Стая

Кейт Стюарт, 2020

В юности я заболела. Сразу внесу ясность. В юности я верила, что истинные, по-настоящему достойные внимания истории любви состоят из страданий или потребности в колоссальных жертвах. Вот почему моя вера была так крепка – потому что я вынудила себя верить. Я породила сущего мазохиста в сердце романтика, что и стало причиной моего недуга. Мне это было неведомо, когда я проживала свою историю, свою исковерканную сказку, поскольку была юной и наивной. Я поддалась искушению и вскормила этого пульсирующего монстра, который с каждым ударом, с каждым толчком, с каждым вздохом алчно желал больше. Трипл-Фоллс был совсем не таким, каким показался сначала, как и мужчины, которые приняли меня под свое крыло. Но чтобы быть с ними, мне пришлось стать соучастницей их секретов. Секретов, которые стоили мне всего. Вот в чем необычность вымысла в сравнении с реальностью. Нельзя прожить заново историю своей любви, потому что она заканчивается, как только ты понимаешь, что живешь ею. Во всяком случае, так было со мной и мужчинами, которым я доверила свое глупое сердце. Спустя столько лет я убеждена, что сама претворила свою историю в жизнь под натиском болезни. И все понесли наказание.

Глава 3

— Эй, Дневная Услада! — раздается за спиной веселый возглас, когда я иду по парковке. — Подожди!

Нахмурившись, я поворачиваюсь и вижу, как ко мне между рядами машин пробирается Шон. Уперев руки в бока, я испепеляю его взглядом, а потом оказываюсь вынуждена смотреть на него снизу вверх из-за разницы в росте.

При ярком дневном свете он гораздо великолепнее, чем показалось вначале. Приходится взять себя в руки, чтобы не таращиться на парня с глупым видом. От его внешности я немею: взъерошенные светло-русые волосы с прядями платинового оттенка, загорелая кожа, нереальное телосложение и карие глаза, в которых читается превосходство. А еще крепкий нос с небольшой горбинкой на переносице и гармоничной шириной крыльев. А его губы… только одни его губы привлекают мое алчное внимание. Шон высовывает язык, просунув его в пирсинг в углу рта, и выпячивает полную нижнюю губу. Он проводит взглядом по моему телу, и на его лице появляется ухмылка. Я вволю любуюсь им, медленно оглядывая ярко выраженное адамово яблоко, широкие плечи, и спускаюсь ниже и ниже. Почти всю левую руку покрывает большая татуировка: над локтем начинается темный кончик покрытого перьями крыла и поднимается до самой шеи.

— Меня не так зовут.

— Извини, — ослепительная улыбка, — не смог устоять.

— Уж постарайся.

От его смешка по коже бегут мурашки.

— Обязательно. Это было довольно смело.

— Ну, да. Я не настроена на эту работу. Это условие моего наказания.

Шон хмурится.

— Наказания?

— Из-за моей фамилии. Меня вынудили проработать здесь год, поэтому я это заслужила. Наверное. — Я пожимаю плечами, словно не сказанула только что лишнего из-за озлобленности.

— Хм, ты не одна такая. Я и сам не в восторге от своего возвращения.

Он старше меня. Думаю, Шону около двадцати пяти. Его невозможно не заметить из-за безумной привлекательности и соблазнительного аромата — кедра и чего-то еще, что я никак не могу определить. Невозможно устоять перед его сбивающей с ног энергетикой. Чем дольше он стоит под золотыми солнечными лучами, тем сильнее их впитывает. Меня настораживает, что от одного взгляда на него я так сильно нервничаю. Но не виню себя, потому что взгляд у него не менее наглый. Сегодня утром, несмотря на довольно угрюмое настроение, я принарядилась и сейчас рада, что не пожалела усилий. Я стою перед Шоном в черном сарафане в белый горошек длиной до колена и с завязками на шее. Я распустила волосы, и они гладким шелком струятся по плечам. Даже потратила время, чтобы накрасить ресницы и нанести обильный слой блеска на губы, которые теперь облизываю, и Шон опускает на них взгляд.

— Сесилия, верно?

Я киваю.

— Чем планируешь заняться?

— А что?

Шон проводит рукой по небрежно взъерошенной шевелюре.

