Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею

К. В. Асмолов, 2018

К. В. Асмолов, посещая в 2016–2017 гг. Северную Корею, получил уникальную возможность не только осмотреть достопримечательности страны, но и пообщаться с ее высокопоставленными учеными и функционерами. Путевые заметки и конспекты лекций в сочетании с ответами на «часто задаваемые вопросы», представленные в новой книге Константина Асмолова, позволяют выяснить северокорейскую позицию по ключевым проблемам и по-новому взглянуть на КНДР, абстрагируясь от взглядов на нее и через красные и через черные очки. Издание адресовано как начинающим корееведам, так и всем интересующимся историей Северной Кореи или современной ситуацией в ней.

Часть нулевая. Исторический очерк

Краткая история Корейского полуострова до 1945 г.

И южная, и северная корейская историография разделяют тезис о «пятитысячелетней истории Кореи» — разница в том, что северокорейские историки считают, что предки современных корейцев всегда проживали на полуострове, а южнокорейские полагают, что предки корейцев откуда-то пришли (чаще всего предполагается, что из районов Алтая).

Если же подходить к этому вопросу с археологической точки зрения, то самые ранние следы человека на Корейском полуострове корейские ученые относят к позднему палеолиту (стоянка Комын Мору), а первое корейское государство, так называемый Древний Чосон, существовало на севере полуострова в I в. до н. э. и было покорено ханьским Китаем. Время возникновения этого государства и его географическое положение тоже остаются предметом научных дискуссий.

Согласно легендам, официально поддерживаемым как на Юге, так и на Севере, корейская государственность началась в 2333 г. до н. э., когда в мире появился Тангун — легендарный основатель корейской нации: несмотря на желание националистов обоих корейских государств сделать из него историческое лицо, личность его примерно равнозначна личности русского царя Гороха^[4]. В китайских летописях основателем Древнего Чосона назван некий Киджа, выходец из Китая, а дата основания указана примерно на тысячу лет позже.

Затем сведения о первых государственных образованиях на территории Корейского полуострова относятся к I в. до н. э., хотя вопрос о том, с какого времени Три государства — Когурё, Пэкче и Силла — можно действительно считать государствами, а не союзами племен, иногда трактуется как дискуссионный^[5].

Когурё со столицей Куннэсон на правобережье среднего течения р. Амноккан^[6] было образовано в 37 г. до н. э. и имело самую большую территорию. Оно располагалось на севере Корейского полуострова и захватывало значительную часть Маньчжурии, включая весь Ляодунский полуостров. Наиболее известный памятник Когурё, так называемая Стела Квангэтхо-вана (имя вана означает «Расширитель земель», годы правления 391–412), установленная при его преемнике ване Чансу (413–491), находится в глубине китайской территории.

Когурё оставило след в истории и отражением экспансии Китая. Суйский император Ян-ди дважды организовывал поход с целью завоевания Когурё, но потерпел поражение. В 612 г. на покорение страны отрядили огромную армию, наголову разбитую предводителем когурёсских войск Ыльчи Мундоком.

Силла сформировалось на юго-востоке полуострова как племенной союз нескольких протогосударственных объединений, и его структура власти содержала значительное число архаичных элементов.

На юго-западе полуострова находилось государство Пэкче, которое уступало Когурё и Силла в военно-политическом отношении, но имело высокий уровень культуры.

С расширением территории государств между ними началась борьба за преобладание на полуострове. Вначале Когурё, Пэкче и Силла занимались присоединением окружавших их мелких государственных образований, затем Пэкче и Силла объединились, чтобы дать отпор общему врагу, а в VI в. на фоне подъема военно-политической активности Силла оно было вынуждено столкнуться с противодействующей коалицией Когурё и Пэкче, но сумело одержать победу над ними благодаря помощи нового союзника в лице танского Китая.

