Хочу женщину друга

Катя Лоренц, 2020

Она: Матвей – моя подростковая безответная любовь. С годами чувства к нему стали только глубже. И о чудо! Он ответил мне взаимностью. Я была бы счастлива, если бы не вмешался его друг и не украл меня. За мной охотится банда убийц с татуировкой волчьей пасти. И только Эмин может меня защитить, но хочет за помощь слишком много. Меня. Он чемпион, не привык проигрывать, но я просто так не сдамся! Она обычная невзрачная мышка. Увидев меня, пугается и убегает. Ерунда? Но вот беда. Хочу ее. И мне плевать, что она женщина моего друга. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Расплатилась с таксистом, он вытащил из багажника чемодан. В горле ком, когда смотрю на кованые двухметровые ворота с позолотой, на ухоженный газон, на увядшие розы, которые я сама сажала. Давно, когда могла называть это место своим домом.

Осенний ветер бросает под ноги жёлтые листья. Я нажимаю на звонок. Оглядываюсь, когда машина такси трогается с места и, поравнявшись с розовым кабриолетом, скрывается за поворотом. К воротам подходит незнакомый охранник. Неудивительно. Мачеха заменила всю прислугу после того, как отправила меня жить в студенческое общежитие.

— Что вам? — лает верный пёс мачехи.

— Гони эту шавку в спину! — Командует белобрысая грымза и достает из машины ворох пакетов со знаменитыми логотипами, громко хлопает дверью.

Я приосанилась, выдержала взгляд змеюки с достоинством.

— Привет, Эльвира.

— Что тебе надо? Неясно? Вали отсюда! — Теплый прием, нечего сказать. Она приблизилась, передала пакеты охраннику. Меня душит сладковатый запах парфюма. Но я не отступаю. Я больше не та заплаканная толстая девочка, над которой она любила издеваться вместе с дочерьми. Вздернула подбородок.

— Куда свалить? Может, сразу к семейному адвокату? Сказать, что ты не исполняешь волю моего отца и не пускаешь меня в дом? Что тогда будет? Не боишься сама остаться на улице? — змея шипит, на ботоксном лице ни одной морщинки. От многочисленных операций лицо изменилось, в особенности глаза, стали раскосые, как у кошки.

— Это больше не твой дом! Мало того, что я содержала тебя все эти годы.

— Не ты! Это отец оставил мне трастовый фонд.

— Теперь ты совершеннолетняя, — продолжает она, не обращая внимания на мою реплику. — Пойди, поработай!

— Обязательно воспользуюсь твоим советом, «мамочка», — я знаю, как её бесит это обращение, поэтому так и обращаюсь. Лицо Эльвиры белеет. — Я буду здесь жить. Хочешь ты этого, или нет. Папа оставил за мной это право. — Эльвира, стуча каблуками по каменной плитке, идёт вперёд. Кинула охраннику ключи, приказывает загнать розовое уродство в гараж.

Не дождавшись приглашения, иду следом. Второй громила ловит меня за руку и спрашивает у хозяйки, что со мной делать.

— Пропусти, — не вижу Эльвиру, но уверена, у нее сейчас перекошенное от злости лицо.

Иду, глаза жжёт от слез. Смотрю на качели, которые отец подарил на мое шестилетие, на развесистый дуб, в ветвях которого любила прятаться от отца. Я до сих пор тяжело переживаю утрату, хотя прошло уже восемь лет.

Папа был для меня сродни божеству. Самым любимым и добрым.

— Я выделю тебе комнату на первом этаже.

— Та, что для прислуги? — мачеха разворачивается, алые губы растягиваются в подобии улыбки.

— Тебя что-то не устраивает? — ухмыляется мачеха. — Завещание обязывает меня выделить тебе угол, но там не сказано какой именно, — сжимаю ручку чемодана, пальцы белеют. Ничего. Я справлюсь. Ради того, чтобы мачехе жизнь не казалась медом, я все вытерплю. Я позабочусь о «мамочке», доведу её до истерики, узнаю, что тогда случилось с отцом на самом деле. А потом уйду.

Мачеха открыла дверь, пропуская внутрь.

— А где Тося? Это же ее комната была? — небольшого роста девушка, обычная на вид, но у нее прекрасная душа.

— Выгнала за воровство, — я закипала от ненависти к мачехе. Думала, получится держать себя в руках, но эта… выгнала Тосю, у которой и нет никого, сирота она. Как она выпустилась из детдома, устроилась к нам в дом. Влюбилась в отца, но он относился к ней как к дочери. Когда отец женился, она проревела целый день, сидя в этой комнате.

— Скорее всего, она сказала правду. А её ты не любишь. — Мачеха хмыкнула и вышла.

…Солнышко ярко светит, иду через заброшки, радостно подпрыгивая. Уроки закончились раньше и это радовало. Был ещё повод. К моим противным сестрам, придет мальчик, их ровесник. Матвей.

Как только смотрела в эти голубые топазы-глаза — сердце приятно ёкало, щеки краснели. Он мне нравится. Очень.