— Ты же новенькая в городе? Здесь неподалеку у меня с соседями по комнате есть одно местечко. Сегодня собираемся, подумал, может, захочешь с нами.

— Я, пожалуй, пас.

Он наклоняет голову, изумленный моим быстрым ответом.

— Почему?

— Потому что я тебя не знаю.

— В том и суть приглашения. — Его губы, возможно, и шевелятся в обмене любезностями, но глазами он меня так пожирает, что становится неуютно.

— Мой прокол на знакомстве, похоже, дал тебе неверное впечатление обо мне.

— Я не строю никаких домыслов, клянусь. — Шон поворачивает руки ладонями вверх, и на правом запястье показывается вытатуированный туз, как будто он прячет в рукаве козырную карту.

Остроумно.

Он подмигивает, и возникает ощущение, будто Шон только что поцеловал меня в щеку. Дома из интересных занятий только чтение и плавание, а еще есть подозрение, что этим я и прозанимаюсь все лето. Я окидываю его строгим взором и протягиваю руку.

— Покажи свое водительское удостоверение.

Изогнув густую светлую бровь, Шон вытаскивает кошелек и отдает мне права. Я забираю протянутую карточку, смотрю на нее и на него. Между его губ свисает сигарета, и Шон щелкает черной титановой зажигалкой, а я перевожу внимание обратно на его права.

— Ты же в курсе, что курение убивает?

— Кто-то же должен перенять дурные привычки моего старика, — тут же отвечает он.

— Альфред Шон Робертс, двадцать пять лет, по гороскопу Дева. — Я делаю снимок его прав и отправляю сообщение Кристи.

«Если меня найдут мертвой, то виноват этот чувак».

Она тут же начинает печатать ответ. Да, я понимаю, что она офигевает. Фотография плохо передает его реальную внешность. Она выводит из себя и кажется неуместной в этом городе.

— Отправляешь для подстраховки смс? — спрашивает Шон, поняв, что я делаю.

— Именно. — Я отдаю ему права. — Если не доберусь до дома, ты станешь главным подозреваемым.

Он обдумывает мое заявление.

— Ты вообще веселишься?

— В каком смысле?

— Во всех смыслах.

— На самом деле нет.

Шон смотрит на меня с таким… напряжением, его поза становится неуверенной, словно он прикидывает, не забрать ли обратно свое приглашение. Несмотря на то, что я слегка обижена, решаю облегчить ему задачу.

— Я так понимаю — проехали. Не бери в голову, до встречи…

— Дело не в этом, просто… — Шон обхватывает шею ладонью. — Господи, здорово я все испортил. Просто эти парни, они… ну, они…

— Шон, я была на куче вечеринок. Я не Красная Шапочка.

Ответом мне становится ухмылка. Шон приминает сигарету коричневым ботинком с пятнами от масла.

— Вот и хорошо, ведь мы не хотим, чтобы волк взял след.

— Так куда именно ты меня приглашаешь?

Он дарит мне ослепительную улыбку, которая бьет прямо в сердце.

— Я же тебе говорил. В одно местечко.

Стоит быть начеку, особенно из-за его нерешительности, но я несказанно заинтригована.

— Веди.

Мы подъезжаем к двухэтажному дому — единственному в тесном переулке. Остальные дома на этой улице стоят довольно далеко друг от друга, чтобы каждому хватало личного пространства. Этот район очень отличается от того, в котором я провела детство. Я выхожу из своей «Камри» и подхожу к машине Шона — классическому автомобилю, от которого я изо всех сил старалась не отставать по пути сюда. Машина ярко-красная, похоже, недавно отполирована и идеально его дополняет. Оставшиеся парковочные места по кругу и вдоль улицы занимают такие же машины: либо классическое натертое до блеска железо с мощными движками, либо огромные грузовики, в которые так сложно забраться.

— Красивая, — говорю я Шону, когда он выходит из машины и закрывает дверь. Его глаза скрыты за винтажными темными очками в стиле Элвиса из Вегаса. На другом парне они смотрелись бы смешно, Шону очень шли. Отводя взор, я провожу пальцами по глянцевой поверхности машины. — Что это за модель?

— «Шевроле Нова 69»

— Мне очень нравится.

Белоснежная улыбка.

— Мне тоже. Пойдем.

