Глава 6
Я стою на цыпочках у окна. Сегодня не стоит выглядывать рощу вдалеке. Нет, я буду смотреть правее, где река прячется в зарослях тростника. Иногда солнечные лучи так падают на воду, что она вспыхивает, будто миллионы звезд рассыпаются узкой изогнутой лентой, пересекающей пейзаж.
Я была там лишь однажды, давно, еще когда мне разрешали гулять. Стоял пасмурный день, и река казалась серой и угрюмой, она не торопясь катила свои воды, не расплескивая ни капли волшебства, которым наделены одни реки. Глубокая, холодная и чистая вода змеилась, сонно прокладывая себе путь к морю. Как бы мне хотелось еще раз ощутить пальцами ее ледяное прикосновение, почувствовать, как от холода немеют стопы и ползущая по голеням боль медленно сковывает ноги.
Диамант больше не будет мной заниматься, теперь у него много других пациентов — более послушных, доверчивых, честных. Тех, кто с радостью выплеснет на него все секреты в обмен на тепло камина и чай в фарфоровой чашке, и ни одной Глэдис среди них нет.
— Меня тошнит от этой комнатенки, — говорю я Подбородку, когда она приходит в следующий четверг. — Мне нужен глоток воздуха, или я зачахну, как цветок без солнца.
— Ишь ты, лучше б спасибо сказала! — ворчит она. — Вот в наше время тебя бы приковали к кровати.
— Приковали? Цепями к кровати? — У меня перехватывает дыхание.
Она кивает.
— Видала я картинки, рисунки и все такое. — Она подходит так близко, что я чувствую на себе ее дыхание. Оно пахнет капустой и луком. — Заматывали толстыми цепями, так-то, — говорит она, выпучивая глаза. — А бывало, и в ошейники заковывали. Прямо на шею вешали, да. Представила, каково оно?
Я стараюсь не представлять все это.
— Ну как, рада небось, что спятила сейчас, а не тогда, а?
Она кивает.
Я чувствую их. Тяжелые железные цепи, холодные и крепкие. Кандалы, впивающиеся в запястья, щиколотки и шею, такие узкие, что не вздохнуть, и ржавый запах металла.
Хватаюсь за шею, но на ней ничего нет, моя рука нащупывает только теплую кожу, кости под ней, мускулы и артерии.
Подбородок хмурится.
— А ну-ка брось эту чепуху.
И правда, это все чепуха. Хоть на мне нет ни цепей, ни кандалов, я так же надежно прикована к этому месту, как если бы на мне был ошейник. Безумие приковало меня к этим стенам.
— Пошевеливайся, — говорит она. — Тебя ждет новый доктор.
Новый доктор? Так значит, он собирается продолжать, несмотря на все мои имена. Так значит, будет чай. Я так рада. Комната Диаманта напоминает мне о другой жизни, наполненной теплом, светом и надеждой.
В этой комнате нет ни цепей, ни вообще чего-то неприятного. Ее заливает яркий солнечный свет, и мои глаза слезятся, когда вхожу к нему из темного и мрачного коридора. Ох, как же Диаманту повезло заполучить эту комнату! Здесь даже забываешь, что находишься в лечебнице. Даже решетка на его окне кажется более податливой, будто ее сделали из какого-то мягкого материала, не такого прочного, как железо.
Я разглядываю его кабинет и все сокровища в нем, мечтая однажды заполучить их. На одной полке разложены кусочки золотого стекла с темными пятнышками. Подойдя ближе, я вижу, что эти пятнышки на самом деле крохотные листья, существа, крылатые насекомые.
— Они там уже давно?
— В янтаре? — переспрашивает он.
Конечно, это янтарь. Глупо с моей стороны. Для стекла материал выглядит слишком роскошным и будто вощеным.
— Да, так они там давно?
— Тысячи лет.
— Тысячи? — Некоторые замерли в полете с расправленными крыльями. — Все это время они заперты в желтой тюрьме.
— Ну, они…
— Это даже хуже, чем здесь, — вырывается у меня.
Он думает, что это шутка, и смеется, а я все не могу оторвать глаз от существ — их крылья расправлены, но летать им не под силу. Они напоминают мне других существ, тоже застывших в чем-то желтом, пытающихся выбраться и наполнить воздухом легкие.
В груди тесно. Голова начинает кружиться так резко, что я хватаюсь за спинку стула.
— Мод?
Когда я отрываю взгляд от янтаря и вижу перед собой обеспокоенное лицо Диаманта, узел в груди ослабевает. Это все от безумия, и только. Если я не буду смотреть на пойманных существ, все пройдет.
Диамант поднимается.
— Хотите взглянуть на что-нибудь из шкафа?
