Отторжение

Катя Райт, 2023

Рита Грейсон переезжает в другой город и идет в новую школу. Все складывается удачно: она быстро заводит друзей и набирает популярность в классе. Но у Риты есть один маленький секрет – ее брат Питер. Он ведет жизнь затворника и не выходит даже на задний двор. И все из-за ужасного шрама на пол-лица. Однажды под дверью Грейсонов возникает огненно-рыжий одноклассник Риты Шон. Он приходит, чтобы предложить Питеру дружбу. Шон – изгой в школе, и Рита не уверена в искренности его намерений.

Питер

Я спускаюсь сделать себе сэндвич. Люблю, когда дом пустой, когда никого нет, когда даже мое ровное дыхание как будто отлетает от стен неслышным эхом. Наверное, только в такие моменты я и могу чувствовать себя по-настоящему свободным. Моя свобода теперь в одиночестве, в стенах дома. Моя свобода быть невидимым, не выходить, не общаться с людьми. Моя свобода — прятать себя, потому что то, что некрасиво, должно быть спрятано. Разве не может быть такой свободы? Разве свобода — это не выбор, который ты делаешь исходя из обстоятельств? Разве свобода — это не то состояние, в котором тебе удобно и комфортно? И разве состояние это не может меняться?

Два квадратика хлеба на разделочном столе — как абсолютно одинаковые картины в галерее современного искусства. От них приятно пахнет дрожжами. Я мажу один горчицей, отрезаю ломтик помидора, когда слышу шум в гостиной и голос Риты. Она кричит, что вернулась из школы не одна. Я замираю в панике.

— Привет! — слышу радостный незнакомый девичий голос. — Питер, так ведь?

Я сжимаю рукоятку ножа так сильно, что она вот-вот прожжет ладонь. Мне хочется воткнуть острие прямо в толстую разделочную доску. Хочется вонзить его со всей силы в кусок говядины или себе в руку. Неужели маленький клочок моей свободы для Риты ничего не значит? Не так уж много у меня осталось. И это после ее настырных попыток вытянуть меня из дома! Последние несколько месяцев мы часто обсуждали это. Да я только это и слышал! И теперь такое? Она привела подружку? Это выглядит как злая издевка.

— Привет. — Стараюсь выглядеть вежливым, поворачиваюсь левой стороной лица.

Рука, сжимающая нож, срывается, и лезвие полосует по пальцу. Я порезал себя. На секунду в голове все заволакивает туманом. Я по-прежнему сжимаю нож. Ломтики помидоров, куски хлеба, упаковка соуса, кухонные шкафы и дрожащие пальцы начинают вращаться, как в калейдоскопе. Никогда не понимал, как люди могут причинять себе вред. Много раз я думал об этом. Что движет теми, кто идет на это, смелость или слабость? Вот так взять и порезать себя намеренно — нужна ли для этого храбрость или достаточно крайней степени отчаяния? Не сказал бы, что с моей стороны это отважный поступок. Скорее, неконтролируемый. Это как когда необъезженный жеребец сбрасывает наездника, срывается с привязи и мчится галопом прочь. Кто-то посторонний вторгается в мое пространство. Кто-то проникает в мой мир и грозит разбить его. Вирус, нарушивший иммунные барьеры, теперь опасен.

— Простите, — говорю, — я порезался. — Наспех заматываю руку полотенцем и быстро ухожу.

Не прощу этого Рите. Даже не передать, как я злюсь на нее. Пытаюсь отвлечься Эйнштейном или Ганди, но буквы разбегаются по страницам и еще больше бесят. Швыряю книги в угол одну за другой.

* * *

— Что это было такое? — Перехватываю Риту прямо у двери, когда она возвращается домой вечером.

— Отпусти! Больно! — просит она.

Я даже не заметил, как сильно сжал ее руку. От злости. От обиды. От того, что ей сегодня было совершенно на меня наплевать.

— Какого черта! — цежу сквозь зубы и разжимаю пальцы. — Это было подло!

— А что, мне нельзя привести подругу в гости? — Рита пытается нападать, и меня это взрывает.

— Хотела ее со мной познакомить? — шиплю.

— Нет, — очевидно врет она и тут же уходит в оправдания. — Ну а что такого? Питер, почему бы тебе не познакомиться с моими друзьями…

— Потому что они не захотят на меня смотреть!

— Ты несправедлив…

— Как будто ты не знаешь!

— Я же могу на тебя смотреть, и мама, и папа! — Рита едва не плачет. — Мы же знаем, какой ты на самом деле…

— Можешь на меня смотреть, да? — рычу и не могу остановиться. Как будто все эти два года где-то внутри меня тайно копилась злость и теперь вырвалась, сорвав запоры. — Так смотри!

Я поворачиваюсь в анфас. Меня чуть только не трясет от ярости. Кажется, я никогда не испытывал ничего подобного.

— Можешь смотреть на меня? — повторяю, и сестра не отворачивается. Сжимает губы, но не отводит глаз. — А я не могу! — обрываю.

Больше мне нечего сказать. Ухожу к себе и сижу в комнате весь вечер.

Уснуть никак не получается. Конечно, родители узнали о нашей ссоре с Ритой, и папа приходит ко мне. Осторожно стучится, входит в комнату.

Конец ознакомительного фрагмента.