Королева мертвых

Катерина Риш, 2018

Всего их трое. Королева мертвых, юная принцесса и третий сын Вождя. Спустя три десятилетия, проведенных в бездействии, королева мертвых поднимется с Трона, чтобы защитить своих подданных. Юная принцесса с детства мечтала лишь об одном – стать королевой. Но судьба предложит ей корону совсем иного королевства… Третий сын Вождя добьется того, о чем не смел и мечтать, но для этого придется пожертвовать самым дорогим. Всего их трое, и встретятся они лишь однажды, чтобы дать бой древней жестокой силе.

Глава 5. Сейчас будет жарко

Наверное, весна была в разгаре… Может, даже лето. Смена времен года больше не интересовала Парука. Было ли темно, светло, шел ли дождь или светило солнце — в этой суете не было никакого смысла.

Кожаный дублет пришлось снять, на морском берегу было слишком жарко. А после стирки в соленой воде им можно было убивать.

Парук закопал его поглубже в песок в тени деревьев. Это было странное чувство. Он будто похоронил самого себя.

Но он был жив. В отличие от его братьев.

Окончательно смыть пятна крови с рубахи не удалось. Из-за солнца, грязи и морской соли ткань посерела и местами прохудилась, так что и побуревшие пятна ей были уже не так страшны. Ни плаща, ни шляпы у Парука не было. Сапоги еще держались, хоть и изменили цвет из-за белесых разводов соли. Пояс окоченел от пота и морской соли, и Парук опасался лишний раз снимать его, как бы не разломился пополам.

Он не задерживался долго на одном месте. Шел вдоль моря и скал, иногда даже плыл, благо никакой ценной поклажи у него не было.

Он встретил нежить через несколько дней пути от того пляжа, на котором впервые перестал видеть перед глазами истерзанные трупы братьев.

Парук брел вдоль линии прибоя, когда услышал веселый хохот и брызги воды. В тот миг он не подумал о том, что стоило бы замереть, спрятаться за прибрежными скалами и переждать. Крики радости и веселья влекли его, как мотылька огонь. Он устремился вперед.

Это была женщина. К ней прижимался ребенок.

И они были мертвы.

Парук замер по щиколотку в воде. Они не сразу заметили его. Ребенок слишком увлекся, он выпрыгивал из воды, поднимая брызги, а мать, как соляной столб, стояла рядом без движения. Ветер трепал редкие обвисшие волосы, облепившие череп, одежда на ней была простой, блеклой, но целой и без дыр.

Ребенок был без одежды. В какой-то миг он высоко подпрыгнул, но волна вдруг сбила его с ног, протащила за собой по камням. Мать ожила и вытащила его из воды.

Конечно, ребенок-нежить не мог захлебнуться.

От старых привычек непросто избавиться, подумал Парук. Он решил, что видел достаточно и хотел повернуть назад, надеясь остаться незамеченным. Он говорил, что не будет сопротивляться смерти, но мать и ребенок точно не могли быть его палачами.

Парук не успел.

Ребенок закричал, показывая на него костлявыми фалангами. Вздрогнув, мать заслонила его собой. Они так и остались стоять в пенной воде. Еще мгновение назад это было развлечением, теперь они готовились к смерти.

Парук попятился, споткнулся, рухнул в воду.

— Не бойтесь! — крикнул он. — Я не причиню вам вреда!

Они ему не верили.

Парук развернулся и побежал.

Отныне и в этом краю каждый будет видеть в нем убийцу. Ему не убежать от своей сущности.

Он все равно бежал, хотя разум, кажется, давно перестал целиком владеть телом, погрузившись в отупляющий сон, из которого не было выхода.

Он ел, спал и шел, пока ветра пытались сбить его с ног, а дождь застилал глаза. Пока море обрушивалось с гулом на берег и пыталось стащить с него сапоги, Парук шел вперед, погруженный в самого себя, надеясь, что однажды это путешествие, наконец, оборвется.

