Медный обряд. Легенды Черного озера

Карина Штерри

Снежным декабрьским утром мать Нелли уезжает из дома, обещая вернуться, но бесследно исчезает в чужом городе. Любовь дочери к ней настолько сильна, что она не может угаснуть спустя десятилетие. Из дневниковых записей Нелли узнает страшную родовую тайну – она наследница медных часов, а, значит, обладает даром посвященных медных ведьм. Но у каждого дара есть темная сторона. Найдет ли Нелли с помощью медной силы исчезнувшую мать? Не потопят ли ее душу в Черном озере призраки расстрелянных предков?

Глава 5

В холле института часы показывали половину второго, и я уже не надеялась, что застану Бориса Глебовича в кабинете. Новая пара только что началась, он, скорее всего, перешел в аудиторию. Я взглянула на расписание и, минуя нашего сурового вахтера — Зинаиду Павловну, грозу всех опоздавших студентов, юркнула в правую рекреацию, где находилась лестница, ведущая наверх. На площадке между вторым и третьим этажом я столкнулась лицом к лицу с Борисом Глебовичем. Профессор с укоризной посмотрел на меня и направился вниз, слегка сгорбившись, как это бывает свойственно очень пожилым людям. Я вспыхнула от стыда и попыталась оправдаться, следуя за ним по пятам до аудитории:

— Борис Глебович, простите меня, пожалуйста. Я должна была съездить по очень важному делу, думала, что успеваю на зачет, поэтому не предупредила. Автобус из-за пробок опоздал на целый час.

— Я очень надеюсь, — вздохнул профессор, — на то, что вам не придется оправдываться по поводу невыученного материала. Присаживайтесь, — указал он рукой на стул, стоящий возле трибуны. — Сейчас разложу билеты. Имейте в виду, я первый и последний раз делаю для вас исключение. Борис Глебович приоткрыл окно, впустив свежий воздух в душное помещение, повесил пиджак на спинку стула, поправил галстук на рубашке в мелкую синюю клетку и подготовил экзаменационный стол. Он взглянул на меня и лицо у него подобрело.

Я подошла к столу и дрожащими пальцами вытянула первый попавшийся узкий листок с вопросами. Волнение в один миг сменилось теплым ощущением радости. Тема была мне очень близка, в свободное время я изучала ее дополнительно.

— Борис Глебович, можно мне сразу ответить?

— Если вы уверены, то, конечно, — профессор развел руками, надел очки и опустился в кресло напротив.

— Первый вопрос билета «Древняя Русь в тринадцатом веке». Киевская Русь возникла в результате объединения восточнославянских племен под властью князей династии Рюриковичей… — бодро начала я. Профессор слушал мой рассказ с интересом, и я с удовольствием отметила про себя, что он, кажется, не жалеет о том, что принял меня позже назначенного часа. Когда ответ был закончен, Борис Глебович с одобрением кивнул, расписался в ведомости и сказал мне:

— Превосходно. Заметно, что вы с особой ответственностью отнеслись к подготовке. Однако, я надеюсь, что на другие контрольные точки вы будете успевать к указанному времени. Давайте зачетку.

Я открыла сумку, силясь вспомнить, брала ли зачетку с собой. К счастью, она нащупывалась через подкладку на самом дне. Только, когда я выходила из автобуса, то не положила часы на место в мешочек, теперь пришлось их доставать, чтобы распутать длинную цепочку.

— Очень любопытно, — раздался голос Бориса Глебовича справа от меня. — Разрешите мне взглянуть.

Я, наконец, извлекла зачетку и протянула профессору часы. Он посмотрел на них сквозь стекла очков, сдвинутые на кончик носа, затем извлек из нагрудного кармана небольшую лупу и стал разглядывать резьбу на крышке. Потом, с не меньшим вниманием, Борис Глебович осмотрел циферблат.

— Это мамина реликвия, — на всякий случай уточнила я, предчувствуя, что стою на пороге новой тайны. — Мне передали часы сегодня. Они… какие-то особенные, да?

Мое сердце ухнуло в пропасть, а к горлу вновь подкатил предательский ком. Тревожные мысли, странные сны, видения наяву сплетались воедино, отражаясь в блестящей крышке медных часов. Я сгорала в этом рыжем огне.

— Их сложно забыть, — покачал профессор головой и положил часы на стол. — Но… есть одна странность. Вы не меняли циферблат?

