Глава 1
Никак не могу понять, почему мне необходимо жениться именно сейчас, — недовольным тоном произнес Конор Дараш Аврелиан, наследный принц Кастеллана, герцог Мараканда (это был почетный титул, унаследованный от матери) и владыка Саремы (небольшого необитаемого острова около Тапробаны, который Кастеллан объявил своим несколько десятков лет назад, когда торговый корабль установил флаг со львом на крошечном пляже; флаг до сих пор находился там, и никто не оспаривал прав Кастеллана на кусок скалы, торчавший из моря).
Кел только улыбнулся в ответ. Конор выглядел удрученным, но это не обязательно означало, что он действительно удручен. Мимику Конора Кел знал лучше своей собственной. Возможно, принца раздражало давление по поводу женитьбы, а возможно — приказ королевы произнести сегодня речь на площади Валериана (именно из-за последнего они с Конором сейчас тряслись в тесной и душной карете с затемненными окнами в обществе Джоливета и Майеша). А возможно, его вообще ничто не волновало и не раздражало, и он просто поддался своей обычной склонности все драматизировать.
В любом случае Кела это не касалось. Не он пытался уговорить Конора заключить выгодный с точки зрения политики брак. Вообще-то он даже был против этой идеи. Нынешнее положение вещей его вполне устраивало, а женитьба Конора должна была все разрушить.
— Тогда не женитесь, — буркнул Джоливет.
На лице у него застыло кислое выражение, как обычно, зато он был облачен в парадный мундир — несколько миль золотого галуна, алый китель и штаны. На коленях воин держал церемониальный шлем с таким огромным плюмажем, что перья задевали его подбородок. Рядом с ним Майеш Бенсимон выглядел ободранной старой вороной: он был одет в простые одежды советника, его давно не стриженные седые волосы касались воротника. С другой стороны, ашкарам на публике разрешалось носить только синий и серый цвета, и это не давало возможности разодеться в пух и прах.
— Этот ваш кузен из Детмарка станет королем Кастеллана, а вы сможете покинуть столицу и возглавить армию. Замените генерала Аршамбо на границе, пусть он передохнёт.
Кел не без труда удержался от смеха. По обычаю, если в королевской семье Кастеллана рождалось несколько детей, второй сын становился военным. Если бы у Конора был брат, они могли бы поменяться местами, хотя Кел даже теоретически не мог представить себе Конора во главе войска. Принц ненавидел насекомых и грязь, а в армии, насколько понимал Кел, и того и другого было в избытке. Кроме того, он был молод — ему исполнилось всего двадцать три, — и на то, чтобы жениться и обзавестись наследником, у него оставалось много лет в запасе. Майеш и Джоливет просто суетились, как две встревоженные старые курицы.
Конор приподнял одну бровь.
— Какая чушь, — сказал он. — Я слишком сильно дорожу своей внешностью для того, чтобы рискнуть испортить ее в бою.
— Шрамы украшают мужчину, — заметил Кел. — Только взгляни на Монфокона. Всегда окружен толпой обожательниц.
— Отправляясь на войну, никто не может быть полностью уверен в том, что вернется с привлекательным шрамом на щеке, — возразил Конор. — Наиболее вероятный исход — удар пикой в лицо — меня не прельщает. Так или иначе, никакой войны сейчас нет.
Разговаривая, Конор всегда оживленно жестикулировал, и Кел провел много лет, изучая и копируя его движения. Камни на перстнях Конора поблескивали в полумраке кареты. Он был роскошно одет, как и подобает принцу, который собирается выступить с обращением к подданным. На голове красовалась третья по ценности корона — золотой обруч с крыльями. На принце были штаны из тонкой шерсти и колет из тисненой кожи, через множество прорезанных в форме ромбов отверстий в котором виднелась надетая под ним шелковая рубашка с вотканной металлической нитью. В этой одежде было ужасно жарко — Кел это знал, потому что сам был одет точно так же.
— Сейчас, может быть, войны и нет, — произнес Майеш. — Одним из способов сохранить такое положение вещей является заключение союза с другим государством посредством династического брака.
