Лидия. Таинственный мир

Катрин (Екатерина Яковлева), 2005

Лидия – сказочная страна, придуманная главными героинями сказки – сестричками Маргаритой и Долорес. Это мир, который обретает реальность благодаря магическому заклинанию из волшебной книги; мир, который начинает жить по своим сказочным законам. Яркие живые образы героев и красочное описание их путешествий, приключений и переживаний скрывают за собой многие смысловые вуали, разгадать которые под силу только самым прозорливым читателям. Автор обложки – художница Екатерина Чибизова.

Екатерина Яковлева

Лидия. Таинственный мир

(волшебная сказка-фэнтази в трех частях)

Пролог

Когда мы были детьми, все вокруг казалось таким волшебным! Каждый день был полон новых восхитительных приключений и загадок! Мы с сестрой сочиняли интересные игры и придумывали целые миры, населенные сказочными существами: эльфами, феями, троллями… Разве может быть что-то более реальным, когда веришь в это всем своим существом?!

В старом бабушкином шкафу, пахнущем гвоздикой и пылью, стоял огромный сундук с кованым замком, набитый старым барахлом. Ключ от замка был безвозвратно утерян младшим братом Эмилем… Иногда, когда мы отказывались брать его в свои игры, он напускал на себя важный, равнодушный вид и говорил, что ключ все еще у него, но он ни за что его не отдаст! А мы вдвоем забирались в душистый шкаф из красного дерева и, закрыв обе дверцы, представляли, что сундук (точнее его дно) это вход в параллельное измерение, где живут настоящие маги и ведьмы, единороги, драконы и призраки…

Какое же это было счастье сидеть вот так в темноте, сочинять на ходу невероятные сказки и есть шоколадные конфеты и кедровые орешки, припрятанные бабушкой в серванте на черный день и бессовестно похищенные нами!

Мы жили в небольшом загородном особняке, принадлежащем нашему древнему фамильному роду, увы, обедневшему. На стенах висели портреты именитых предков в старинных одеждах, строго смотрящих сквозь стекла пенсне на своих праправнуков, а в шкафах стояли различные предметы быта двухсотлетней давности — почти музейные экспонаты, которые бабушка берегла, как святыню, и отказывалась продавать! В огромной библиотеке, где Эмиль нередко проводил сутки на пролет, склонившись над географическим атласом и воображая себя первооткрывателем, были собранны тысячи книг. На самых верхних полках, куда мы не могли добраться, отец прятал «запрещенную литературу»… Помню золотистый корешок одной такой книги — Доктор А. Дж. Вебер «Учебник Белой Магии и Волшебства». Как же мы мечтали стянуть эту книгу оттуда! Но наши уловки и эксперименты всегда заканчивались печально, а в наказание мы отправлялись в старый чулан, где, по словам Эмиля, водилось злобное привидение. Чаще всего доставалось маленькой разбойнице Долли — так называл ее отец. А мне приходилось стоять во время ее заточения с другой стороны запертой двери и разговаривать с ней, чтобы не было так страшно. Сестра была младше меня всего на год и так походила на маму, которая была на половину француженкой, на половину испанкой по происхождению! Нам было пять и шесть лет соответственно, когда ее не стало. У Долли были вьющиеся черные волосы, изумительно белая кожа, огненный взгляд карих глаз. Я же, напротив, больше походила на отца — типичного ирландца. Рыжие волосы, зеленые проницательные глаза, нелепые веснушки… Иногда я страшно завидовала Долли: мне тоже хотелось выглядеть, как мама, и тогда мне казалось, что отец любит только сестру, а ко мне и брату относится с некоторой долей снисхождения. Эмиль занимал в семье особое положение и был, если так можно выразиться, бабушкиным сынком. Быть может оттого, что мама умерла во время последних родов, и вся семья изо всех сил старалась вести себя так, чтобы ребенок не чувствовал себя виноватым в ее смерти. Хуже всех это удавалось папе, его ласка по отношению к сыну была какой-то неуклюжей и наигранной, зато бабушка была для него настоящим ангелом-хранителем и защитником. Иногда, даже чересчур.

* * *

Отец служил в королевском полку гвардейцем и иногда сутками пропадал на посту. Платили не очень много, но на жизнь и содержание особняка худо-бедно хватало. Бабушка все время хлопотала по хозяйству, изобретая все новые кулинарные изыски практически из ничего. По средам и пятницам приходила гувернантка и преподавала английский, латынь, литературу, алгебру, историю и (к великой радости Эмиля) географию — пожалуй, единственный предмет, по которому он успевал.

В остальном распорядок дня состоял из обязательного чтения, выполнения домашнего задания и свободного времени, которое мы с радостью проводили на улице, если это позволяла погода, или в доме в наших любимых уголках, например на мансарде, на чердаке или все в том же шкафу… Когда у бабушки было настроение, она учила нас с Долли игре на фортепьяно. Ее тонкие длинные пальцы бегло скользили по молочным и черным клавишам, извлекая воистину божественные звуки из старенького инструмента.

