Скользящие по краю войны

Карина Кайманова, 2020

Живешь себе, тихо, спокойно. Дерево посадил, дом построил, детей вырастил, завел собак. Теперь помогаешь детям растить внуков. Думаешь, что жизнь устоялась. Впереди пенсия- теперь-то можно пожить для себя. Но в твой город, на твою улицу приходит беда. В это трудно поверить, 21 век на дворе, над твоей головой свистят снаряды, на дорогах стоят блокпосты, по улицам ходят вооруженные до зубов националисты. И тебе приходится принимать сложные решения. Спасать семью и тех, за кого в ответе, кого приручил. Это моя история. В ней нет ни слова вымысла. Все это случилось со мной и моими собаками на самом деле. Память все сохранила до мельчайших подробностей. Я изменила только имена. Приглашаю Вас, вместе со мной, окунуться в круговорот событий. Почувствовать атмосферу тех дней. Узнать- каково приходится мирным жителям, попавшим в эпицентр "горячей точки". Я буду Вашими глазами и ушами. Жизнь- талантливый режиссер. Скучно точно не будет.

Глава 6

Майдан широко шагал по стране. По телевизору скачущие и орущие толпы «свидомых» по всей стране крушат памятники Ленину. Из интернета новости о том, где что сожгли, где ограбили, где убили… Мы ходили притихшие, подавленные, как будто барахтались в тягучем, сером болоте неопределенности.

Глядя на Крым, и у нас пошли разговоры о самоопределении, о референдуме. Разговоры эти подогревались предчувствием надвигающейся на нас большой опасности. В сторону наших городов по всем дорогам стекались силы Украинской армии. Окружая нас плотным кольцом. Просто стояли в пригородах, в лесах, по полям. Не стреляли, дороги не перекрывали. Тоже ждали референдума. Как охотник, залегший в засаде и ждущий момента для выстрела.

В городе тишина. На столбах и бетонных заборах, вдоль дорог стали появляться свеженанесенные коричневой краской нацистские руны. Это меня беспокоило: как будто видишь тайное послание:"Готовьтесь, мы здесь, мы вас видим, мы идем к вам".

27 апреля Луганский облсовет провозгласил о самоопределении и образовании Луганской Народной Демократической Республики и о намерении провести референдум.

В последних числах апреля с утра на каждом столбе у дороги белели объявления:"11 мая в г. Рубежное состоится референдум. На референдум выносится вопрос: поддерживаете вы или нет акт о государственной самостоятельности Луганской Народной Республики". Примерно такой текст.

Сердце мое радостно забилось. Настроение улучшилось. Появился свет в конце тоннеля непрекращающегося хаоса революций. Простой и красивый выход, за Крымом, скорее, к спокойной и счастливой жизни.

Муж узнал через знакомых, где штаб по подготовке референдума. Хотелось поучаствовать. В одной из хрущевок к облезлой коричневой двери трехкомнатной квартиры на первом этаже по всей лестнице выстроилась очередь. Люди заходили один за одним, недолго задерживались, на выходе рассовывая по пакетам стопки белых бумажек.

В квартире везде — на подоконниках, на столе, на стульях, просто в углу на полу — лежали пачки свеженапечатанных приглашений на референдум. Помещение нежилое. Несколько женщин споро расправлялись с очередью. Одна записывала посетителей в журнал, выясняя, где данный человек планирует распространять приглашения. Две других отсчитывали и выдавали нужное количество пачек. Четвертая на карте города делала отметку, чтобы ни один дом не остался без уведомлений.

Теплый апрельский вечер был наполнен ароматами весны: сладким — цветущих деревьев, свеже-горьким — молодой листвы и прелым — теплой земли. Вся улица утопала в бело-розовой пене цветущих яблонь и вишен. У нас старались заполнить любой клочок земли и сажали фруктовые деревья вдоль заборов — и красиво, и полезно.

Наконец-то ко мне пришло это прекрасное настроение, которое бывает только весной, когда все вокруг пробуждается к новой жизни, буйно растет, цветет и щебечет. Мы летали от калитки к калитке, раскладывали бумажки по почтовым ящикам, оставляли в щелях ворот. Подшучивая друг над другом, тихо смеялись, стараясь не беспокоить собак за воротами.

Несколько раз в сумерках мелькали темные фигуры каких-то людей. Это было странно — обычно с наступлением темноты у нас по улицам не гуляют. В частном секторе нет ни одного фонаря на столбах. Если приходилось выходить в город в темное время — подсвечивали себе под ноги фонариками.

К десяти часам вечера приглашения закончились. Уставшие, но довольные, вышли на свою улицу. В нашем почтовом ящике что-то забелело в свете фонаря. Открыла дверцу, и на землю полетели, как белые бабочки, приглашения на референдум. Сколько их? Штук восемь, десять. Так вот значит, что это за тени мелькали. Такие же, как мы, добровольцы. Каждый бросил в наш ящик приглашение из своей пачки. И так ведь по всему городу.

За несколько дней до референдума случилось ужасное. Сначала поступали тревожные сведения, что радикалы съезжаются в Одессу. Около тысячи «нациков» встали на подъездах к городу. Перекрывали дороги. Уже было предчувствие — в Одессе что-то намечается на Первое мая. Ведь в городе была самая сильная оппозиция Майдану.

Муж целый день второго мая смотрел по интернету стримы из Одессы.

Крики. Крики. Крики.

Потом расстроенно сказал:

— Все, Одессе конец.

Это правда, конец, там, в Доме Профсоюзов, сгорела наша любимая столица юмора — веселая Одесса.

На референдум утром 11 мая пошла со смешанным чувством: побаивалась, что нас будет немного. А на улице люди шли со всех сторон к избирательному участку. Даже образовалась очередь на улице у входа на избирательный участок. В очереди много знакомых с моей бывшей работы. С некоторыми перекинулась парой фраз:

— Вы тоже пришли?

— Ну да, я еще сомневался, но после Одессы уже твердо решил идти.

Проголосовали. Кругом — в зале, на лестнице, у входа — дежурят суровые ребята. Все наши, местные работяги. Муж подошел поздороваться. О чем-то тихо с ними поговорил, а потом сказал мне:

— Иди домой. Я останусь с мужиками. Надо проследить, чтобы не было провокаций, а потом повезем бюллетени в избирком. Тоже надо охранять — могут напасть.

Конец ознакомительного фрагмента.