Коммуналка 2. Близкие люди

Карина Демина, 2021

Жизнь в обыкновенной коммунальной квартире идет своим чередом. Кто-то ссорится, кто-то мирится, кто-то строит планы на будущее, а кто-то пытается вычислить опасную нежить, что притворяется человеком. И диве Астре не остается ничего, кроме как помогать, надеясь заодно, что потом, когда охота на мертвеца завершится, все станет, как прежде. Или нет?

Глава 7

Они все разглядывали существо, в котором с каждым мгновеньем оставалось все меньше человеческого. И если поначалу тварь еще походила на Антона Говорушина, старшего научного сотрудника, кандидата магических наук и известного в узких кругах специалиста по начертательной магометрии, то сейчас она выглядела именно так, как положено выглядеть умертвию.

Правда, еще не до конца очнувшемуся, осознавшему себя умертвию, если вообще они были способны к самоосознанию. Впрочем, столь глубоко философские вопросы Святослава волновали куда меньше, чем одна упрямая дива, которая сама не понимала, насколько близка была к смерти.

И больше всего хотелось схватить ее и тряхнуть хорошенько, чтобы зубы клацнули.

Или сдавить, что есть силы.

Унести.

Спрятать. В каком-нибудь тихом-тихом, надежном-надежном месте, до которого не то, что умертвия, никто, кроме Святослава, не доберется.

Она же тихонько вздохнула и спросила:

— Почему оно не двигается?

— Потому что сил недостаточно, — Святослав заставил себя руки разжать, но не удивился, когда запястье обвили хрупкие пальцы дивы.

Пальцы были холодными и слегка подрагивали.

— Его почти осушили, а уже потом началось преобразование, не знаю, само по себе или без помощи не обошлось… — он хотел было приблизиться к обманчиво-неподвижному умертвию, вычерненные глаза которого были вполне себе живы. Они, эти глаза, быстро и часто двигались в глазницах, всякий раз возвращаясь к одной точке.

К диве.

И та ощущала и взгляд, и интерес, и держалась за Святославом, отчего становилось одновременно и страшно за нее вот, и… радостно? Если отступает, то видит в нем защиту?

— Остаток сил ушел на трансформацию, да и ты вмешалась…

— Душа ушла, — Милорада сама приблизилась к ним, разглядывая с немалым интересом. — В классических процессах синтеза темной материи душа, как правило, и становится тем источником энергии, который не только позволяет преобразовывать плоть, но и наполняет ее, преобразованную, силой. Даже с учетом некоторой опустошенности внешних оболочек, которые у людей одаренных, собственно, и отвечают за работу со внешними энергетическими потоками, то плотности ядра бы хватило, чтобы создать нежить. Ядро у одаренных тоже отличается по структуре…

— Это еще не доказано.

— Просто далеко не все хотят признать, что в чем-то асверы были правы.

— Рада! — жесткий голос Дмитрия Ивановича, который не спешил возвращаться к образу растрепанного ученого, заставил завхоза пожать плечами.

— Я не про методы их, но про научные выкладки. Про исследования…

— Лучше помолчите, — Святославу пришлось сделать глубокий вдох, чтобы справиться с яростью, хлынувшей откуда-то изнутри. И ярость эта требовала…

…эта женщина просто не была там, в лагерях.

Не видела.

Для нее эти самые научные выкладки — просто цифры. Абстрактные. В чем-то интересные. Возможно, спорные, недостоверные, нуждающиеся в проверке… и никогда-то за этими цифрами она не увидит людей. Не потому что глупа, отнюдь. Как раз потому что умна.

И она поняла.

Отвела взгляд.

— Именно поэтому им и нужны были одаренные, — упрямо повторила Милорада, — у них потенциал выше…

…и выдерживают больше.

Выживают.

Терпят.

Восстанавливаются, чтобы пойти на следующий круг преобразований.

— Заткнись, тебе ж сказали, — Алена смахнула пот со лба. — А с ним что? Куда?

— В виварий, куда еще, — пожал плечами Игорек и крутанул пуговицу, которая не удержалась, выскочила из пальцев и покатилась куда-то под кресло. — Твою ж…

— Спокойнее.

— Как спокойнее?! — он вдруг вспыхнул. — Спокойнее… это же Антоха! Наш Антоха…

— Уже нет, — Дмитрий Иванович обошел умертвие, которое, однако, на приближение человека не отреагировало. — Перед нами лишь физическая оболочка. Измененная, истощенная оболочка. Даже не уверен, сумеет ли она удержаться или начнется распад.

