Мы все из глины

Катерина Раюшкина

Молодому архитектору Ивану Андрееву поступает предложение о работе, от которого нельзя отказаться. Он окунается с головой в строительство сверхсекретной лаборатории, где под руководством профессора Зябликова будут проводиться эксперименты по выявлению неординарных способностей у советских граждан. Иван остаётся работать с ним и после завершения строительства лаборатории, продолжая загадочные опыты. Спустя годы Ивану предстоит выяснить, куда же исчезли все, кто принимал участие в эксперименте?

Глава 3

Андреев который день не спал. Он смотрел на мир будто сквозь плотный полиэтиленовый пакет. И пелена не рассеивалась, искажая привычные вещи. Через нее он по-прежнему видел глинобитные лачуги, видел, как Витька Стальной обустраивает подаренное ему жилище. Вернее, обустраивать не пришлось. Он кинул на пол солому — вот и спартанская постель. Прежде чем пойти отдыхать, он, как преступник, осторожно и бегло взглянул в оконный проем, в который прорывалась густая темная ночь.

Там едва различимый силуэт устало, с остановками, тащил за собой телегу, до краев наполненную глиной. Буйный трудился почти без сна — уж очень ему хотелось обрести свой угол, свою крепость и свой рай. Пол и две стены уже были построены, он медленно отвоевывал у мира крошечную коробку своего личного пространства.

— Стальной, я тебя вижу! — крикнул он во время очередной остановки.

Витька вздрогнул и отпрянул от окна.

— Трус! Получишь! Я тебя научу жизни! Думаешь, своя хата есть — и дело с концом?! — Буйный мозолистыми руками схватился за ручки телеги. Витька занервничал: того и гляди ворвется этот бешеный.

— Буйный, если хочешь, ночуй здесь, со мной под одной крышей, — хоть Витька и боялся его, но его внезапно одолела жалость, на которую, как он думал, был уже не способен.

— Ты серьезно, Витька? — Буйный даже остановился.

Витькины слова показались ему дичью, издевкой, что ли. Но он все же задумался, потерев свою круглую щеку.

— Серьезно, Буйный. Мне этот дом даром достался. Вот я и подумал: почему бы и мне не поделиться? Ты единственный, с кем я здесь говорю. Ты знаешь, как изо дня в день мысли меня режут хуже ножей. Когда я тебя вижу, мне полегче становится.

Андреев видел и слышал и Буйного, и Витьку. Он не сомневался, что находится там. В каком образе: как глина, что в телеге у Буйного, или как бесплотный дух — неважно. Он осязал все каким-то ранее неведомым для него чувством, которое не старался расшифровать и описать. Андреев вообще не думал о таких мелочах, он просто был, просто наблюдал…

Внезапно фокус взгляда сместился, и он опять увидел свои дачные стены. Зябко — пробирало до дрожи. Натянув черные спортивные штаны и байковую серую рубашку, Андреев собрался было отправиться к Зябликову, но… присел за стол и хлопнул стопку хреновухи. Включил телевизор. Приторная блондинка, забавно шлепая розовыми губами, передавала последние сводки новостей.

«Весь мир готовится к выборам нового духовного лидера. Восемь кандидатов выбыли. За них проголосовало меньше одной десятой процента. Напомню, за этот пост теперь борются три кандидата», — жеманно сообщила ведущая, поправляя белоснежные кудри. От удивления Андреев выронил пульт. Выборы духовного лидера. Что за чушь?!

Духовность и политика — несовместимые понятия. Видеоряд резко сменился — пустили агитационный ролик. Черноволосый бледный мужчина лежал в гамаке, подвешенном на двух искусственных пальмах. Вместо солнца светил прожектор. Одет он был соответствующе — в гавайскую рубашку с пестрыми попугаями. Мужчина бодро произнес текст про то, что человек может рассчитывать и верить только в себя и свою жизнь. В продажу уже поступила эссенция. Вы увидите себя такими, какие вы есть, весь свой потенциал, вы раскроетесь. Всю жизнь человек пытается обрести себя, найти себя в себе же, чтобы почувствовать удовлетворение и вкус к жизни. Теперь это будет просто! В завершение этого уверенного спича он одним движением открыл невзрачный пузырек и сделал глоток.

