Его настоящая девушка

Катрин Корр, 2022

Зачем узнавать мужчину, с которым не собираешься строить настоящие отношения? Для чего углубляться в его жизнь, если связь с ним ограничивается особым договором и… постелью? У Азалии есть четкий план на ближайшее будущее и откладывать его в долгий ящик она не собирается. Особенно ради мужчины. Но настойчивость Максима и завлекающий танец нежности его дерзкой натуры готово подтолкнуть Азалию к написанию новой для себя жизни, в которой обязательно есть место для настоящей любви. Правда, пока лишь в теории, ведь она не настолько глупа, чтобы потерять голову от комплиментов и ухаживаний. Да и знакомство с «родней» Максима порождает слишком много вопросов относительно его намерений. Поэтому и остается, что доверять только себе и прислушиваться к собственному сердцу. А оно, как известно, имеет огромную власть над разумом.

4

Каждый мужчина представляет опасность для женщины. Маньяки, насильники, женоненавистники, абьюзеры и даже хорошие, милые, добрые и радушные представители сильной половины человечества. Знакомясь с кем-то в социальных сетях или даже за барной стойкой, женщина, как бы старательно не напоминала себе об осторожности, хочет верить, что за маской обаятельного красавца не скрывается сумасшедший, который получает удовольствие от физического и психологического насилия над женщинами. Она забывает о самой ранимой и хрупкой части себя, потому что страх перед физической болью намного страшнее, чем перед той, что невозможно увидеть воочию.

Если мужчина разобьет любящее женское сердце, оно не рассыпется у нее на глазах на миллионы осколков. Если он растопчет её гордость, запятнает репутацию, нагадит в душу, лишит чувства самоуважения, это не отразится кровавыми порезами на коже или болезненными черными синяками. Это останется с ней, внутри нее, будет мучить, терзать, наносить удар за ударом по внутренностям, пока в конечном итоге она не упадет на колени и не признается себе, что её батарейки окончательно разрядились.

Если бы я была той, кто каждое утро выступает с пятнадцатиминутной речью перед всеми женщинами нашей планеты, я бы повторяла одно и то же: оберегайте всю себя, но без фанатизма. Сердце, душу, свои принципы, свое мнение, идеи, цели, намерения, мечты. Не имеет значения, влюблены вы, замужем ли вы, есть ли у вас всё, о чем только можно мечтать — помните, что вы у себя одна и жизнь может перевернуться по щелчку пальцев. Будьте самодостаточны и независимы от мужчины в психологическом и материальном плане. Определите для себя границы, за которые он не сможет зайти. Или, за которые вы сами не посмеете выйти. Например, мои колышки вбиты там, где заканчивается поверхностная симпатия, исключающая глубину доверия и глубину интереса к жизни мужчины. Что за этой границей мне неизвестно. И узнавать я не собираюсь.

Не собираюсь, потому что меня это не интересует.

Потому что это лишнее.

Потому что любопытство до добра не доводит.

Смотрю в экран своего телефона. Фотография Максима, сделанная, по всей видимости, на одном очень серьезном мероприятии, приковывает мой взгляд. Он смотрит в камеру, на нем черный костюм и белая рубашка, а в руке широкий стакан из толстого стекла. Его взгляд, обрамленный темными густыми бровями и двумя глубокими складками над переносицей, по-настоящему настораживает. Но в той же степени возбуждает, что совершенно неудивительно. Опасность в его серых глазах подобна алмазу, омываемому чистейшей водой бурной реки.

Смахиваю веб-страницу вверх, пробегая глазами по тексту.

«MART открывает новое будущее: пассажирский самолет, которому нет равных» — гласит заголовок статьи.

Ввожу в поисковике название компании, а минутой позже узнаю, что Григорий Март, её основатель и дедушка Максима, год назад передал бразды правления единственному внуку. Сам мужчина преподает астрофизику в одном из ведущих университетов страны и принимает активное участие в телевизионных передачах в качестве эксперта по военно-транспортной авиации.

