Проект «Дети S»

Катерина Удав

На просторах послевоенной Европы XXII века существует Академия для особо одаренных детей. Близятся выпускные экзамены. Ученики с нетерпением ждут возможности покинуть учебное заведение. Но не всё так просто с Академией и жителями остального мира.Симбиоты.Великое изобретение? Или проклятье нового века?

Глава 7

В воскресенье утром Калли проснулась в хорошем настроении. Да, ночью ей опять снилось что-то туманное, мрачное и неприятное, но, едва открыв глаза, она вспомнила, что сегодня будет коннект с родителями. Неделю назад, когда они говорили, родители были сами не свои, девушка списала это на усталость от работы. Сегодня она рассчитывала увидеть родителей такими же уверенными и спокойными, какими они почти всегда и были. Она нуждалась в их поддержке.

Калли собиралась медленно и с удовольствием, долго подбирала наряд, в котором встретится с родителями. В итоге она решила надеть темно-синее платье чуть выше колена, с короткими рукавами. Покрутившись перед зеркалом, она окончательно убедилась в правильности своего решения. Темно-синий цвет хорошо гармонировал с ее бледной кожей, волнистыми темно-русыми волосами и серо-зелеными глазами.

С прической она решила сильно не напрягаться и просто заколола волосы. Они красиво легли легкими локонами, почти доставая ей до лопаток. Довольная результатом сборов, Калли вышла из комнаты.

Отсек коннекта располагался в учебном корпусе, и именно туда девушка и направилась. Единственным днем недели, когда ученикам Академии разрешалась связь с родственниками, было воскресенье. Связаться можно было с кем угодно из Сообщества Би, на территории которого находилось данное учебное заведение. Но коннект разрешался только один. Перед Калли, правда, выбора, с кем общаться, не стояло. Она всегда соединялась с родителями. У них была договоренность — они ждали связи с ней с самого утра, еще до завтрака.

Утром воскресенья немногие ученики были способны поднять себя с кровати, так что очереди в отсеке Калли не боялась. Она подошла к нужной ей двери в учебном корпусе, привычным движением приложила свое запястье с коммуникатором к монитору контроля личности и, когда на нем появилась надпись: «Доступ разрешен», открыла дверь и вошла внутрь.

Калли стояла в большом холле, в стене перед ней было пять дверей. Над тремя из них горел зеленый индикатор, означающий, что кабинка свободна. Калли выбрала крайнюю левую дверь, за которой ее ждала стандартная комната коннекта. Как только дверь за девушкой захлопнулась, в холле один зеленый индикатор сменился на красный.

Девушка оказалась в комнате размером примерно шесть на шесть метров. В паре шагов от Калли стояло небольшое, но удобное кресло. Прямо перед ним — журнальный столик. Расстояние от столика до дальней стены пока оставалось пустым. Калли села в кресло, ввела на встроенном в правый подлокотник дисплее номер нужного ей коннектора, устроилась поудобнее и стала ждать. Пол на свободном пространстве за журнальным столиком начал немного мерцать, послышалось легкое жужжание.

«Коннект установлен», — раздалось из динамиков системное уведомление.

Над мерцающим полом квадратиками то тут, то там начали вырисовываться детали изображения. Это голографы, встроенные в пол, потолок и стены, начали работать. Не прошло и десяти секунд, как перед Калли на мерцающем полу уже выстроилась полномасштабная объемная голограмма.

Девушка увидела своих родителей — Клариссу и Мориса Морелли. Отец, как всегда, сидел за большим письменным столом, мама пристроилась на подлокотнике его большого стула. За их спинами виднелось зашторенное окно, а по обе стороны от него на стенах висели семейные фотографии. В доме Морелли коннектор был только в отцовском кабинете, так что обстановку его за свои сеансы связи с родителями Калли изучила уже досконально. С правой стороны было видно часть папиных книжных стеллажей, с левой — небольшой угловой лаборантский столик и часть интерактивной доски для записей.

Родители с огромной теплотой смотрели на свою дочь, и сердце Калли невольно сжалось от этих взглядов.