Он открыл кожаную папку, которую держал на коленях. В папке лежало множество листов бумаги разной толщины с портретами и набросками, полученными от царствующих домов со всего Данмора и даже с других континентов.
— Принцесса Аймада д’Эон из Сарта. Двадцать лет, говорит на шести языках, послушная дочь, мать была признанной красавицей…
— Послушная — то есть неинтересная, — перебил его Конор. Он снял кольцо и перебрасывал его из одной руки в другую. На лету оно вспыхивало, как разноцветный светлячок. — И какая мне разница, как выглядит ее мать?
— Может быть, они предлагают две по цене одной, — предположил Кел и заметил, что Конор улыбается.
В обязанности Ловца Мечей входило не только загораживать наследного принца своим телом от клинков наемных убийц. Конора окружали люди, которые с самым серьезным видом постоянно указывали ему, что следует и чего не следует делать, и Кел чувствовал, что должен обеспечить некий баланс.
Но Майеш не улыбнулся.
— Насколько я понимаю, — произнес он, — предполагается, что дочь, как и ее матушка, королева, однажды станет настоящей красавицей.
— Выходит, сейчас она некрасива? — Конор взял бумагу из рук Майеша. — Рыжая, — фыркнул он. — Ненавижу рыжие волосы. А кроме того — Сарт…
Джоливет засопел. До обретения независимости Кастеллан был портовым городом Магна Каллатис, огромной Империи, сейчас разделенной на три королевства — Сарт, Вальдеран и Кастеллан. Вальдеран располагался на плодородных южных землях Империи, и именно оттуда Кастеллан получал большую часть продуктов. Он служил верфью и гаванью Империи. А Сарт когда-то был ее столицей, и там располагался имперский город Аквила. Всем было известно, что Сарт хочет восстановить прежнюю Империю. Особенно их интересовала гавань Кастеллана, потому что у Сарта не было выхода к морю и они были вынуждены платить огромные деньги за право пользоваться гаванями.
— Принц прав, — заметил Джоливет. — Зачем нам Сарт?
— Действительно, зачем? — И Майеш извлек из папки следующий портрет. — Здесь у нас принцесса Эльсабет Белмани из Малгаси.
— Малгаси, — задумчиво произнес Джоливет. — Полезный союзник. Особенно потому, что ваш отец воспитывался у них при дворе.
— Процветающая торговля пряностями, мехами и шелком; обширные пахотные земли. Следовательно, мы не будем больше зависеть от Вальдерана в вопросе продовольствия, — заметил Майеш, но Келу показалось странным полное отсутствие энтузиазма в его голосе.
— Пахотные земли, — повторил Конор. — Никогда не слышал ничего более романтичного. Столько баллад посвящено прекрасным дамам с выдающимися пахотными землями.
— Значит, теперь это так называется, — ухмыльнулся Кел, и Конор улыбнулся ему в ответ, забирая у Майеша пергамент.
— Не надо шутить насчет земли, — проворчал Джоливет. — Допустим, в торговле нам нет равных. Но что касается земли, наша страна представляет собой всего лишь несколько квадратных миль, занятых городом и болотами.
— Но зато это лучшие в мире квадратные мили, — примирительно произнес Кел, и Майеш улыбнулся.
Конор продемонстрировал Келу портрет молодой женщины с бледным лицом, черными волосами и напряженным, пристальным взглядом; на голове у нее красовалась золотая диадема с рубиновым фениксом. Эльсабет Белмани.
Кел нахмурился.
— По-моему, я недавно где-то слышал это имя…
Конор щелкнул пальцами.
— Точно. Какой-то скандал. Дом Белмани не пользуется популярностью у народа Малгаси; мне кажется, нам не стоит связывать свое имя с правителями, которых ненавидят подданные.
Кел ногтем содрал немного черной краски со стекла, пока Конор и Майеш спорили насчет того, любит ли народ представителей Дома Аврелианов. Выглянув в окно, Кел увидел, что они проезжают по Рута Магна. Рута Магна представляла собой последний участок Великого Юго-Западного Пути, который вел из Шэньчжоу в Кастеллан. Эта улица, или, скорее, дорога, пересекала горы в районе Узкого Перевала, делила город на две части и заканчивалась у гавани. Кел часто задумывался над тем, как выглядит начало Великого Пути. Он знал, что дорога начинается в столице Шэньчжоу, но превращалась ли она в главный проспект города, как в Кастеллане, или просто разветвлялась на более мелкие дороги, подобные рукавам в дельте реки?
