Кактусовый лес

Катерина Баклушина

И она говорит: «Как будто я в кактусовом лесу. Можно пойти вперед, назад, свернуть вправо или влево, куда угодно. Но, куда бы ты ни пошел, вокруг лишь иглы, иглы, иглы».И это не о конце света, не об экологической катастрофе и не о болезнях, переставших поддаваться лечению. Даже не о закрытых городах и разрушенных мегаполисах.Это она о людях. Странная.

Глава 3

Чем больше смотришь в холодную гладь зеркала, тем больше недостатков в себе видишь. Вот неправильно вздернутый тонкий нос, вот две родинки на нем. В одной книге Матиа читала, что чем больше у человека родинок, тем больше своих прошлых жизней он помнит. Она не помнила ни одной, как ни старалась. Быть может, это оттого, что ни разу не проводила ритуал вуду из-за отсутствия свечей?

Дальше по ежедневному списку шли глаза — молочно-серые, глубокие. Такие блеклые, невыразительные, совсем как у всех. И вот это раздражает больше всего: глаза как у всех, волосы как у всех; одежда, дом — все одинаковое для сотен тысяч человек. И если с чем-то одним еще можно было смириться, то полный комплект никак не хотел влезать в голову.

В дверь постучали. Не спеша, она повернула голову, плечи, наконец встала и открыла ее. За порогом стояла сестра, похожая как две капли, по ощущениям как будто не отрывала взгляда от зеркала.

— Пора идти, — еле слышно прошептала близняшка, — нам нельзя опаздывать.

— Да, конечно, Мари. Ты очень бледная. Боишься?

— Не то чтобы. Просто странно осознавать, что больше я никогда не вернусь. Знаешь, я, как и положено, собрала вещи, и рюкзак вышел таким маленьким. Родители уже на работе, даже не стали прощаться. Как будто все правильно, мы сказали все вчера вечером. Но где-то внутри головы или даже не головы — сердца, вот, как бы сказать… Было бы здорово, если б мама зашла перед работой разбудить. Или даже обнять.

— Полегче, ты еще кому скажи! Конечно, у тебя много баллов, но зачем списания? В конце концов, это просто больно, — Мати дотронулась до запястья, где был установлен чип, при этом губы ее рефлекторно скрутились, — мне ли не знать. Я тебя понимаю. Мы все здесь одиноки.

— Неправда! Социализация дает нам множество возможностей общения. Ладно, хватит спорить. Идем.

Резко развернувшись, Мари подняла ручку рюкзака и направилась в сторону лестницы.

Ее сестра осталась стоять, тихо сказав:

— Тогда почему тебе так одиноко?

Услышав это, блондинка замерла. Впервые за много лет она не знала, что сказать в ответ. Система не обучила ее, как блокировать подобные выпады. Она задумалась, глядя в никуда. Наконец обернулась.

— Потому что я становлюсь неправильной. Как будто сняли замок. И это не делает меня счастливее.

Сказав это, девушка как будто сжалась внутри, ожидая удара. Но вместо этого сестра накинула на плечи рюкзак, подошла и крепко обняла.

— Будь ты хоть тысячу раз неправильной, я буду любить тебя. И каждую твою глупую мысль, каждую ошибку. Как бы ни упала. Какое бы решение ни приняла.

— И я тебя, — прошептала Мари.

Она уткнулась в родное плечо, почувствовав, как глаза наполнились чем-то мокрым. Но она сдержала этот странный порыв, отвернулась и первая повернулась к лестнице.

По дороге шли молча. Погода, как всегда, была пасмурной, за экраном виднелись тучи, а может, это просто эффекты закрывали солнце? После научной работы о влиянии смены погоды и солнца на эмоции было принято решение не допускать выраженных изменений в округах. Серые здания, серые улицы, практически полное отсутствие зелени, за исключением общего парка, — все это создавало атмосферу маленького города, отражаясь в глазах людей. До школы идти было близко — около десяти минут, но сегодня впервые за много лет их дорога была не туда, а в самый центр, в правительственное здание, где каждому учащемуся объявляли решение комиссии.

У входа уже стояли обучающиеся, прошедшие испытания, все ребята их года рождения. Юноши и девушки стояли небольшими группами по интересам, тихо обсуждая сегодняшний день. Мари сразу направилась к Глебору и Танье, ее сестра осталась стоять одна, направив взгляд в сторону купола, закрывающего небо. Сестры не стали менять порядок, слишком привыкнув разделяться на людях.

Дверь открылась ровно в десять ноль ноль, как утверждали большие часы, висящие на башне. Мужчина средних лет кивнул, приглашая зайти. Его лицо не выражало абсолютно ничего, так же, как и всех взрослых, привыкших не испытывать эмоций и живущих долгом перед обществом. В тот же момент маленькие группы быстро и четко выстроились в длинную шеренгу, как делали это сотни раз на занятиях. Мати оказалась последней, она с интересом озиралась вокруг, стоило войти в здание, засмеялась над картиной, показывающей единение правительства с людьми. В большом круглом зале с грохотом швырнула рюкзак на пол, села на место, демонстративно скрестив ноги, дернула головой, почувствовав удар тока. Она всем своим видом стремилась показать, насколько ей наплевать на происходящее, как мало значат эти люди в ее судьбе. Текстильная фабрика, куда ее направят прядильщицей или фасовщицей? Уборщица улиц? Отмывательница стен от дезинфектантов? Какая разница в конечном счете, где проматывать эту серую жизнь? Но, если присмотреться, у нее одной были обкусаны ногти на руках и обозначились мешки под глазами после бессонной ночи.