— Нет. А в чем дело?

Борис Глебович сделал несколько шагов до окна и обратно, словно решая, изложить мне свои размышления или промолчать, но вскоре тень колебаний пропала с его лица. Он подошел к экзаменационному столу, сел в кресло и сказал:

— Когда-то я держал в руках подобную вещь. Это было очень давно. А про циферблат я узнавал не просто так. Дело в том, что у тех часов, что мне встречались, он был черного цвета, а цифры на нем — желтого. А вот корпус… Узор оригинален, принадлежит одному и тому же мастеру или… роду мастеров. В круге, оплетенном цветами, изображен символ времени, вот здесь, видите? — профессор показал на тонкую вертикальную молнию. — Никогда не думал, что мне суждено еще раз увидеть эту символику.

— Но, часы я получила в таком виде, в каком они сейчас. Только завести я их не смогла, к сожалению.

— Если они те самые, вы их не заведете, — нахмурился Борис Глебович, я заметила, что он с трудом подбирает слова, чтобы его не сочли сумасшедшим. Как мне это знакомо.

— Кто вам передал их? — спросил он.

— Мамина коллега по работе. Моя мама пропала много лет назад, я была совсем маленькой. Дарья отыскала меня, чтобы рассказать о кое-чем важном…

— Да, я слышал про вашу маму. Громкая история. Поверьте, в то время вам сопереживал весь город. А что за коллега? Я бы хотел переговорить с ней. Поймите меня правильно. Профессор наклонился над столом и прошептал: — Эти часы могут быть очень опасны.

— Мне бы самой хотелось переговорить с ней, — тоже шепотом ответила я. — Но вчера ночью ее убили.

В глазах моего собеседника промелькнул ужас. Он оглянулся на дверь и сказал:

— Я расскажу вам историю, произошедшую со мной почти двадцать лет назад. Я не хочу вас пугать, но и не хочу, чтобы вы оставались в неведении. Коли уж заикнулся о часах, то должен объяснить, почему нахожу их опасными, верно?

Я кивнула и поспешила успокоить профессора:

— В моей жизни происходило слишком много странных вещей. Вы можете доверять мне. Весь разговор останется между нами.

— Что ж, превосходно. Тогда выслушайте мою историю и постарайтесь поверить в ее реальность, — откашлявшись, Борис Глебович продолжил. — Я получил докторскую степень ровно двадцать лет назад. Тогда же и поступило предложение работать в вологодском университете. А до этой поры я числился в составе крупной археологической группы, путешествовал по миру, участвовал в международных исследованиях, писал научные труды о наших находках. Команда у нас была, на удивление, очень дружной и сплоченной, состав ее не менялся с самого начала. Мы с ребятами проходили через огонь и воду, через пески и тундру. Мы успели сделать очень много открытий, но годы шли, незаметно подкралась старость. Силы уже были не те. Тогда, каждый из нас стал искать другие занятия, близкие к археологии и истории. Меня пригласили работать на кафедру, несколько моих соратников с головой ушли в научную деятельность, а Олежка Соловьев, с которым, на тот момент, я наиболее тесно общался, решил заняться созданием собственной антикварной коллекции.

Как-то раз он собрался в Златоуст за набором стальных ножей со штихельной резьбой, и попросил меня присмотреть денек другой за квартирой. Я с радостью вызвался помочь. Олежка весь светился, когда уезжал, хвалился передо мной новым экспонатом: часами, похожими на те, что хранятся у вас. За медной крышкой корпуса скрывался черный циферблат с ярко-желтыми цифрами.

— Зачем тебе они? — удивлялся я. — Ты же не коллекционировал часы!

— Неправда, мой профиль — резьба по металлу, а не конкретные вещи. Ты только взгляни на них! Безукоризненный рисунок! Ручная работа, — парировал Олег. — И достались они мне чудесным образом. Я проводил экскурсию для одной дамы, и она, заинтересовавшись коллекцией, предложила добавить в нее эти часы. Они достались ей от отца, потомственного белого офицера.

— Что ж, резьба действительно выдает руку талантливого человека, — признал я.

— Знаешь, что еще более поражает? — воскликнул мой товарищ. — Часы выполнены из чистой меди, без примеси бронзы.

— Такое редко встретишь, — согласился я. — Поздравляю тебя с новым приобретением. А за музей свой не переживай, пригляжу за ним. Хорошей дороги тебе, Олежка.