«Март Максим Матвеевич, 33 года, неженат. Генеральный директор и владелец авиастроительной компании MART…»

Самолеты MART! Конечно же! Обалдеть, Максим конструирует «марты»!

Получил три высших образования, одно из которых в Европе. Пошел по стопам деда и отца. О матери в статье ничего не сказано. Разве что о трагической гибели родителей на крупнейшем в городе мосту.

Открываю другой сайт, но и там информация о семье Март сухая и поверхностная, что очень странно, учитывая, что деятельность этой семьи известна всей стране.

— Ты уже вернулась?

Телефон выскальзывает из моих рук и падает на пол. Я тут же поднимаю его, чтобы Максим не увидел свою фамилию на экране.

— Да. — Прочищаю горло и блокирую экран. — Какие-то проблемы?

— Что ты сразу нападаешь на меня? — усмехается он, доставая из своего командировочного чемодана большой iPad. — Как провела время?

— Супер. Твоя тетушка меня не переносит.

— Очевидно, что это взаимно, — смотрит он на меня.

— Она это знает, — натужно улыбаюсь я, оборонительно сложив руки на груди.

— Подожду тебя у бассейна, — говорит Максим. — Пока будешь собираться, я поработаю.

— Собираться куда? — хлопаю я глазами.

— В ресторан под открытым небом для двоих, — напоминает он с улыбкой. — Если, конечно, ты не хочешь присоединиться ко всем у большого бассейна?

— Не хочу.

— Я тоже, — кивает он, не сводя с меня глаз. — Поэтому, давай спокойно поедим и подышим свежим воздухом.

Максим выходит на террасу с бассейном и закрывает за собой стеклянные двери. Я вижу, как он садится на двухместный диван из ротанга и, вынув из чехла стилус, с видом самым сосредоточенным и серьезным принимается за работу. Рисует, чертит, закрашивает — всё, что делает Максим сексуально и соблазнительно. Напоминаю себе, что физическое притяжение не предусматривает разговоры по душам, поэтому мы просто поедим, а, когда вернемся, воплотим жаркие фантазии в реальность.

* * *

В сотый раз ловлю себя на мысли, что мне нравится, как Максим смотрит на меня. На мне короткое летнее платье из белого льна на тонких бретелях и открытой спиной. Оно простое, но изящное и сексуальное, а основная его игривость заключается в расклешенной юбке. Мои распущенные волосы ласкает нежный и теплый ветерок, но даже его ощутимые поглаживания несравнимы с наблюдательностью мужских глаз, оставляющих на коже невидимые ожоги.

Официант наливает в бокалы белое вино и ставит на стол закуски из фруктов, орехов и сыра. Он говорит, что через десять минут принесет наш ужин и, пожелав приятного вечера, исчезает за карликовыми пальмами.

Поднимаю глаза. Небо темное, звезд не видно, а белые фонарики на четырех бамбуковых столбах колышет ветер.

— Будет дождь, — говорит Максим и поднимает бокал. — За тебя.

— С чего вдруг? — усмехаюсь я, взяв свой.

— С того, что я так хочу. — Максим ударяет своим бокалом о мой и пробует вино на вкус. — Как прошел день?

— Познавательно. А у тебя?

— Как и всегда: размеренно и спокойно. За исключением пары моментов. — Он нарочно так соблазнительно уводит взгляд в сторону или мне просто кажется?

— Почему ты мне не сказал, чтобы я взяла с собой черное платье?

— Не понял.

— Твоя любимая тетушка указала в пригласительном, что гости должны прийти в черном. Ты не сказал мне.

— Пригласительное куда? На похороны? — хмыкает он, забросив темный виноград в рот. — Я не понимаю, о чем ты. — Мои губы трогает улыбка. Прячу смеющиеся глаза за бокалом, хотя понимаю, что Максим прекрасно видит мое настроение. — Это проблема?

— Вовсе нет. Мне пришлось сказать ей, что ты предложил мне жить вместе и я согласилась. Это проблема?

— Вовсе нет, — смотрит он на меня. — Мы ведь «уже живем» вместе. — Терпеливо вздыхаю, коротко кивнув. — Почему тебе пришлось так сказать?