— Дочь, прекрасно выглядишь, — сказала мама.

— Да, только кажется мне, что ты еще больше побледнела, — добавил отец и покачал головой.

— Морис, не начинай. Нормальный у нее цвет лица.

— Конечно, может, для тебя и нормальный, а по мне, так нашей дочери не мешало бы подзагореть.

— Пап, мам, нормально все со мной и с моей кожей, — вмешалась Калли. — Неужели мы именно об этом хотим поговорить?

— Можно и об этом, потому что о том, что происходит у тебя там, в Академии, ты все равно опять не расскажешь, правда ведь? — В голосе мсье Морелли был слышен небольшой укор. Но Калли понимала, что заслужила это.

— Да просто нечего особо рассказывать. С понедельника начинаются экзамены. Нам поставили три сдачи на этой неделе и БИН на следующей, после бала. Серьезно, я все равно не понимаю этой логики. Почему нельзя устроить бал после всех экзаменов?

— Таковы правила, родная, ты же знаешь, — начала объяснять мама. — После сдачи экзамена по биоинженерии вы должны моментально покинуть школу. Результаты все ученики получат на дом. А бал… Ну, это старинная традиция, да и директор Нильс хотел дать вам небольшую эмоциональную разрядку перед последним, самым ответственным испытанием.

— Если так, то пусть бы лучше поставил эту разрядку после экзамена по истории. Ведь после нее надо как-то успеть к химии подготовиться! Уму непостижимо! От всех этих дат уже голова лопается, а это ведь только начало, — пожаловалась Калли.

— Дочь, у тебя проблемы с историей? — спросил Морис Морелли.

— Папа, не смотри на меня как на подопытного! Нет у меня никаких проблем, просто голова немного болит от всей этой зубрежки! Это нормально, Кристофер сказал, что у него то же самое.

— Кристофер — это мальчишка Крей? — Оба родителя подались вперед и расправили плечи.

— Ой, — Калли постаралась как можно сильнее вжаться в кресло. — Я… Эм… Да.

— Дочь! — взревел Морис Морелли, резко соскакивая со своего стула. — Крей не лучшая для тебя компания. Ты должна прекратить это общение! Ты же знаешь, мы не раз тебе говорили, что члены семейства Крей опасны.

— Да хватит, папа! Может быть, его родители и опасны, но Кристофер-то тут при чем? Разбирайтесь в своих подозрениях по поводу его родителей сами и нас в это не впутывайте!

— Вас?!

Калли дернулась от этого рыка и потупилась, давно она не видела отца таким разъяренным.

— Вас?! С каких это пор, юная леди, ты и этот Крей — уже вы?! Я тебе в последний раз повторяю, не смей с ним общаться, или я лишу тебя содержания!

Калли вскинула на отца глаза и решительно встретилась с ним взглядом. Внутри нее все клокотало, но она старалась сохранять самообладание. Она выждала еще несколько секунд, давая отцу успокоиться и восстановить дыхание. Глаза ее пылали, челюсть была плотно сжата, пальцами рук она со всей силы вцепилась в подлокотники кресла.

— Папа, с кем мне общаться, я буду решать сама.

— Ну уж нет!

— Папа, этот вопрос не обсуждается. Если я посчитаю нужным, я с Кристофером и на бал пойду.

— НИКУДА ТЫ С НИМ НЕ ПОЙДЕШЬ!

— Папа, если ты не прекратишь кричать, то школьный коннектор отключится за несоблюдение правил пользования. Это правило, кстати, тоже писали вы, старшее поколение, — Калли говорила спокойно и размеренно, хотя внутри у нее все клокотало. — Вы придумали эту Академию, засунули сюда своих детей, а сами продолжили жить, как вам удобно. Вы не дали нам выбора, вы фактически обязали нас здесь учиться!

— Калли, о чем ты? Не уходи от темы!