Я смотрю на подъездную дорожку и ясно вижу, что дом с коричневыми ставнями годится для холостяков. Ничего особенного — лужайка довольно ухоженная и чистая, но ей не хватает какой-то изюминки. На крыльце собралась небольшая компания, и некоторые уже повернули головы в нашу сторону.

В приступе внезапной социофобии я резко останавливаюсь. Шон продолжает идти вперед, и я отстаю от него на несколько шагов. Когда он понимает, что меня рядом нет, то поворачивается, и я прижимаю запястье к другой руке.

— Кто здесь живет?

— Я и еще два парня. Они мне как братья, и оба кусаются.

— Обнадеживает.

Он поднимает очки на макушку и настороженно на меня смотрит.

— Может, нам стоит поехать в другое место.

— Правда?

Шон размашистым шагом подходит ко мне и говорит спокойным тоном:

— Знаешь, признаюсь: там, на заводе, я принял тебя за бульдога, а ты щеночек.

Я злобно смотрю на него.

Шон тыкает мне пальцем в лицо, на его губах тут же появляется улыбка.

— Вот теперь да, такое выражение лица — и ты покинешь этот дом целой и невредимой. Получится у тебя ходить с такой физиономией?

— Не понимаю. Разве они тебе не друзья?

Он уверенно поднимает руку и убирает с моего плеча волосы. Я даже не шелохнулась.

— Дернись ты, я бы отвез тебя в другое место, но ты пересилила себя. Просто не обращай внимания на подколы, как игнорировала мои, и справишься.

Он берет меня за руку, и мы поднимаемся мимо той компании на крыльцо, замерев у входной двери.

— Кто это? — доносится голос с качелей на крыльце. Он принадлежит парню, который обнимает девушку, и оба смотрят на меня с интересом. Я практически читаю на лицах обоих: «Мы не особо рады чужакам».

— Новенькая с завода. Сесилия, это Джеймс, а это его девушка Хизер. — Шон кивает на столпившихся у ограждения парней, которые внимательно меня разглядывают, попивая пиво. — Рассел, Питер, Джереми, Тайлер.

Они все кивают мне, и по спине пробегают странные мурашки, но не совсем неприятные. Почему-то это напоминает дежавю. После знакомства Тайлер смотрит на меня дольше остальных, и я замечаю кончик крыла под краем его футболки, когда он подносит пиво ко рту. Мы не отводим друг от друга взгляда до тех пор, пока меня не уводят в дом.

Несмотря на надвигающиеся сомнения, здесь я чувствую себя комфортнее, чем в доме отца, и с каждым шагом пытаюсь напитаться этим ощущением. Переступив порог, я осматриваю безукоризненный дом. Стены явно недавно покрасили, а мебель еще новая. В гостиной никого нет, кроме увлеченно болтающей на диване парочки. Парень бегло окидывает меня взглядом, кивает Шону, пока тот ведет меня к раздвижной стеклянной двери. Оказавшись в патио, я прихожу в бешенство, а волосы на затылке встают дыбом. Меня как будто выставили напоказ, что недалеко от правды, потому что задний дворик кишмя кишит людьми. Из рядом стоящего барбекю валит дым, как и изо рта некоторых, кто стоит рядом с забором, огораживающим двор. Слева от нас длинный стол, забитый людьми, которые пьют шоты и играют в карты. Похоже, это сборище скоро перерастет в нешуточную вечеринку. Шон ведет меня в центр, где рядом со скамейкой для пикника стоят холодильники, доверху забитые пивом.

— Симпатичное местечко.

— Спасибо, мы старались. Пива?

— Я… — Я замолкаю, намереваясь вписаться несмотря на то, что выделяюсь на фоне остальных, как неопытная белая ворона. Когда я пила в последний раз, это плохо кончилось. — Да, буду одну.

Он откручивает крышку с бутылки сидра.

— Думаю, это девчачий напиток.

Я делаю глоток, распробовав, еще один. Губы Шона приподнимаются в непристойной улыбке.

— Ну как?

— Неплохо.

— Полагаю, стоит спросить, сколько тебе лет.

— Достаточно взрослая, чтобы голосовать, но пить возбраняется законом.

Он опускает голову.

— Не настолько юная. Через несколько недель исполнится девятнадцать.

— Черт. — Он внимательно на меня смотрит. — А я полагал, что это я добавлю тебе проблем на голову.

Я дважды стучу по лбу.