Я сотню раз написала его имя в розовом дневнике. Я для него всего лишь малявка, шестиклашка. Но смотреть-то на него можно?

Проходя мимо полуразрушенного садика, вижу папин автомобиль. Из выхлопной трубы валит дым, папа как то странно повернул голову на бок.

— Уснул, — улыбаясь, подкрадываюсь. Хочу напугать его. Как обычно, сказать «бу», и отец, как обычно, испугается, погонится за мной, чтобы защекотать.

— Бу! — говорю, открывая дверь машины. Но он не реагирует, даже не повернулся. — Пап! — трясу его за ворот рубашки. Но он не поворачивается. Мои пальцы мокрые, растерянно смотрю на алые пальцы.

— Па… — разворачиваю его лицо, и ору в немом крике открыв рот, жадно хватая воздух. Его глаза неестественно белые, в них застыл страх. Папа никогда ничего не боялся. На мощной шее красная полоса, из которой бежит кровь.

— Нет, — отступаю на шаг, ноги подкашиваются, и я падаю в грязь. Я понимаю, что отец мертв. Я столько ужастиков посмотрела. Но в жизни это намного страшнее.

Дикий животный вопль рвется из груди, распугивает ворон, они с карканьем срываются с голых веток тополя»

Вскочила на кровати, продолжая кричать. Опять вернулись эти кошмары. Не знаю, с чем это связано, с тем, что я вернулась в этот дом, или из-за годовщины со дня смерти отца. Схватилась за горло. Так больно, словно это моя шея перерезана.

Надев белые носочки, иду на кухню. Достаю из холодильника бутылку минералки. После крика горло сушит. Делаю глоток, холодная жидкость остужает. И я прихожу в себя.

Слышу, как чьи-то каблуки стучат по ступеням, оборачиваюсь и вижу Василину, старшую дочку Эльвиры.

На ней тонкий кружевной пеньюар, белокурые волосы взлохмачены. Она стала полным клоном своей мамочки. Точно так же накачала и грудь, и губы. На папины деньги.

Мне завидно. Мои верхние девяносто никогда не были выдающимися.

— А, сиротка. Мама говорила о тебе. Приползла к нам, сердобольным. Гнать бы тебя поганой метлой.

— Попробуй, — усмехаясь, обхожу её стороной. Мне в спину летят слова, от которых холодеют ладошки и грудную клетку неприятно сдавливает.

— Ты же помнишь Матвея? Того самого, по которому ты сохла. Помнишь-помнишь. Ты всю тетрадку изрисовала. «Марина + Матвей = любовь навсегда». Так вот, мы так сейчас зажгли с ним! Он такой страстный любовник! Завидно? На тебя-то он не посмотрит, помнит, какой жирной была в детстве, — Василина начинает хрюкать. Именно так они доводили меня в детстве. Нельзя показывать, как меня это задело. Если они поймут, что мне больно, будут бить туда при любом удобном случае. Я рассмеялась, хотя мне и сложно было это сделать. Поворачиваюсь, стараюсь выглядеть непринуждённой.

— Я тебя умоляю, Васька, — зелёные глаза зло блеснули. Я знаю, ей не нравится, когда ее так называют. — Это было много лет назад. Теперь у меня все в порядке, — провела по плоскому животу.

— А сиськи у тебя так и не выросли, — пытается нащупать другие раны.

— Зато мои настоящие. И мой парень доволен, — не знаю, какой черт дёрнул меня соврать про парня?

Повернулась и натолкнулась на горячую мужскую грудь. Подняла голову, встретилась взглядом с самыми яркими голубыми топазами.

— Привет, Мариш. Как ты выросла, — самым сногсшибательным бархатным голосом, проговорил Матвей. Блуждая взглядом по моему почти голому телу.

Матвей самый красивый мужчина, что я видела в своей жизни. Я, как и раньше, теряю дар речи в его присутствии.

Он наклонился, пшеничного цвета волосы падают на чёрную бровь, густые ресницы обрамляют голубые как небо глаза. Взгляд добрый, ласковый. Он смотрит на меня и тепло разливается по телу.

Пальцы жжёт его горячая кожа. Боже! Он же голый, вышел в одних боксерах! И зачем я посмотрела туда!

Отскочила, как ошпаренная. Чувствую, как краснею и бледнею. Я ведь видела парней в боксерах, когда мы с подругой Верой ходили купаться на речку, но не испытывала смущения. Я все ещё его люблю, а думала, эта подростковая увлеченность прошла.

После смерти отца я начала заедать боль, ту дыру, что образовалась в груди, потолстела, и сестры стали издеваться надо мной…

«Достаю кусочек торта, что приготовили на день рождения Василины. Отломала кусочек маленькой ложкой и отправила в рот. Слышу, как с улицы раздается веселый смех подруг и друзей Васьки. Перед глазами всё плывет, слезы вот-вот прольются. Как они могут веселиться?

Всхлипываю и жую, заедаю боль, становиться немного лучше. Прошло всего восемь месяцев со смерти отца. Но они: мачеха, сестры, ни дня не горевали о нем. Они рады, что папы больше нет.