* * *

Только, когда с небес обрушился ливень, Парук остановился. Сквозь стену дождя едва различалась тонкая тропинка, петлявшая среди невзрачных холмов, поросших сожженными солнцем травами. Искать здесь пещеру, в которой можно было укрыться, было бесполезно. Разве что, чью-нибудь нору.

Парук снова пошел вперед, на этот раз медленнее. Дождь жалил обожженные плечи, их никак не удавалось спрятать. По обе стороны от него дорогу размывали бурные реки грязи. Парук впервые осознал, что не знает, как очутился в предгорьях и насколько давно покинул морской берег.

Как вдруг Парук опять столкнулся лицом к лицу с нежитью. В мгновение ока разглядел и копья, и шиты, и кое-какое обмундирование, а позади скелетов черные, сливающиеся с туманной моросью, стены города. Они были солдатами и несли свой дозор на дороге.

Между расслабленными играми в воде и этой встречей на горе была огромная разница. И она-то, похоже, и будет стоить Паруку жизни.

Если бы не эта оглушающая гроза, он заметил бы их раньше. Но он брел, погруженный в бездумную пустоту, и сам был виноват в этой встрече.

Солдаты почему-то не атаковали. Они опустили щиты и выставили копья, но замерли, рассматривая туман позади Парука. Искали живое подкрепление? Может быть, ведь кто поверит в то, что он бродит по Даерону в совершенном одиночестве.

— Я один! — крикнул Парук, но голос подвел его, а гром и вовсе заглушил слова.

Он поднял руки, показывая, что безоружен и отшвырнул в сторону палку, на которую опирался при ходьбе.

Мертвый солдат в накидке с гербом Даерона — две волнистые линии, символизирующие равнины, на фоне темно-лиловой ткани, — что-то сказал напарнику. Лицо его при этом оставалось застывшим, как глиняная маска. Он не сводил с Парука красные глаза.

Второй солдат в коротком плаще, облепившем его костлявое тело, ничего не ответил, только крепче перехватил копье и тут же пошел в атаку.

Парук ушел в сторону. Он и сам не понял, как. Его тело среагировало раньше, чем разум успел осознать, что происходит. Но ведь борьба не входила в его планы, разве нет?

Значит, он должен сдаться?

Солдат в гербовой накидке тоже сделал выпад. Возможно, он предлагал взять Парука в плен и доставить его в город, но напарник, похоже, решил не доставлять в город живого человека. Им-то уж точно всяко привычнее иметь дело с трупом.

Парук ушел от второго копья, подхватив с земли отброшенную клюку.

Если бы отец не отправил их к нежити, его братья остались бы живы. Останься Парук в Троллхейме, кровавое марево не взяло бы вверх над его разумом. Это все проклятые земли Даерона.

Здесь он стал убийцей.

Парук бросился на мертвеца в плаще. Тот укрылся за щитом, выставив вперед копье, но Парук в последний миг перебросил палку в другую руку, пригнулся и ударил мертвеца по незащищенным ногам.

Десятки раз этот маневр помогал Клейону одержать победу над соперниками. Сотни раз Парук мечтал о том, чтобы повторить его.

Конечно, большая берцовая кость голени могла выдержать и большее. Но малая, старая и сухая, — раскололась от удара надвое. Мертвец упал.

Парук не знал, чувствуют ли они боль. Солдат не издал ни звука.

Тот, что в накидке, ринулся в наступление. Копье вильнуло, оно было слишком тяжелым для хорошего удара в близком бою. Парук откатился по мокрой земле в сторону.

Стражник не спешил нападать. Он аккуратно подбирался к раненому, а Парук пятился по кругу, стараясь не потерять их обоих из виду.