— Да, конечно, я бы хотела. — Я продолжаю не смотреть на янтарь. Всего-то желтое пятно на периферии зрения.
Он вынимает из жилетного кармана ключик и отпирает стеклянную дверь. Я едва верю собственным глазам, а он ведет себя как ни в чем не бывало, как будто давать больной такую свободу абсолютно в порядке вещей. Он берет с полки окаменелость и протягивает. В этот момент Подбородок выпрямляется на стуле. Я вижу ее краем глаза, чувствую взгляд блестящих глаз-бусинок, чувствую, как напрягаются ее мускулы — будто она готова ударить или удрать. Я не виню ее. Аммонит тяжело лежит в моей руке, и это настоящее оружие. Мои пальцы сжимают его. Я чувствую изгибы его туловища, красоту этого давно умершего существа, и в сердце отдается боль.
Я возвращаю его Диаманту, тяжело опускаюсь на деревянный стул и задеваю подлокотник. Провожу кончиками пальцев по дереву. Оно было живо, пока кто-то не срубил его. И теперь оно заперто в интерьере, навсегда лишено свободы — прямо как я.
Диамант запирает шкаф, придвигает стул и садится напротив.
— Как вы себя чувствуете после сокращения дозы лекарств?
— Я вспомнила что-то об этих платьях. — Мои пальцы перебирают грубую шерсть. — Мне вспомнилось, как они впитывают болотную воду.
— Хорошо. Помните, что вы при этом почувствовали?
Я пытаюсь придумать ответ, но он так и не приходит.
— Вы были рады? Расстроены? Злы?
— Вчера я плакала.
Не уверена, было ли это вчера, но звучит всяко лучше, чем «однажды я плакала».
— После сокращения дозы лекарств, возможно, вы заметите, что сны стали ярче, что какие-то детали вы помните даже после пробуждения. — Он слегка улыбается. — Возможно, вы вспомните даже какие-то радостные моменты, но, увы, это вас не излечит. Только гипноз позволит нам добраться до тех событий, которые вызвали болезнь.
Значит, он должен докопаться до кошмаров в моей голове. Интересно, сам он готов к тому, что там найдет? В моей голове укрылось целое болото, гниющее и бурлящее варево. Даже я не знаю, что там лежит. И не хочу знать.
— Если похоронить мучительные воспоминания, они могут отравить разум.
Он знает. Он знает, что прячется в моей голове.
— Как только мы раскроем и разоблачим ваше прошлое, оно перестанет преследовать вас и вы почувствуете себя лучше. — Его голос звучит так уверенно, он так убежден, что лечение сработает, и я в шаге от того, чтобы поверить ему. — Вы записали свое воспоминание? — спрашивает он меня.
Я должна была это сделать. Но книга по-прежнему в тайнике, ее страницы чисты и не запятнаны.
— О платьях?
Теперь он заберет ее у меня.
— Вы ничего не записали. — Он расстроен. Это слышно по голосу, он стал ниже и тише.
— Я не хотела испортить тетрадь.
— Она предназначена для того, чтобы в ней писали.
Вот это мне как раз известно, так что я предпочитаю промолчать.
Он роется в столе и достает оттуда потертую тетрадь. Она меньше моей, коричневого цвета и с заломами по краям. Диамант протягивает ее мне.
— Может, вам больше понравится эта?
— Мне нужно вернуть первую? — спрашиваю я, принимая ее.
— Нет, можете оставить обе у себя. — Он улыбается и встает. — Итак, давайте посмотрим, что нам удастся узнать.
Значит, я все же должна расплатиться за обе тетради.
— После гипноза вы почувствуете себя освеженной и спокойной.
Он говорил это и в прошлый раз. И тогда это было неправдой, так что…
Его палец уже раскачивается перед моим лицом, а вот и искорка. Вперед — назад, вперед — назад, Диамант продолжает отсчет. Перед моими глазами проносится кошмар, кто-то тащит меня с болота, тянет за волосы.
— Как и раньше, Мод, — говорит Диамант, — думайте о времени, когда были счастливы, о своем безопасном месте.
Я стараюсь сосредоточиться на часах, на этом тиканье. На этот раз я не позволю разуму увести меня к опасности. Мне хватает и прежних кошмаров.
— Попробуйте подумать о прошлом, о времени, когда были счастливы. — Он замолкает, будто ждет, что я скажу ему что-то. Ни слова не вымолвлю, ни единого.
— Возвращайтесь в это счастливое время.
* * *
Солнце припекает затылок. Что-то яркое и блестящее щекочет ладонь — это жук, такой ярко-зеленый и красивый.
На меня падает тень. Это мой отец, а за ним стоят братья.