— Потому что твоя тетушка охраняет тебя, как цербер, и отказывается видеть во мне твою девушку.

— Значит, ты этого действительно хочешь?

— Нет. Сара мне просто не нравится. Она холодная и неприятная женщина. Несмотря на эффектную внешность, внутри она сырая, бесчувственная и совершенно не располагающая к себе особа.

— Это называется «женская мудрость».

— Это называется «неприятная женщина», — поднимаю я бровь, приказывая себе не вспоминать слова Маргариты. Но чем больше я вижу несогласия в глазах Максима, тем сильнее становится мое желание доказать ему очевидное. — Мудрость проявляется иначе.

— И как же?

— Мудрая женщина не сует нос в чужую жизнь. Даже, если это её единственный племянник, чья девушка ей категорически не нравится.

— Тебя это задевает?

— В плане человечности да, — честно отвечаю я. — Я считаю ненормальным, когда взрослая женщина позволяет себе колкости в адрес девушки, которую по сути видит впервые и демонстрирует ей степень своего влияния на тебя. Это как-то по-собачьи что ли — метить территорию. А в плане нашей с тобой договоренности — мне всё равно.

— «Степень влияния на меня»? — усмехается Максим. — В этом мире нет никого, кто бы мог хоть как-то на меня повлиять.

— Сара так точно не думает.

— Плевать, что она думает, — бросает Максим, откинувшись на спинку стула. — Я не хочу говорить ни о ней, ни о ком-либо другом. Кроме тебя.

Максим похищает мой взгляд. Он ласкает его, убаюкивает, как ребенка, и оставляет нежный поцелуй на моих ресницах.

— Зачем ты так говоришь? — часто моргаю я.

— Я хочу узнать тебя, — полушепотом отвечает Максим. — Хочу, чтобы ты узнала меня таким, какой я есть на самом деле.

— Максим, — усмехаюсь, обведя взглядом пространство вокруг, — я не хочу этого. Я не хочу знать о тебе больше, чем предполагает наша легенда.

— Потому что боишься влюбиться в меня? — улыбается он самой очаровательной улыбкой из существующих. Влепляю себе невидимую пощечину, чтобы хоть немного отрезвить мозги. — Не паникуй раньше времени. Просто наслаждайся моментом.

— Я и стараюсь. Только твои разговоры мешают.

— Ты наслаждаешься физической близостью, — говорит Максим, опустив локти на стол. — Просто удовлетворяешь потребности организма. А ты порадуй в себе то, что находится намного глубже.

Официант приходит очень даже вовремя. Пока он ставит на стол тарелки с едой, я успеваю сотню тысяч раз напомнить себе, что не желаю знать о Максиме ничего, что способно затянуть меня в пропасть. Потому что Максим — она и есть. Я уже заглянула туда, когда побывала на просторах Интернета.

— Я обожаю свою работу, — вдруг говорит Максим, нарезая обжаренное мясо на ровные кусочки. — Мне нравится ставить перед собой цель и добиваться её. Я считаю, что процесс приносит намного больше удовольствия и пользы, чем результат. Потому что он короткий и очевидный, заточен в одно мгновение, в то время как дорога к нему длинная, порой непроходимая, но увлекательная. А ты как считаешь? Важен процесс или результат?

— Результат, — отвечаю я, немного подумав. — Потому что до него порой невозможно дойти.

— Всё зависит от человека. От его упорства, трудолюбия и желания стать лучшим.

— Не всегда, — улыбаюсь я. — Есть обстоятельства, которые бывает сложно обойти.

— Нужно просто осмотреться, подумать и прикинуть варианты.

Внимательно смотрю на него.

— Ты с трудом терпишь мнение не схожее с твоим, да?

— Когда я знаю, что прав, любая попытка убедить меня в обратном нелепа.

— Ты хотел сказать нелеп сам человек, а не его попытки, — улыбаюсь я опустив глаза. — Кажется, твоя работа сделала из тебя человека весьма бескомпромиссного с вот таким чувством собственной важности.

— Ты ошибаешься, — улыбается Максим.