— А я и не ухожу, папочка. Как же ты не поймешь! Вы живете там, в городе, спокойно ходите где хотите, делаете что хотите, общаетесь и ссоритесь с кем хотите. А нас вы закрыли в Загоне. Вы вынудили нас жить своим небольшим мирком, вы вынудили нас учиться, позабыв обо всем постороннем. Вы не устаете повторять: «Лаборатории!» и «Сообщество!». Вы не удосужились спросить нас, нужны ли нам эти лаборатории и это Сообщество! Вам ведь совершенно нет дела до ваших детей, лишь бы только взрастить хороших ученых, правда?

— Дочь, ты не понимаешь! Ты же ничего не знаешь!

— Так расскажи! Объясни мне, отец! — Калли резко вскочила с кресла. Она больше не пыталась сдерживаться. — Давай, поведай мне, чем ты и остальные подобные тебе все это оправдывают? Почему я должна жить здесь в заточении, почему должна дружить не с тем, с кем хочется, а с тем, кто за этим Загоном бесит меня меньше остальных? Почему я должна разорвать все контакты с человеком, о котором вы ничего не знаете, кроме фамилии?

— Дочь, мы не можем тебе всего рассказать.

Калли помотала головой, на ее лице отчетливо читалось разочарование.

— Вы решили за меня, как мне жить, вы решили за меня, кем я хочу стать. И с этим я уже ничего поделать не могу. Но я не позволю вам решать, с кем мне общаться, а с кем нет. Вы можете лишить меня денег до конца жизни, но я решения не изменю. И думаю, нам больше не о чем сегодня говорить.

— Дочь! Постой!

— Завершить коннект, — сказала Калли.

***

«Коннект окончен», — прозвучало системное сообщение. Морис Морелли вскочил с кресла и стал кругами ходить по своему кабинету. Его жена все так же молча сидела на подлокотнике его стула, уперев взгляд в одну точку на полу.

— Надо что-то делать, — прошептал Морис.

— Надо, — подтвердила Кларисса.

— Надо звонить Нильсу, школа — это его территория, пусть запрет этого мальчишку в каком-нибудь изоляторе, пусть оградит Калли любым доступным способом.

— Ха-ха-ха, Морис, ты серьезно? — Кларисса невольно рассмеялась. — Ты хочешь, чтобы директор Академии посадил сына председателя Верховного Совета Сообщества Би в изолятор? Да он скорее нашу дочь туда отправит.

— Ты права. — Морис резко остановился посреди комнаты и посмотрел на жену. — Но что же тогда делать?

— Как минимум успокоиться и отправить Калли денег.

— Нет, вот этого мы точно делать не будем. Зачем ей там сейчас деньги? Она опять все спустит на МиНы или эти бесполезные любовные романы из библиотеки, а ей об экзаменах думать надо.

— Ты думаешь, она опять слушает музыку? — спросила Кларисса, нахмурившись.

— Конечно, эта привычка у нее уже слишком давно.

— Наверное, но мне кажется, что эти микронаушники сейчас не самая важная из наших проблем.

— О чем ты?

— Ее головные боли. Ты заметил, что с каждым разом она все чаще говорит об этом?

— Ты думаешь, что…

— Я думаю, что наше предположение было верным.

— Коннектор, связь с директором Академии Фредериком Нильсом, — скомандовал Морис Морелли. Он вернулся к своему стулу и сел в него ровно в момент, когда система сообщила: «Коннект установлен». Через несколько секунд перед Морелли уже предстал кабинет директора Нильса и он сам, стоявший возле окна.

— Доброе утро, Морис. Доброе утро, Кларисса, ты, как всегда, обворожительна.

— Утро не особо доброе, Фредерик. Мы по важному делу, — начал мсье Морелли.

— Что-то опять натворила ваша Колетт? Мне не докладывали, — сказал директор, потянувшись к стопке бумаг с донесениями.

— Фредерик, послушай. Ты должен отменить экзамен по истории, — заговорила Кларисса.

— С какой стати? — напрягся Фредерик Нильс.

— С той самой, что это опасно для детей.