— Вот такая я коварная.

— Ты проблема, — говорит он, смотря мне в глаза. — Я вижу.

— Я безобидна.

— Нет, это не так. — Шон медленно качает головой. — Совсем не так. — Он вытаскивает пиво из холодильника и, не отрывая от меня взгляда, открывает крышку. — Проголодалась?

— Умираю от голода, — честно признаюсь я. В животе урчит от запаха, заполнившего двор.

— Скоро приготовится. — Один из парней, играющих на крыльце в карты, машет Шону, устремив на меня пытливый взгляд. — Ничего, если отойду на секунду?

— Хорошо.

— Скоро вернусь.

Шон отходит, и я пялюсь на его задницу. Позади меня раздается женский смех, и обернувшись, я вижу идущую ко мне девушку. Она красива, с длинными светлыми волосами, светло-голубыми глазами и, по моему мнению, идеальным телом. Миниатюрная, с приятными формами. Из-за последнего скачка роста я возвышаюсь над ней со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами. От отца мне достались голубые глаза и темно-рыжие волосы, а от мамы — немного непропорциональное телосложение. Грудь второго размера мне компенсирует пышная задница.

Девушка широко улыбается.

— Не могу тебя винить, его зад такой подтянутый, что четвертак отскочит.

— Неужели это так очевидно?

— Немного. — Она достает из холодильника сидр, откручивает крышку и отпивает. — Но мы все тут пялимся на эту задницу. Я Лайла.

— Сесилия.

— Откуда знаешь Шона?

— Я его не знаю. Повстречала сегодня на инструктаже.

Она морщит нос.

— Ты работаешь на заводе?

— Завтра первая смена. Только вчера сюда переехала.

— После окончания школы я работала на заводе несколько лет, но больше вытерпеть не смогла. Все местные жители работают на этом заводе или когда-то работали. Владелец тот еще козел. У него тут где-то свой замок. — Она поворачивается ко мне. — Я понимаю, почему местные там работают, но ты-то зачем устроилась на такую работу?

— Я дочь этого «козла».

Она наклоняет голову, чуть округлив ясные голубые глаза, а потом смотрит туда, куда ушел Шон.

— Не врешь?

— Да, и, поверь, я сама в ужасе.

— Ты уже мне нравишься. — Лайла отпивает сидра и окидывает взглядом двор. — Новый день — та же хрень.

— Они часто так собираются?

— О да… — Она отмахивается, как будто эта тема ей неинтересна. — А откуда ты переехала?

— Пичтри-Сити, недалеко от Атланты.

— Почему решила сюда перебраться?

Пожав плечами, отвечаю:

— Родители-одиночки, в этом году мать передала эстафету.

— Паршиво.

— Да уж.

Она смотрит мимо меня, кивнув парню с крыльца, который позвал Шона. На сей раз его взгляд устремлен только на нее. Внешне он не сравнится с Шоном, но что-то в нем привлекает внимание — особенно внимание Лайлы. Она со знанием дела улыбается ему и поворачивается ко мне.

— Нельзя оставлять своего мужчину одного, даже с друзьями. Такого мужчину, который без тебя никак не может обойтись. А мой мужчина как раз не любит делить мое внимание с другими. — Она закатывает глаза, когда он с раздражением дергает подбородком. — А у тебя был в Атланте парень?

— Нет.

Лайла продолжает смотреть на него, и они обмениваются демонстративными взглядами, словно оба ревностно относятся к общению с другими. Потом обращается ко мне:

— Что ж, надеюсь, ты найдешь себе развлечение в Трипл-Фоллс.

— Возможно. — Я поднимаю бутылку к губам и понимаю, что сидр кончился. Лайла достает нам новые бутылки и передает одну мне.

— Я лучше пойду к нему. Подваливай, если хочешь.

— Спасибо, я лучше подожду Шона здесь. Рада познакомиться.

— Еще увидимся, Сесилия.

Она уходит ленивой походкой, садится на колени к своему мужчине и льнет к нему, а он дает волю рукам. Он едва заметно, но властно ласкает ее бедро большим пальцем, пока она что-то шепчет ему на ухо. Немного завидуя, я отворачиваюсь. У меня давно не было серьезных отношений, и порой я скучаю по такому ритуалу.