— Разве ты не заметил, что мы постоянно спорим друг с другом?

— Значит не один я бескомпромиссный.

— Разница в том, что я могу промолчать, сделать вид, что не заметила, уступить, в конце концов.

— Ты и промолчать? — хмыкает Максим. — Верится с трудом.

— А ты не можешь, — продолжаю я, не обращая внимания на его веселье. Отправляю в рот кусочек запеченного перца. — Потому что ты такой же холодный и бесчувственный, как твоя любимая тетушка.

— Наш разговор снова вернулся к Саре. Почему? Она ведь тебе не нравится.

— Мне и ты не нравишься, — пожимаю плечами. — Но я сижу здесь, ужинаю с тобой и сдерживаю себя от грубых колкостей в вашу с тетушкой сторону.

Он снова улыбается, а его манящий взгляд ускользает от меня, как песок сквозь пальцы.

— Я знаю, что это не так, Азалия, — говорит Максим, опустив вилку и нож на тарелку. — Я очень даже нравлюсь тебе.

— Очередная самонадеянность.

— Непоколебимая уверенность, — подмигивает он мне. — Не противься чувствам и желаниям.

— Ого! — смеюсь я. — Ты уже и о моих чувствах и желаниях знаешь!

— А что тут не знать? Я тебе нравлюсь, — повторяет он, глядя в мои глаза. — В этом причина твоего раздражения.

Единственное, что я умудряюсь сделать, так это издать короткий и полный накалившихся нервов смешок.

— Расскажи о своей жизни до смерти отца и сестры? — просит Максим после продолжительной паузы. — Пожалуйста.

Долго и упрямо смотрю на него, пытаясь понять, что скрывается за асфальтовыми глазами. И как только у него получается за секунды меняться в лице?

— Моя жизнь была беззаботной и счастливой, — коротко отвечаю я, пряча от него взгляд. — Это всё.

— В чем заключалось счастье?

Не сдерживаюсь. Издаю такой смешок, словно передо мной пятилетний мальчишка, задающий добрые и глупые вопросы.

— В том, что у меня есть семья. Большая, полноценная и тоже счастливая. У меня есть свое пространство для жизни и творчества. Мои мечты осуществимы. Реальность их исполнения — лишь вопрос времени. У меня есть машина, — невольно улыбаюсь я, вспоминая то самое чувство. — Если мне нужно проветрить мозги, я просто сажусь за руль и еду, куда глаза глядят. Никаких гонок и экстремального вождения, просто еду. Спокойно, уверенно и под хорошую музыку. И я позволяю себе быть наивной.

Посмеявшись сама с собой, поднимаю бокал и выпиваю остатки вина. Всего один вопрос, а я уже размякла под натиском добрых, но таких грустных воспоминаний.

— Почему ты сейчас запрещаешь себе быть наивной?

Поднимаю на Максима глаза. Его внимательный и искренне пытающийся понять меня взгляд… подкупает. Он не смеется надо мной, не веселится, не пытается сообразить колкую шуточку. Сейчас Максим будто обнажает передо мной себя. Настоящего. Неподдельного. Человека, умеющего чувствовать многое.

— Потому что с ней невозможно смотреть на мир трезвыми глазами и быть ко всему готовой. В нашем доме живут четыре женщины, — усмехаюсь я. — Кому-то нужно оставаться серьезнее и хотя бы стараться быть прагматичнее. С последним, правда, у меня беда.

— О чем ты мечтала?

— Запустить собственный бренд одежды, — улыбаюсь я. — Разработать коллекцию, устроить показ, гостями которого стали бы не последние люди в городе. Эту уверенность во мне подпитывал папа. Я знала, что он поможет. Как и то, что у меня получится удивить и завоевать публику.

— А что изменилось теперь? Помимо того, что твоего отца больше нет. Ты стала сомневаться в себе? Или дело в отсутствии материальной поддержки?

— Чтобы достичь цели, нужно хорошо заплатить за дорогу, — усмехаюсь я, глянув на него. — Уверенность в себе и финансы — вещи неразделимые, если стремишься к успеху.

