Дурила

Катерина Раюшкина

Современная Россия, глухая псковская деревня Лопатиха. Род Благовых вот уже сотни лет практикует жестокие ритуалы, но младший из Благовых, Сашка, не хочет мириться с этим. Однако повседневность оказывается более пугающей и полной мистических загадок. К чему приведет внутренний протест главного героя? Принесет ли ему новая жизнь счастье?

Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

Редактор Ольга Рыбина

Корректор Оксана Сизова

© Катерина Раюшкина, 2023

ISBN 978-5-0060-4132-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

В доме было суетно. Скрипели половицы, свистел чайник, со двора доносилось слабое довольное мяуканье только что окотившейся кошки, домашние перекидывались сухими фразами.

— Все готово? — спросил отец.

— Почти, — ответила мать, расставляя на столе глубокие белые тарелки.

Сашка глазел в окно на кисельный закат. Мыслями он был где-то далеко, он и сам не знал где — то ли в другой стране, то ли за ближайшим облаком. Там ему было хорошо. Мальчик чувствовал себя спокойным и сильным. Но из этой мечтательности его выдернул строгий отцовский голос.

— Где твои брат и сестра?

— Не знаю.

— Дурила!

Сашка виновато потупил взгляд. Он уже привык к тому, что его называют дурилой, и это его нисколько не обижало. Наоборот, он старался всячески оправдывать обидное прозвище. Так было проще — меньше спроса.

— Пойду поищу, — с показным энтузиазмом сказал Сашка.

Он не успел подняться с табурета, как хлопнула дверь. Быстрым шагом мимо прошла старшая сестра Настя, широкоплечая плотная девица двадцати лет. Будучи фигуристой, она всячески старалась подчеркнуть большую грудь. Особенно, если в деревню заносило симпатичных парней. Тогда в ход, как козыри, шли обтягивающие топы и блузки. Вещи были старыми, маломерили и превращали Настю в девочку-переростка, на которой не задерживался мужской взгляд. «Простушка», — думали городские. Настя делала вид, что не замечает их безразличия, а ночью безутешно рыдала в подушку.

За сестрой просеменил раскрасневшийся средний брат Сергей, щуплый и невзрачный. Однако он был самолюбив: в нем, как змеи, копошились амбиции. Не так он был прост, как казался, и, зная это, Сашка избегал его. Просто так Сергей ничего не делал. Из всего пытался извлечь выгоду. Прикладывал для этого усилия. Много работал по хозяйству, неукоснительно выполнял родительские просьбы. Для достижения целей не гнушался клеветой и стукачеством.

— Свиней кормили, — отчиталась Настя перед родителями и ужалила Сашку ядовитым взглядом.

— Свиней кормили, — эхом отозвался Сергей.

Отец одобряюще улыбнулся, потрепав среднего сына по голове. Сашка с места не сдвинулся — ждал приглашения. И оно незамедлительно последовало.

— Садитесь уже. Стынет, — буркнула мать, заняв место во главе стола.

На ужин была отварная картошка и курица, зарезанная с утра Сергеем. Все с аппетитом принялись за еду. Только Сашка шевелился медленно, наблюдая за домочадцами. Вот Сережа похож на отца. Настя — на мать, женщину красивую и властную. Обе, несмотря на дородность, обладали тонким длинным овалом лица и взглядом с прищуром. Улыбку венчали одинаковые глубокие ямочки. Сашка не понимал, на кого похож он. У всех были блестящие темно-русые волосы и серые глаза. А у него шевелюра пшеничного цвета и глаза зеленые. Внешне он не имел сходства ни с отцом, ни с матерью. Как уверяла последняя, он был копией какого-то там прапрапрадеда, которого, конечно, никогда не видел. «Может, меня усыновили?» — промелькнула мысль.

— Ешь давай, — повысил голос отец. — Или тебе не нравится?

Папаша всегда хорохорился перед женой. В ее присутствии писклявый голос становился внушительнее и строже. Отчего женщина особенно ласково смотрела на мужа. На ее лице появлялся легкий румянец. Обычно мать краснела, когда злилась. Но сейчас она светилась от счастья, хотя и пыталась скрыть игривое настроение. Лицо, как обычно, было строгим, а улыбка — натянутой, как тетива лука.

Щуплая дохлая фигура отца меркла на фоне дородной, пышущей здоровьем матери. Стоило ей зыркнуть, как голос его опускался на полтона и лишался всякой силы.

— Слышал? — строго посмотрела мать.

— Дурила! — сказал отец, будто дразнил одноклассника.

Сашка с показным усердием впился в куриное бедро. Брат и сестра жевали быстро и неразборчиво.

