Социопаты

Камилла Тильман

Наши дни. Представьте себе непохожих друг на друга людей. Никаких общих ценностей, ни единой общей мысли, но что-то схожее у них есть – каждый из семи героев наделен одним из семи смертных грехов. И каждый из семи героев в этом ни за что не признается. Основная идея книги – популярное нынче психическое отклонение – социопатия. Молодые люди все чаще уклоняются от общепринятых норм и восхваляют истинную свободу. Но мало кто может справиться с вседозволенностью, а некоторым это и вовсе не под силу.

III

Даниэль был обескуражен походом на выставку.

Впервые после свидания ему хотелось запереться в собственной комнате — и предаться хандре. Его удивила и непритворно расстроила девушка, легко совмещавшая в себе такую лёгкость, яркость, такую красоту с состоянием, наводящим мысли о душевных болезнях. Он и прежде встречал людей с потухшими, серыми глазами, смотревшими вдруг из-под улыбчивых масок, но их внутреннее состояние оправдывала внешность. А иногда бедственное финансовое положение. В случае с Леной было нечто совсем иное. Даниэль несколько раз повторил про себя, что станет видеться с ней, разве легко подавить в себе интерес? Где-то под слоем мыслей, надёжно укрытый плитами отрицания и беспокойства, этот интерес тлел, бередя душу. Даниэлю казалось забавной идея вернуть Лене вкус к жизни и он совершенно не мог заставить себя отказаться от этой забавы.

С момента их встречи прошло не меньше нескольких часов, но мысль всё возвращалась и возвращалась. Даниэль встал с кровати, распахнул балконную дверь и прислушался к тихому говору улицы. Но стоило ему закрыть глаза — перед ними снова появилось её лицо и тот самый диалог, состоявшийся сразу после того, как пара покинула выставочный зал.

— Попробуй мне объяснить, — Даниэль начал диалог первым, не дождавшись продолжения мысли, — Почему каждый человек несчастен?

Лена казалась уставшей. Она реагировала неярко, смотрясь на фоне московского вечера, как тихий призрак.

— Я говорила. Он не имеет свободы. Вот и всё, что я имела в виду.

— И почему мы не можем её достичь?

Лена взяла Даниэля за руку — и пристально посмотрела в глаза. Это был очень спокойный, немного печальный взгляд, который можно встретить всего раз, максимум два в жизни. Она слегка улыбнулась.

— Здесь что-то вроде замкнутого круга: ты покидаешь клетку, но обстоятельства или страх осуждения. Люди страшно зависимы. Тебе не наскучила эта тема? Кажется, словно мы плохо готовились к уроку по философии — и теперь пытаемся говорить об одном и том же.

Даниэль обиженно замолчал, не задав следующего вопроса. Вечер, который он представлял себе в мелочах, рассыпался на крошки прямо в его ладонях. Лена вела себя так, будто ей нечего больше скрывать, представляясь милой кокеткой. Значило ли это, что Даниэль не сумел заинтересовать её? Или, может быть, девушку так расстроили неприятные детали выбранных им картин?

Даниэль и сам, разумеется, высмеивал принятые обществом рамки, разбивая или возводя одну за другой на своё собственное усмотрение. Но встречать людей с таким тихим и страшным презрением к ним — этого ему ещё не доводилось.

— Я убежден, — в голосе Даниэля послышалась твердость, не раз вынуждавшая его оппонента отступить даже в самом горячем споре, — что истинный смысл правил в умении их нарушать. Делать это красиво и вовремя, выстраивая жизнь по собственным лекалам. Порядочность, скромность и прочая чепуха давно утратили смысл, если мы говорим о современном обществе. Цель — это счастье, Лена, а разве счастье не представляется людям в предельно разных вещах?

Даниэль, распалившись, широко жестикулировал, не смущаясь прохожих. В его представлении о мире вести себя тихо, особенно испытывая яркую, нечастую эмоцию, совершенно не казалось необходимым. Люди, проходившие мимо, зашушукались, кто-то пожал плечами, тихонько хихикнув. Заметив это, Лена болезненно поморщилась.

— Не думаю, что моя жизнь может зависеть от чьих-то представлений о ней! — Даниэль был возмущён, — Никто не знает, как стоит жить другому, так что давать советы — слишком глупо, если, конечно, не удалось побывать в шкуре того, кому их раздаёшь. И разве, говоря о рамках и законах, говоря о том, сколько боли они приносят, ты не обманываешь себя, не преступив их? Разве ты не обманываешь своё собственное счастье в угоду чьей-то морали?

Лена глубоко вздохнула и закатила глаза. Даниэль действительно был ей симпатичен, но понять, как можно так громко, без тени стеснения, заявлять, что готов поступиться моралью себе в угоду, кричать об этом, стоя на улице? «Совсем как ребёнок, — подумала Лена, чувствуя лёгкие признаки головной боли, — Эгоистичный подросток почти тридцати лет. Студент театрального ВУЗа». Решив не спорить, она ещё раз улыбнулась ему. Устало, почти бесцветно.

— Мне правда пора ехать, — сказала Лена, — Спасибо за вечер, Даниэль.

IV