Бубен

Карина Шаинян

Я бью в бубен, пою звуки, звуки превращаются в слова, слова – в песню, песня – в судьбу…

Я бью в бубен, пою звуки, звуки превращаются в слова, слова — в песню, песня — в судьбу. Я заглядываю со страхом в нижний мир и улыбаюсь верхнему.

Сколько таких, как я, было — все высохли, погасли, их слова стали трухой. Пришли новые знания, сделали жизнь легче, понятнее, разложили по полочкам — и мои сестры приняли их, и стали умными, и узнали, что да — значит да, а нет — нет. А потом одна из них взяла бубен — но бубен не запел, это ведь было очевидно — бубен не может петь, не может открывать миры, кусок кожи да дерево — куда ему?

А я не верю в очевидное, не верю-не слышу-не понимаю. Мох в уши, волосы на глаза — не слышу, не вижу, под пальцами поет бубен, под ногами мягко проминается песок, звуки превращаются в знаки, знаки — в жизнь.

Сколько стойбищ ты прошел? Со скольких островов ты сбежал, сжираемый злыми духами пустоты? Садился в лодку и греб, не оглядывался никогда, не махнул рукой. В одном стойбище ты сказал — ушел за добычей. В другом — поплыл искать теплый берег. В третьем — гонят воспоминания.

Чайка-поморник кричит, кружится над скалами, это знак. Море вокруг тебя — холодное, холод грызет твои руки, твои сети пусты, тюленей распугали злые люди с островов на закате. Поморник кричит, плачет. Его глаза слишком желтые, чтобы видеть то, что снаружи — он видит и рассказывает только то, что внутри. Добрые боги могут пригнать тебе в сети рыбный косяк, могут направить твою лодку в теплое течение — да ты не увидишь, не согреешься, снова сбежишь за теплом и большой добычей. А поморник будет плакать над моим берегом — он умеет видеть только то, что внутри.

Конец ознакомительного фрагмента.