350 лет современной моды, или Социальная история одного обыденного явления

Катерина Михалева-Эгер

Книга авторитетного эксперта моды К. Михалевой-Эгер радикально меняет представления о моде как о банальной смене фасонов. Ведь это первое целостное изложение истории моды как особого явления цивилизации Запада, вплетенное в ее хронику от ветхозаветных истоков до нейробиологических открытий XXI в.Автор обращается и к альтернативным путям развития моды, в том числе японскому опыту создания национальной модной индустрии, подводя к выводу: социальный институт моды органичен самой природе человека.

Введение

Замысел книги и предмет исследования

Живой предмет желая изучить,

Чтоб ясное о нём познанье получить,

Учёный прежде душу изгоняет,

Затем предмет на части расчленяет

И видит их, да жаль: духовная их связь

Тем временем исчезла, унеслась!

Гёте, «Фауст» (Пер. Б. Пастернака)

Дизайн платья, мебели, дома, комнаты и улицы — один и тот же процесс.

Джанфранко Ферре

Мода часто предстает в нашем воображении в виде сундука с сокровищами или шикарного гардероба богатой дамы, набитого платьями, сумочками и туфельками всех фасонов. Но с точки зрения своего поведения и развития мода — скорее вирус, однажды поразивший Запад, а теперь и всё человечество. Вирус, находящийся в вечном движении, изменяющий нас и внешне, и внутренне, требующий всё больше ресурсов и «носителей», мутирующий со всё большей скоростью.

Как и вирус, мода, однажды появившись в популяции, всегда стремилась к максимальному захвату территории. Противостояли ей бедность, скудость технологий и ресурсов, войны, эпидемии, обычаи, сумптуарные законы, религиозные, классовые и гендерные ограничения. Но вместе с цивилизацией Запада к XXI в. она преодолеет все эти преграды и захватит не только общество, ее породившее, но и весь мир, а затем впадет в жесточайший кризис перепроизводства, размывания организующих ее структур, угасания социальной значимости ее маркеров.

Замысел этой книги состоит в том, чтобы, во-первых, проследить общественную историю этой «эпидемии», историю обыденного и знакомого всем, но одновременно неоднозначного и текучего явления — моды. Во-вторых, сделать это исследование максимально интересным широкому кругу читателей, оставаясь при этом в рамках научного подхода. Возьмем за ориентир слова художественного критика New York Times Холланда Коттера (р. 1947): «Если вы вознамерились относиться к моде как к искусству, то и обращайтесь с ней, как с искусством, — применяйте к ней отстраненные оценочные суждения, в том числе судите о ней с социальной и политической точки зрения, как принято среди ученых судить об искусстве»¹.

Первым препятствием на пути к этой благородной цели представляется сам предмет исследования — мода, которая до сих пор не имеет четкого, однозначно принимаемого всеми определения, подходящего к ее бытованию во все времена и в любой части света.

Существует довольно обширный корпус исследований моды в области социологии, культурологии, искусствоведения, исследований по истории костюма и пр. Однако парадокс состоит в том, что до сих пор нет единства ни в самой среде ученых, ни в массовых представлениях относительно сущности этого явления. Более того, наблюдается большая путаница в понятиях моды, костюма, традиции и обычая в гардеробе, а также в том, на какие исторические явления следует распространить это понятие. Так, принято говорить о моде не только в костюме и в образе человека в целом, но и в других сферах жизни и потребления — мебели, архитектуре, путешествиях, музыке, или даже в еще более широких социальных явлениях — образовании, литературе, культуре, видах брака, религии.

Само понятие «мода» по своему лингвистическому происхождению никак не связано с одеждой. Французское mode, как и итальянское moda, образовано от латинского modus, что означает меру, способ, правило, предписание, т.е. нечто устойчивое.

Но существует также французское слово vogue, появившееся во Франции, по некоторым данным, около 1500-х гг., которое происходит от староитальянского средневекового слова voga, изначально означающего греблю, удар вёслами, т.е. то, что приводило судно того времени в движение. Позже vogue стало обозначать не только ход судна, но и ежегодную сельскую ярмарку, праздник, а voga и vogue — популярность и, наконец, моду.