— Мы думали, ты потерялись, Моди. — С тревогой смотрит на меня отец. — Совсем в траве спряталась. Не слышала, как мы тебя звали?
— Нет, — отвечаю я. Меня околдовали цветы, запах примятой мной травы, жучки, мушки и божьи коровки вокруг.
Меня обхватывают руки и поднимают высоко-высоко, сажают на плечи моего брата Джонатана. Хватаюсь за его волосы, и вокруг нас порхают бабочки, будто радуясь, что меня нашли, — как же их много, просто не счесть!
Столько времени прошло, а отец и братья вернулись за мной. Теперь они заберут меня домой.
— Вы в безопасном месте? — спрашивает Диамант.
Я сжимаю пальцы, чтобы удержаться за волосы Джона.
— Скажите мне, что вы видите.
Волосы ускользают сквозь мои пальцы, нельзя их упустить.
Не могу удержаться.
— Где вы сейчас? — продолжает Диамант.
Отец и братья исчезли. Нет больше ни луга, ни солнца. Только огонь потрескивает в камине.
— В лечебнице.
На какое-то время повисает тишина, ее нарушает долгий вздох.
— Хорошо, остановимся на этом.
От облегчения в пальцах покалывает.
— Как только я досчитаю до одного, вы откроете глаза, — приказывает Диамант.
Он считает, и я открываю глаза.
Как же он расстроен. Я чувствую себя такой виноватой, мне уже жаль, что я не сказала ему хоть что-нибудь, — тогда бы он знал, что ему все удалось. Сама не понимаю, почему должна беспокоиться о его переживаниях. Думаю, это все его глаза, и этот мягкий голос, убаюкивающий меня, чтобы я раскрыла все свои секреты.
— Вы очень сопротивляетесь, Мод. — Укоризненно смотрит на меня он.
— Правда?
— У меня нет цели сделать вам больно. — Он ловит мой взгляд. — Я хочу, чтобы вам стало легче.
Было бы так легко поверить ему, так просто и так глупо.
— Время пить чай, — произносит он бодрым голосом. За этим следует целая церемония: налить, размешать и подзынькать серебряными ложечками о фарфор — громко и с резкими движениями. И все это время он безостановочно рассказывает о пользе гипноза.
Подбородок поддакивает ему постоянными «да, доктор» и «конечно, доктор», но я не произношу ни слова. Приготовив чай и вручив каждой по чашке, Диамант устраивается за своим столом.
— Вы улыбнулись, Мод, во время сеанса.
Лицо выдало меня.
— Судя по всему, вам удалось найти время и место, где вы были счастливы. Можете вспомнить, что вы видели? — спрашивает он.
— Нет.
Я продолжаю размешивать чай. В золотистой жидкости образуется воронка.
— И все же это было счастливое воспоминание, правда?
Сладкий чай переливается, курится паром.
— Мод?
Я не отвечу, как бы меня ни умоляли его карие глаза.
— Чего вы боитесь?
— Я ничего не боюсь.
Дверь открывается, и блюдце едва не выскальзывает из моих рук. Чай выплескивается и проливается на колени.
— Доктор Диммонд, — гулко раздается голос Уомака. — Я к вам с результатами вскрытия, которые наверняка вас заинтересуют. Думаю, вы захотите на них… — Он переводит взгляд на меня, и улыбка уступает место серьезному тону. — Вы собираетесь опробовать гипноз на этой пациентке?
— Собираюсь. — Диамант не сводит взгляда с меня, залитого чаем блюдца, с моих дрожащих рук. — Она идеально подходит по всем критериям.
— Великолепно. — Улыбка намертво приклеилась к лицу Уомака, застыла в точности как его вощеные усы.
— По правде говоря, мы уже завершили второй сеанс, — уточнил Диамант.
— Уже? — Остекленевший взгляд Уомака задержался на мне. — И вам удалось выяснить что-нибудь интересное?
— Пока нет, не удалось.
Уомак щипает себя за ус. Он уставился в мои глаза — все смотрит и смотрит, будто забыл, где находится. Наконец он переводит холодный взгляд на Диаманта.
— Мне глубоко жаль, что Мэри все еще не может отличить фантазию от реальности. Думаю, в какой-то степени это мой промах.
Пауза. Наверное, ждет, чтобы Диамант возразил ему.
Но он молчит.
Уомак дважды моргает.
— Полагаете, ваше лечение принесет результаты, которых не удалось добиться нам?
Он тепло улыбается, но его бесцветные глаза холодны, как могила.
— У меня есть основания на это надеяться, — отвечает Диамант.
— Думаю, среди наших пациентов есть более подходящие кандидаты. — Глаза Уомака сужаются.