— А если рассчитывать, что только финансы способны привести к успеху, непременно ждет провал.

— Точно, — улыбаюсь я.

— Вот видишь, мы всё же умеем думать одинаково. — Улыбаемся друг другу, Максим наполняет наши бокалы и поднимает свой. — За тебя. Твои мечты скоро сбудутся, ведь главное из двух составляющих у тебя уже есть. Осталось дело за малым.

Тихонько ударяемся бокалами и продолжаем смотреть друг друг в глаза, смакуя вино.

— Какая у тебя была машина? — спрашивает Максим, продолжая есть.

Поднимаю на него глаза, с трудом скрывая улыбку.

— Что? — улыбается он.

— Красивая, — уклончиво отвечаю я.

— В этом я ничуть не сомневаюсь, — смеется он. — Позволь, угадаю?

— Пожалуйста!

Максим смотрит на меня так, словно пытается подобрать подходящий к моей внешности автомобиль.

— Это Audi, — без толики сомнения заявляет он. — Наши вкусы совпадают.

— Единичный случай.

— Продала из-за долгов?

— Не совсем. Когда папа и Лиана погибли, у мамы была затяжная депрессия. Она во всем видела угрозу для жизни. Даже в садовой лопате, которая просто лежала на земле. Она возненавидела мою машину, потому что та казалась ей слишком мощной и опасной для меня и всех в принципе. Я продала её. Взяла на вырученные деньги то, на чем езжу сейчас, а другую её часть потратила на путешествие по Европе. Они с бабушкой развеялись. Чуть больше месяца провели за границей, а я осталась с Розой. Они вернулись отдохнувшими, как будто оставили всю боль и тяжесть утраты там, далеко-далеко. А в смешные кредиты я влезла, потому что боялась, что это их состояние может вернуться, если его… не отгонять отвлекающими маневрами.

— Подарками в виде вазы за двадцать девять тысяч? — предполагает Максим, заглядывая в мои глаза.

— Что-то типа того, — усмехаюсь я. — Это глупо, согласна. Но я не знала, как им помочь жить после этого всего и… Неважно.

Максим не поймет меня. Он лишился родителей, будучи слишком маленьким, чтобы понимать, насколько это больно и невыносимо. Мне, конечно, мало что известно о нем, но я не думаю, что он испытывает тоску по людям, которых не помнит.

— А ты? — Максим смотрит на меня. — Кто и что помогло тебе?

— Заботы, — отвечаю я полушепотом. — О Розе, о маме и бабушке. Когда хочешь, чтобы родным людям было хорошо и спокойно, ищешь пути и возможности. План выстраиваешь, — усмехаюсь я. — А с этими поисками собственные печали уходят на второй план.

— Значит, ты готова жертвовать собственными интересами ради других людей? — спрашивает Максим с таким видом, словно ему не до конца понятны мои мотивы.

— Не «других», а родных мне людей, — исправляю я, внимательно наблюдая за мужским лицом. Оно застывает в гримасе сомнений и непониманий, которые лично у меня вызывают слишком много вопросов. В мыслях молниеносно проносятся слова Маргариты о детстве Максима. — Людей, которых я люблю. Тебе ведь это не знакомо, верно?

— Само слово «жертва» несет в себе негатив и вынужденность. Обстоятельства принуждают тебя делать то, чего ты делать не хочешь.

— Да, я не хотела продавать свою машину, потому что это была память о моем двадцатилетии. Я не хотела уезжать из города, где у меня был свой угол и возможность не отвлекаться на разговоры, чаи, кофе, детский сад, а уверенно идти к своей мечте. Если бы я не умела чувствовать, у меня бы сейчас была другая жизнь. Я бы ездила на крутой тачке, жила в квартире с зеленой террасой и смотрела на вечерний сверкающий город, наслаждаясь гулом проезжающих машин. Меня это всегда вдохновляло. Я чувствовала себя свободной от забот, которых не знала. Но есть уважение, благодарность и любовь к людям, которые сделали меня и мое детство счастливым. Это есть во мне и оно никуда не денется. Никогда. Это вовсе не жертва и не долг. Это то, как я люблю их.