Чем больше я смотрю, тем сильнее понимаю, что эти люди — семья. Похоже, только я здесь посторонняя, и тогда понятно, почему на меня пялятся со всех сторон. Не привыкшая к тусовкам, я понимаю, что соскучилась по Шону, который ушел вечность назад. Я стою посреди двора, чувствуя себя не в своей тарелке. Из открытого окна на втором этаже доносится музыка, и я подхожу к забору, из-за которого частично видны горы. Может, я и переехала из пригорода Атланты к горам в какую-то глушь, но даже мне по душе эти живописные виды.

Ты веселишься?

Нет. В старших классах я бывала на паре-другой вечеринок, но всегда предпочитала уйти пораньше. Я прекрасно знаю протокол и стиль поведения, необходимый для того, чтобы стать своим на таких сборищах. Однако, мне не было так же комфортно на тусовках, как Кристи, которая знала всех и вся. Кристи всегда была моим буфером, и мне жаль, что сейчас она не со мной. Ни разу я не танцевала на столе после выпитых шотов и не занималась случайным сексом. Мой послужной список в этом отношении чист. Я всегда была скорее интровертом, сторонним наблюдателем и боялась натворить дел или потерять лицо.

По прошествии времени я жалела, что не совершила приемлемых промахов и не была чуточку храбрее. Но месяц назад я прошла эту стадию ради своего непримечательного диплома и образа девушки, прячущейся на последних страницах выпускного альбома — «как там ее звали?». Теперь-то до меня дошло, что здесь, среди незнакомых людей, я могу стать кем угодно. Я знакома только с Шоном, который с легкостью раскусил меня еще при первой встрече. Кристи во многом права касаемо моей роли в отношениях с мамой. Она несколько лет умоляла меня снизить градус серьезности. Может, еще не слишком поздно перестать быть тихоней, а стать девушкой, которая живет моментом?

Больше походя на мечтателя, чем на палача, я прислоняюсь к забору и допиваю остатки сидра, зачарованно смотря на вечнозеленые залитые дождем горы, как вдруг чувствую, что рядом кто-то стоит.

— Шон уже тебя бросил? — рядом раздается голос. Я поворачиваюсь и вижу Тайлера. Он положил руки на забор, а на лице его и в карих глазах — дружелюбие.

— Да, — машу я бутылкой. — Но я без претензий. Тащусь от вашего диджея, пью и любуюсь видом. Тайлер, если не ошибаюсь?

Он отвечает улыбкой с ямочками.

— Верно.

— Тоже работаешь на заводе?

— Нет. Сейчас работаю в гараже. Только вернулся из Гринсборо, где служил в резервных войсках последние четыре года.

— Правда?

Он проводит руками по своим волосам, отросшим на сантиметр.

— Правда.

— В каком подразделении?

— Морская пехота.

— Понравилось?

Он усмехается.

— Не настолько, чтобы делать на этом карьеру. Четыре года в пехоте, четыре в резерве, но, считаю, время прошло с пользой.

— Добро пожаловать домой, моряк. Спасибо тебе за службу.

— Всегда пожалуйста.

Мы чокаемся бутылками.

— Среди машин возле дома есть твоя?

— Да, моя «C20» шестьдесят шестого года.

Я хмурюсь, он смеется.

— Ярко-зеленый пикап с черной крышей. — Он сияет от гордости, а я исподтишка его разглядываю. Ростом чуть ниже Шона, но тоже мускулистый. У него добрые глаза, темно-карие в обрамлении черных, загнутых от природы ресниц. Видимо, в этих горах нет недостатка в сексуальных мужчинах. Кристи была бы в восторге. Они забавные и привлекательные, хотя вряд ли кто-то из них в моем вкусе. Но с каждым глотком сидра чувствую, что в голове складывается определенное мнение. И пока я не встретила бицепс, который мне бы не приглянулся. От этой мысли в сочетании с сидром я хихикаю.

— И о чем ты сейчас подумала? — приподнимаются уголки губ Тайлера, вознося его улыбку на новый уровень.

— Просто… вчера я жила в одном месте, а теперь стою во дворе незнакомого человека.

— Безумие, куда тебя может завести день, да?

— В точку.

— Поверь мне, здесь это дело житейское, — говорит Тайлер и придвигается ближе. От его хищного взгляда шея покрывается мурашками.