Затем в кадре появился рыжеволосый человек. Все та же студия, но с другими декорациями. Кандидат в шкуре волка сидел на четвереньках. Сзади возвышались нарисованные холмы и леса. В спину кандидату светил все тот же прожектор — только теперь вместо луны. И текст был иной.

Духи природы и духи предков! У наших предков была мудрость, накопленная тысячелетиями. Нам стоит вернуться к истокам. В этом — духовное и психологическое благополучие. Ваша жизнь качественно изменится, когда вы почувствуете в себе древнюю силу. Я помогу вам пробудить дух «старого волка». Изображая его, он мерзковато рыкнул.

К агитации приступил третий кандидат, болезненного вида мужчина. Говорил он тихо, с одышкой. Глаза были опущены. Лишь иногда во время тяжелого вздоха он случайно цеплялся взглядом за объектив. Если мы физически здоровы, мы счастливы. Все дороги открыты перед нами. Я знаю оздоровительные практики, которые продлят и улучшат жизнь.

Десять лет назад врачи поставили мне страшный диагноз: рак мозга четвертой стадии. По их словам, мне оставалось жить меньше месяца. Но я не сдался и стал выполнять оздоровительный комплекс. Я победил рак! С каждым годом я молодею. Сейчас мне сто десять лет. Как я молодею? Я поделюсь секретом, выбирайте меня. Помните: счастье — в здоровье!

Ведущая перешла к политическим новостям. Она сообщила, что завершилось обновление карты мира. Теперь есть два государства с единым правлением — США и Дальний Восток. На экране появилась схематическая карта, разукрашенная двумя цветами. Красным цветом — США, все европейские страны и принадлежавшие им острова. Синим — Россия, страны Дальнего и Ближнего Востока, Австралия. Раз в год подданные государства будут выплачивать оброк.

«Ничего себе! — подумал Андреев. — Новая Золотая Орда».

Тем временем Зябликов и Дождев не находили себе места. Просов снова дал о себе знать. Записка лежала прямо на крыльце. Ее, возможно, никто не нашел бы, если бы у одного из сыновей Зябликова не развязались шнурки на новом кожаном ботинке. Зябликов и Дождев почти бегом понеслись к Андрееву. Ввалились к нему без стука и застали его врасплох. Он уставился на телевизор, как на диковинный предмет.

— Просов письмо доставил, — Зябликов протянул скомканную бумажку.

«Андреев был молодцом. Зря он стушевался. Но я могу его понять. Голову распирают мысли. А от них, знаете ли, сходят с ума. Но речь не об этом. Скоро привычное для вас растает, растечется и примет иную форму. Хорошо это или плохо — решать вам. До новых встреч!» — было написано ровным каллиграфическим почерком.

— Началось. Тут такое творится… — и Андреев рассказал все, что увидел.

— Я буду летописцем. Неизвестно, что нас ждет. Надо фиксировать все.

Дождев сел за стол и записал сегодняшние новости со слов Андреева. Летопись была неточной, и в каждой строчке фигурировала фраза «он что-то говорил про…». Вместо описания внешности кандидатов были клички: Попугай, Хмырь и Старый.

— Ну и что вы об этом думаете? — спросил Зябликов.

— Просов свое слово держит, — улыбнулся Андреев. — Альтернативную реальность устроил. Или мы в будущее попали.

— Бог его знает, — сказал один из братьев. Второй кивнул.

— Приспособимся. Жить можно, — подбодрил Зябликов.

— Э, нет. Думаю, это только цветочки, — задумчиво ответил Андреев.

— Вариантов пока нет! Не к Просову же на служение идти, — возмутился Зябликов.