— Настолько, что даже не осознаешь, как много потеряла?

Максим определенно не понимает меня. И если бы я не знала о том, что случилось с его родителями, то наверняка не стала бы сейчас искать оправдание его словам, которые воспринимаю за сущий бред.

— Я ничего не потеряла, — произношу так, словно мне неловко. — Всегда можно вернуться к началу.

А ведь мне действительно неловко говорить об этом с человеком, который так далек от всего того, что дарит, вселяет и чему учит семья. До этой минуты я даже не осознавала насколько Максим одинок и пуст. В нем есть только внешняя оболочка и неудержимое стремление работать, а что за этим завидным фасадом… Нет, это не мое дело. И вообще я уже достаточно наговорила лишнего.

— Раньше ты жила в городе? — спрашивает Максим, сохраняя задумчивость.

— Да, — коротко отвечаю я и оглядываюсь в поиске официанта. — Если ты не против, я бы хотела уйти.

— Хорошо, — соглашается Максим без лишних вопросов, что очень удивительно для его командирской натуры.

Официант предлагает нам взять с собой вкуснейший десерт. Пока ждем, когда он принесет его, Максим отвечает на телефонный звонок и использует в своей речи замысловатые термины, смысл которых навсегда останется для меня тайной. Поймав себя на мысли, что даже это способно всколыхнуть мои облака, я начинаю раздумывать над тем, что скажу маме с бабушкой послезавтра. Нужно найти правдоподобное объяснение нашему с Максимом расставанию, чтобы у обеих не поднялось давление от переживаний. В конце концов, я упоминала, что у нас не серьезно и я не вижу дальнейшего развития этих отношений. Очень надеюсь, что очарование Максима не до конца затмило им разум и они ещё помнят о моих словах.

Когда нам приносят белую коробку, перевязанную синей лентой, мы, наконец, поднимаемся и выходим из небольшого цветущего сада, украшенного россыпью крошечных белых огоньков. Наши с Максимом плечи касаются друг друга, потому что идем мы по узкой шероховатой тропинке, а над головой по железной арке вьется дикий виноград. По правде говоря, я чувствую себя той самой Азалией, которая лет девять назад бегала на свидания и судорожно соображала в уме, о чем бы ещё таком интересном поговорить с парнем, который ей нравится?

Но сейчас-то всё иначе, напоминаю я себе. Во-первых, с парнем ты отлично покувыркалась несколько часов назад, причем трижды. Во-вторых, не парень он тебе вовсе, а так знакомый на пару ночей. А, в-третьих, он тебе совсем не нравится, так что не напрягайся и наслаждайся затянувшимся молчанием.

— Ты очень красивая, — произносит Максим совершенно другим голосом. То есть, он, конечно же его, но сам тон и звучание… Если бы я не знала, каким дерзким и требовательным бывает Максим, то решила бы, что он впервые говорит эти слова девушке. Или говорит их от сердца, а не потому что от них она точно растает и секс не заставит себя долго ждать. — Странная, смешная, строптивая, сумасшедшая, но… — хмыкнув, он поворачивает ко мне голову, — однозначно неповторимая.

— Комплименты на меня не действуют. — Очень даже действуют, черт возьми. — Какими бы расчудесными они не были.

Моя фальшивая улыбка остается незамеченной, потому что Максим продолжает смотреть себе под ноги. Мне тут же становится совестно, ведь я попыталась испортить минутку пробной и, честно говоря, до мурашек милейшей романтики. Но тут же, подобно рою обозлившихся на незваного гостя пчел, моя защита больно жалит, напоминая об опасности связи с мужчиной, от которого мне советуют держаться подальше, потому что он…

«Охотник» — слышу я голос Маргариты.

«В игре» — напоминает о себе Нелли.

«Поиграется, как со всеми предыдущими, и выбросит за ненадобность» — заключает голос Сары, который оказывается самым для меня отрезвляющим.

Я и без советчиков прекрасно знаю об этом, но почему-то последние слова Максима рискуют остаться во мне на весьма длительное время, потому что мне действительно приятно их слышать.