Диамант склоняет голову набок.
— Да, меня интересуют несколько пациентов. Их более чем достаточно для моего исследования.
Уомак кивает.
— Хорошо. Хорошо, тогда надеюсь, что вы сосредоточитесь на них.
— Возможно, — отвечает Диамант, помечая что-то на полях своих записей.
Уомак откашливается.
— Буду ждать отчетов о ваших успехах.
— Само собой, буду рад ими поделиться, — кивает Диамант и, видя, как Уомак разворачивается к двери, напоминает ему: — А как же вскрытие?
— Не буду отвлекать вас от работы. Может, в следующий раз.
Он уходит, оставляя за собой распахнутую дверь. В комнату проникает сквозняк, и пламя в камине вспыхивает длинными желтыми языками.
Слегка нахмурившись, Диамант забирает у меня чашку, утонувшую в блюдце.
— Все хорошо, Мод?
— О да, — нарочито беспечно отвечаю я.
Его глаза сужаются. Правильно, что я держала рот на замке. Диамант наверняка рассказал бы Уомаку все о моем прошлом, а этого допустить никак нельзя. Нет уж, даже за весь чай мира! Но от одной мысли, что я никогда больше не выйду из своей комнаты, мне становится плохо, а ведь так наверняка и будет, если я в скором времени не заговорю. В голову не приходит ничего, чем я хотела бы поделиться с Уомаком. Совсем ничего, так что надо взять от встреч с Диамантом все, пока у меня не отобрали эту возможность.
— Думаю, я бы наверняка смогла бы что-то вспомнить, если бы мне разрешили выйти на улицу.
Диамант хмурится.
— Теперь тебя выпускают на прогулки.
— Эту не велено выпускать, — вмешивается Двойной подбородок. — Распоряжение доктора Уомака.
Глаза Диаманта расширяются.
— Что ж, а мое распоряжение — сопроводить ее на прогулку, чтобы она подышала свежим воздухом.
Наконец-то моего лица коснется ветер, я почувствую траву под ногами. Даже не верится.
Диамант обводит рукой окно.
— Иначе зачем нам все эти восхитительные территории? — Он не сводит широко распахнутых глаз с Подбородка. — Всем известна польза от свежего воздуха и прогулок для здоровья душевного и физического. Именно ради этой цели и обустраивали территории лечебницы!
Санитарка откидывает голову назад, так что подбородок растворяется в ее шее.
— Само собой, ее будут сопровождать два смотрителя, — добавляет Диамант. — Уверен, этого вполне достаточно, чтобы соответствовать всем требованиям безопасности.
На его лице мелькает улыбка — секунда, и она уже скрылась.
— Очень хорошо, доктор. — Подбородок явно недовольна. Ее губы сжаты так сильно, что кажется, будто рот стерли с ее лица. Она хватает меня под руку сильнее, чем раньше, и уводит меня обратно. Потом там проступят синяки — красные и фиолетовые в форме ее пальцев, как раз рядом с желтыми, коричневыми и зелеными, старыми, уже почти сошедшими.
— Когда я выйду на прогулку? — спрашиваю я уже после возвращения в комнату.
Она не отвечает. Ее рот все еще напоминает тонко и гневно прочерченную линию, когда она разворачивается, захлопывает дверь и запирает меня.
За столом коричневую книжку точно не спрятать, места совсем нет, но вот под окном, где штукатурка отвалилась и потрескалась, есть щель. Она как раз подойдет.
После полудня я только и делаю, что гляжу в окно и жду. Солнце скрывается за горизонтом, раскрашивая золотом деревья и изгородь. Туман стелется по полям, где прячется река. Они не выпустят меня сейчас, уже слишком поздно, и длинные тени ложатся так густо, что им ничего не стоит укрыть меня.
Слива приносит мне ужин.
— Когда меня выпустят на прогулку? — спрашиваю я.
— На прогулку?
— Туда. — Я указываю на окно, за которым уже легли сумерки, лишив мир всех красок, кроме серой. — Туда, на территорию. Мне обещали прогулку.
— Не сегодня, это точно, — отвечает она. — И ни в какой другой день, насколько мне известно.
— Но я должна. Мне обещали! Диамант так сказал.
— А-а!.. — В ее глазах проскальзывает жалость, а брови складываются домиком. Она испытывает жалость ко мне, и мне этого не вынести. Я разворачиваюсь к окну.
— Доктору Уомаку виднее, он принимает такие решения. — Она легко похлопывает меня по плечу, будто колеблясь.
Разочарование давит на грудь словно булыжник. Диамант солгал. Конечно, удивляться тут нечему, но все же я удивлена. Здесь лгут все, кроме меня.