Конора всегда удивлял его интерес к подобным вещам. Но Кел мечтал посетить самые далекие уголки мира. Из окна их комнаты в Маривенте ему была видна гавань и большие корабли, возвращавшиеся из Сайана и Тапробаны, из Кутани и Ниеншанца. Однажды, говорил он себе. Однажды он взойдет на борт одного из этих парусников и поплывет по темно-синим волнам. Он надеялся на то, что Конор будет с ним, хотя пока обещание принца насчет путешествий по миру так и оставалось обещанием. Кел понимал, что Конор в этом не виноват; Дом Аврелианов, в отличие от других королевских семейств, предпочитал удерживать наследника в столице.
— Ах так, очень хорошо, — резко произнес Майеш.
Он редко демонстрировал раздражение, и Кел посмотрел на него не без удивления.
Советник вытащил из своей папки новый листок.
— Если Малгаси вам не по вкусу, предлагаю вашему вниманию принца Флориса из Гелштадта. Молодой, красивый, в один прекрасный день возглавит крупнейшую финансовую империю мира.
В целом Конор предпочитал женщин, но это отнюдь не было правилом. Если бы Конор заключил брак с мужчиной, советники короля выбрали бы какую-нибудь женщину хорошего происхождения в качестве Госпожи Матери; она выносила бы ребенка Конора, ухаживала бы за младенцем, а потом отдала бы его двум королям на воспитание. Такая семья была у дедов Конора, принца Кастеллана и лорда Ганзы. Это считалось обычным явлением в Данморе. Браки между двумя королевами заключались реже, но такое тоже случалось.
— Финансовая империя? — Конор протянул руку. — Дайте взглянуть.
Кел заглянул через плечо принца. На картинке, прислонившись к стволу ольхи, стоял юноша. Миловидный, со светлыми как лен волосами и голубыми глазами уроженца Гелштадта — крошечной страны с весьма гибким финансовым законодательством, которое сделало ее одной из богатейших в Данморе.
Конор поднял голову.
— Что думаешь, Кел?
Атмосфера в карете едва заметно изменилась. Кел, который последние десять лет учился улавливать тонкости общения между высокопоставленными лицами, почувствовал это. Он был Ловцом Мечей, телохранителем принца. А советы принцу давали его советники. Ему следовало знать свое место. Он был никем, по крайней мере, в глазах Джоливета и Майеша. (Возможно, это был единственный пункт, по которому старики сходились во мнении.)
Кел поразмыслил и решил: его не интересует, что они подумают. Все, кто служил во Дворце, были преданы королевской семье, но он был предан прежде всего Конору. Этот выбор он сделал много лет назад, в спальне наследного принца Кастеллана, когда был худым голодным мальчишкой в чужой одежде. Принц предложил ему исключительную жизнь, дал ему эту жизнь и даже больше — подарил свою исключительную, необыкновенную дружбу.
— Я думаю, — сказал Кел, — здесь одно из двух. Либо кто-то изобразил на картине очень маленькое дерево, либо Флорис из Гелштадта — великан.
— Согласен, — кивнул Конор. — Не очень хочется смотреть на своего супруга снизу вверх. Какой у него рост, Майеш?
Майеш вздохнул.
— Семь футов[3].
Конор содрогнулся.
— Майеш, вы надо мной издеваетесь? Непопулярная принцесса, гигант и рыжая? По-вашему, это смешно? Вы отняли у меня несколько лет жизни. Это похоже на государственную измену.
Майеш вытащил новый листок.
— Принцесса Анжелика из Кутани.
Конор вытянул шею. Наконец-то он заинтересовался невестой, и Кел его понимал. С портрета на них смотрела темнокожая девушка с пышными черными волосами и сияющими янтарными глазами. Вместо короны ее голову украшала шапочка из золотой сетки, усыпанная алмазами в виде звездочек, на запястьях блестели золотые браслеты. Она была ослепительна.