— Вкусно? — с издевкой спросила Настя.

Сашка, не отрываясь от курицы, часто закивал.

— Скажи спасибо брату. Это он с утра постарался.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Сашка.

— Лучше бы помогал нам по хозяйству, — подражая Насте, съязвил Сережа.

— Правильно отец говорит, что ты дурила, — продолжила нападки Настя.

— Прекратите, — неожиданно вмешалась мать.

— Мам, а что хватит?! Он уже здоровый лоб, ему восемнадцатый годок идет! А он все как ребенок! Ни свиней, ни кур не кормит. Траву не косит. Никакой пользы от него в хозяйстве нет! Максимум ведро воды из колодца принесет. Сидит возле окошка, как ленивый кот, — выпалила Настя.

— Со временем все придет к нему, — успокаивала мать, как-то непривычно посмотрев на Сашку.

— Я согласен с Настей. Надо с ним что-то делать, — вступился Сережа.

Сашка жевал молча. Пусть говорят, что хотят. Он просто другой — не такой, как они.

— Что-нибудь скажешь в свое оправдание? — обратился к нему отец.

— Мне нечего сказать, — Сашка продолжал с показным усердием уплетать ужин.

Настя цыкнула, сжав куриную кость, как рукоятку ножа. Сашка краем глаза заметил, что в ее глазах вспыхнула злость. Она была готова наброситься, как дикая медведица, оберегающая потомство.

— Надо с ним что-то делать, — процедила она.

— Говорю же, прекратите! Ты взрослая умная девушка. Сейчас нам надо думать о другом. Вы знаете о чем, — мать стукнула по столу и многозначительно посмотрела на присутствующих.

Настин пыл поутих. Она, вжав голову в плечи, исподлобья, как-то виновато смотрела на родителей.

— Конечно, мам, знаем. Надо готовиться к ритуалу, — сказала Настя, положив кость на край тарелки.

— Прекрати произносить это слово вслух! — истерично прошипела мать. — Ужин окончен!

Настя и Сережа, так и не наевшись досыта, покорно вышли из-за стола. Сашка остался на месте и как ни в чем не бывало приступил к картошке.

— Дурила! — напоследок бросила Настя.

— Слышишь, что твои брат и сестра говорят? Тебе надо брать с них пример. Раньше шла у тебя на поводу… думала, изменишься. Но сейчас вижу, без нашей помощи этого не случится. Следующий рит… — не договорив, мать осеклась. — В общем, ты понял. Будешь за главного.

У Сашки моментально пропал аппетит. Сухая картошка застряла в горле, отчего он громко закашлял, и непрожеванные куски разлетелись во все стороны.

— Ладно, — наконец, выдавил парень.

Отец посмотрел с одобрением и почти поклялся не называть его дурилой. Сашка встал из-за стола и с таким же усердием, с которым ел, зевнул.

— Спокойной ночи, — сказал он, но родители уже не обращали на него внимания.

Сашка поднялся на любимый чердак. Там всегда было спокойно. Благоухали сухие травы. Заложив руки за голову, он с удовольствием растянулся на старом матрасе. Сашка лежал так, пока из маленького окошка не полился мягкий лунный свет, и думал о словах матери. Он будет проводить ритуал… Чепуха! Он на такое не способен. Да и вообще не хочет идти на поводу ни у матери, ни у отца, ни у глупых традиций. Он сам по себе. Он — дурила!

Вдруг снизу раздался громкий треск: загрохотала мебель, неприятно заскрежетали ножки передвигаемых стульев. Стало страшно, будто в дом проникли воры. Лучше бы воры… Сашка знал, что это хозяйничали духи. Парень по-детски сжался, натянув на лицо простыню, и ждал, когда все закончится.

Голодные духи предков напоминали о себе накануне ритуалов. Сашка пытался привыкнуть. Не смог. Эти визиты леденили кровь, заставляли чувствовать ничтожность тела и физического существования. Сашка знал, что брат и сестра чувствовали то же самое, но никогда в этом не признавались.

Мать с особой радостью ждала встреч с бесплотными предками. Вот и сейчас Сашка услышал ее заискивающий шепот:

— Все сделаем… Как хотите. Конечно, я знаю, что вам надо есть. Да… Мы найдем… Не сомневайтесь. Знаю, что оберегаете нас и даруете все, чтобы мы жили долго и счастливо…

Дом ходил ходуном в течение часа, показавшегося Сашке бесконечным. Заснуть было невозможно: через тонкую простыню парень видел жуткие тени. Они, как волны, то прибивались к Сашке, то отступали. Он зажмурился настолько сильно, что прыснули слезы. И хотя все закончилось так же внезапно, как и началось, глаза Сашка так и не открыл. Заснуть бы, заснуть… Вымотанный страхом, парень погрузился в сон.

