Коммуналка: Добрые соседи

Карина Демина

Глава 8

Калерия Ивановна, будучи гражданкою всецело ответственной, ныне маялась дурью и чувством долга. Последнее требовало всячески поспособствовать миссии Кружина, разум нашептывал, что нужды в том нет, ибо и сам справится, чай не маленький, да и сгинет потом, как и не было, а Калерии еще жить. Дурь же… дурь требовала выяснить подробности.

Какие?

Она и сама не знала.

А потому, сказавшись занятой — квартальный отчет готовить надобно, с докладною запиской вкупе, она спустилась в буфет, где и получила из рук Анечки горячий кулек свежей сдобы. Сдобу, конечно, можно было купить и так, но от Анечки всяко надежней. Она, небось, не станет совать вчерашнюю, черствую. К сдобе у Калерии Ивановны нашлась баночка сливового варенья, ею самою катанного из домашних желтых слив. А еще пара шоколадных конфет, которые она хранила на особый случай.

Вот и настал.

Собрав все в авоську, Калерия Ивановна поглядела на себя в зеркало и кивнула, удовлетворенная увиденным. Подвела губы алой помадой, которая ей совсем не шла, мазнула щеки румянами, попавшими в кабинет по случаю, не иначе, да так и прижившимися в нем.

Вот так вовсе хорошо будет.

Леночка Ахнютина, ответственный секретарь Самого, всем была хороша: очаровательна, толкова и неболтлива, во всяком случае с чужими, к числу которых она относила подавляющее число людей, ее окружавших, но имелась у Леночки одна пренеприятнейшая черта: была она весьма ревнива к чужой красоте, причем исключительно женской.

— Лерочка! — появлению Калерии Ивановны Леночка обрадовалась совершенно искренне и столь же искренне добавила: — Какой восхитительно гадостный оттенок помады!

Оттенок и вправду был гадостный, этакий насыщенный, кровяной.

— Тебе он совершенно не идет.

— Ингвар подарил, — призналась Калерия Ивановна, сказавши чистую, между прочим, правду. Случались у ее супруга странные порывы, когда он, серьезный мужчина, вдруг решал сделать приятное. В позапрошлый раз духи вот приобрел.

И ведь кажется, двуипостасный же.

Нюхом обладает исключительным, а поди ж ты… приобрел… моль и та этого аромату не выдержала. Но духи Калерия Ивановна в хозяйстве приспособила. Для той же моли. Теперь вот и помада пригодилась.

— Мужчины совершенно ничего в красоте не смыслят, — согласилась Леночка, обеими пальчиками взбив башню из волос. Башня была высокой и на диво неустойчивой, и всякий раз, глядя на нее, Калерия маялась мыслью, а что будет, если однажды это вот сооружение да рухнет? Но башня держалась, шпильками ли, лаком или же неизвестным Калерии тайным женским волшебством. — А ты ко мне по делу…

— Чай?

Леночка покосилась на дубовую дверь, за которой изволил восседать Сам, и сморщила носик.

— Давай позже… он к четырем на совещание пойдет, а то злой, просто сил нет. Уж пятый день как не в себе… — последние слова Леночка добавила шепотом. — Уедет и… почаевничаем.

Она подмигнула.

И стало быть, имелось у нее что-то, чем душа тянула поделиться. А Калерия Ивановна кивнула и тихо вышла из кабинета, впрочем, оставив, что сдобу, что варенье, в Леночкином столе. А вот от конфет та отмахнулась, сказала, свои есть.

Пускай.

Развернув фантик, Калерия сунула конфету за щеку и задумалась. Нет, на чаепитие она заглянет, тут сомнений нет, негоже Леночку обижать, а то ведь она — девочка до крайности мнительная. Но вот то, что Калерия услышала, ей категорически не нравилось.

Сам был мужиком до крайности спокойным.

И из себя выходил редко.