— О чем ты?

— Поторчишь с нами подольше, сама увидишь.

— Ну, пока мне тут нравится, — протяжным тоном произношу я, зная, что за меня начинает говорить сидр.

— Рад слышать. — Он немного теснит меня к забору. Не для того, чтобы напугать, но так я чувствую тепло летнего солнца, исходящее от его тела.

— Не лезь, тупица, она только что пришла, — говорит Шон, влезая между нами. Приподняв бровь, он смотрит на меня. — А где твоя злобная мина?

Я показываю на бутылку сидра, намекая, что все пошло наперекосяк, и чувствуя тепло во всем теле, когда Шон у меня ее забирает.

— Пойдем, накормлю тебя.

Тайлер улыбается мне поверх загораживающего плеча Шона.

— Еще увидимся, Сесилия.

— Очень надеюсь. — Я наклоняю голову, чтобы он увидел мою улыбку.

— Как знал, что ты устроишь проблему, — медленно произносит Шон и качает головой. Затем он ведет меня за руку к накрытому столу для пикника, где есть мясо разных видов и куча гарнира. Мы с Шоном едим, и трудно не обращать внимания на взгляды, которые на нас бросают в нашем крохотном мирке, изолированном от толкотни вечеринки.

— Забей на них, — с набитым ртом говорит он и в шутку приказывает, наставив на меня палец: — И не забывай про злую физиономию.

— А почему мы не едим вместе с остальными?

Меня окутывает мягкий лесной аромат.

— Не против, если я пока приберегу тебя для себя?

— Вот как? — Я откусываю, стараясь спрятать улыбку, потому что пока не уверена, хочу ли посылать ему какие-нибудь сигналы. Когда мы только сели за стол, нас разделяло всего несколько сантиметров, а теперь наши колени соприкасаются, стоит наклониться друг к другу. За трапезой у нас завязывается непринужденная беседа. Шон рассказывает, что переехал в Трипл-Фоллс, когда ему было пять лет, и нашел друзей, с которыми теперь живет вместе. Шон, Тайлер и еще один их сосед переехали в дом неделю назад. Это была одна из причин, по которой они устроили такое сборище, вторая — чтобы отпраздновать возвращение Тайлера. После окончания школы Шон работал и на заводе, и в гараже, а его семье принадлежит ресторан на Мэйн-стрит, который является неотъемлемой частью сообщества Трипл-Фоллс. Шон рассказывает о себе так, словно он открытая книга, но в его глазах столько тайн. Кажется, будто его слова расходятся с мыслями.

Слопав целую тарелку, я чувствую, как наливаются тяжестью ноги от взглядов, которыми мы обмениваемся. Я не в состоянии изображать равнодушие и потому украдкой посматриваю на Шона, когда он отвлекается на опоздавших гостей. Вечеринка разгорается не на шутку. Начинает садиться солнце, а разговоры становятся громче. Я стою посреди двора рядом с Шоном, держа наполовину выпитую бутылку сидра. Он болтает с Тайлером и Джереми, соприкасаясь со мной руками.

Дрожа от предвкушения, я вполуха слушаю их разговор, слишком увлеченная мыслями, «а что, если» эти тайные прикосновения к чему-то приведут, и распространившимся по венам теплом от алкоголя. Когда Шон намеренно проводит пальцем по моей руке, я снова чувствую уже знакомое покалывание в теле. Это четкое и незыблемое ощущение, что за мной наблюдают.

Только я начала чувствовать себя раскрепощенно, как обрела новую паранойю. Я осматриваюсь, пытаясь найти причину, ищу в толпе, пока мои голубые глаза не встречаются с режущим взглядом серебристо-серых глаз… но меня пригвождают к месту не столько эти глаза, сколько их хищный взгляд.

Сквозь туман в голове доносятся слова Шона: «Ведь мы не хотим, чтобы волк взял след».

У меня чувство, будто это как раз тот самый волк, который почуял мой запах и наблюдает, стоя на расстоянии нескольких метров.

Вокруг него все веселятся, вечеринка в самом разгаре. Мы пялимся друг на друга, и он полностью оказывается в поле моего зрения. В третий раз за сегодня я испытываю влечение и замираю от того, какой оно силы.

Я не могу разорвать этот зрительный контакт. Он смотрит на меня так, словно обдумывает свой следующий шаг.