— Кутани? — с сомнением переспросил Джоливет. — Вы не забыли насчет приданого? Вы считаете, что Кастеллан сможет себе это позволить?
Островное королевство Кутани было центром торговли пряностями. Кардамон, перец, шафран, гвоздика — все это выращивалось или продавалось именно там, и королевская семья купалась в золоте. По словам Джосса Фальконета, семья которого владела хартией на торговлю пряностями, в воздухе над островом висел аромат кардамона, а над пляжами с чистейшим белым песком покачивались экзотические пальмы.
— Вы совершенно правы, — заметил Майеш, убирая портрет. — Скорее всего, не сможет.
Глаза Конора вспыхнули.
— Мы достаточно богаты, — отрезал он. — Отдайте мне это.
Они свернули с проспекта Рута Магна на узкую улицу, которая вела к центральной площади города, окруженной четырьмя старейшими зданиями в Кастеллане. Все сооружения были облицованы белым мрамором с прожилками из кварца, который блестел на солнце; у всех были широкие ступени, могучие колонны и портики в стиле давно исчезнувшей Империи Каллата.
Площадь Валериана прежде называлась Квадра Магна и являлась центральным узлом портового города Империи. С каждой из четырех сторон света было возведено массивное здание. С северной стороны находилась тюрьма Талли. Охранявшие ее мраморные львы разинули зубастые пасти, словно собираясь сцапать преступников. С западной стороны площади находился Дворец Собраний, или Конвокат, с южной — Юстиция, Дворец Правосудия. Восточную сторону площади занимала Порта Ауреа, триумфальная арка, воздвигнутая Валерианом, первым королем независимого Кастеллана; горожане с любовью называли ее «Вратами в Никуда».
У Кастеллана было несколько необычное отношение к своей истории. Сегодня город-государство отмечал очередную годовщину независимости от Магна Каллатиса. Граждане Кастеллана гордились своим прекрасным городом и были абсолютно уверены в том, что живут в самом великом государстве Данмора. Но одновременно они гордились тем, что являются потомками граждан Магна Каллатиса, гордились остатками Империи: гипокаустами — подземными печами, которые обогревали общественные бани; королевским двором и Советом Двенадцати. Они ревностно оберегали свою независимость, но пытались заявить права на достижения Империи, исчезнувшей тысячу лет назад; иногда Келу казалось, что это противоречие заметно только ему.
Карета подъехала к служебному входу Дворца Собраний, через который можно было незаметно проникнуть внутрь. Улица была закрыта для движения. Спрыгнув на мостовую, Кел заметил в тени кучку детей, глазевших на экипаж, — босых, грязных и оборванных, с черной от солнца кожей. Он вспомнил двух мальчишек под пороховым деревом, которые играли в пиратский бой, и бросил детям несколько медных монет.
— Передавайте от меня привет Королю Старьевщиков! — крикнул он.
Самый младший испуганно ахнул.
— Говорят, он сегодня на площади, — пискнул мальчишка. — Где-то в толпе.
— И ты его узнал, так мы и поверили, — засмеялась девочка в потрепанном платьице. — Ты ж его в жизни не видел.
Мальчик сердито возразил:
— А вот и узнал. Он одевается во все черное, как Господин Смерть, который приходит за твоей душой, и колеса его кареты все в крови.
Девочка закатила глаза и с силой дернула мальчишку за ухо. Тот взвизгнул, и дети с хихиканьем скрылись в переулке.
Кел усмехнулся. В детстве он считал Короля Старьевщиков кем-то вроде Бога карманников. Позднее он начал понимать, что Король Старьевщиков — это вовсе не миф, а реальный человек, хотя его личность оставалась загадкой. Он руководил крупной контрабандной сетью, владел игорными притонами, находившимися в недрах Садка, и контролировал торговлю от гавани до Великого Пути. Дворец никак не мог от него избавиться. Этот «Король» обладал огромным влиянием, а кроме того, говорил Майеш, создавать вакуум власти в могущественной преступной организации слишком опасно. В конце концов, незаконный порядок лучше законного хаоса.