Шел тот же год. Андреев узнал это у Реднека, когда тот в очередной раз заходил проведать его. Андрееву показалось, что он видит его впервые. Реднек сменил клетчатые рубашки на пестрые. Вместо неухоженности нарисовалась показная лощеность. И на расспросы о том, что произошло в мире за последние десять лет, Реднек отвечать не стал, вместо этого небрежно махнул рукой, что, видимо, означало «сосед, совсем ты плох». Чтобы не вызвать подозрений, Андреев стал говорить о насущном и в первую очередь поинтересовался, за кого тот проголосует. Реднек рассуждал с удовольствием, он улыбался, закатывая глаза, будто только что выпил рюмочку.

По его мнению, за победу будут бороться двое — Попугай и Старый. И шансов больше у Попугая — все же хотят легкого духовного пути.

— Я давно слышал, что правительство разрабатывает что-то этакое, — сказал он будто по секрету.

— Психостимулятор «Третий глаз», — усмехнулся Андреев. — Помнишь, рассказывал о нем?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Ладно. Не бери в голову. Лучше скажи, где у нас тут избирательный участок устроят?

— Что еще за участки? Плох, плох ты стал, плох, плох ты стал, совсем плох ты стал, — странно затараторил Реднек. — Наступает острая форма склероза. Ладно, я о тебе позабочусь, — пообещал он. — Напомню, сосед. Никуда ходить не надо, на чьи-то там участки. Тебе позвонят. Если ты не ответишь хотя бы на пятый раз, на шестой — с тобой цацкаться не будут.

— Вот те на! Позвонят… — вырвалось у Андреева. Но он взял себя в руки и замолчал, кивнул, будто вспомнил. Реднек с одобрением посмотрел него — не все так печально, как кажется, проблески есть. Реднек ушел, даже не выпив пятьдесят граммов на дорожку. И правда, чудеса творятся!

День был в разгаре. Все те же шесть соток. Все те же грядки. Без умолку трещали цикады. Андреев дышал полной грудью. Зрели те же огурцы, краснела та же клубника, и редис был таким же на вкус, как и неделю назад. Слава Богу, ничего не изменилось.

* * *

Буйный все-таки поселился у Витьки. Андреев застал их в тот момент, когда они сплоченно выгружали глину из телеги. Но они его не заметили.

— Как думаешь, что здесь творится? — спросил Буйный.

Витька пожал плечами.

— Не молчи как дурак! — взбесился Буйный и залепил ему леща.

— Да откуда мне знать? — жалостливо прогнусавил Витька, потирая покрасневшую щеку.

— Новенькие не прибывают. Нас давно не собирали на холме. Чего они добиваются? Мы тут одни останемся?

— Поживем — увидим, — выдавил из себя Витька.

— Смотри, как мало места, — не успокаивался Буйный. — Мне страшно, я не понимаю, что происходит. — Так и помрем здесь, даже жрец не вспомнит.

— Как думаешь, вернется ли этот, как там его? Тот, в чьем доме ты живешь, — спросил Буйный.

— Откуда мне знать?

— Что ты вообще знаешь? — взбесился Буйный и толкнул Витьку на телегу.

— Буйный, держи себя в руках, — попытался вмешаться Андреев, но его никто не видел и не слышал.

— Не указывай мне, сопляк.

— Меняться нам надо. Я слышал, где-то там есть плодородная земля, там люди живут не зная бед. У них есть все, что они пожелают. Вот бы нам туда! Но как я не знаю. Может быть, мы здесь, потому что мы плохие, поэтому и живем хреново?

— Не говори ерунду. Все люди одинаковые. Все скоты. Попомни мое слово, сынок.

От обращения «сынок» Витьке стало не по себе, в памяти снова воскрес и был убит его отец. Голова его стала будто раздуваться, как воздушный шар. Чтобы уменьшить напряжение, он неожиданно для себя крикнул:

— Никакой я тебе не сынок!

— Конечно, нет. Был бы у меня такой, как ты, убил бы, — рассмеялся Буйный, оголив редеющие ряды зубов.

— Я серьезно спрашиваю. Ты хочешь жить хорошо?

— Хочу!

— Так давай уйдем отсюда.