Если сложить всё это вместе, то получается, что у моды два значения: во-первых, это некое правило, а с другой стороны, это поступательное движение во времени и пространстве, имеющее позитивную коннотацию — «праздник», связанное с торговлей и притягивающее внимание — «популярность». То есть, если судить по лингвистическим данным, мода — это некое правило, изменяющееся во времени и несущее праздник своей переменой.

Мода исследовалась и исследуется т.н. серьезной наукой, однако при первой же попытке найти формальное определение этого явления или самостоятельно формализовать его, оно буквально расплывается, рассыпается, будто тонкая шелковая ткань в слишком грубых руках, либо становится чем-то отвлеченным от реалий жизни. Вероятно, именно поэтому, не имея ясного предмета, часто исследования моды либо деградируют до примитивного изложения истории изменений в костюме, либо превращаются в нечто наукообразное, мало связанное с прагматикой реальной жизни и поэтому малопонятное и неинтересное широкой публике.

Так как же исследовать историю рождения и жизни того, что не имеет четких границ, того, что текуче, неопределённо, нецелостно, немонолитно, неоднозначно? Говорить о таких понятиях в достаточной степени «научно» для большинства ученых, вероятно, будет дурным тоном. С какой точки зрения мы будем рассматривать историю моды, искать дату и место ее рождения, анализировать ее развитие и разбираться в ее трансформациях, организационных структурах и функциях? Попробуем начать с обратной стороны и посмотреть, чем стала мода к XXI в.

Возьмем самое распространенное словоупотребление понятия «мода». При всей его современной многозначности ядром его продолжает оставаться сфера одежды в широком смысле этого слова, т.е. костюма, аксессуаров, прически, способов украшения тела. По сути, это некий целостный образ человека, сегодня использующий даже возможности пластической хирургии. Можно было бы назвать эту сферу наукообразно — трансформируемая часть образа человека, однако у меня есть убеждение, что после такого определения большинство людей просто отложит книгу в сторону. Мы назовем всю эту совокупность просто одеждой или костюмом, тем более что бо́льшую часть истории моды ее сфера ограничивалась именно этим. Поэтому самой простой можно назвать следующую дефиницию. Мода — определенное увлечение в одежде, распространившееся в обществе на некоторый срок. С одеждой связано и второе определение, более узкое и «экономическое», если угодно. Мода — профессиональная система в области производства, распространения и потребления одежды. Кроме того, современная мода — это глобальная индустрия производства и продажи одежды. Следует также указать на то, что мода создается не только в рамках профессиональных организаций и практик, но и тем, что называется «улицей», а в XXI в. — социальными сетями. То есть мода — это тенденции в сфере потребления тех или иных предметов, прежде всего одежды.

Но мода всё же более широкое понятие, нежели только тенденция в одежде или организация ее производства, продажи и потребления. Мода распространилась на всё предметное окружение человека — оформление интерьеров и витрин магазинов, дизайн бытовых приборов и организацию массовых праздников, индустрию развлечений и способы общения.

Возьмем устойчивое словосочетание «мода в чём-то», — например «мода в архитектуре», «мода в путешествиях». Здесь «мода» используется как некий достаточно поверхностный тренд в каком-то явлении. Очевидно содержательное противостояние «моды в архитектуре» и, например, академического «стиля в архитектуре». За архитектурным стилем стоит философия, глубинная связь с общественными ценностями эпохи, в то время как за «модой в архитектуре» — легкие привязанности, тенденции в потреблении, упрощенно определяющие популярность тех или иных стилей. Тем не менее мода в архитектуре и стиль в архитектуре чаще всего образуют некое единство.

Или другое стандартное словосочетание: «мода на что-то», характеризующее массовое сиюминутное увлечение. Например, мода на спиннеры — странное повальное пристрастие к бессмысленным техническим приспособлениям, которые каждый второй москвич крутил между большим и указательным пальцем руки в 2017 г. Из этой же серии мода на очки — удивительное нерациональное желание носить очки в Испании Золотого века, никак не связанное с их необходимостью и качеством зрения². В этих случаях речь идет уже даже не о поверхностных тенденциях в существенных для общества социальных явлениях. Это, по сути, вообще бессмыслица, однако она по каким-то причинам происходит с людьми, охватывая их, словно психическая пандемия, и называясь именно модой. Будто само слово «мода» удивительным, непостижимым образом объясняет эти тренды, не давая объяснения при этом самой себе. Но, если это так, то, как написал японский писатель и марафонец в книге «О чём я говорю, когда говорю о беге», размышляя о смысле увлечения бегом: «именно то, что кажется нам бесцельным и безрезультатным, вполне возможно, вовсе не является таковым»³. То есть, поняв сущность моды в процессе исследования, мы найдем какой-то смысл и этих иррациональных «мод».