Джоливет щелкнул пальцами.
— Идем, Келлиан, — позвал он, и четверо пассажиров кареты пересекли пустую улицу и вошли в Конвокат.
Внутри было темно и прохладно, толстые мраморные стены хорошо защищали от жары. Кел очутился рядом с Майешем, а Джоливет догнал Конора и завел с ним какой-то серьезный разговор.
— Это был умный ход, в карете, — признал Кел. — Продемонстрировать ему трех кандидатов, на которых он ни за что на свете не женится, а потом показать ту, которая ему наверняка понравится, и сказать, что брак невозможен.
— Это входит в наши с тобой обязанности, — сказал Майеш. — Знать принца лучше, чем он знает самого себя.
— Только у вас есть другие обязанности, тогда как у меня только одна. Вы также должны хорошо знать короля и королеву.
Майеш сделал некий жест, означавший, по-видимому, нечто вроде неохотного согласия.
— Я всего лишь даю им советы. Так было всегда.
Это было очевидной ложью, но Келу не хотелось спорить. Он предпочитал не вдаваться в обсуждение дел королевской четы, особенно когда речь шла о самом монархе. Конор выступал сегодня с ежегодной Речью Независимости потому, что королева отказалась — она терпеть не могла произносить речи, — а король просто не мог этого сделать.
Маркус Аврелиан, великий ученый, король-философ. Его мудрость была предметом гордости в Кастеллане. Говорили, будто он редко появляется на людях потому, что поглощен своими учеными занятиями, великими открытиями в области астрономии и философии. Кел знал, что это не так, но это была лишь одна из множества тайн Дома Аврелианов, которые он хранил.
Они вошли в центральный зал Конвоката — помещение с куполом, который поддерживали гигантские мраморные колонны. Мозаичный пол, изображавший карту Данмора до распада Империи, когда-то был цветным. Время и множество ног, ступавших по нему, почти уничтожили мозаику.
Когда-то здесь были сиденья, и король участвовал в заседаниях с семьями, владевшими хартиями, обсуждая закон, торговлю и политику государства. Кел смутно помнил эти заседания. А потом король заперся в Северной башне со своими телескопами и астролябиями, картами звездного неба, секстантами и сферами. Он обратил свои мысли и внимание к небу над головой и забыл о мире, лежавшем под звездами.
Но сейчас не имело смысла думать об этом. Приближались солдаты из Эскадрона стрел. Они были в красных с золотом мундирах, как и Джоливет, но кистей и бахромы на них покачивалось существенно меньше.
Командир, седовласый мужчина по имени Бенасет, мрачно произнес:
— Легат, господин Советник. Произошел инцидент.
Он объяснил: в толпе обнаружили рабочего из доков с арбалетом за спиной. Разумеется, существовала вероятность, что это ничего не значит. Возможно, рабочий не знал, что закон запрещает появляться с оружием на выступлениях членов королевской семьи. В Талли это выяснят. А тем временем…
— Нам понадобится Ловец Мечей, — сказал Бенасет. — Он готов?
Кел кивнул. Он почувствовал, как напряглись мышцы плеч. Ему нередко приходилось замещать Конора. Пусть это чаще всего и происходило довольно неожиданно, поскольку телохранители проявляли исключительную осторожность. Но сейчас его напрягала даже не опасность, размышлял Кел, вытаскивая из кармана талисман и надевая на шею цепочку. (Талисман был холодным; Кел не знал почему, но он никогда не нагревался от соприкосновения с его телом.) Сегодня он позволил себе расслабиться. Они были почти на площади; он слышал шум толпы. Кел позволил себе поверить в то, что сегодня ему не потребуется изображать принца.
И ошибся.
Он начал мысленно повторять заученные слова речи: «Приветствую вас, мои подданные, народ Кастеллана, во имя Богов. Сегодня…»
Кел нахмурился. «Сегодня», а дальше? «Сегодня был рожден Кастеллан». Нет, не то.
— Мне кажется, в этом нет необходимости, — произнес Конор, прерывая размышления Кела. — Вам попался какой-то пьяный дурак, разгуливающий с арбалетом, и что с того? Это вовсе не означает, будто планируется покушение…
— Это необходимо, монсеньер.