Мне больше всего нравились сонаты Бетховена и Баха, а сестра обожала менуэты, польки, адажио… Мы обе были просто влюблены в музыку, может быть потому, что она напоминала о маме, часами проводившей время за фортепьяно. Помню, отдельные произведения они исполняли с бабушкой в четыре руки… Бабушка играла уверенно и твердо, и всегда сидела ровно, с идеально прямой спиной и гордо поднятой головой, а мама едва касалась клавиш пальцами и раскачивалась всем телом, желая передать эмоции через движения, через мелодию. По вечерам мы собирались всей семьей, отдавая дань традициям, и пили чай наверху, на мансарде. Летом там было просто чудесно — пели птицы, из сада доносились запахи прекрасных цветов, а от реки поднимался свежий прохладный ветерок. Мы наблюдали за закатом и обсуждали последние новости прошедшего дня! Отец с интересом слушал про наши приключения и небылицы, и сам рассказывал о своей службе, политике и экономике. Бабушка, как правило, вязала и часто вздыхала, задумавшись о чем-то своем. Мне казалось, она вспоминала маму, но эта тема была под запретом, так же как и комната, где мама умерла. Плотно запертая на ключ, она находилась в дальней части дома, уборка там была запрещена, а окна всегда были занавешены тяжелыми бардовыми портьерами. Доступ туда имел только отец и больше никто, хотя какое это теперь имело значение?!

Наша с Долли комната находилась на втором этаже рядом с комнатой Эмиля и голубой гостиной. Среди многочисленных игрушек и книг у нас были запрятаны свои маленькие секреты, о которых не знал даже брат. Мамина жемчужная заколка, почти новая губная помада алого цвета, и самое главное — ее духи. Когда было особенно грустно, мы бережно открывали полупустой флакончик и по очереди вдыхали ее тепло и любовь… В числе тайных предметов был и листочек с переписанным на скору руку магическим заклинанием, украденным Долли из отцовой «запретной» книги. Для чего оно служило никто из нас не знал, а отдельные слова были написаны так коряво, что теряли всякий смысл. Кроме того, заклинание было настолько длинное и костно-язычное, что дочитать его до конца не хватало терпения ни мне, ни сестре.

* * *

Внизу, рядом с кабинетом папы, располагалась розовая гостиная с огромным камином, над которым висели дедовы часы — маятник. Папа любил сидеть в кресле-качалке напротив камина и подолгу смотреть на огонь или листать вечернюю прессу. Рядом, на коврике, положив голову на лапы, спал наш друг — золотистый ретривер Рони. Ему наверно снилась охота или погоня за каким-нибудь злодеем, потому что лапы и уши пса нервно подергивались, а дыханье было отрывистым, как если бы он бежал.

Нам с Долли всегда хотелось, чтобы папа уделял нам больше внимания вместо того, чтобы сидеть внизу с грустным видом и думать о маме. Например, если бы он почитал какую-нибудь сказку или просто поговорил с нами по душам…

Бабушка всегда укладывала Эмиля, потому что он боялся засыпать один, а мы считались уже вполне взрослыми юными леди, которые в состоянии сами позаботиться о таких мелочах. Долли всегда удивлялась, почему в пять лет тебя все обожают и позволяют абсолютно все, а в десять ты становишься самостоятельной и никому ненужной. И я, как старшая сестра, должна была ей объяснять, что папе очень тяжело, что все дело в затянувшейся депрессии, что бабушке очень трудно справляться по хозяйству и развлекать Эмиля… Но в глубине души я и сама слабо верила во все это и не могла простить отцу его равнодушия и слабоволия.

Впрочем, нам оставались эльфы и драконы — наши собственные сказки и цветные сны, густо населенные все теми же персонажами. Долли всегда говорила мне, что когда-нибудь я напишу сборник чудесных детских историй про все наши приключения и волшебные превращения, а она нарисует к книге замечательные репродукции!

«Только вообрази себе такое название», — говорила она быстрым шепотом, — «Маргарита Берк. «Рассказы для детей»! А обложка должна быть непременно изумрудно-золотистая, и надпись с вензелями!»

«Конечно!» — соглашалась я. — «Жаль только, что все наши приключения вымышленные и оттого немного скучные! Дети всегда хотят настоящую сказку: живую, реально существующую!»

«Все это глупости»! — отмахивалась сестра. — «Сначала должна быть идея, а потом ее можно оживить с помощью нашего заклинания!»

«Нашего испорченного заклинания!» — уточнила я. — «Ты же наделала в нем кучу ошибок!»

«Да?!» — возмутилась Долли. — «А ты пробовала его произнести хотя бы раз?! Может быть, оно работает!!!»

«Ок, давай попробуем! В конце концов, наши будущие читатели уже заждались начала приключений! Итак…»

В тот вечер мы погасили свет в нашей комнате раньше обычного, зажгли красные свечи и зашторили шторы. Когда часы в розовой гостиной пробили двенадцать, таинственный обряд начался. Мы с Долли взялись за руки и хором начали читать магические слова, предварительно загадав желание — оживить нашу сказку и всех ее персонажей, а самим стать частью этого придуманного мира ровно на месяц! И так как нас было двое, а желание мы загадали все-таки одно, я попросила волшебные силы сделать так, чтобы никто из взрослых ни о чем не догадался. Так ведь спокойней!

Заклинание звучало так:

“ In scriptus anime gaviota radonyk polor scopidaptus. Lotyxus meryme donatus, letansus berimor fagota! Stozavrus, palimus, cawersus! Sargados komikus wernatus! Bunferro lapidus opartus morandi stokwus kilomersus! Santalo Pontus Togovalli! Zanzara-ba lenapus deus! Fregano remoli canalli, tuwallo nemoro adeptus! Ipsensis qwasimod sezano cor-metus gorlux cilingano! Fantasis perlikos dunay — in wors copirus markoflay!”