Объединение Трех государств имело три очень важных последствия. Во-первых, хотя большая часть когурёсских земель была безвозвратно утрачена, все последующие тринадцать веков своего существования Корея была единой страной. Во-вторых, начиная с периода Объединенного Силла (668–935), страна стала интенсивно вбирать в себя наследие китайской философии и культуры, особенно культуры административной. Вообще, надо отметить, что из всех государств конфуцианского культурного региона Корея была связана с Китаем наиболее тесно. В-третьих, объединение страны при помощи Китая закрепило ориентацию на «большого брата» и относительно подчиненное положение по отношению к нему.

Остатки когурёсской элиты бежали на северные территории и создали на базе местных племен просуществовавшее до 926 г. государство Бохай (кор. Пархэ), которое к VIII в. контролировало северную часть Кореи, Ляодунский полуостров и северо-восточную Маньчжурию.

С ослаблением государственной системы Силла на территории полуострова наступил кратковременный период раздробленности на отдельные государственные объединения, но период Поздних Трех Государств длился, в общем, недолго, окончившись после того, как Ван Гон, основавший в 918 г. государство Корё, вынудил последнего вана^[7] Силла отречься от престола в его пользу.

В течение династии Корё (918–1392) китаизация политической системы продолжалась. В 928 г. в стране были введены государственные экзамены «кваго», что окончательно определило путь развития политической структуры страны как симбиоз чиновничества и аристократии. Однако окончательно китаефилы утвердились во власти только после неудачного мятежа монаха Мёчхона (1134 г.), который пытался превратить Корею из вассала Китая в государство, равное ему. Не сумев добиться своих целей аппаратными методами, он поднял восстание, но оно было довольно быстро подавлено.

В XIII в. Корё было захвачено монголами — процесс занял около тридцати лет, отчего династия Юань сохранила в стране правящую династию и принцип косвенного управления, который они применяли только в двух государствах — в Корее и в России. Монгольское правление, с одной стороны, расширило связи Кореи с окружающим миром, но оно же стимулировало определенный рост националистических тенденций в истории и культуре. Именно тогда в истории страны, в частности, появляется миф о Тангуне.

Государство Корё было разрушено после того, как на смену монгольской династии Юань в Китае пришла династия Мин (1368–1644). Внутри страны шла борьба между промонгольской и прокитайской партиями, против вторжений чжурчжэней с севера и японских пиратов с юга. На этом фоне династия оказывалась всё больше зависимой от региональных военачальников, один из которых, Ли Сон Ге, пользовавшийся широкой популярностью за победы над японскими пиратами, сначала ликвидировал всех своих соперников и стал фактическим правителем страны, а потом сверг последнего корёсского вана и в 1392 г. стал основателем новой династии Ли. Государство было снова названо Чосон, а столица перенесена в Хансон/Ханъян, получивший в конце XIX в. в народе название Сеул, т. е. «столица», хотя официально это название за городом закрепилось только в 1946 г.

Правители династии Ли учли ошибки правителей Корё и сразу же начали курс на централизацию власти и окончательную китаизацию бюрократического аппарата. Однако с XV в. центральная власть снова ослабляется из-за фракционной борьбы. Кризис усугубила Имчжинская война (1592–1598), когда объединивший Японию Тоётоми Хидэёси двинул свои армии на завоевание всего остального известного ему мира.

Оставив в стороне собственно ход войны, закончившейся провалом японской агрессии и внесшей в корейскую историю достаточно примеров стойкости, доблести и героизма, хочется обратить внимание на два момента. Во-первых, такая полномасштабная агрессия надолго сформировала для корейцев образ Японии как врага, ибо после длительного мира она стала первой серьезной угрозой корейскому суверенитету. Во-вторых, наряду с партизанским движением Ыйбён и действиями корейского флота под командованием адмирала Ли Сун Сина, применившего новую тактику морского боя и так называемые корабли-черепахи (кобуксон), немаловажную роль в этой войне сыграла военная помощь минского Китая. Появление китайских войск было как закономерным ответом на вассальные отношения корейского вана с Китаем, так и на неприкрытые заявления Хидэёси, что Корея — лишь ступень к завоеванию всего остального мира.