— Дорогие мои Морелли, план обучения составлял не я. И историю туда включили, потому что было решено, что это важные знания для детей. Кто мы, кем мы станем, если не будем знать, как жили до нас? Варварами и никем другим. Об этом не раз говорили и более умные люди, чем я, так что просьба моя не должна показаться вам лишней. И я прошу — объяснитесь.

Кларисса поднялась с подлокотника, обошла стол мужа, встала на передний план голограммы и заговорила:

— Мы знаем, что наши дети пострадали от синтетического вируса, уничтожившего часть их паттернов памяти, правильно?

— Так.

— Но мы также знаем, что теоретически симбиоты должны восстанавливать подобные повреждения, так?

— Так.

— Но восстановление паттернов памяти после используемого вируса почти невозможно. Мы пытались, симбиоты пытались, но ничего не получилось.

— Ближе к делу, — сказал директор Нильс. — Это и так все понятно.

— Нильс. — Морис встал рядом с женой. — Полное уничтожение паттернов невозможно, хоть мельчайшая деталь, но остается. А так как наши дети в данный момент похожи на хомячков, что живут в клетке и постоянно вертят свое колесо, с каждым разом остается все больше и больше деталей. Они и так не дают покоя симбиотам, а эти уроки истории, этот экзамен, только провоцируют их.

— Так что, нам теперь их совсем не обучать, что ли?!

— Мы не о том, — вступилась Кларисса. — Именно изучение новейшей истории затрагивает те паттерны, что близки к разрушенным. Это было совсем недавно, дети пытаются опираться на собственные воспоминания, на то, что могли видеть или хотя бы слышать от нас. Мозг пытается собрать разрушенные паттерны из тех остатков, что у него есть. Но это то же самое, что собирать из остатков осколков нескольких десятков разбитых кружек одну-единственную нормальную. Шанс успеха — минимальный.

— Так пускай мозг не пытается этого делать!

— Нильс, пойми! — продолжил Морис. — Если бы вы не заставляли детей углубленно изучать историю, этот процесс все равно бы шел, но гораздо медленнее и менее болезненно. Сейчас же наши дети страдают от головных болей, ведь так? Многие уже жалуются?

— Допустим.

— Как уже сказала Кларисса, шанс успеха восстановления утраченных паттернов близок к нулю. И из-за постоянных попыток мозга восстановить память у наших детей раскалывается голова!

— Подождите, но ведь вы говорили, что восстановить память после этого вируса невозможно!

— Восстановить разрушенный паттерн невозможно, но ведь от него остался «осколок». Каждый год по «осколку» — и вот у нас уже в принципе хватает на целый паттерн. Мозг пытается из кусочков собрать целое.

— Нильс, представь, — перебила мужа Кларисса. — Каждую ночь во сне у тебя разрушается паттерн памяти о прошедшем дне, и каждый раз, просыпаясь с утра, ты думаешь, что это утро 1 августа. По истечении некоторого времени «осколков» паттернов хватит на то, чтобы восстановить из множества один полноценный паттерн. Но в какой-то день утром ты пил кофе, в какой-то — завтракал овсянкой, а в какой-то и вовсе проспал до полудня.

— Кларисса хочет сказать, что из этих кусочков никогда не получится ничего нормального, потому что невозможно прожить один и тот же день, допустим, сотню раз одинаково.

— Вы хотите сказать, что мозги наших ребят буквально «едут», потому что память пытается восстановиться? — силился понять директор Нильс. — И хотя шанс восстановления невелик, если что-то из этого да получится, то в этом паттерне памяти будет такой бардак, что ученики окончательно свихнутся? И во всем виноват курс новейшей истории?

Морис и Кларисса Морелли быстро переглянулись, после чего в голос ответили: «Да!»

— Ну, это если совсем по-простому, — добавил Морис.

— Я вас понял. Я отчитаюсь о вашем предположении перед Верховным Советом и порекомендую убрать курс новейшей истории из учебного плана со следующего года.

— Фредерик, — напрягся Морис. — Ты ведь хотел добавить «если будет следующий год»?

— Да, Морис, конечно, — замялся директор Нильс. — Если будет. Именно.

«Коннект окончен».