдачу верни.
— Конечно, мама.
— Одна нога здесь — другая там, ясно?
— Да, мама! — прокричал мальчик, выбегая на улицу.
* * *
— Папа, я придумал, чем тебе заниматься, — заявил Кристофер чуть позже. — Иди к нам, в пожарные наблюдатели. Мама теперь в регулярной пожарной бригаде, так что нам с Альбертом нужен помощник.
— Сравнил тоже — ВВС и бригаду ПВО.
— Представь, что это просто другой род войск, — ответил Кристофер.
— Ты не прав, — возразил папа. — «Зажигалки» тушить — это занятие для стариков и детей.
— Неужели? — хмыкнула мама.
— Я хотел сказать, что для них это серьёзное и важное занятие. Но не для мужчины.
— То есть для Альберта, к примеру, оно не годится, да? — уточнила мама. — Он же ещё в прошлую войну был награждён медалями за отвагу, а в эту — за тушение пожаров.
— Мне кажется, тебе стоит поменьше с ним общаться, — буркнул папа.
Мама вскинула голову:
— Это ещё почему?
— Сама знаешь.
— А я не знаю, — вмешался Кристофер.
— Что ты хочешь этим сказать? — не унималась мама.
— Не надо на меня всех собак вешать, — ответил папа. — Я имел в виду только то, что мы его почти не знаем.
— Ты, может, и не знаешь, — не унималась мама. — А мы отлично знаем — мы с ним пуд соли вместе съели.
— Альберт — настоящий герой, — подтвердил Кристофер.
— Неужели? — скептически фыркнул папа.
— Вне всякого сомнения, — кивнула мама. — Все здесь уверены в его героизме. Все пожарные наблюдатели, и твой сын в том числе.
Папа посмотрел на Кристофера так, будто впервые его увидел:
— Кто? Кит!
— Не знаю, чем мы, по-твоему, занимались в твоё отсутствие, — продолжала мама, — но на счету некоторых из нас не одна спасённая жизнь.
— Слушай, — примиряюще сказал папа, — я знаю, что вам тут непросто пришлось, и я не представляю, как вы каждую ночь выдерживаете все эти бомбёжки, но фронт — это всё-таки другое дело.
— А никто и не говорит, что то же самое, — пожала плечами мама. — Нашёл, о чём спорить, тоже мне: какая смерть пострашнее.
— Дорогая, я не это имел в виду. Я знаю, как много для тебя значит эта пожарная бригада…
— Не только для меня. Для всего Лондона.
— Даже премьер-министр так сказал! — воскликнул Кристофер. — Пап, бригады пожарных наблюдателей — это правда очень серьёзно. И нам нужна твоя помощь.
— Сомневаюсь, — буркнул папа.
Мама вздохнула:
— Тебе бы пошло на пользу какое-нибудь занятие.
Папа покачал головой. Он уже ходил в паб — пропустить кружечку пива, но все его друзья сейчас были или в торговом флоте, или на военных базах на севере страны. Заглянул он и в мастерские, где многие годы, до войны, конструировал судовые двигатели: теперь здесь был завод, на котором множество женщин в комбинезонах собирали запчасти для самолётов. Руководил всем этим толстый сын бывшего хозяина.
— Мне надо найти работу, — проговорил папа.
— Ты же получишь пенсию от ВВС, — удивилась мама, перебирая стопку бумаг на столе. — Тебе она должна полагаться!
— Дело не в деньгах, — пояснил папа. — Я не могу целыми днями сидеть вот так без толку.
— Работа в бригаде ПВО — это очень ответственно, — принялся за своё Кристофер.
— Перестань уже, Кит, — остановила его мама. — Это не каждому под силу. Может, твой отец и не справится.
— Это ты о чём? — насторожился папа.
— Ты постепенно привыкнешь к бомбоубежищу.
— Терпеть не могу это убежище! — воскликнул он. — Там жутко пахнет.
— Извини, дорогой, но теперь твоё место там, — покачала головой мама.
— Не буду я прятаться, как испуганный кролик!
— Но это же для твоей собственной безопасности, — настаивала она.
— Но вы-то двое остаётесь снаружи!
— Это другое дело. Мы на дежурстве.