Кел уже слышал, как Джоливет говорит таким голосом, и знал, что это означает. Легат обладал полномочиями физически удерживать принца в случае необходимости — и такое право ему дал сам король.
— Именно на такой случай у вас имеется Ловец Мечей.
Кел шагнул к принцу, и тот сделал недовольный жест. Их взгляды встретились; Кел едва заметно пожал плечами, словно говоря: «Ничего страшного». Конор со вздохом снял корону и подал ее Келу.
— Улыбайся и постарайся выглядеть как можно привлекательнее, — посоветовал он. — Нельзя разочаровывать народ.
— Сделаю все, что смогу.
И Кел надел корону. В его кольца вместо изумрудов и рубинов были вставлены сверкающие ограненные кусочки свинцового стекла, но корона — корона была настоящей. Она принадлежала Дому Аврелианов. Этот небольшой кусок золота показался Келу необычно тяжелым, как будто заключал в себе груз истории. Моргая, он поднял взгляд: солдаты из Эскадрона стрел распахнули двери, и в зал ворвался ослепительный солнечный свет.
Рев толпы напомнил Келу шум морского прибоя.
Конор вытянул руку. Кел взял ее, и принц притянул его к себе. Это была ритуальная часть, Кел выполнял ее автоматически. Он делал это бесчисленное множество раз, но до сих пор при этом последнем взгляде на Конора — как и в тот момент, когда он надевал корону Кастеллана, — по спине у него бежал холодок.
— Я щит принца, — произнес он. — Я его броня. Я истекаю кровью для того, чтобы он не получил ран. Я испытываю мучения для того, чтобы он никогда не страдал. Я умру ради того, чтобы он жил вечно.
— Но ты не умрешь, — сказал Конор и выпустил его руку.
Он всегда так говорил — эти слова не являлись частью ритуала, он делал это по привычке.
— Возможно, я и останусь в живых… если буду пореже попадаться на глаза леди Аллейн, — усмехнулся Кел.
У леди Аллейн имелось множество амбиций, в основном связанных с ее дочерью.
— Она все еще не отказалась от мысли выдать за тебя Антонетту.
Джоливет помрачнел.
— Довольно, — вмешался он. — Майеш, вы остаетесь с принцем.
Это был не приказ, а вопрос; Майеш дал понять, что согласен, и Кел пошел следом за Джоливетом к дверям.
Идти было довольно далеко. Шум толпы становился все громче, и вот наконец Кел вышел из зала на крытую галерею. Смотреть на белые мраморные стены и колонны было почти невозможно, так ярко светило солнце. Он услышал, как толпа ахнула, когда он вышел из тени и остановился наверху белой лестницы, ведущей вниз, на площадь. Казалось, что у всех одновременно перехватило дыхание.
Кел стоял на верхней ступени Лестницы Скорби и смотрел на людей, которые скандировали имя Конора. На площади собрались горожане из самых различных слоев общества: рабочие из доков в грубых хлопчатобумажных рубахах с детьми на плечах; лавочники и трактирщики; богатые купцы в модных ярких костюмах. Близлежащие улицы были забиты сверкающими каретами.
На ступенях Главного храма стоял иерофант — верховный священнослужитель Кастеллана. Он опирался на посох, украшенный молочно-белым шаром из Огненного стекла. Кел в недоумении покосился на старика — иерофанта редко можно было увидеть за пределами храма. Он присутствовал только на крупных мероприятиях вроде государственных похорон или церемонии Обручения с морем, во время которой король или королева Кастеллана восходили на борт украшенной цветами лодки и бросали в море золотое кольцо, чтобы скрепить связь между богом Айгоном и Домом Аврелианов.
Ближе всех к ступеням, на помосте, возведенном перед мраморными львами Талли, сидели члены Семей Хартий; над собравшимися развевались флаги с эмблемами их домов: корабль Дома Ровержей, венок Дома Эстевов, шелкопряд Дома Аллейнов.