Снилась Сашке родная деревня Лопатиха в Псковской области. Было очень зелено и душно. На улице — ни души. Сашка шел по дороге от дома, наслаждаясь погожим деньком. Вдруг из домов начали выскакивать полуголые соседи. Старики и старухи кричали, метались между домами и улицей. Надвигалось несчастье. Сашка замер, не понимая, что происходит. А старики, на удивление, двигались очень быстро. Похватав сумки и авоськи, они разбегались в разные стороны. Тут к Сашке на своем ржавом «Урале» подъехал сосед, дядя Степа.

— Саня, беги! — пыхтя, крикнул он.

— Что случилось?!

— Катастрофа! Мы сейчас погорим!

И, правда, на деревню надвигался черный дым. Где-то вдалеке языки пламени слизывали пшеничное поле.

— Можно с вами?

— Своих спасай!

Дядя Степа выжал рычаг сцепления и уже был готов рвануть вперед.

— Они сами справятся!

Дядя Степа с неодобрением покачал головой, прищурил один глаз и кивнул на коляску. Сашка ловко запрыгнул в нее. Тем временем дым стал гуще. Дядя Степа зашелся громким противным кашлем.

— Гоните! — заорал Сашка.

Мотоцикл затарахтел, медленно набирая обороты. И вдруг возле Сашки оказалась вся его семья. Они окружили «Урал» и всячески мешали его движению.

— Куда ты? — кричали родичи.

— Мы сейчас погорим! — крикнул в ответ Сашка.

— Никуда ты не уйдешь!

Семья тянула Сашку в разные стороны, пытаясь вытащить его из коляски.

— Дядя Степа, газуйте!

Мужчина выжал рычаг, и мотоцикл рванул вперед. Сашкины родственники повалились, как спелые груши. Отец и мать, бранясь, грозили ему кулаками. Сашка сначала улыбнулся, а как только они скрылись из виду, рассмеялся во весь рот, громко и задорно. «Никакой я им не дурила!» — кричал он дяде Степе, но гул мотора съел его голос.

На этом путешествие, еще толком не начавшись, было прервано. Сашку разбудила Настя, протягивая ему ведро.

— Сейчас пойдешь свиней кормить.

— Не пойду.

— Это еще почему?

Глаза Насти стали злыми, и девушка изменилась в лице. Оно еще более вытянулось и заострилось. Сашка знал это недружелюбное выражение, после которого всегда случались неприятности.

— Спроси у матери, — бросил парень, — я буду за главного.

Настя приоткрыла рот. Теперь ее глаза загорелись завистью.

— Сама понимаешь, мне надо готовиться, — добил ее Сашка.

— Ладно… я спрошу у матери. И если ты мне врешь… — Настя показала кулак и ушла, волоча за собой грязное ведро.

* * *

Деревня Лопатиха — чудное место для тех, кто хотел укрыться от городской суеты. Тут все располагало к размеренной неторопливой жизни, ранним подъемам и таким же ранним отходам ко сну. Однако не хотела молодежь такого счастья — бежала в крупные города, забирая с собой лишь один чемодан необходимых вещей. Своим старикам молодые люди обещали, что, как только устроятся, тотчас вернутся за ними. Но старики так и оставались в своих покосившихся домиках и терпеливо ждали весточек от детей. Они понимали, что жизнь в городе трудная — надо крутиться, копеечку зарабатывать, не то что здесь, в родной деревне — все понятно, как прокормиться и что делать. Правда, были и те, кто, несмотря на уговоры, не спешил добровольно расстаться с деревенской жизнью. Комфорт в виде горячей воды и отопления не соблазнил их. «Что мне старику в этом каменном гробу сидеть? Здесь мне хорошо. Земля, чистый воздух. Что еще надо?» — приговаривали они, однако детей и внуков ждали, как и брошенные, с огромным нетерпением.

Не только старики и старухи оккупировали Лопатиху. Встречались и молодые лица. Это семья Благовых, с которой читатель уже успел познакомиться, и жившая на другом конце деревни семья Староверовых. Настоящую фамилию последних никто не знал. Староверовыми их прозвали лишь за приверженность старообрядчеству.

Глава семейства Федор был крепким и полным мужиком лет пятидесяти. Как и полагается старообрядцу, он носил длинную пушистую бороду и рубаху-косоворотку с пояском. Под стать ему, в длинном сарафане и платке, ходила его супруга Анна, бледная изнеможенная женщина. Глядя на нее, никто не давал ей законных двадцати пяти лет, и все считали ее ровесницей Федора. Они растили двух сыновей и дочку.