Ночью я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В чужом доме всегда тяжело засыпаю. Только задремал — слышу тихий всплеск. Ну, думаю, кран плохо закрыл. Я поплелся в ванную, но, проходя мимо комнаты, где находилась коллекция, замер, как околдованный. На полу как будто маленький пруд раскинулся: блестела вода при свете уличного фонаря, рябь по ней бежала, словно от ветра, и плеск-то отсюда раздавался. Запах, помню, странный был, так пахнет застоявшаяся вода в болоте, с примесью гнили и травы. «Ну, все, — мелькнуло в мыслях, — затопило дом». Я включил свет, и тут все исчезло. Прошелся, осмотрел комнату еще раз. Надо же такому привидеться!

Тут мой взгляд упал на часы. Они лежали на своем месте под стеклом, как и вчера, но что-то с ними было не так. Я подошел ближе и увидел, что бумага под корпусом стала влажной, а в цепочке запуталась речная водоросль. У меня пропал дар речи. Мне приходилось слышать о проклятых артефактах, но я никогда не верил людям, называющих себя их заложниками. Считал, что они сочиняют страшные сказки, чтобы развлекать зевак. И вот она, сказка, прямо передо мной…

Когда я проснулся, то не мог понять: приснился ли мне чудной сон или же все произошло наяву. Водоросль с цепочки исчезла, а бумага под часами оставалась чистой и ровной, никаких следов воды на ней не наблюдалось. Но тревога осталась. Не зря мне сразу не понравилось приобретение Олега.

В полдень вернулся мой товарищ, и я не удержался, перед уходом рассказал Олегу о своих опасениях и посоветовал ему избавиться от часов, пока не поздно. Соловьев только рассмеялся в ответ. Боюсь предположить, что он обо мне подумал в тот день. Мы, археологи, вынуждены быть скептиками. Можно свихнуться, если верить, что находки обладают большим, чем просто историей.

Прошел месяц, и я уже решил для себя, что мне приснился яркий подробный сон, как однажды поздним вечером позвонил Олег:

— Помнишь, Борис, ты говорил о неких странностях в моем доме? Ты оказался прав. Что-то творится неладное. Я вскакиваю посреди ночи от шумных всплесков воды, просыпаюсь, потому что начинаю замерзать от ветра. Стены становятся мокрыми, а с потолка капает. Соседи принимают меня за сумасшедшего, представляешь? Я прибежал к ним ночью, думая, что у них утечка воды. Но дело не в утечке! Я понял это, когда мне привиделось озеро в комнате. А потом оно внезапно исчезло, стоило лишь включить свет. Как такое возможно? Не могли же нам присниться одинаковые сны!

— Ты меня разыгрываешь? — осерчал я на товарища.

— Вовсе нет. Как будешь располагать временем, зайди ко мне, попробуем вдвоем разобраться.

— Хорошо, зайду. Но если узнаю, что это была шутка…

— Ты знаешь, шутить я не мастак, — перебил Олег. — Обещай, что сегодня-завтра заскочишь. Ты связывал происходящее с часами, так вот, я приметил на них особую символику. Захвати свой словарь, попробуем расшифровать загадку рисунка.

— Договорились, — ответил я. — Постараюсь вырваться в ближайшее время.

А время выпало сессионное. Каждый день зачеты, экзамены, я засиживался на работе допоздна. К Олежке смог поехать через неделю. Вижу — квартира открыта, родственников полный дом. Руки на себя наложил Соловьев, повесился.

Борис Глебович помолчал, опустив голову.

— Я не мог поверить, что Олег сам выбрал смерть. Он любил жизнь, и у него имелось столько незавершенных планов, проектов… У меня не оставалось сомнений: его погубили часы, несущие в себе проклятье.

Несколькими днями позже, мне позвонил брат Олега, также увлекающийся коллекционированием и попросил помощи в разборе экспонатов. Листая учетный журнал, я не нашел ни одного упоминания о медных часах, они бесследно пропали из коллекции. Появлялись мысли найти женщину, которая принесла их, но о ней никто из моих знакомых не слышал. Я силился вспомнить рисунок на часах, но безуспешно. Однажды они мне приснились. Проснувшись, я первым делом зарисовал кольцо, обвитое цветами и молнию в его центре. О кольце не упоминалось ни в одной из книг, а вот о молнии я мог рассказать и без помощи словаря. Это славянская руна, древняя мера одного мига. Ее называли еще и руной Победы. Полное значение рисунка я так и не смог разгадать, возможно, он является родовой печатью с особым смыслом.