Остальные выглядели спокойно, сосредоточенно и уверенно. Никто не показывал даже каплю эмоций. Глебор, оказавшийся рядом с Мари, не сказал ей ни слова, кроме стандартной формы приветствия. Здесь не принято было волноваться и обсуждать свои мысли.

Спустя пять минут открылись двери, расположенные сразу за трибуной, между полукругом сидений. Из них вышла красивая статная женщина и маленький щуплый лысеющий мужчина. Каждый в зале знал, кто перед ними: Глава Совета Округа — Пейма Сим и ее главный помощник, избранный из числа советников на этот год, — Лок.

— Приветствуем вас, учащиеся, в Зале Совета. Наконец настал день, которого все мы так ждали. Завтра утром вы проснетесь полноправными членами общества и приступите к своим обязанностям. У каждого из вас установлен световой индикатор. Через одну минуту он загорится определенным цветом, после чего вы имеете право встать и пройти через двери, откуда только что вышла я. В коридоре каждого из вас ждет ряд комнат, нужная обозначена тем же оттенком, что и ваша.

Она кивнула и активировала клавишу за стойкой. После этого, как и было обещано, напротив каждого появилось светящееся световое окно. Четко, по порядку, как это было принято, молодые люди поднимались и уходили в коридор.

Не загорелось лишь одно окошко. Мати замерла, почувствовав, как намокли ее руки. Она растерянно озиралась по сторонам, но Пейма молчала, как будто так и должно быть. Когда последний исчез за проемом, двери закрылись. Зал наполнила тишина.

— Прощения прошу, — девушка откинула прядь со лба и быстро поднялась, — у вас тут технический сбой вышел.

Советник обернулась, вздохнула, подняв бровь, и покинула зал. Лок, напротив, направился к ней, неуклюже заспешив по рядам.

— Мне велено передать, — произнес он с выраженной одышкой, — что вас ждет машина на выходе. Вам нужно вернуться на площадь, и сразу садитесь. Ни с кем разговаривать по дороге нельзя, иначе удар тока лишит вас сознания или, может, даже хуже. Но будем надеяться, вы никого и не встретите. Не пытайтесь заговорить с водителем — это без толку, все равно там робот. Мне жаль, — неожиданно добавил он, нервно обернулся по сторонам, протер руки о штаны, оставив на брюках капли пота, и быстро поспешил вслед за начальницей.

Не сразу Матиа поняла, что он имел в виду. Пару минут она сидела с озадаченным выражением лица, потом резко вскочила и уверенной походкой направилась к выходу. Больше смеяться над картинами не хотелось, внутри нарастала тревога. Еще никогда никто не говорил, что бывает с теми, кто не проходил в цветной коридор. Что, если ее просто уничтожат, убьют, вычеркнут из живущих в округе? Сотрут все записи из документов, удалят фотографии, не оставив даже памяти, намека, что она существовала? Будет ли Мариа искать ее или вычеркнет из жизни? С каждой новой мыслью шла все быстрее к выходу, перешла на бег и вдруг резко остановилась у дверей. Там стоял тот же мужчина, что открыл их всего несколько минут назад. Открыл их перед теми, у кого было будущее. Когда оно еще было.

— Почему меня отправили обратно? — не сдержавшись, срывающимся голосом спросила она.

Но в ответ тот только открыл дверь, показывая рукой, что ей стоит покинуть здание. На площади было пусто, только пара женщин на другой стороне оттирали стены от белых разводов. Ни одна из них не повернула головы, хотя зрелище заслуживало внимание. В паре шагов от входа в здание стояла довольно большая и отвратительно уродливая машина, если ее можно было так назвать. Серо-стального цвета, с вмятинами по бокам, она напоминала вездеход из старых фильмов. На крыше установлен автомат, крутящийся во все стороны. Окна черного цвета, невозможно понять, что там внутри. Дверь открылась вверх, приглашая девушку сесть внутрь. Она тяжело вздохнула, последний раз обернулась на мужчину, но он исчез.

— Что ж, умирать — так с музыкой, — весело произнесла Мати и полезла внутрь.

Там все оказалось не так ужасно — мягкий диван, пара железных ящиков и даже складной столик. Встать в полный рост было невозможно, только сидеть или лежать.

Стоило ей забраться, как дверь со скрипом закрылась, салон погрузился в полумрак. Водителя в машине не было, Федерация не считала нужным тратить деньги на гуманизацию роботов, система управления находилась внутри.

— Вау, да я, похоже, важная персона, раз такого зверя подогнали. Ну что ж, вперед, мой верный конь, куда бы ты там ни был запрограммирован ехать.

Как ни странно, но после этих слов под капотом что-то затарахтело и механизм пришел в движение. В черных окнах мало что можно было увидеть, только силуэты домов, казавшиеся еще более мрачными, чем обычно. Машин в городе было мало, поэтому они сразу развили большую скорость, следуя в направлении юга. Мимо проносились места, такие знакомые, теперь обреченные стать воспоминаниями. Вот здание культурного центра, туда они с семьей ходили играть, именно там посмотрели первый агитационный фильм, где рассказывали о том, как хорошо жить в Федерации. Вот текстильный завод, один из пяти, дающий работу сотням людей, в том числе и ее родителям. Резко повернув, машина оказалась на проспекте, что вел к Воротам. Здесь не встретить прохожих — зона считалась опасной из-за радиации, очищающей воздух. Трудиться в этой зоне могли только роботы, переключающие створки наподобие шлюзов. Всего отсеков было пять — каждый со своей степенью защиты, не дающей ничему заразному из внешнего мира проникнуть в мирок федерантов.

Конец ознакомительного фрагмента.