— Но…

— Ему повезло, — Дмитрий Иванович повернулся к диве и отвесил поклон. — Благодарю вас… мы с Антоном были друзьями… раньше, да и теперь. Войну прошли вместе. И вот тогда получилось выжить, а тут… мне важно знать, что душа его уцелела.

И дива осторожно, не сводя взгляда с мага, кивнула. А сказать все одно ничего не сказала.

— Но… как… он вообще… — не унимался Игорек.

— Думаю, с этим разберутся.

— Разберутся, — согласился Святослав. — Но сперва нужно… Астра?

— Я посмотрю, — тихо произнесла она, но руку не отпустила. Как ребенок, право слово. И… и ей все еще страшно, правда, странная, боится она вовсе не умертвия, но людей с их взглядами, настороженностью.

Недоверчивостью.

— В таком случае, — Дмитрий Иванович погасил остатки пламени. — Не будете ли любезны начать с меня?

— А я против, чтобы она ко мне лезла! — взвилась Аленка. — И вообще, может, это она…

— Не глупи, — Игорек с явным наслаждением оторвал вторую пуговицу и отправил ее вслед за первой. Теперь Святослав смог проследить за тем, как пуговица катится, ровненько, будто по начерченной загодя дорожке. — Ты сама знаешь, что процесс трансформации занимает не один день.

— И что?

— Она появилась только сейчас.

— Появилась.

— Может, пройдем в лабораторию? — предложил Дмитрий Иванович. — Там будет удобнее… и не обращайте внимания. Молодые, глупые и перенервничали к тому же. Мы все Антона любили.

* * *

В лабораториях Святославу бывать случалось, и в той, что устроили при интернате, и в тех, что при госпиталях существовали, и в других, о которых он с удовольствием превеликим забыл бы.

Может, согласиться на предложение ведьмы?

Пусть она и не избавит от памяти, но вот ту муть, которая давила на душу, уберет. Ведьмы ведь могут.

— Тут у нас немного беспорядок… да и лаборатория… одно слово лаборатория… биолога у нас нет, хотя Петенька и говорил, что нужно бы… но вот как-то обосновать не получалось. Разработки-то сугубо теоретические, практику… признаюсь, к практике у нас только Милорада и желала приступить.

Здесь и вправду пахло запустением.

Комната была огромной и светлой, не столько из-за окон, их-то как раз и не было, сколько из-за белизны стен и потолка, из-за обилия света и металла. Шкафы. И снова шкафы. Склянки какие-то. Столы, вновь же склянками заставленные. В ближайшей пепельницу устроили.

Кушетка.

Креслице, в угол впертое, явно притащенное откуда-то, ибо лохматым видом своим, какой-то потертостью, совершенно не вписывалось оно в общую обстановку, как и плед, на кушетке забытый.

— Вы садитесь куда-нибудь, — к Дмитрию Ивановичу вернулась обычная его нервозность вкупе с рассеянностью. — Здесь, конечно, неустроено… вот когда проектировали, думали, что и химики с нами будут рядышком, а их не устроило…

— Чем вы вообще занимаетесь? — поинтересовался Святослав, мысленно обругав себя, что прежде не додумался узнать. Нет, в общих-то чертах ему сообщили, даже тему озвучили, вот только тема та была столь размыта, что толковать ее можно было по-всякому.

— Допуск… допуск-то у вас имеется, иначе бы Кирочка не позволила. Строгая женщина, весьма строгая…

— Садитесь, — велела Астра, указав на кушетку. — Или ложитесь. Да, лучше ложитесь. Пиджак снимите и амулеты, если есть какие…

Амулетов на Дмитрии Ивановиче нашлось штук пять.

— От облысения, — сказал он, выкладывая последний камушек, казавшийся самым обыкновенным, разве что чересчур гладким, будто стеклянным. — Только не помогает.

Он пригладил руками всклоченные свои волосы.

— Потому что разрядился давно, — дива камушек взяла и поднесла к губам, дохнула, и Святослав увидел, как облако золотых искр окружило камень.

Или не камень?

— Его давно делали. От матушки достался, а той… ай, не важно… все-то вновь переменилось, перемешалось, — Дмитрий Иванович мятый свой пиджак пристроил на столе, подвинувши внушительного вида колбу, наполненную темной жидкостью. — Опять за собою не помыли… повадились туточки чай пить. По технике нельзя, в лаборатории-то, но ведь замаешься наверх ходить. Вот они и приспособились.

Это он сказал извиняющимся тоном.

— Все бы и ничего, только вот… пьют вместе, а кому посуду мыть, так и не поделятся.

— Теперь поможет, — Астра камушек протянула.