Тем не менее Имджинская война не стала толчком для серьезных преобразований, и с начала XVIII в. страна погрузилась в период застоя. Сыграла свою роль и смена власти в Китае после того, как китайская династия Мин сменилась маньчжурской династией Цин (1644–1912). Хотя Корея стала вассалом цинской империи, и корейские воинские подразделения даже принимали участие в столкновениях с первыми отрядами казаков-землепроходцев, в целом ориентация на Китай как сюзерена стала носить более формальный характер, так как корейский двор счел, что истинное конфуцианское наследие сохранилось только в Корее, и намеренно сохранил у себя церемониал и форму минской династии. Конфуцианский ученый Сон Си Рёль вообще обосновал тезис, согласно которому со времени падения минской династии Корея представляла собой «малый Китай» и потому должна сохранять его наследие. Более прогрессивные элементы группировались в рамках учения сирхак. Этот термин обычно переводят как «реальные науки»^[8] или «науки, имеющие практическое применение». Под таковым понимали разработку проектов реформ в сфере землепользования, управления государством, изучение агротехники и естественных наук, поиски путей развития ремесел и торговли, производства новых предметов «заморского», т. е. европейского типа, более либеральное отношение к внешнему миру. Последователи сирхак отстаивали необходимость индустриализации, внешней торговли и постоянной валюты.

Помимо комплекса практических рекомендаций по изменению государственной структуры и общей модернизации, сирхакисты выступали против низкопоклонства перед Китаем и за восстановление национальной традиции, упирая не только на необходимость перестройки государственной структуры, но и на необходимость опоры на собственные силы и свои, родные, национальные корни. Именно в трудах сирхакистов впервые появляется тот самый термин чучхе, который затем был так широко использован во второй половине XX в.

С середины XIX в. Корея пережила несколько попыток насильственного открытия, включая инцидент с американским судном «Генерал Шерман» (1866 г.) или попытки Франции и США высаживаться на острове Канхвадо в 1866 и 1871 гг.

В качестве реакции на внешний вызов сформировались три основных идеологических течения. Первыми были консерваторы, идеологической платформой которых стал лозунг «Вичжон чхокса» («Установим истину, изгоним ересь»). Эта позиция доминировала в правление регента Тэвонгуна (1864–1873)^[9], однако затем к власти пришла клика королевы Мин, при которой страна начала «открываться». При этом сам ван Кочжон симпатизировал реформаторам, но королева Мин активно использовала противоречия между реформаторами и традиционалистами для того, чтобы расставлять на ключевые посты представителей своего клана.

К сожалению, именно с этого времени в корейской истории начался очень печальный процесс, в результате которого демократы и патриоты как бы оказались в разных лагерях. Те, для кого на первом месте были патриотизм и национальный суверенитет, под влиянием конфуцианской политической культуры связывали их с безусловным следованием традиции, часто скатываясь на позиции ретроградов. Те же, кто хотел для Кореи цивилизации и прогресса путем форсированной модернизации, не видели возможности самостоятельного развития страны и полагали, что этого можно достичь только с помощью влиятельной сверхдержавы, будь то Россия, Америка или Япония, которая сразу же после реставрации Мэйдзи начала разрабатывать т. н. «теорию покорения Кореи (яп. Сэй канрон)»^[10]. По мнению ее сторонников, контроль над этой территорией жизненно важен для Страны Восходящего Солнца, а сам поход станет «средством быстрого сплочения национальных сил государства, а также — решения ряда внутренних проблем»^[11].

Первая попытка реформаторов во главе с Ким Ок Кюном взять власть во время так называемого «Мятежа года Капсин» в декабре 1884 г. не увенчалась успехом. Опираясь на помощь Японии, они перебили ряд видных консерваторов и объявили программу реформ, но были восприняты обществом не как реформаторы, а как национальные предатели, и в течение десяти последующих лет Корея попала в жесткую зависимость от Китая, чьи войска подавили мятеж.