Издеваются, что огромная фирма, счета, дом — все досталось им по завещанию. А за мной лишь право проживать и деньги.

Я не алчная, проживу, просто становится обидно, создаётся ощущение, что я не нужна отцу. Но это не так, далеко не так! Я знаю, он любил меня!

Мачеха, когда пришла в наш дом, была такая добрая, заботливая. Первое время мы жили дружно, и с её дочерьми подружились. Но долго притворяться она не смогла, и скоро наш дом превратился в поле боя. А отец не замечал, был счастлив, что, наконец, обрёл семью, а я не хотела его разочаровывать. Терпела.

В кухню пришли пьяные сестры в компании своих подруг. Они весело смеялись, обсуждая, каким красавчиком стал Матвей. Я хотела быть незаметной, но «милые» сестрёнки», конечно, меня заметили.

— Ты опять жрешь? Хрю-хрю! Свиноматка! Скоро не пройдешь в дверь, и придется ее расширять! — они в голос засмеялись. Девчонки, подержите её. Меня схватили под руки, завернули назад.

— Не надо! — жалобно скулила, знала, что все напрасно.

— Сейчас я тебя разукрашу, — Василина взяла кусок пирога и со всего маху припечатала им о мое лицо. — А давайте ее разденем и выведем к другим? Пусть парни поржут над этой убогой.

— Нет! — там же Матвей! Я не хочу, чтобы он видел меня, мои жирные ляжки, обвисший живот. Я молила их просила, но они только громче смеялись. Тащили меня на улицу, где у бассейна веселились их друзья.

— Смотрите на эту жирдяйку! — дикий хохот потом долго стоял у меня в ушах. Вытерев глаза от слез и от липкого торта, увидела лицо Матвея. Он один не смеялся. Я готова была провалиться сквозь землю. Он видит, какая я… ни о чём, на фоне красиво одетых стройных сестер, в обычном хлопковом белье смотрелась особо убого. Матвей шел ко мне. Я застыла в ступоре.

— Никто не хочет мою жирную сестру? — подначивала Василина гогочущих парней.

— Убери ее! А то присниться такая ночью, и останусь импотентом на всю жизнь, — крикнул кто-то.

Сердце сжалось, я закрыла грудь руками.

— Заткнитесь, придурки! — Матвей сдернул свою футболку. Я видела его стройную фигуру и наметившиеся кубики, родинку слева под правым ребром. Захотелось провести по ней языком. Откуда такие ужасные мысли? Стало невыносимо жарко.

— Надень, — я послушно просунула руки в рукава футболки. Она пахла божественно. Им. Такой лёгкий морской аромат. — Пойдем, — Он обнял меня! Повел в дом! У Василины челюсть упала на землю. Самый завидный парень заступился за меня!

Я впервые после смерти отца улыбалась. Да что там! Я взлетела на седьмое небо.

— Спасибо, Матвей, — как волшебно звучит его имя вслух.

— Ты не слушай их. Марина, ты самая красивая, — и улыбнулся, отчего на щеках заиграли ямочки, глаза блестели особым блеском. Он сказал, что я красивая! Может, я ему тоже нравлюсь? И он знает! Знает мое имя! Это был конец. Я окончательно и бесповоротно влюбилась в него. Он спас меня от насмешек, пошел против именинницы. Мой прекрасный принц».

–…Марина. Ты меня слышишь? — он улыбнулся, как тогда.

— Да, прости. Встреча оказалась неожиданной, — улыбнулась в ответ. Я другая. Я много работала над собой. Я знаю, что я нравлюсь мужчинам. Но особенно мне хотелось нравиться ему. Чтобы он видел то, что и другие. Что я не та толстая девочка, что я красивая. Я взрослая.

— Может, сходим куда-нибудь? — а-а-а! Ущипните меня! Он пригласил меня! Самый богатый знаменитый холостяк Самары позвал меня. Спокойно! Не будем показывать свою заинтересованность.

— Может, ты сначала наденешь штаны? — искренне рассмеялась. И ему вроде и это понравилось.

— Красивый смех. Ты, кажется, видела меня раздетым? Разве нет?

— Ты тогда был голым по пояс. И не думаю, что моему парню понравится твое приглашение.

— У тебя есть парень? — нет. Но я не хочу, чтобы он считал меня чокнутой фанаткой, которая сохнет по нему так долго. Пусть это будет моим секретом.

— Удивлен?

— Нет, конечно. Удивительно, если бы у такой красивой крошки его не было, — крошка? Он флиртует? Мне не нравилось, когда меня так называли другие, а когда он произнес это, я пришла в неописуемый восторг.

— Старый подкат. И ты староват для меня. И, кажется, моя сестра сейчас подпалит мои волосы взглядом, — точно. Там же стоит Васька. И я слышу, как она шипит что-то.

— Доброй ночи, — погладила его по плечу в знак прощания. Не слишком ли? Да, слишком. Но очень хотелось ещё раз коснуться его кожи.

— Увидимся, — летит мне в спину.