А в следующую секунду идет прямо на меня.

Черт!

Я поднимаю подбородок, а он шагает через весь двор, окутанный темной завесой мужской красоты. Сразу за выраженным вдовьим мысом лежат пышные, густые ониксовые пряди, такие же темные брови над серебристыми глазами с многообещающими намерениями. Между высокими скулами — изящный нос и… его рот.

Он словно только сошел с подиума. Одет во все черное, от футболки до армейских ботинок без шнуровки, язычок которых свободно свисает, как и мой при его приближении.

Тело покалывает от адреналина, и я стараюсь не отводить глаза, но задираю подбородок повыше назло молчаливой угрозе его взгляда. Но никакая злобная мина не спасла бы меня от его самодовольной манеры держаться и холода, который исходит от его серых глаз.

— Черт, — слышу бормотание Шона, когда мужчина подходит к нам. — Брат, я же говорил, что она со мной.

Он отводит от меня глаза, проникающие в саму душу, и я слышу его властный низкий голос:

— Она, черт тебя подери, ребенок. Дочь твоего босса. Хватит ей пить. Да и вообще. — Он поворачивается ко мне. — Тебе пора.

Я хмурюсь.

— Не будь жопой.

Мысленно проговариваю свои слова. Ага. Так я и сказала.

Честное слово, на секунду у него подергиваются губы, но он тут же рявкает на Шона:

— Она уходит.

— Остынь, чувак. Сесилия, это Доминик.

— Доминик, — донельзя озадаченная, повторяю я.

Господи, Сесилия, малолетки и те хитрее.

— Мой брат совершил ошибку, решив тебя пригласить. Ты должна уйти.

— Вы братья? — Настолько непохожих внешне людей я еще не видела.

— Не совсем, — поправляет стоящий слева Шон.

— Ты и правда меня выгонишь? — пьяно спрашиваю я у Доминика. Может, сидр крепковат, но ладошки до сих пор покалывает от переглядываний.

— Разве ты не восемнадцатилетняя дочь Романа Хорнера? — Он брезгливо поджимает губы, в каждом его слове слышится легкий акцент. Зрителей прибавляется, и я жадно глотаю воздух, который вдруг становится плотнее от напряжения.

— Уверена, я не первая несовершеннолетняя девушка, которая пьет на твоих вечеринках, — огрызаюсь я, чувствуя, что все на меня смотрят. Доминик мог отвести Шона в сторонку и попросить от меня отделаться, однако решил опозорить у всех на виду. — И через две недели мне исполнится девятнадцать, — добавляю я самый жалкий довод в свою пользу.

На лице Доминика появляется выражение смертельной скуки.

— Я что, тебя чем-то обидела? Да и вообще, тебе самому-то сколько? — спрашиваю я, и он испепеляет Шона взглядом, словно ведя с ним молчаливую беседу.

— А что? — Доминик снова смотрит на меня. — Запишешь в свой дневничок, украшенный бабочками и стразами?

Слышу вокруг смех и чувствую, как горят от смущения щеки.

Господи, Сесилия, умолкни.

— Да пусть останется, Дом, — высказывается с патио Лайла. — Она никому не мешает.

Доминик тщательно обводит меня взглядом, но дергает подбородком в немом приказе.

— Дом, да… — заговаривает Шон, и я поднимаю руку.

— Ну и ладно, я ухожу. — Я смотрю на Доминика, униженно переминаясь с ноги на ногу. Это доставляет ему удовольствие, и в его холодных глазах я вижу свое трусливое отражение.

Он поворачивается, собираясь уйти, но я останавливаю его, положив руку ему на предплечье. Допив остатки сидра, бросаю бутылку ему в ноги.

— Упс, — прикидываюсь я пьяной дурой.

Скрежеща зубами, словно мое прикосновение обжигает, он медленно переводит на меня взгляд, хмуря темные брови, словно вопрошая «какого хрена?».

— Ты выгоняешь меня со своей вечеринки. Знаешь, мог бы сказать, как приятно было со мной познакомиться. Так делают вежливые люди.

— Меня еще ни разу не обвиняли в вежливости.

— Это не обвинение, — гаркаю я, а Шон чертыхается и начинает меня уводить. — А банальные правила приличия, козел. — Видимо, сидр добавил в мою речь акцент пьяного английского пирата, или я пересмотрела сериалов на «BBC». Я пьяно хихикаю, и Шон подхватывает меня на руки.