— Я же, наверно, тоже мог бы чем-то заняться.
— Это не так просто, как кажется, — покачала головой мама. — Во-первых, ты не сможешь подниматься по лестнице на наблюдательный пост из-за ноги.
— Смогу, если понадобится, — отрезал папа.
— Вряд ли.
— Я гораздо моложе Альберта, а он же поднимается как-то!
— Ну да, — согласилась мама. — Но он довольно ловкий старик.
— Вот посмотришь!
Кристофер хихикнул. Папа за время отсутствия, похоже, успел многое забыть, и в том числе то, как ловко мама умеет заставить его делать то, чего он не хотел делать.
* * *
Пару недель спустя папа медленно поднялся по лестнице на пожарный наблюдательный пост и встал рядом с Альбертом и Кристофером. Сняв с крючка свою каску — единственную, которая была целой, — он надел её и посмотрел вниз, на город и реку.
— Добро пожаловать к нам, на вершину мира, — поприветствовал его Альберт.
— Какая красота, — вздохнул папа. — Даже не скажешь, что война идёт.
«Неправда», — подумал Кристофер.
Прямо впереди вдоль дороги чернели развалины, которые совсем недавно были рядом домов, разрушенных бомбёжкой неделю назад. А ещё кварталом дальше, невидимые отсюда, тянулись руины складов и улиц, погибших в пожаре всего за одну, ту самую, ужасную зимнюю ночь. Кристофер смотрел на лондонские крыши и трубы и вспоминал летевшие вниз кирпичи и плясавшие в небе языки пламени, дым и пот, разъедающие глаза, жуткую жару, страх и усталость. Такую усталость, что не было сил передвигать ноги, но он всё равно бежал вперёд по горящей улице. А потом ещё раз всё то же, но в другом столетии.
— Последнее время тут довольно спокойно, — проговорил Альберт. — Будем надеяться, так и останется.
Около часа они простояли, переминаясь с ноги на ногу, согревая озябшие пальцы тёплым дыханием, глядя на небо и на крыши, пытаясь расслышать гул бомбардировщиков и тихо переговариваясь. Город внизу готовился ко сну.
— Полнолуние сегодня, — сказал папа. — Отличная лётная погода, чёрт побери.
— Прошлой ночью они бомбили Ливерпуль и Халл, — вздохнул Альберт. — Сегодня они точно вернутся.
— Вдруг немцы сюда не явятся, — предположил папа. — Могут и куда-то в другое место слетать.
— Они всегда сбрасывают несколько бомб на Лондон, — ответил Кристофер.
— Наверное, хотят держать нас в напряжении, — кивнул Альберт, поёживаясь и сильнее закутываясь в шарф. — До чего ж холодно-то, а! И не скажешь, что на дворе почти лето. Я уже не чувствую ног, а ведь солнце только что село. Такими темпами я к полуночи в ледышку превращусь.
— Будешь ходячим говорящим снеговиком? — рассмеялся Кристофер. — К тому же усатым. Хотел бы я это видеть!
— Задира он, твой парень, — улыбнулся Альберт, оборачиваясь к папе. — Но по части замечать самолёты лучше его, пожалуй, во всей Англии не сыщешь мальца. Он слышит бомбардировщики, когда те только взлетают из Франции.
— Правда?
— Альберт немного преувеличивает, — откликнулся Кристофер. — Но ты, пап, мог бы и не так откровенно удивляться.
— А я и не удивляюсь, — пожал плечами тот. — Когда дело касается тебя и твоей матери, меня, кажется, уже ничем не удивишь.
— Погоди ещё говорить, — прищурился Альберт.
— А что?
— Вот будет бомбёжка — тогда посмотришь, какова твоя семья в деле.
Папа грустно улыбнулся:
— Хотел бы я, чтобы никому из нас больше не пришлось делать ничего подобного.
— А я хотел бы, — в тон ему откликнулся Кристофер, — не забывать фляжку с чаем на кухонном столе.
— Ты забыл её? — воскликнул папа. — Вот это уже и впрямь опасно!
— Именно! — подхватил Альберт. — Я срочно звоню в полицию. Это прямая угроза жизни.
— Ты боишься умереть без чая?