Тогда я решил больше не возвращаться к прошлому. У меня получалось до тех пор, пока вы не упомянули о черных водах и ведьмах, пока я не увидел у вас часы, почти такие же, как были у Олега. Вы точно в порядке и не нуждаетесь в помощи? — профессор многозначительно посмотрел на меня.

Я призадумалась. Профессор не побоялся быть со мной искренним, и его история вызвала в моей душе бурный отклик. Мне захотелось поделиться своими предположениями о том, что произошло с Олегом. Потому что, то же самое происходит и со мной. Берегись медной ведьмы… Она начала охоту на меня. Я — ее жертва.

— Мне знакомы черные воды, — сказала я и облизнула пересохшие губы. — Я вижу их с детства. Сначала они снились, теперь… они могут появиться в любой момент. Я думаю, что дело не в часах, а в материале, из которого они сделаны. Вы говорили, что они из чистой меди.

Я содрогнулась, вспомнив мерзкую жижу в стакане.

— Причем тут медь? — удивился Борис Глебович.

— Думаю, мне придется начать издалека, чтобы все объяснить, — покачала я головой.

Профессор взглянул на часы и сказал:

— Я бы очень хотел вас послушать, если вы, конечно, никуда не спешите.

Я не боялась раскрыть карты. Страшнее — копить тайны в себе, зная, что на все твои доводы покрутят пальцем у виска. Пока ситуация складывается наилучшим образом, пока твою правду принимают — следует действовать. Собравшись с духом, я начала:

— Я не очень хорошо помню свое детство до пятилетнего возраста…

Мой рассказ оказался даже длиннее, чем у профессора и занял около часа. Он не торопил меня, ему казалось, важна была каждая деталь. Когда я закончила, Борис Глебович в десятый раз снял очки, еще раз тщательно их протер и спросил:

— Как я понял, все пятнадцать лет часы пролежали у той самой Дарьи Степановны?

— Именно так.

— Удивительно. Если допустить, что они из коллекции Олега, то возникает вопрос, почему коллега вашей мамы прожила столько лет?

— А что, если существуют другие часы? Дарья Степановна не отдала бы то, что убьет меня. Тогда бы она не писала записку с предупреждением.

— Надо поразмыслить над вашим рассказом. Сейчас могу сказать одно, вы убедили меня в том, что медь располагает особой силой. И вы, если я правильно понял, тоже обладаете особой энергией, которую берете от меди. Что же может произойти, если вас лишат ее?

Я побледнела и сжала руки в замок до хруста в суставах.

— Это уже произошло. От безысходности я ходила к знакомому своей подруги, Марку. Он говорит о том, что в моем роду были ведьмы. Я оставила шкатулку у него, чтобы он перестал так думать. Да и сама я была уверена в том, что медь никак не влияет на меня. Он сказал такие страшные слова на прощание… сказал, что я непременно вернусь, и мы поговорим иначе. Но хуже всего то, что Марк оказался прав. Мой дом опять залили черные воды. Зачем ему нужно, чтобы я вернулась? Не понимаю…

— Вы говорите о человеке с окраины города? Я слышал о нем. Знакомые, правда, отзывались об этом Марке неплохо. Но лучше быть начеку. Если у него есть выгода в том, что вы вернетесь, если чувствуете подвох, тогда не стоит раскрываться. Дайте слово, что не будете спешить с решениями. Постепенно сами во всем разберемся, я помогу вам.

— Я могу дать слово… Но как быть с черной водой? Мне она не дает покоя…

— Давайте так, Нелли. Я постараюсь связаться с нужными людьми и собрать как можно больше информации по волнующей нас теме. Вдруг мы не одни ищем правду? А воды постарайтесь не бояться, отключите в себе страх. Все призраки питаются негативными чувствами людей. Тем более, теперь у вас есть медные часы. Они придадут вам сил.

— Я постараюсь. И все же… Какова вероятность, что Дарью Степановну убили именно из-за часов?

— Вероятность есть, но она мала. Прошло пятнадцать лет, ее бы убили раньше. Я больше склоняюсь к мысли, что это роковая случайность. Постарайтесь не переживать. Готовьтесь к практике. Скоро вы займетесь любимым делом и отрешитесь от проблем. Тогда черная вода не сможет к вам подступиться.