«Я могу бежать», — вдруг подумал Парук. Прямо сейчас можно скатиться ниже по холму, мокрая земля сработает, как заледеневшая горка. Стражник может бросить ему в спину копье, если Парук будет бежать во весь рост, не пригибаясь. Но сильный дождь помешает меткости и приглушит силу удара. У него были все шансы выжить в этом бегстве.

Он может бежать. Ведь зачем ему оставаться здесь? Он наткнулся на них случайно.

Разве… Разве он действительно намерен убить их?

Он убил собственных братьев голыми руками. Он не пожалел их. А каких-то двух тщедушных мертвецов он вздумал щадить? Ради чего?

Парук набросился на мертвого стражника с копьем. Сбил его с ног, и они вместе покатились по лужам. Копье хрустнуло. Сгнившее предплечье не продержалось долго. Когда Парук потянул на себя щит, то вырвал его вместе с костями правой руки.

Солдат впился ему в лицо уцелевшей рукой, полоснув когтями по щеке. Костлявая рука била и била по голове, тянулась к шее, ноздрям, ушам. Парук подтянул колени почти к самому подбородку и ударил нежить в грудь, прямо в герб Даерона. Под накидкой что-то глухо треснуло. Мертвец захрипел. Парук приподнял его за реберные кости и швырнул с обрыва. Скелет покатился, разваливаясь на куски. Грязевые потоки подхватили обломки.

Парук несколько мгновений глядел вниз, тяжело дыша. Затем обернулся ко второму.

Стражник уже поднялся, но стоял на единственной уцелевшей ноге, кривой, скособоченный, не предпринимая ни единой попытки к бегству или защите.

— Сражайся! Сражайся, будь ты проклят! — заревел Парук, но не услышал собственного голоса.

Гром нарастал, земля под ногами Парука задрожала и на холм, взметая сотни брызг, вылетела конница.

«Вот и смерть пришла», — подумал Парук, но понял, что у этих лошадей была плоть. Как и у их всадников.

Он перехватил взгляд ничего не выражающих красных глаз нежити за миг до того, как живая армия, не сбавляя скорости, впечатала его в землю.

Он стоял на самом краю обрыва. Окажись он рядом с мертвецом, его и самого размазали бы по грязи.

Закованные в латы всадники стальной рекой стремились к стенам города. Их было что-то около двух дюжин, не больше.

— Сжечь!

— Смерть мертвецам!

Они не скрывались, не таились, они надрывали глотки и выламывали с треском городские ворота. Старое дерево, как и старые кости, продержалось недолго. Звякнули клинки. Послышались первые крики.

Может быть, нежить не чувствовала боль. Но они чувствовали страх. Привычный уклад жизнь был уничтожен.

Эта женщина с ребенком… Могли ли они жить в этом городе? Или в другом? Ждет ли их та же участь?

— Эй, живчик!

Парук поднял глаза. Перед ним гарцевал живой конь. Всадник обращался к нему сквозь опущенное забрало.

— Живчик, ты здесь откуда? Тоже беглый?

Парук кивнул.

— Проклятые мертвяки! — крикнул всадник. — Иди вниз по склону, там наш лагерь. Тебя оденут и накормят. Ты и сам на мертвеца похож. Если бы не борода, так и не признали бы в тебе живого человека. Слышишь меня?

Парук снова кивнул.

— Капрал Джойс! — донеслось от ворот.

— Начинай! — отозвался всадник. — Уходи, сейчас будет жарко! — сказал капрал Джойс на прощание, натянул поводья и поскакал к воротам.

Жарко?

Дома вспыхнули, как иссушенное знойным летом сено. Даже проливной дождь не спас город. Ржали кони. Гремели по мощеным улицам подковы.

Небо над головой прошила молния, а потом прокатился гром.

Парук вздрогнул и побежал прочь. Дождь смешался с его слезами. Он не знал, кого оплакивал. Он и сам мгновение назад желал нежити смерти. Мнил себя убийцей.

Как же он ошибался.