— Я боюсь тебя придушить!
Кристофер рассмеялся.
— Я схожу за ним чуть попозже, не беспокойся.
— Да уж сделай милость, сынок, — кивнул Альберт. — А то мы не доживём до утра.
Он до сих пор не мог простить руководству пожарных, что они запретили держать на наблюдательных постах керосинки. По их мнению, это было пожароопасно. И это в городе, где с неба каждую ночь сыплются зажигательные бомбы! Альберт тихо выругался в адрес чиновников, заседающих в кабинетах Вестминстера. Что они знают о том, каково это — стоять ночью на крыше, когда пальцы, кажется, вот-вот отвалятся от холода? В таких условиях чашка чая нужна человеку как воздух, хотя бы раз в час: хоть на войне, хоть в мирное время.
Зазвонил телефон, и все разом вскочили. Трубку взял Альберт, несколько раз что-то грубо буркнул в неё и резким движением опустил назад на рычаг.
— Это мой старый приятель Шайнер, из штаба. Говорит, чтоб мы смотрели в оба. Они сегодня ждут неприятностей.
— Откуда им знать? — спросил папа.
Альберт пожал плечами.
— У них свои методы. Я думаю, какие-то информаторы у немецких аэродромов. Этакая система раннего оповещения. В любом случае это всё, разумеется, тайна, и болтать о том, что мы тут слышим, не стоит.
Папа кивнул:
— Ясно.
— Они стягивают в центр города все пожарные помпы.
— Вот чёрт! — выдохнул Кристофер.
— Это дурной знак, да? — уточнил папа.
Кристофер посмотрел в глаза Альберту и увидел в них те же чувства, которые охватили его самого: ужас, странное возбуждение и внезапно отяжелевший где-то на дне желудка ужин.
«Не позволяй себе слабости. Не бойся».
— Может, пора включить сигнал тревоги? — спросил папа.
— Не раньше, чем поступит приказ, — покачал головой Альберт.
Они помолчали, вглядываясь в постепенно темневшее небо.
— Не нравится мне всё это, — сказал Альберт. — Чувствую себя, как тогда, в декабре. Пять месяцев прошло, а я всё никак ту ночь не забуду.
— И прилив сегодня опять, — кивнул Кристофер.
— Плохо дело.
— Почему? — вмешался папа.
— При крупных пожарах мы качаем воду из реки, — пояснил Кристофер. — Если получается погрузить в неё рукава пожарных насосов.
— Он что, не рассказывал вам, как отличился? — удивился Альберт.
Папа покосился на сына. Кристофер легонько пнул Альберта ногой. Незачем папе знать о том последнем большом пожаре. Только зря волноваться будет.
— Ну, может, так плохо и не будет уже, — проговорил Кристофер.
— Разумеется, — откликнулся Альберт, подмигивая.
Понял, отлично.
— В выходные всегда жарче, — пояснил он, оборачиваясь к папе. — Бомбардировщики не дают нам отдохнуть даже денёк.
— В том-то и дело, — кивнул папа. — Они пытаются вымотать нас, чтобы мы устали и сдались.
— Если они чего и добились, так это нашей жуткой злобы на них, — хмыкнул Альберт. — Не хотел бы я оказаться на месте того сбитого немецкого лётчика, что недавно выпрыгнул с парашютом над Лондоном. Его колотили противогазами по голове половина юношеской футбольной команды и мисс Меркл из галантерейной лавки.
— Да, парни-зенитчики нынче славно работают, — кивнул папа. — В газете писали, что за последнее время сбито девяносто бомбардировщиков.
— И девушки, — добавил Кристофер.
— Что?
— Прожекторами, которые подсвечивают в небе самолёты, чтобы артиллеристы могли прицелиться, управляют в основном женщины.
— Ох, не по мне всё это, — поморщился папа. — Мир очень изменился, да, Берт?
— Все хотят быть полезны, — пояснил Альберт.
— Даже женщины и дети?
— Женщины и дети особенно, — откликнулся Кристофер.
— Ну, — вздохнул Альберт, — давайте надеяться, что эта ночь будет скучной и сонной.
Папа кивнул.
И в этот момент Кристофер услышал гул самолётов.