Семья жила тихо и уединенно. Их добротный деревянный дом располагался неподалеку от церкви, которой Староверовы старательно избегали. Никто не ходил к ним в гости, и они сами никого не беспокоили. Несколько раз за год к ним на черной «бэхе» приезжали, как все полагали, родственники — расфуфыренная пара.

В Лопатихе обсуждали не только хозяйственные проблемы и городские новости. Отнюдь, самое большое удовольствие доставляли сплетни. Визиты к Староверовым развлекали деревню минимум неделю. Один из таких разговоров невольно застал Сашку, когда он после пробуждения спустился во двор, чтобы посмотреть, как брат и сестра суетятся вокруг свиней.

— Вон к этим чудакам снова приехала та парочка. Интересно, о чем они разговаривают? Просто так богатые люди в Богом забытую деревню не приедут, — услышал Сашка из-за забора голос бабы Мани.

— Я от кого-то слышала, не помню уже от кого, что, мол, Анька на самом деле из богатой семьи, водился за ней грешок — наркоманкой была, вот папенька и маменька ее насильно и выдали замуж за этого толстопуза Федора. Ему-то, понятное дело, с молодухой хорошо жить, а ей-то каково? Бежать ей надо от этого старообрядца. Поговаривают, он к ней руку прикладывает. Я, конечно, сама не видела. Но как тут увидишь?! Она и носа на улицу не кажет, — затараторила ее подруга, баба Клава.

Дома этих женщин располагались рядом, и соседки все время переговаривались через забор. Сейчас же они болтали на улице, прямо перед Сашкиной калиткой.

Баба Маня, будучи крепкой, закаленной невзгодами старушкой, обладала подвижной мимикой и твердо стояла на ногах. Ее подруга, напротив, имела грузное одутловатое тело, давившее на колени, и опиралась одной рукой на забор, чтобы облегчить боль в суставах. Подруги считали себя модницами, поэтому на псковском рынке покупали только самые цветастые халаты. В этот раз на их легких хлопковых сарафанах желтели большие подсолнухи.

— Да-да, я тоже слышала что-то такое! — подтвердила баба Маня.

— Насколько я знаю, к Аньке это ее брат с женой приезжает.

— Ты посмотри, на какой машине ездят! А девку в деревню сбагрили.

— Жалко мне ее, — вздохнула баба Клава.

— Сама, поди, виновата! — подытожила баба Маня с каким-то материнским сожалением.

— Да что об этих Староверовых говорить, — баба Клава перешла на шепот. — Благовы еще хуже! Я их стороной обхожу.

Старушка замолчала, посмотрела на дом Благовых и заговорила еще тише. Сашка не смог разобрать ни слова и на свой риск вплотную подошел к забору, уткнувшись в него носом. Баба Маня удивленно охала и соглашалась с тем, что шептала на ухо подруга.

— Да-да, и не говори! У меня тоже болит голова, когда с этой дылдой Танькой разговариваю, — воскликнула баба Маня.

— Потише. Тпр-р-ру-у! — затормозила соседка.

Больше Сашка не услышал ничего, кроме ахов и возгласов. Лишь перед тем, как разойтись, баба Маня, потеряв бдительность, громко выпалила:

— Чертовщина там у них творится!

Под Сашкиной ногой хрустнула ветка, и соседки поспешили ретироваться. Сашка не сдвинулся с места, все ждал продолжения разговора. Было любопытно, что о его семье думают соседи. Но он и так знал правду. Никто не ходил к ним в гости, и никто не звал их к себе. Соседи избегали встреч и опускали глаза. Сашка пытался понять, почему так происходит. Вроде бы вся его семья к соседям была приветлива, справлялась о проблемах и пыталась помочь, но люди отбрыкивались от этой заботы. Почему? Неужели чувствовали, что напускная доброта скрывает нечто страшное?

Остальные члены семьи не переживали. Наоборот, радовались, что никто не сует нос в их дела. Единственным, кому не хватало искреннего человеческого общения, был Сашка. Но и его обходили стороной, не чувствуя в нем доброты. Ему очень хотелось доказать всем, что он другой. И то, что он сын дылды Тани и нюни Вити, как смеялись соседи, совершенно ничего не значит. Он другой, и точка!

Сашка, разозлившись, распахнул калитку. Не пойдет он смотреть, как брат и сестра свиней кормят! Лучше заглянет к дяде Степе, своему единственному другу. Мужчина не то чтобы был рад этому общению, просто не умел отказывать. Поэтому всегда привечал Сашку.