— Некуда нам идти отсюда. Не выживем. Посмотри, пустыня вокруг.

Витька посмотрел вокруг, коричневому пейзажу не было конца. Как отсюда бежать? Куда? «Буйный прав. Не выживем», — опечалился Витька, но все равно хранил какую-то странную надежду. Воображение рисовало зеленые сады, дивных птиц и сочные фрукты. А голова в таком месте непременно ясная и легкая. И нет никакой памяти о дурном прошлом. Размечтавшись, Витька вдруг осознал, что он не хочет потерять воспоминания. Хочет помнить свою прошлую жизнь, отца и преступление. Но ведь тогда и голова не может быть легкой, а с тяжелой головой как жить на благодатной земле? Внутри себя Витька уже делал выбор и не знал, как поступить — предать память или счастье.

— Ты бы хотел забыть свое прошлое? — спросил он Буйного.

— Конечно! Что за идиотский вопрос?

Вот тогда Витька, скорее, из-за юношеского чувства протеста понял, что ничего забывать не хочет. Он останется здесь, среди глины, и, как герой, примет эту тяжелую ношу.

— Я хочу все помнить, — гордо заявил он.

Буйный неодобрительно цыкнул и снова принялся за работу.

— Раз хочешь помнить — работай давай, — сказал Буйный.

Андреев, во время их разговора стоявший неподвижно, вдруг ударил Буйного в бок. Тот потер его, но не понял, в чем дело. Андреев еще раз замахнулся, но оказалось, что он уже стоит возле зябликовского дома. Как он тут оказался, непонятно. Он зашел без стука и бесшумно встал за спинами своих приятелей. По телевизору крутили фильм про отшельника, который сидел в своей пещере и ждал просветления, а вместо чтения мантр вспоминал всю свою жизнь.

— Предупредил бы о своем присутствии! — прикрикнул с испуга Зябликов.

— И без того сидим трясемся, не знаем, к чему готовиться, — добавил Дождев, не отрываясь от своего блокнота.

— Я вот по делу пришел. Записывай, — продолжил Андреев и пересказал слова Реднека.

— Ничего себе! — ахнули до этого молчавшие братья. — Давайте ждать звонка из предвыборной комиссии.

Все достали из карманов мобильники, с опаской поглядывая на них. Пропущенных звонков ни у кого не было. Облегчение, но и волнение, с другой-то стороны. Еще не звонили, а когда позвонят?

— Какие новшества в ритуальных услугах? Не узнавали? — спросил Андреев братьев. Те отрицательно кивнули.

— Надо бы узнать, — с умным видом продолжил Андреев.

— И сколько нам ждать? Может, про нас забыли? — занервничал Зябликов.

— Это же хорошо, если про нас забыли, — успокаивал Дождев.

— Я считаю, ничего хорошего в этом нет, — мрачно сказал Андреев.

По телевизору продолжался фильм. Отшельник вышел из пещеры и пошел в люди. Он рассказывал о своем духовном опыте. Чтобы достойно прожить жизнь, надо вспоминать, говорил он. И люди поверили и пошли за ним. Память превратилась в религию. Люди бесконечно перебирали свое прошлое, анализировали, пытались через воспоминания исправить себя, достичь совершенства. Появился новый Учитель. Ему стали поклоняться наравне с христианскими и мусульманскими святыми, Буддами и всеми прочими.

Повисла тишина. Каждый думал одновременно обо всем и ни о чем. Зябликов размышлял о том, насколько была хороша его прежняя жизнь, которую он не ценил. Тогда все было понятно: живи — счастливо доживай свою старость. Братья думали о своих ритуальных делах. Что с ними теперь? Дождев судорожно вспоминал: все ли записал, а то, что записал, соответствовало ли действительности, и как с этим жить дальше. Андреев, переминаясь с ноги на ногу, постоял, подумал, хотел что-то сказать, но так и не вспомнил, что именно.

— Ладно, пойду я, свидимся. А вы узнайте, как обстоят дела в вашем бизнесе, — напоследок сказал Андреев братьям.