Многообразие и широта употребления понятия «мода» — от обозначения многомиллиардной мировой индустрии до массового потребления бессмысленных предметов, не имеющих ни практической, ни статусной ценности, — вызывает некоторое смущение и путаницу не только в бытовом его использовании, но также и в профессиональной литературе, и в научных исследованиях. И всё же следует отметить, что у всех этих словоупотреблений есть нечто интуитивно общее.

Попытки создать риторические формулы и общие определения, претендующие на то, чтобы объять и объяснить понятие «мода» во всём его подвижном многообразии, натыкаются на искусственное ограничение этого многозначного, разнородного, меняющегося от эпохи к эпохе социального явления. Либо, напротив, создают массу «научных» определений, совершенно оторванных от его массового восприятия. Особый отпечаток на категоризацию определения накладывает род занятий ученого.

Если читатель готов погрузиться в разнообразие дефиниций, существующих в различных сферах науки и литературы, то в Приложении №1 я привожу краткий обзор определений моды. Здесь же попробуем преодолеть этот разрыв и создать какой-то удобоваримый синтез для работы. Возможно, для данного исследования мы должны иметь не жесткое определение, а широкую концепцию интересующего нас явления. Иначе мы либо уйдем в «кабинетный» стиль, либо просто расплывемся в многочисленных «расширениях» и уточнениях, превратив социальную историю моды в «историю всего». Но возможен ли такой синтез, и на каких условиях? Я предлагаю обратиться к массовому бытовому восприятию этого слова, которое мы попытаемся превратить в функциональную, в меру научную концепцию. Попробую концептуализировать моду вне каких-либо узких научных дисциплин, а как явление, каковым оно представляется в реальной общественной жизни, а не в узкопрофессиональных трудах.

Во-первых, рассуждая здраво, для абсолютного большинства людей мода и одежда — понятия практически тождественные. Социолог скажет, что это неверно, и будет прав. И тем не менее для широкой публики мода — это одежда. Никто и никогда, отвечая на вопрос «Что такое мода?», не скажет, что это архитектура или автомобилестроение, хотя и то и другое может соответствовать моде или быть старомодным. Люди практически всегда скажут, что это одежда. Игнорировать этот факт нерационально, бессмысленно и контрпродуктивно, т.к. любые попытки академической науки развести эти понятия в разные сегменты приводят только к тому, что широкая публика, да и профессионалы, работающие в индустрии моды, теряют интерес к подобным исследованиям, что делает последние «кабинетными» и социально неэффективными.

Итак, попробуем порассуждать, не делая пока концептуальных заявлений, а просто пользуясь здравой логикой. Как я уже отметила, в массовом сознании мода и одежда — суть понятия тождественные. Хотя сама по себе одежда может быть как модной, так и вышедшей из моды, а также быть, например, униформой государственного служащего или традиционным национальным костюмом, которые, очевидно, находятся вне моды. Здесь и становится очевидным второе: мода — это нечто вре́менное, сама ее ценность ограничена определенным сроком. Но временность эта не связана с физическим устареванием, ведь любые предметы одежды, будь то костюм английского полицейского или традиционное индийское сари, ветшают, хотя это не означает, что они вышли из моды, потому что модными они и не были. Модность — это социальный, а не физический факт.

Как мы узнаём, что нечто перестает быть модным? В отношении одежды сформировалась целая организационно-информационная индустрия, сообщающая потребителям о том, что стало модным, а что уже вышло из моды. Эту индустрию преимущественно можно считать формализованной (например, Недели моды), однако есть и неформальные признаки «модности» (например, цитируемость в социальных сетях). Мы не будем сейчас углубляться в эту тему, только отметим, что общество так или иначе регулирует срок, в течение которого мода остается актуальной.