Дядя Степа по местным меркам еще был завидным женихом. Потеряв почти десять лет назад жену, он оставался холостяком, верным своей единственной любви. Ему было шестьдесят пять. Закопченное и опухшее лицо мужчины оставалось приветливым. Он, к слову, очень любил шутить и делал это всегда: и по делу, и невпопад. Ни один разговор не обходился без юмора, что очень нравилось Сашке.

Дядя Степа мастерил на своем участке теплицу и не сразу заметил гостя. Сашка стоял у ограды, боясь шевельнуться и побеспокоить своего приятеля.

— Что встал как вкопанный?! — крикнул дядя Степа.

— Здравствуйте! Я вам не помешаю, если зайду?

— Ты заходи — а там посмотрим.

Сашка прошел в деревянную незастекленную беседку, заросшую девичьим виноградом. Там обычно дядя Степа с важным видом курил трубку и принимал гостей.

— Не обижайся, я продолжу работать.

— Как вам удобно.

Повисла неловкая пауза. Дядя Степа вновь увлекся теплицей и явно забыл про гостя. Сашка ерзал по скамейке и не знал, как завязать разговор.

— Молчание — золото? — улыбнулся дядя Степа.

— Не хотел вас отвлекать.

— Знаешь анекдот про Вовочку? Родители Вовочки хотят заняться сексом, но мать не соглашается: боится разбудить сына. И тут отец проявляет смекалку: «Вовочка, ты спишь? Принеси воды!» Молчание… «Спит», — соглашается мать и уже с удовольствием принимает ласки. И тут вдруг через двадцать минут они слышат недовольный голос: «И долго я тут с водой должен стоять?!»

Смутившись, Сашка зарделся:

— Дядя Степа, вы правда думаете, что у меня плохая семья?

— Разве я когда-нибудь говорил такое? — нижняя челюсть мужчины непроизвольно клацнула, и он стал очень серьезным.

— Я же вижу, никто с нами не общается! И правильно делает! — еще больше раскраснелся Сашка.

— Юношеский максимализм. Ну, это пройдет!

— Нет, дядя Степа, не в этом дело. Если бы вы знали, что они творят…

Дядя Степа приподнял одну бровь. Посмотрел немигающим взглядом. И попытался понять:

— Обижают тебя?

— Нет, не в этом дело.

Сашка задумался и понял, что зашел слишком далеко. Такое нельзя рассказывать, даже из чувства протеста. Но Сашке безумно хотелось сделать это, наконец-то разрушить семейный уклад. И, быть может, дядя Степа узнал бы всю правду, если бы не Настин голос.

— Вот ты где! — крикнула она, перевешиваясь через калитку. — Пора идти! Дядя Степа, добрый день!

— Добрый, Настенька!

— Забудьте, что я вам говорил. Просто сегодня не с той ноги встал, — напоследок пробормотал Сашка.

Настя косо посматривала на брата, не решаясь завести разговор, будто боялась услышать подтверждение своим догадкам.

— Просто зашел узнать, как у него дела, — пошел Сашка на опережение.

— Не верю, но да ладно. Саня, будь осторожнее. Ты же все понимаешь?

— Ничего такого не было. Тебе показалось.

Настя зло сверкнула глазами. Она знала правду: полоумный братец давно хотел предать семью, перечеркнув все традиции. Но в глубине души ей хотелось верить, что Сашка еще одумается. Ведь ближе семьи у него никого не было и не будет. Без нее он пропадет в безумном современном мире.

— Ладно, проехали, — процедила она сквозь зубы. — Будешь грядки пропалывать.

— Я согласен! — Сашка неподдельно обрадовался ее доброму жесту.

— То-то же.

Мать сидела на крыльце и смотрела куда-то вдаль. При виде Сашки неодобрительно покачала головой. В ее взгляде не было ни злости, ни раздражения. Там, скорее, сквозила досада.

— Все в силе, о чем мы говорили вчера?

— Конечно, мам! — покорно ответил Сашка.

Весь оставшийся день он размышлял над предстоящим событием, от которого щемило сердце. На попятную уже не пойдешь, ничего не поделаешь — надо готовиться. Сашка до конца не понимал всех традиций своей семьи и откуда они изначально взялись. Но он знал и чувствовал, что за ними скрывается нечто большее, чем может представить себе он или тем более такой обыватель, как дядя Степа. Если Сашка обмолвился бы, мужчина все равно бы не поверил, посчитав откровенный рассказ за фантазии парня, переживающего непростой подростковый период. «Все-таки хорошо, что не наделал глупостей», — подумал Сашка.

На удивление, его решимость крепла.