В 1894 г. секта Тонхак инспирирует крупнейшее в истории страны крестьянское восстание, которое в советских учебниках именовалось «крестьянской войной». Не сумев справиться с восстанием, власти обратились за помощью к Китаю, но Япония использовала это как повод для Японо-китайской войны 1894–1895 гг., в результате которой Китай утратил способность оказывать на корейские дела какое-то влияние.

Власть при дворе оказалась в руках связанных с Японией соратников Ким Ок Кюна^[12], которые, наконец, получили возможность провести свои преобразования. В ходе так называемых «реформ года Кабо» был официально введен корейский государственный флаг (нынешний флаг Республики Корея), создана новая государственная структура по европейскому образцу, введены школы европейского типа, отменены дворянские привилегии, пытки, рабство и практика наказания всей семьи за преступление, совершённое одним из ее членов. Дворцовые расходы были, наконец, отделены от государственных.

Однако честолюбивая королева Мин не желала быть заложницей японцев и бросилась в объятия России, которая была обеспокоена усилением Японии и предприняла ряд дипломатических шагов, направленных на ее ослабление. В ответ в октябре 1895 г. последовала «охота на лисицу» — нападение японцев и сторонников прояпонской партии на королевский дворец и убийство королевы. Однако 11 февраля 1896 г. под влиянием членов прорусской и проамериканской партий ван Кочжон бежал из дворца и укрылся в российской миссии в Сеуле, где провел почти год, до марта 1897 г. Прояпонская группировка была разгромлена.

Следующий виток реформаторского движения был связан с деятельностью «Общества Независимости», которое активно выступало как против низкопоклонства перед Китаем, так и против русского влияния. Просветительство понималось им как простое копирование западных обычаев, и неслучайно одним из самых громких его проектов было торжественное уничтожение Ворот приветствия и благословения, воздвигнутых для торжественного приема китайских посланников, и строительство рядом с остатками их опор так называемых Ворот независимости, практически копирующих Триумфальную арку в Париже. Под влиянием Общества независимости в 1897 г. Кочжон вновь начал править «самостоятельно» и даже принял императорский титул. Однако попытки Общества ввести в Корее парламентаризм встретили негативную реакцию двора, и Общество было разогнано.

После разгона «Общества независимости» произошел резкий откат назад к дореформенным временам, и XX в. Корея встретила с довольно неприглядным имиджем бедной, нецивилизованной и насквозь коррумпированной страны. Как писал российский дипломат А. Н. Шпейер, «то безобразное состояние, в котором находится в настоящее время Корея, высшие классы коей, не исключая короля, возводят взятки на степень необходимого, если не единственного фактора внутренней политики, тот поголовный обман и та беспросветная ложь, которые царят ныне во всех слоях корейского общества, приводят меня к тому грустному убеждению, что никакие старания наши не смогут поставить нашу несчастную соседку на ту нравственную высоту, ниже которой самостоятельное существование государства немыслимо и не может быть допущено его соседями»^[13].

17 ноября 1905 г., после победы в Русско-японской войне 1904–1905 гг., японцы установили в Корее свой протекторат. Считается, что это было сделано с грубым нарушением процессуальных норм (так, к договору даже не приложили государственную печать), но понятно, что кроме корейского двора, это никого не волновало.

Борьба против протектората осуществлялась по нескольким направлениям. Первым была вооруженная борьба в форме отрядов «Армии справедливости» («Ыйбён»). Вторым — просветительское движение, направленное на создание частных школ, издание книг и иную пропаганду корейского национализма вплоть до изобретения новых религий «родноверской» направленности^[14]. Третьим — действия по дипломатической линии: Корея рассчитывала на помощь США и даже отправляла «тайных послов» (одним из которых был специально выпущенный из тюрьмы активист Общества Независимости Ли Сын Ман), однако американские власти оказались глухи к ее просьбам. Президент США Теодор Рузвельт считал, что необходимо признать японское господство в Корее в обмен на признание Японией американской гегемонии на Филиппинах. Эта точка зрения и была отражена в Соглашении Тафт — Кацура, которое было подписано в Японии 27 июля 1905 г. за 12 дней до начала переговоров в Портсмуте между Россией и Японией и нередко воспринимается как американское «добро» на закабаление Кореи.