Кел в последний раз обвел взглядом толпу и заметил лакированную черную карету с алыми колесами. Высокий худощавый мужчина в черном стоял, прислонившись к стенке кареты. «Он одевается во все черное, как Господин Смерть, который приходит за твоей душой, и колеса его кареты все в крови». Неужели это Король Старьевщиков приехал послушать речь принца? Кел решил, что бандит вполне мог появиться на церемонии, если ему этого хотелось. Как-то раз, лет десять назад, он спросил у Конора, почему власти просто не арестуют Короля Старьевщиков. «Потому что у него слишком много денег», — с задумчивым видом ответил Конор.
«Ну хватит». Кел понимал, что нервничает, поэтому у него разыгралось воображение. «Сконцентрируйся, — приказал он себе. — Ты наследный принц Кастеллана».
Он закрыл глаза и увидел синее море, корабль с белыми парусами. Услышал шелест волн, крики чаек. Здесь, под звездами, неспешно плывущими по небу, он был один в тишине, и горизонт манил его к себе. Палуба раскачивалась под ним, наверху поскрипывали снасти. Никто не знал об этом месте, кроме него. Даже Конор.
Он открыл глаза и протянул руки к толпе. Зашелестели шелковые рукава, сверкнули камни в кольцах. Тяжелая корона сдавливала голову. Он заговорил:
— Приветствую вас, мои подданные, народ Кастеллана, во имя Богов.
Талисман усиливал его голос, и его слышали даже в дальней части площади.
«Мои подданные…» Многие люди размахивали красно-золотым флагом Кастеллана — с кораблем и львом. Море и Золотые Дороги. В библиотеке дворца был ковер в форме континента Данмор. Иногда Конор ступал по нему босыми ногами: заходил в Хинд, шел по Золотым Дорогам, возвращался в Кастеллан. Принцу принадлежал весь мир.
Слова речи вспоминались сами собой.
— Сегодня, — продолжал Кел, — день, когда мы празднуем нашу свободу, годовщину рождения нашего города-государства. Здесь, на этих улицах, жители Кастеллана отдали свои жизни за то, чтобы их потомкам не пришлось склоняться ни перед императором, ни перед иностранными державами. Здесь мы стали теми, кто мы есть, — маяком свободы для всего мира, величайшим городом Данмора и всего мира…
Толпа взревела. Кел подумал, что этот рев похож на далекие раскаты грома. Воздух был наэлектризован, словно перед грозой. В этот момент Кел почти забыл о том, что на самом деле он не принц, не будущий повелитель. От людских приветственных криков у него закружилась голова, и ему показалось, что он шагает по облакам, подобно божеству.
Воодушевление толпы было заразительным. Келу почудилось, что у него в груди что-то вспыхнуло, как порох, и по жилам побежал огонь. Ловец Мечей чувствовал себя потрясающе, несмотря на то, что народная любовь была направлена не на него. Несмотря на то, что это была всего лишь иллюзия.
— Очень хорошо, — похвалил Конор, когда Кел вернулся во Дворец Собраний.
За стенами гудела толпа, доведенная до исступления, — в какой-то степени речью наследного принца, но в основном, надо было признать, бесплатной выпивкой за счет дворца. В будках, увешанных красными штандартами, раздавали кружки с вином и пивом, а аристократы поспешно покидали площадь. Все понимали, что через час-другой патриотически настроенные горожане превратятся в неуправляемый пьяный сброд.
— Мне понравилось высказывание насчет того, что душой Кастеллана являются… как же это было? Ах да. Его граждане. Импровизация?
— Мне казалось, мы это репетировали.
Кел прислонился спиной к мраморной колонне, чувствуя, как холод просачивается сквозь жилет и рубашку. Внезапно ему стало очень жарко; стоя на площадке наверху Лестницы Скорби, он забыл о палящем солнце.
— Народу нравятся комплименты.
— С тобой все в порядке?
Конор, который сидел у подножия колонны, поднялся на ноги. Джоливет и Майеш были поглощены беседой; телохранители из Эскадрона стрел обходили зал, безмолвные, как всегда. Обычно Конор даже забывал об их присутствии.