Как только он вышел, телевизор задрожал, будто началось землетрясение. Экран пошел рябью. После мерцания на экране появилась брюнетка средних лет в деловом костюме. На макушке, как гриб, сидел большой круглый пучок. Черты лица были правильными и тем непримечательными. Привлекала лишь большая грудь, которая, казалось, порвет белую накрахмаленную рубашку. Дождев даже приоткрыл рот, подумав, что был бы он моложе, то накинулся бы на эту кралю с ухаживаниями.

— Вы готовы? — строго посмотрела она поверх своих очков в золотистой оправе.

Те потеряли дар речи.

— Понимаю, вы волнуетесь. Вы готовы выбрать нового духовного лидера? — уточнила женщина. — Как только я к вам обращусь, вы назовете цифру одного из агитационных роликов, которые увидите еще раз.

— Зябликов!

— Номер три!

— Ваш голос принят.

Так по очереди она опросила каждого. И все, не задумываясь, повторили за Зябликовым: номер три. После того как их голоса были зафиксированы, женщина так же неожиданно исчезла с экрана, как и появилась.

* * *

По пути домой Андреев снова оказался на глиняной земле. Витька выгружал оставшуюся глину из телеги. Буйный сидел на пороге дома. По его темному закопченному лицу стекали струйки пота. Он лениво вытирал лоб, но все равно покрывался испариной.

— Не думал, что буду скучать по жрецу, — поделился Буйный. — Ты посмотри, сюда теперь прибывают редко, но никто и не покидает. Так скоро и глины не останется.

Витька не успел ответить, как послышались чьи-то напористые шаги. Буйный приподнялся, осмотрелся. Витька продолжал трудиться. Шаги стали еще более уверенными. Андреев тоже их слышал. Он начал озираться по сторонам вслед за Буйным.

— Кто здесь?! — спросил Буйный.

Ответа не последовало. Андреев вздрогнул, когда увидел силуэт Просова. Он стоял сбоку лачуги, прислонившись к стене. Было темно. Но Андрееву показалось, что он ухмыляется. Это нарисовало его воображение, а может, и не нарисовало… Андреев перестал понимать, что в действительности он видит и чувствует.

— Андреев, я рад, что вы не забываете эти места, — послышался голос Просова.

— Ты меня видишь? — удивился Андреев.

— Я все вижу, — гулко захохотал он.

Андреев ринулся к нему, чтобы отвесить тумаков. Просов не шелохнулся. Он продолжал смеяться, схватившись за живот.

— Ты думаешь, все так просто? Например, мне вот так навалять? — ехидно спросил Просов.

Андреев замахнулся, но так и остался, застыв, как восковая фигура. Просов смотрел на него взглядом охотника, поймавшего добычу.

— Ты уже оценил мою задумку? Как думаешь, для чего я устроил там именно такую реальность, а не другую?

— Просов, я не знаю. Я вообще никакой логики в твоих поступках не вижу, — выдавил Андреев. — Что тебе от нас надо?

— Я все уже объяснил.

— Ты такой могущественный, ты можешь взять к себе на подмогу кого угодно. Они будут слушать тебя.

— И вы будете. Мы же когда-то сотрудничали, — подмигнул Просов. — Знаешь, смерть неизбежна, как, впрочем, и рождение. Ты еще не понимаешь, как важно правильно умереть и попасть туда, куда нужно. Шакьямуни говорил, что жизнь — это страдание. Но после жизни ждет еще большее страдание, и ты об этом еще узнаешь.

— Узнаю. И дальше что?

— Ох, ты еще не представляешь, как здесь все устроено, — вздохнул Просов. — Важно оказаться в правильном месте.

— Умирать совсем не хочется. Дай пожить.

— Это вечные человеческие проблемы. Сначала не хочется умирать, а потом рождаться. Как говорили древние, Сансара затягивает. Пока иди куда шел.

Андреев снова оказался возле своего дачного домика. Он почувствовал свинцовую усталость и поплелся внутрь. На его кровати сидели в ожидании двое, поглощенные вечерним сумраком.