Соответственно, мода противоположна понятиям традиции или обычая в костюме, исторически сложившимся анонимно, в результате накопленного опыта системы норм, представлений, правил и образцов, которые передаются из поколения в поколение и выступают одним из регуляторов общественных отношений, в нашем случае — норм в костюме. По мнению Энтони Гидденса⁴, современное значение традиции развивалось в эпоху Просвещения, в противовес современности и прогрессу. Фактор временности и актуальности, присущий моде, соотносится с понятием «современность». Мода — процесс постоянного устаревания и смены актуального на более современное, и затем — вновь устаревания. Как выразился гений моды, кутюрье Джон Гальяно (р. 1960), «мода прежде всего является искусством изменений». Отбросим до некоторого времени «психологические концепции» моды, согласно которым склонность к новизне и современности есть нечто, природно присущее человеку. С точки зрения современных данных нейробиологии, у человека нет природной тяги к новизне. Более того, новизна — источник сильнейшего стресса для «биологического человека», и только мощные социальные механизмы и необходимость заставляют «человека социального» следовать ей. Новизна не может быть базовым «природным» источником и механизмом моды, именно поэтому мы не находим моду ни в каких традиционных обществах, а лишь в западной цивилизации Нового времени. Современность — фундаментальная ценность моды. Однако положительная оценка этого качества вплоть до начала эпохи глобализации была свойственна исключительно западной цивилизации, которая, собственно, и породила современную моду. В архаических и традиционных обществах любые нововведения преимущественно воспринимались и продолжают восприниматься как недостаток или порок — хорошо если не грех. В традиционных обществах универсальным социальным регулятором является обычай и традиции. Сразу отметим, что новизна не является гарантией модности, так же как и не всякие новые модные стандарты и образцы являются действительно новыми. Возможна мода на «старину», «ретро», стиль других эпох, на предметы антиквариата или новые вещи, стилизованные под прошлое.

Соответственно, истоки и источники моды, вероятно, нужно искать не в природных склонностях человека⁵, а в социальных решениях и механизмах. То есть мода — явление, соотносящееся с определенным типом общества и только в нём обретающее смысл и актуальность. Более того, мода, со всей очевидностью, — явление общественное, социальное, никак не частное: просто не существует частной формы моды. В этом мода противостоит по смыслу, например, индивидуальному стилю. Чтобы нечто стало модным, это должно стать востребованным достаточно большим количеством людей. Оставим за скобками вопрос, что значит «большим»: пока на моду еще не распространились четкие численные стандарты и правила, принятые, например, в медицине, имеющей конкретные параметры, при которых заболевание переходит в стадию эпидемии или пандемии.

Итак, пользуясь эмпирическим подходом, анализом общих представлений о моде и логикой, мы вывели достаточно простые характеристики моды как явления, которые и примем в качестве базовых. Мода — это социальное явление, проявляющее себя, в первую очередь, в одежде (чуть шире — в трансформируемой части образа человека и, еще шире, — в потреблении). Мода противоположна традиции или обычаю в костюме, как и профессиональному костюму, хотя может использовать их стилистически, но не соотносится напрямую с их сакральной или социальной знаковой системой. Сущность моды в ее временности, сменяемости, современности. Мода приходит и уходит в результате деятельности и мнения определенных профессионалов, а также в соответствии с широкими общественными тенденциями. И главное в данном контексте — это причины временности, сменяемости, переменчивости моды, которые отличают ее от таких явлений, как социальный тренд, общественная формация, стиль в искусстве, традиция в костюме. Именно этот нюанс — причина перемен — делает ее особым социальным явлением. И вот тут мы сталкиваемся с затруднением, потому что объективной рациональной необходимости у перемен в моде нет, но именно в переменах ее суть. Говоря о причине, я имею в виду нечто непреодолимое, объективно существующее. В моде причиной изменений является всё и ничто. С одной стороны, модой движут глубинные социальные процессы, деятельность профессиональных организаций, индустрия сама по себе, промышленные циклы, а с другой, суть модных перемен — их полнейшая беспричинность, независимость, свобода от требований и правил. Потому что как только вводятся правила, то это уже что угодно — закон, традиция или форма, — но не мода. Любые ограничения — материального, морального, законодательного плана — сдерживают моду, меняя ее суть, превращая в традиционный костюм, форму или сословный этикет.