— У тебя такой вид, как будто…
Кел поднял голову. Они с Конором были одного роста; Кел не сомневался в том, что Майеш каким-то образом этому поспособствовал. Помимо этого, старый колдун сделал так, что за десять с лишним лет синие глаза Кела приобрели цвет старого серебра.
— Как будто… что?
— Ничего. Может, ты на солнце перегрелся. Сейчас тебе лучше побыть в темноте. — Конор положил руку на плечо Келу. — Сегодня праздничный день. Значит, будем праздновать. Пойди в карету, переоденься, и поедем в «Каравеллу».
— Ах да, верно. — Кел вздохнул.
Как это часто бывало после появления на публике в качестве Конора, он чувствовал себя усталым и разбитым, словно несколько часов провел в неудобной позе. Больше всего ему сейчас хотелось вернуться во дворец и рухнуть на постель.
— Пирушка Джосса Фальконета.
— А почему такой недовольный тон? — Уголок рта Конора слегка приподнялся. — Мы уже очень давно не навещали Храмовый квартал.
Храмовым кварталом назывался район борделей; он получил такое название потому, что в большинстве заведений имелся домашний алтарь Турана, Бога желания. Келу хотелось предложить отправиться в веселый дом в следующий раз, но было ясно, что Конору не терпится поразвлечься. А кроме того, у самого Кела имелось одно дельце в «Каравелле» — если не считать того, за чем молодые люди обычно приходили туда. Он решил, что для этого дела сегодняшний день подходит не хуже любого другого.
— Так, ничего, — ответил Кел. — Просто пирушки, которые организует Фальконет, иногда бывают… это бывает несколько чересчур.
Конор шутя поддел его подбородок.
— Чересчур весело. Я уже приказал Бенасету привести лошадей. Можешь поехать на Асти.
Несмотря на легкомысленный тон Конора, Кел догадался о том, что он забеспокоился. Принц понял, что Келу не хочется ехать в публичный дом, и предложение взять любимую лошадь было не чем иным, как взяткой. Кел спросил себя, что произойдет, если он сейчас откажется и объявит, мол, возвращается во дворец с Бенсимоном и Джоливетом. Мол, хочет провести вечер в полутемной комнате с бокалом холодного синего вина и картой западных морей.
Ответ был прост: ничего особенного. Но Конор останется разочарован, а кроме того, кто-то все равно должен сопровождать его в «Каравеллу». Конор не мог разъезжать по городу один, без телохранителя. Если Кел вернется во дворец, принц получит в качестве сопровождающего солдата из Эскадрона стрел и будет недоволен. А если Конор будет недоволен, то и Келу придется несладко. Не потому, что принц разозлится на него и выместит на нем гнев; этого не произойдет. Но сознание того, что он расстроил, разочаровал Конора, станет разъедать ему душу, как щелок.
Кел снял корону и протянул ее принцу. Золотой обруч покачивался на кончиках его пальцев.
— Ну ладно, — произнес он, — однако покорнейше прошу вас не забывать корону, монсеньер, иначе в «Каравелле» к вам отнесутся без должного почтения. С другой стороны, — добавил Кел, — возможно, сегодня ночью вы собираетесь заплатить именно за то, чтобы к вам отнеслись без должного почтения?
Конор рассмеялся, и морщинки у него на лбу разгладились.
— Превосходно. Это будет незабываемый вечер.
Обернувшись, он помахал короной Бенсимону и Джоливету, которые с неодобрением смотрели на молодых людей.
— Мы с вами прощаемся, господа, — сказал Конор. — Если мы вам понадобимся, найдете нас в Храмовом квартале. Мы собираемся вознести подобающие случаю молитвы.
Магия была всегда.
Магия — одна из природных стихий, подобно огню, воде и воздуху. Люди не рождаются с умением пользоваться магией — точно так же человек не появляется на свет, зная, как добывать огонь. Говорят, что тайны магии нашептывает ветер и те, у кого есть способность к ней, узнают формулы, которые в устах чародея становятся заклинаниями.
Мы не знаем, кто записал первые заклинания. Это знание утрачено. Но мы знаем, что каждое заклинание и каждый заговор обязательно включал Слово, неизреченное имя Силы, без которого заклинание является пустым звуком. Без Слова нет магии.