Даже в тот раз, когда с пересылки трое сбежали да в городе куролесить начали, держался обыкновенно, а тут вдруг… Леночка преувеличивает? В чем другом — возможно, но вот… совпадение?

Или…

Конфета таяла, наполняя рот приятною сладостью. А Калерия думала, вернее, уговаривала себя забыть и вернуться к делам насущным, которые, пусть и пребывали в относительном порядке, но все ж внимания требовали. Однако вот…

Она подняла взгляд к потолку, пересчитала пятна, как делала обычно, когда желала отвлечься.

Не помогло.

Что ж…

…вреда от того, что она, Калерия, сводки прочтет, не будет. В конце концов, при ее работе эти самые сводки читать даже положено.

За пять дней?

Или за неделю? Неделя, решила для себя Калерия Ивановна.

После, позже, она пришла к выводу, что неделя эта выдалась вполне себе спокойною. Три пожара, к счастью, без жертв, одно утопление, причем утопленник, судя по всему, был изрядно навеселе. Пьяная драка с пьяною же поножовщиной, событие, пусть и не особо приятное, но вполне обыкновенное.

Карманные кражи.

Пропажа чемоданов гражданки Цукиной, что следовала проездом, да вынуждена была задержаться. Пара обнесенных квартир и собственное легкое недовольство: статистику точно испортят, ироды этакие. И ничего-то кроме.

Странно.

Ведь не чемоданы же гражданки Цукиной, решившей доверить их незнакомому, но весьма симпатичному юноше, так взволновали Самого? И не поножовщина, благо, не дошло до смертоубийства, хотя вовсе разбирательства избежать не выйдет.

Калерия отодвинула сводки, правда, вытащив пару листов — портрет рецидивиста Хрюмского, у которого вновь получилось ускользнуть из крепких объятий правосудия, и те, что квартирных краж касались. С кражами следовало бы разобраться и поскорее, пока эти, с позволения сказать, фигуранты в конец не обнаглели.

Да и… если память не изменяла, эпизодов в деле набралось с дюжину.

Непорядок.

А Калерия Ивановна, не иначе как в силу слабой женской своей натуры, терпеть не могла всяческого непорядка. Надо будет съездить, лично опросить пострадавших.

Пройтись.

Принюхаться. Приглядеться. Но это потом.

Зуд ее исследовательский нисколько не утих, напротив, Калерия лишь раззадорилась, а потому, отложив сводки, она спустилась на пост, где ей с радостью вручили тяжеленную папку, с которой никто-то обычно дела иметь не желал. А приходилось.

Папка пахла многими людьми и еще их обидами.

Жалобы…

И жалобщики. Гражданка Оверцуева жалуется, что квартирант ее родной сестры, с которою упомянутая Оверцуева делит родительскую квартиру, повадился углы метить. Просит провести воспитательную работу, которая, судя по отчету участкового, и проведена. Объяснительная оного квартиранта, совсем юного двуипостасного, который только-только в город приехал и вот пытался совладать с животную своей натурой в новых условиях, имеется, а в ней обещание произвести ремонт за свой счет.

Характеристика с места работы…

…учебы…

Нет, не то…

…донос на некого гражданина Осляпкина, который повадился ночью ворожить и призывать злых духов, что свидетельствует…

…результат проверки…

…и снова донос. И еще пара… одинаковые по сути своей, а потому неинтересные. И что же так заставило нервничать Самого, а заодно уж привело к появлению в квартире Калерии некоего мага, которому в этой самой квартире было категорически не место.

Калерия читала доносы.

Изредка отмечала те, на которые и вправду стоит обратить внимание. Вызывать духов, конечно, законом не запрещено, а вот киснущее молоко — это может быть проблемой. Мало ли до кого там человек бесталанный, но упорный, судя по тому, что фамилию Осляпкина Калерия запомнила, дозваться способен.