После неудачной попытки отправить делегацию «ходоков-жалобщиков» на международную конференцию в Гааге в 1907 г. генеральный резидент Ито Хиробуми вынудил вана Кочжона отречься от престола в пользу его сына Сунчжона, а новый договор 24 июля 1907 г., существенно расширяющий права Генерального резидента, сделал его фактическим правителем страны.

В 1909 г. Ито Хиробуми был застрелен «генералом армии Ыйбен» Ан Чжун Гыном, превращенным затем пропагандой и Севера, и Юга Кореи в культовую фигуру национального сопротивления, однако это только усилило позиции сторонников аннексии, и в 1910 г. корейский император «отрекся от престола в пользу японского».

На протяжении 35 лет Корея оставалась японской колонией. Аннексировав страну, японцы довольно быстро навели на территории полуострова порядок столь жесткий, что его закономерно назвали «сабельным режимом». Управление страной осуществлялось генерал-губернатором, верхний слой чиновничества формировался также из японцев. Хорошо обученные полицейские силы, дополняемые крупными военными гарнизонами, следили за порядком, создав жесткую военно-полицейскую систему насилия и угнетения. Малейшее сопротивление властям каралось арестом или тяжким наказанием, и значительную часть жертв медицинских экспериментов в пресловутом «отряде 731» (особое подразделение Квантунской армии, занимавшееся как подготовкой и разработкой массового поражения (первую в очередь, биологического), так и иными аспектами «черной медицины») составляли представители сопротивления^[15].

С точки зрения общего развития политической культуры правление японцев только усилило авторитарные черты режима. Японцы привнесли в Корею значительное количество современных методов контроля и бюрократии, которые повысили эффективность системы подавления. Более того, корейцев старались превратить в «японцев второй категории» — принуждали говорить на японском языке и менять фамилии и имена, приобщали к синтоизму. Эта тенденция особенно усилилась во время Второй мировой войны, когда можно было говорить о сознательной политике этноцида, направленной на утерю корейцами своей национальной идентичности.

Важным следствием этого оказалось то, что развернуть на территории Кореи серьезное национальное сопротивление было крайне опасно. Поэтому корейское национально-освободительное движение оказалось как бы выдавленным за пределы полуострова, а это, в свою очередь, усилило его зависимость от внешних сил. В итоге представители национально-освободительного движения становились осознанными или неосознанными агентами этой третьей стороны, будучи ориентированными на ее вариант развития так же, как старые конфуцианцы — на традиционный Китай. Это касается как националистов, так и коммунистов. Впрочем, их обращение за поддержкой к внешним силам совсем не означало, что они были готовы согласиться с марионеточным характером будущего государства.

Важной вехой в формировании политической культуры было Первомартовское движение 1919 г., набравшее мощь под влиянием Октябрьской революции в России и итогов Первой мировой, породивших идею права наций на самоопределение. Его движущими силами были, с одной стороны, христиане-протестанты, а с другой — деятели новой религии Чхондогё (Небесный Путь), представлявшей собой модернизированный и более либеральный вариант Тонхак. Ключевым моментом Первомартовского движения было объявление 1 марта 1919 г. «Декларации Независимости Кореи» и последовавшие за этим массовые мирные демонстрации, которые были жестоко подавлены японской полицией. Тысячи демонстрантов были арестованы, сотни убиты, но в августе того же года японские империалисты провозгласили начало т. н. эры культурного управления, а генерал-губернатором был назначен адмирал Сайто, считавшийся либералом. Однако реформы сводились к созданию ограниченных совещательных органов при японских административных управлениях, состоявших из прояпонских элементов. При этом корейцев практически не допускали не только на должности чиновников среднего и высшего уровня, но и на места высококвалифицированных рабочих — практически все технические и инженерные кадры были японского происхождения.

