Квартира на 5 этаже

Катарина Ирхина

Книга рассказывает о девушке, историю которой описывают с разных сторон несколько людей – она не безразлична. Марго – портниха, но два года назад она занималась сценарным мастерством, и у нее было все для того, чтобы не заниматься швейным делом.

Часть 3

Олег

Мы называли ее Марочкой, потому что когда она была еще очень маленькой, и ее мама отправляла письма в конвертах, то Марочка любила их облизывать и приклеивать к конверту. Так она и стала Марочкой. Она не любила, когда ее звали Ритой. Оно ей и не шло.

Как рассказывала мама, в тот день, когда я ее только увидел, на ней было зеленое платье. Мама говорила, что это в цвет глаз. Я обычно никогда не смотрел ей в глаза и поэтому верил маме. Мама говорила, что у нее глаза как изумруды. Камушки я такие не видел, но мама их сравнила их со слезами русалок. У Марго, возможно, глаза похожи слез русалок.

Марочка младше меня на два года, но мама всегда повторяла мне, что она очень умна и хорошо пишет. Как будто она уже взрослая, могла она писать красивые буквы на бумаге.

Как ее мама, она любила писать письма. Она часто посылала их мне. В них она рассказывала свои всякие фантазии и мысли, как она говорила «не о чем», но мне нравилось. На них всегда были марки, наши адреса наших домов, а внутри разные засушенные цветы.

Это были сказки или что-то вроде зарисовок или просто незамысловатая история о людях или не о людях. Она писала мне без повода, например о том, как она проснулась и увидела солнечный зайчик, который напомнил ей того настоящего живого зайца, которого мы видели в лесу на прошлой неделе или просто она представлялась ведьмой, которая пишет обычному мне о своей ведьменской жизни. Марочка писала эти письма каждый месяц и даже тогда, когда мы разъезжались по школам, я получал эти письма от нее еще чаще. Она писала их только мне и никому не рассказывала, о чем она пишет. И так продолжалось до того момента, пока я не повзрослел и не обидел ее.

…

Мне неприятно об этом вспоминать и хочется вернуться туда и все предотвратить, но у меня было высокое мнение о себе и желание показать себя лучшим перед моими друзьями. Их было много у нас в поселке. Потом они вообще перестали со мной общаться, потому что я стал для них «слишком умным».

В общем, я прочел их вслух перед мальчишками. Они подбили меня на это, потому что увидели одно из писем у меня на столе. Тогда они рассмеялись и начали приставать к Марочке, что она меня любит, как они выражались тогда, и все эти ее фантазии и мысли просто ничего не значат. Тогда Марго не заплакала. Ей было несвойственно это. Она просто приняла смех невоспитанных мальчишек и больше мне ничего не присылала.

В тот момент мы и реже начали общаться, а если и виделись, то она делала вид, что все хорошо. Она была всегда вежлива со мной, а мне становилось невыносимо одиноко. Она уже не писала мне письма, не делилась со мной своими мыслями, а я корил себя за то, что не вступился за нее, а ведь ей это было важно.

Я тогда, когда осознал это, а я осознал не сразу, прошло четыре года после этого случая. Мама Марго как-то вскользь обмолвилась этим с моей мамой: « Марго не знает кому писать письма.» Тогда я окончательно убедился, что мне не кажется. Я почему-то тогда не извинился. Как будто это ничего не стоило. Я знал, что она меня простит. Она всегда прощала меня, но тогда я был очень гордым и решил, что это само собой разумеющееся.

…

Мне тогда было восемнадцать, за эти четыре года мне приходилось худо от всего, что мне пришлось пережить. Отец ушел из жизни, поступление в университет в шестнадцать лет, мамины нервные срывы, работа в корпорации отца, я впервые влюбился, и это все я один. Марго во многом могла бы меня понять, но я пренебрёг ей. С одной стороны, это произошло так давно, когда мне было 15, а ей 13. Мы еще были детьми, но она так и не стала со мной дальше общаться, и, конечно же, она больше мне ничего не писала, не делилась со мной ничем, и я с ней тоже.

Я был так одинок в своих мыслях. Я знал, что она понимает мои проблемы. Она одна из самых первых посодействовала в похоронах и, мне кажется, помогала моей маме. Она не помогала мне напрямую, но я знаю, что она всегда была рядом.

Я думаю, что тем поступком ничего не смог исправить, но тогда я хотел показать ей, что я прошу прошение.

Я тогда отправил ей оригинале книги Джоан Роулинг — всего Гарри Поттера. Красивое издание — подарочное. И подписал на первой книге форзаца: «Я знаю, что ты не читала, и я прошу у тебя прощения за прочтенные письма. Мне, действительно, до сих пор стыдно.»

Тогда мне пришел маленький конверт с ответом: «Спасибо за книги. Обязательно их прочту. Я прощаю тебя и надеюсь, на то, что ты в добром здравии и не чувствуешь себя несчастным.»

Тогда я ответил ей: «Я хочу, что ты поговорила со мной.»

Мне последовал ответ: «Мне нечего тебе рассказать.»

Эта переписка была такой короткой и по-настоящему наполненной. Я тогда, мне кажется, хотел многое ей рассказать, но я замолчал все в себе и даже не попытался с ней продолжить эту переписку. Во мне было столько всего, что я просто не знал о чем писать. У Марго это получалось легко, и она во всем, что писала, знала смысл и каждого слово как ручей переходило из одного в другое. Я читал все, что она писала. Все, что выходило в публикацию, и даже когда выходил фильм непутевых режиссеров, читал ее сценарии.

А когда я узнал, что она перестала писать вообще, то во мне проснулась злость на тех, кто, возможно, повлияли на нее. Я не хотел мириться с этим и при этом винил себя.