— Братья Зябликовы, вы что-то хотите доложить?

Мужчины быстро и одновременно подскочили к нему, взяли под руки и с грохотом потащили из дома. Он успел рассмотреть их квадратные лица. Они были ровесниками братьев Зябликовых, такие же молодые и крепкие. Но вместо черных костюмов на них были пестрые рубашки, как у Реднека.

— Что случилось? — занервничал Андреев.

— Вы пренебрегли гражданской позицией, — сквозь зубы ответили они.

— Мне никто не звонил! — кричал Андреев.

Крепыши молчали. Они затолкнули Андрея Андреевича в УАЗ, на котором кляксами пестрели разноцветные краски, отчего мощный внедорожник приобрел игрушечный вид.

Андреев и сам чувствовал себя куклой. Только глаза были наполнены живой болью, когда он смотрел из маленького окошка на удалявшийся дом.

На городские улицы высыпал народ. Атмосфера была праздничная. Рабочие вешали яркие баннеры, устанавливали сцену. Андреев даже в машине почувствовал всеобщую эйфорию и понял, что торжества устраивают в честь нового духовного лидера. Разнаряженные дети крутились возле сцены. Девочки изображали певиц, зажимая в руках леденцы в виде желтых петушков. Мальчишки гонялись друг за другом, задевая девчонок. Те кривлялись и обзывали их дураками.

Взрослым было не до детей. Они стояли неподалеку, собравшись в небольшие кучки. Большинство людей безмятежно улыбались. Другие были менее радостны и будто чем-то обеспокоены. Внимание Андреева привлек старик. Он что-то возмущенно вещал собравшейся вокруг него молодежи, жестикулируя высохшей рукой. Когда старик открывал рот, его морщинистое лицо как бы стремилось разгладиться. Особенно живо расправлялись морщины вокруг рта. Потухшие глаза загорались. Андреев случайно поймал его недовольный взгляд, когда тот посмотрел на УАЗ. Шум двигателя заглушил его пламенную речь. «О чем он говорил? — задумался Андреев. — Восхвалял нового лидера или ругал его?»

— Скоро приедем, — послышался из водительской кабины довольный голос. Ребята явно хотели побыстрее довезти Андреева до исправительного учреждения и присоединиться к массовым гуляниям.

— Я же ваш коллега. В КГБ работал. Вышло какое-то недоразумение. Давайте так все уладим, — взмолился Андреев, хватаясь, как ему казалось, за последний шанс.

— Не знаем никакого КГБ, — хмыкнули ребята.

Дорога из этого маленького городка, на месте которого Андреев помнил огромное поле, заросшее метровой травой, сузилась и уже шла через хвойный лес. Вдруг машина резко затормозила. Андреев повалился на пол. Высунувшись из кабины, ребята кому-то закричали: «Смотри, куда прешь!»

Андреев, поднявшись, прильнул к окну. По ту сторону шли совершенно нагие истощенные люди, которых возглавлял мужик, такой же тощий, но с высоко поднятой головой. Его лицо заросло жесткой черной бородой. Смоляные волосы спадали на лоб и плечи, черные глаза смотрели вперед упрямо, но спокойно.

Андреев попытался его окликнуть. А он даже не посмотрел на него. Зато шедшие за ним дикари испуганно взглянули на Андреева и отошли подальше от машины.

Дождев и Зябликов вместе с сыновьями пришли на главную городскую площадь через час после того, как там проехала машина с Андреевым. На праздник они собирались в спешке. Та же женщина, что и засчитывала их голоса, снова обратилась к ним с экрана телевизора и приказным тоном велела идти на народные гуляния. Зябликов надел свой лучший костюм с платочком в верхнем кармане. Последний раз он надевал его еще в восьмидесятые, когда отчитывался перед руководством.

Перед тем как отправиться в город, Зябликов с Дождевым заглянули к своему товарищу. Дверь была распахнута настежь. На полу валялись опрокинутые табуретки.

— И куда он делся? — развел руками Дождев.

— Может, в городе ждет, — с надеждой промолвил Зябликов. А у самого сердце сбивчиво застучало.