— А…

— Этот не помешает. Наш он, — она огляделась и как-то зябко повела плечами, обняла себя. — Ложитесь. И скажите, давно вы с… мертвым работать начали?

Мертвое, стало быть.

— Так… с самого начала. Только, простите, но термин «мертвое» не в полной мере отражает состояние материи. Мы предпочитаем называть ее «трансформированной».

— Какая разница?

Теперь искры окружали саму диву. И как прежде Святослав не замечал их? Они кружили, поднимаясь и опускаясь, прячась в белых волосах, окрашивая их золотом, чтобы вновь подняться. Они ластились к коже, и неимоверно хотелось к этой самой коже прикоснуться.

Проверить, такая ли она холодная, какой выглядит.

Ответ Святослав знал, но… прикоснуться все равно хотелось. И искорку поймать, так, как в далеком детстве ловил снег, на язык, жмурясь от счастья.

— Мертвое мертво. Окончательно. Останавливаются процессы, как биохимические, так и энергетические. В измененной же плоти происходит, простите за тавтологию, изменение этих самых процессов.

— Понятно, — сказала Астра.

Понятно не было.

— Это… Петькина идея… мы ведь не то чтобы воевали… на фронте были, но консультантами… знаете, порой стыдно было. Люди воюют, а мы консультируем, — он все-таки лег на живот и вытянул руки вдоль тела. Они лежали ладонями вверх, и на этих ладонях были ожоги. — Я-то… меня порой привлекали… все-таки огневик и уровень второй, до первого малости не хватило… вот. А Петька, он у нас чистый… и рвался, да не пустили. Куда? Голова золотая… мы с ним под Бердяевкой познакомились. Слышали, может?

Святослав покачал головой.

Он слушал и смотрел. Слушал Дмитрия Ивановича, а смотрел на Астру, из которой напрочь исчезла былая робость. Теперь движения ее сделались скупы, сдержанны. Руки ощупывали тело, сминая его, и казалось, что еще немного и она просто-напросто вылепит из этого человека другого, моложе, крепче.

Сильнее.

— Деревенька это… была… пока асверы не вырезали… да… они многие вырезали, но именно там впервые выпустили каменных тигров. О них-то слышали?

— И видеть приходилось, — сказал Святослав.

— Да? — Дмитрий Иванович попытался было повернуться, но дива прижала его голову к кушетке, велев:

— Лежите спокойно, а не то больно сделаю.

— Я… потом тоже доставили, не столько самого, сколько внешнюю оболочку. А тогда… мы пытались понять, с чем имеем дело. И как это остановить… помню… добирались тайно, потому как территория захвачена. Наши люди доложили об испытаниях нового оружия…

— И как?

— Когда мы увидели… тогда Петька и сказал, что эту погань нужно не просто остановить, но уничтожить начисто. Что… она не имеет права на существование, как и те, кто создал.

Тигры не походили на тигров, скорее на огромных черепах. Закованные в костяные панцири тела их поднимались над землей горбами. И полосы брони опускались низко, прикрывая и длинные конечности, и подбрюшие, и тех, кто, превозмогая отвращение, скрывался под тварью.

Тигры двигались неспешно, то ли подстраиваясь под шаг пехоты, то ли просто слишком тяжелы были. Но это, пожалуй, единственный их недостаток. Погонщики, укрытые за шейным гребнем, оказывались недоступны для обстрела. Да и сами тигры будто не замечали ни пуль, ни снарядов. И даже если случалось какому промять броню, то тварь это не останавливало.

Живучие.

Неповоротливые.

Они медленно наползали, а проваливаясь в переплетение окопов, двигались уже по нему. Передние кривоватые лапы, оснащенные плоскими когтями, с одинаковой легкостью раздирали что землю, что тех, кто решил, будто в земле спрячется.

Широкие челюсти.

Ряды зубов.

Бивни, которые вполне ловко перехватывали технику…

…тигры на тигров совершенно не походили.

— Там… их просто выпустили. Позволили кормиться… — Дмитрий Иванович закрыл глаза. — Нашей задачей было понять, как справиться с… подобным. Уже потом появились пожорники и кликуши, и все остальное, что… война ушла, а оно осталось, понимаете?

— Понимаю.

Святослав и вправду понимал, лучше многих.

…мертвые поля, которые кажутся живыми. Они манят травяной зеленью, приглашают ступить, добраться вот до того одинокого деревца, которое кажется единственным укрытием в жару. И зов заставляет людей терять разум.

Они идут.

Бегут.