— И такой симпатичный козел, — растягиваю я слова.

Отовсюду доносятся смешки, а полные губы Доминика дергаются в некоем подобии улыбки. Я ерзаю в руках Шона, чтобы он меня опустил.

— Знаешь, я проблема, — умничаю я, и слева раздаются улюлюканья. — Просто спроси своего брата. — Чувствую бедром, как трясется от смеха грудь Шона, пока он несет меня через гостиную на улицу.

Шон относит меня к подъездной дорожке, ставит на землю и оглядывается назад с виноватой улыбкой.

— В чем проблема, черт возьми?

— Я же тебя предупреждал, — улыбаясь, говорит Шон. — Он часто кусается, без предупреждения лает.

— Обязательно было меня позорить?

— Он от такого кайфует. Должен признать, что все оказалось лучше, чем я думал.

— А я думаю, что все прошло довольно хреново, — заплетающимся языком спорю я и понимаю, как сильно ударил в голову сидр.

Нахмурившись, Шон внимательно на меня смотрит.

— Я отвезу тебя домой, не против? А завтра утром заеду за тобой, чтобы ты забрала свою машину.

— Ладно, — фыркаю я, и он открывает мне дверь. Сев спереди, я от злости скрещиваю на груди руки. — Меня как будто только что поставили в угол. — Я поворачиваюсь к Шону. — Я неконфликтный человек. Извини, не знаю, какой бес в меня вселился.

— Да Доминик и монашку доведет до белого каления.

— Да неужели!

Шон хмыкает и, захлопнув тяжелую дверь, с сочувствием на меня смотрит.

Я сползаю по сиденью.

— Дело в моем папе, да?

Он кивает.

— На него работает половина гостей на этой вечеринке.

— Вряд ли его интересует, что происходит в свободное от работы времени.

— У него длинные руки.

— Ага, ну а я взяла за правило ни черта ему не рассказывать. Ты можешь мне доверять. И я уже взрослая.

Он постукивает по губе, которую я не заметила, как выпятила.

— Ты чертовски милая. И красивая. Но, давай по-честному, слишком юная и хорошая, чтобы тусоваться с такими мудилами, как мы.

— Я бывала на многих вечеринках, просто никогда не принимала в них активное участие. И вы, мудилы, мне нравитесь. Кроме того козла.

— Уверена в этом?

— Он меня не впечатлил. — Не совсем правда, ведь, пока он не открыл свой рот, я вволю им налюбовалась.

— Нет?

Я медленно качаю головой, и Шон убирает с моего плеча прядь волос. Парень так сильно на меня действует, что я начинаю льнуть к нему, когда он так на меня смотрит. Знаю, что из-за опьянения утратила бдительность, но не могу списывать все на алкоголь. Шон обезоруживает, и влечение между нами действительно есть.

— Тогда ты со мной, — произносит он низким голосом, обхватывает мой подбородок и проводит большим пальцем по ямочке на нем.

— Меня устраивает. — Когда Шон медленно убирает руку, я чувствую нехватку его тепла и пристегиваюсь. От такого развития событий голова идет кругом. — Спасибо за сегодняшний день. Было весело.

Он заводит машину, и я чувствую, как от вибрации под голыми ногами по венам бежит огонь. Шон замечает мое волнение.

— Нравится?

— Да. — Я качаю головой. — Никогда не ездила на такой машине.

Он внимательно меня разглядывает, атмосфера в салоне накаляется.

— Скажи, о чем ты сейчас подумал? — спрашиваю я, повторив ранее сказанный Тайлером вопрос. Голос у меня немного охрип от дыма и пристального внимания этого бога Солнца.

— В другой раз.

Он срывается с места, и я хихикаю — поездка домой так же кружит голову, как и события последних часов. Окна опущены, ветер развевает мои волосы. Шон мчится по пустынным дорогам, ведущим ко дворцу моего отца. По салону разносятся тяжелые басы, в динамиках поет старый южный рок. Я высовываю руку из окна и дышу, в груди все бурлит от перспектив будущего. Я смотрю на Шона украдкой и вижу многообещающий блеск в его глазах, легкую улыбку на губах.

Это начало отличного лета.