— На него не похоже, — ответил Дождев.

Братья утвердительно кивнули.

На площади собралось еще больше людей, чем видел Андреев. Человек, который не знал последних новостей, принял бы это все за карнавал. Но наши герои были в курсе событий, отчего картина казалась еще более нелепой. Старик, привлекший внимание Андреева, стоял на том же месте, что прежде.

— Я вас уверяю, не того вы выбрали! — убеждал он собравшихся. — Чую неладное.

— Дед Илларион, ты, конечно, многое в свое время повидал и много чего предсказывал, но всем давно известно, что твое видение износилось, как и ты сам, — усмехнулся молодой крепкий мужчина в гавайской рубашке.

— Может, ты прав, — задумался дед и накрутил на палец свою жидкую козью бородку. — Я, конечно, не молод. Но чего ты тогда трешься возле меня и слушаешь, по-твоему, всякий бред?! — Илларион разозлился, и его бледные впалые щеки порозовели.

— Не только постарел ты, дед Илларион, но и злой стал, как собака, — не унимался мужчина.

— Оставь ты его! Он более нашего знает, — раздался из толпы бойкий женский голос.

— Так вот, — продолжил дед Илларион. — Все просветленные дикари выйдут из лесов и вернутся в города. А знаете для чего? — закашлял он. — Чтобы убивать! Я знаю, вы мне не верите и спросите, зачем им это надо? Я вам скажу! Чтобы, как санитары, очистить города от загноившейся духовности!

Дождев нахмурился и вопросительно посмотрел на Зябликова. Тот робко пожал плечами и продолжил наблюдать за толпой.

— Вы не боитесь, что вас загребут? — осмелился спросить Дождев, записывая все в блокнот.

— Не боюсь! Мне уже ничего не страшно, — ответил дед Илларион.

Тем временем сыновья Зябликова шныряли по периметру, чтобы доложить отцу обо всем, что увидят на площади. Несмотря на пасмурные речи и негодование деда Иллариона, народ вовсю радовался избранному лидеру. Звали его Алекс Дубовцев. Так его объявил толстый карлик в ковбойской шляпе, скрывавшей маленькое круглое лицо. Алекс вышел на сцену без вальяжности, с какой он говорил с телеэкрана. В жизни он обладал хрупким телосложением. На бледном лице точками чернели глаза. Крашеные черные волосы едва прикрывали плешь на макушке. Его можно было легко принять за тяжелобольного человека. Он неуверенно взял микрофон, вцепившись в него двумя руками, и поблагодарил толпу за проявленное к нему доверие. Дед Илларион, стоявший под сценой, смачно сплюнул. Алекс начал свою речь.

— Мы пытаемся взрастить высокодуховную нацию. Каждый год мы совершенствуемся, но без должной степени осознанности человеку это не под силу. Не прошло и сорока лет, как прекратились все духовные войны, помните, какой хаос они посеяли. И только сейчас человечество, наконец, поднимает голову и приходит к осознанию своих энергетических возможностей. Для улучшения качества жизни нам необходимо найти новые возможности познания и восприятия тонкого мира. Я обещал, я вам в этом помогу. Уже с завтрашнего дня в пунктах выдачи вы сможете получить, как я это называю, духовную эссенцию. Всем осознанности!»

Раздались аплодисменты, толпа ликовала. Только дед Илларион еще сильнее насупился, постоял немного, словно ждал окончания какого-то розыгрыша, и ушел восвояси.

Братья под общий радостный гул пытались найти Андреева. Но вместо него наткнулись на Реднека. Он громко кричал «ура» и как заведенный подпрыгивал на месте.

— Здорово! А ты соседа своего не видел? — похлопал его по плечу бородатый.

— Андреева? — испуганно спросил он.

— Его, его, — ответил второй брат. — Не можем нигде найти.

— Увезли, — замялся Реднек. — Я предупреждал. У него с головой проблемы, может, и оправдают.

— Куда увезли? — испугался бородатый.

— На духовные исправительные работы.