И добегают, чтобы провалиться в ловушку твари, которая по сути и являлась, что травой, что деревом, что…

— Мы работали во время войны. Нам удалось создать одно… заклинание… скорее проклятье… я не горжусь этим творением, но… ее назвали «ржавчиной»…

…не той ли, которую впервые испытали под Прохоровкой? И тонкая нить заклятья лопнула, высвобождая силу, а сила в свою очередь коснулась колонны тигров, тех самых, которых поставили вперед, надеясь смять ряды союзных големов.

— Были и другие… мы брали создание асверов, то, что получалось взять… изучали, выискивали слабые места. Слабые места есть у всех. И нашей задачей было сделать так, чтобы эти слабости стали, если позволите выразиться, критичными… вот… Петька был старшим, я при нем… в основном силовая поддержка. Антоха опять же… он проклятийник как раз, исследователь… был…

Голос Дмитрия Ивановича дрогнул.

— Потом присоединилась Милорада. Ведьма… у ведьм свои приемы… вот… после войны мы разошлись, но из виду друг друга не теряли. Да и не позволили бы. Месяца не прошло, когда… в общем, нам предложили продолжить работу. Сказали, что война закончилась, но осталось много того, что следовало бы уничтожить. И потому наш долг…

Он тихо охнул, когда Астра надавила раскрытой ладонью на лопатки.

— В первые годы мы еще выезжали, а потом уже здесь обосновались. Вели в основном теоретическую работу.

— С мертвечиной?

— Они не мертвые… это… преобразование. Знаете, если бы я верил в богов, я бы сказал, что имеет место прикосновение темной божественной силы. Но поскольку в богов я не верю…

— Зря, — тихо произнесла Астра, и спорить с нею Дмитрий Иванович не решился. Да и сложно спорить, когда лежишь, распластанный на столе, прижатый к этому столу дивьей силой.

–…мы в конечном итоге постановили, что имеем дело с особым видом энергии, источник которой попал в руки асверам и был использован… вы знаете, как он был использован.

Святослав наклонил голову.

— Вы… — Дмитрий Иванович все-таки повернулся. — Ведь бывали там? Видели… лагеря?

— И лагеря. И лаборатории.

Почему-то получилось сказать спокойно.

— Видели. И я… и Петька… мы… даже разбирали… к счастью тогда, сразу после войны, все были слишком напуганы, что мы, что союзники… вслух никто не скажет, но страх заставил действовать единственно возможным способом, и… то, что там было найдено, уничтожили.

Святослав кивнул.

Он присутствовал. И при уничтожении в том числе. И… при людях, которые не скрывали, кто отвращения, кто ярости, а кто сожаления.

Легкого такого.

Опасливого.

Но сожаления. Ведь зачем уничтожать результаты работы, когда ими можно будет воспользоваться? Пусть не сейчас, но позже, когда утихнут волнения. Когда все подзабудется.

— Все надеялись, что после гибели источника и созданное им тоже погибнет. Само собой. Но оказалось, что трансформированная материя вполне способна существовать и вне источника. Более того, как показывает практика, она адаптируется к миру.

Он охнул.

Астра же убрала руки.

— Вас тоже лечить надо. Много. Но вы не заражены.

— С-спасибо, — Дмитрий Иванович пошевелился. — А то… знаете… не хотелось бы на старости лет самоубиваться.

— Так уж и сразу?

— А когда? — он неловко сел и пошевелил плечами. — Я видел, что происходит с живым, когда оно меняется. И не хочу… и душа опять же. Антоха был хорошим человеком, понятия не имею, как… откуда вообще…

Он принялся перестегивать пуговицы рубашки, только теперь обнаружив, что застегнуты они неправильно, что один ее край выше другого.

— Мы были осторожны… изначально… то есть, мы видели, к чему приводит небрежность. Еще там, на войне… для запуска некоторой трансформации нужна малость. Хватит царапины. Обмена биологическими жидкостями и толики энергии. Да… и потому мы были осторожны.

Он пошевелил шеей.

— Ко всему, не знаю, поверите или нет, но мы действительно сосредоточились на теории. Петька пытался понять, что именно отличает измененную материю от обыкновенной. То есть, внешне понятно, но вот суть, та малость, которая и является искрой, которая… в общем, глобально он хотел найти способ обернуть изменения вспять.

— Это невозможно, — сказала Астра, отступая от кушетки.

— Почему?

— Потому что невозможно.

— Это, позвольте заметить, абсолютно ненаучно.

— Зато правда, — она посмотрела на человека с жалостью, как на того, кто в силу рождения своего, способностей, просто-напросто не может понять простейшей истины. — Мертвому живым не стать.

И эти ее слова дали Святославу то, чего не хватало во всей этой истории.

Смысл.

— Не стать, — медленно повторил он. — Но… если очень хочется?