— Идиот, — сказала она, правда, не понятно было, кому сказанное адресовано, то ли Осляпкину с его неуемным желанием дозваться до покойной тещи, которая единственно могла управиться со здравствующей еще женой Осляпкина, то ли участковому, до сих пор не пресекшему этакого непотребства.

Следующие полчаса она провела за увлекательным чтением бумаг, из которых узнала, что одна треть граждан Троегорска балуется незаконным колдовством, причем нагло и шумно, чем нарушает общественный порядок. Другая треть определенно работает на разведку, ибо ведет себя подозрительно тихо, явно за правильностью своей скрывая преступные замыслы. А последняя треть, к коей относилась и сама Калерия Ивановна, наглейшим образом манкирует служебными обязанностями, что и приводит к ужасающим последствиям.

Особенно в рюмочных, где стали разбавлять не только пиво.

Нужная бумажка, как ни странно, отыскалась между доносом на учительницу музыки, которая не только принимала учеников на дому, что, как Калерия подозревала, и послужило истинною причиной доноса, но и разучивала с ними идейно-непроверенные партии идейно чуждых строю композиторов, и скромною жалобой на хамство продавщицы Гузковой, имевшей дурную привычку лаяться на покупателей и регулярным образом недодавать сдачу.

Нужная бумажка была слегка измята.

И заполнена округлым на редкость аккуратным почерком. В верхнем углу виднелось жирное пятнышко, нисколько не портившее впечатление, но скорее даже казавшееся этаким украшением. От пятнышка пахло знакомо, шпротами в масле.

Калерия Ивановна перечитала бумагу дважды и задумалась.

Нет, в том, что жалоба в принципе существовала, нет ничего-то необычного. Возможно, конечно, что позже, потом, спохватившись, вспомнят и об этой вот папке, и проверят ее, и изымут, подправивши опись. Но пока жалоба была, оставалась и возможность проверить ее…

…или не соваться?

…или…

Она развернулась к карте города и задумчивым взглядом уставилась на нее. Улица Партизанская, названная так лишь пару лет тому, протянулась вдоль берега реки Кузянки, напоминая, что некогда улица Кузянской и именовалась. Старожилы со свойственным им упрямством и ныне-то называли ее только так, а жителей — кузянками, что последних злило несказанно.

Впрочем, интересовали Калерию вовсе не местные дрязги, а факт, что грязноватая, суматошная улочка эта вплотную подходила к Комсомольскому бульвару. Отстроенный после войны, тот был широк и светел, что вновь же раздражало жителей Кузянской, которые повадились на этот самый бульвар гулять, да ладно бы просто…

…палец Калерии нашел третий дом. Так и есть, на самой границе стоит, окнами выходит на набережную, вернее на черные просевшие крыши, которые эту набережную заполонили. Поговаривают, что в планах города эти самые домишки разобрать, жильцов расселить, а набережную сделать приличной, чтоб не хуже, чем в Москве.

Правда или нет, Калерия не знала.

А вот то, что гражданин Осляпкин, на которого соседи жаловались еженедельно, почитай, обретался в прямой видимости от третьего дома по бульвару, ее почему-то не удивило.

Губы растянулись в улыбке.

Вот к Осляпкину она и наведается, раз уж местный участковый с этим спиритуалистом доморощенным сладить не способен. Наведается, а там… там будет видно, что да как.

Калерия вовсе не собирается лезть в дела чужие.

Она… просто проверит.

Жалобу.

Раз уж рядом будет.

Узнает, что за люди наведывались в первую квартиру, что за тело выносили и почему наследили на лестнице белым порошком, которого в делах гражданских быть не могло. Саурская взвесь применяется лишь там, где надо отыскать следы магии.

…и главное, почему сводки молчат?

Калерия бросила взгляд на часы. Что ж, если повезет, Сам и вправду убрался на совещание, а Леночка… Леночка всегда знает чуть больше, чем ей положено. Правда, делится знанием она неохотно и то лишь со своими.

Калерия своей значилась.

К счастью.