Таким образом, у нас возникла связка «мода — свобода». Мода — это свободный социальный процесс. В некотором смысле это оксюморон: социальное не может быть полностью свободным от самой социальности. И тем не менее до той степени, до которой это позволяет формально свободное общество, мода формально свободна. От законов, от традиций, от престижа, от правил. К XXI в. не осталось таких устоев в костюме, которые играючи не нарушила бы мода. И вот в этой свободе, по всей видимости, и есть основной смысл и суть этого явления. Более того, мода свободна даже от рациональности, от осмысленности. Рваные джинсы становятся в рамках моды признаком высокого статуса, а бриллианты — провинциальности.

Я предлагаю искать истоки и начала моды именно в той эпохе и обществе, когда у людей начинает появляться такой тип свободы. Странная, нерациональная, бессмысленная, переворачивающая всё с ног на голову, творческая, самостоятельная, индивидуалистичная, конкурентная, аморальная, избыточная, кардинальная. Только с такой свободой и идет рука об руку мода. Она не сразу становится полной, приходится брать ее с боем, как и любую другую западную ценность — личные права, политические и гражданские свободы, социальные гарантии. И тем не менее вот этот родовой признак моды и есть самое главное ее отличие и ценность как особого социального явления. Собственно, эти две ценности, свойственные моде, — современность и свобода — и дают нам ответ на вопрос, почему моду мы обнаруживаем в первую очередь в западной цивилизации, и только в процессе глобализации она начинает восприниматься остальным миром.

Итак, мы будем изучать моду, изучая одежду, но лишь в определенном ракурсе. Мы будем искать моду в цивилизации Запада, искать тот или те моменты, когда эта цивилизация становится настолько состоятельной, беззаботной и свободной, чтобы начать ценить бессмысленные для всего остального мира перемены, получать от них эстетическое удовольствие и баснословные доходы.

Есть еще один момент, который очень важно иметь в виду, прежде чем приступать к исследованию социальной истории моды. Одно и то же слово или понятие может означать различные явления на длительной исторической перспективе. Перед историком или социологом, пытающимся выстроить историю подобного рода социального явления, встает задача выявления неких его родовых, общих черт. Однако одновременно необходимо признавать и то, что «неизбежное перенесение на исторически и логически иначе устроенную культуру привычных для нас понятий… вызывает острое ощущение анахронизма и методологической трудности»⁶. Мода XXI в., представляющаяся как многомиллиардная сложноорганизованная мировая индустрия, или «моды» эпохи Возрождения как символическая система репрезентации новой элиты итальянских городов-государств, или мода того же Возрождения как символ гуманистической идеологии, — очевидно, явления, различные по множеству параметров. И тем не менее столь же очевидно, что это одно и то же явление, имеющее единую природу, источник, способ выражения. Более того, в ходе исследования я ставлю себе задачу показать, что мода XXI в. буквально вытекает из материальной скудости и духовных вершин средневековой Европы, из мод ренессансных городов-государств, из стратегий формирования национальных государств Нового времени, из всего того общественного «бульона», который создал Запад. В мою задачу будет входить выявление этой самой сущности моды, ее разумной общности для различных времен и регионов. История этого явления не будет прямой линией с нарастающим итогом, это будет прерывистая пунктирная линия, со своими взлетами и падениями, кризисами и расцветами. Такова и суть самой моды, ибо ее второе имя — непостоянство.

В заключение в качестве ориентира для исследования хочу процитировать выдающегося итальянского кутюрье Джанфранко Ферре (1944—2007): «Мода представляет собой некую реальность, реагирующую на малейшие перемены в обществе. Она внимательно следит за последними тенденциями в искусстве, новыми выразительными языками, особенностями частного или массового поведения и многими другими областями, которые касаются нашей жизни. Всё это определяет основные тенденции и моду в целом».

Примечания

1

Cottler H. Designer as Dramatist, and the Tales He Left behind // The New York Times. URL: https://www.nytimes.com/2011/05/07/arts/design/alexander-mcqueen-show-at-the-met-review. html (Дата публикации: 07.05.2011).

2

Об этом явлении мы подробнее поговорим в главе об Испании.

3

Мураками Х. О чём я говорю, когда говорю о беге. М.: Эксмо, 2022. 256 с.

4

Барон Энтони Гидденс (род. 1938) — английский социолог.

5

На самом деле в последней главе мы всё же обнаружим, что у моды есть биологические основания. Но сейчас мы будем мыслить в социальных категориях.

6

Баткин Л. M. Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления. М.: Искусство, 1990. С. 23.