Период «оттепели» закончился, когда Япония активно вступила в войну за гегемонию в регионе, и Корея стала ей нужна не просто как сырьевой придаток, но как «вторая Япония», — гайки стали закручивать настолько жестко, что даже попытка создать словарь корейского языка стоила его авторам тюремного заключения. Значительная часть корейцев была мобилизована на принудительные работы в Японию, а десятки тысяч кореянок оказались в рядах так называемых «женщин для утешения» (кор. вианбу), отбывавших повинность в армейских борделях^[16].

Что же до оппозиции, то после 1919 г. она стала действовать главным образом из-за рубежа, четко разделившись на коммунистов и националистов. При этом оба лагеря были поражены фракционизмом, а многие политические лидеры меняли свои политические взгляды в зависимости от ситуации или вообще не имели устойчивой политической позиции.

На волне Первомартовского движения националисты создали в Шанхае Временное правительство Кореи, каковое обозначили теми же словами «Тэхан Мингук», которыми сейчас называют Республику Корея (японцы продолжали использовать для обозначения корейского генерал-губернаторства название «Чосон»). Президентом этого образования стал Ли Сын Ман, который с 1905 г. проживал в США и защитил докторскую диссертацию, обучаясь международной политике у экс-президента США Вудро Вильсона. Однако, после того, как он попытался обратиться к американским властям с предложением превратить Корею в свою подмандатную территорию, Ли изгнали, и руководство в правительстве постепенно перешло к Ким Гу, который принимал участие еще в восстании Тонхак и был ярым националистом «классического типа».

Ким Гу пользовался поддержкой гоминдановского Китая и пытался дружить с Америкой, однако кроме Китая, никто из других великих держав временное правительство не поддерживал. В Советском Союзе их считали буржуазными националистами, а для Соединенных Штатов Ким Гу был слишком независим и слишком традиционен.

Ли Сын Ман же всё это время продолжал обитать в Америке, позиционировать себя как харизматического лидера корейского националистического движения и написал книгу, в которой предсказывал войну между Японией и США. К моменту окончания Второй мировой войны Ли уже был весьма пожилым человеком, говорившим по-английски лучше, чем по-корейски, в Госдепартаменте и среди военных у него было много влиятельных друзей.

Теперь перейдем к коммунистам, у которых фракционная борьба представляется автору даже более острой, чем борьба у националистов. Сначала это был раскол между так называемыми Шанхайской и Иркутской фракциями (левые националисты, исповедовавшие коммунистическую идеологию против членов ВКП (б) корейской национальности, желавших распространить свое влияние на всех корейских коммунистов), когда дело дошло до вооруженных столкновений (т. н. инцидент в поселке Свободный в 1921 г.^[17]). Потом — борьба функционеров, подвизавшихся в аппарате Коминтерна и занятых тем, что на современном жаргоне называется «освоением грантов».

Затем были непрекращающиеся свары внутри созданной в 1925 г. собственной компартии, закончившиеся тем, что за три года сменилось четыре ЦК, а в 1928 г. Компартию Кореи (единственную в своем роде) даже не выгнали из Коминтерна, а официально ликвидировали. Точнее, Коминтерн указал, что ни одна из фракций, претендующих на то, чтобы представлять корейских коммунистов, которые больше борются друг с другом, чем с японцами, и даже не гнушаются выдавать им «идейных противников», не может и не имеет морального права называться партией в классическом, марксистко-ленинском смысле этого слова. К 1937 г. наиболее известные представители корейского коммунистического движения так старательно рыли друг другу яму, что на фоне поисков врагов народа они попали в общий расстрельный ров.

Реальный опыт борьбы с японскими оккупантами был в основном у корейских коммунистов, локализовавшихся в Северном Китае и Маньчжурии. Вместе со своими китайскими товарищами (большинство корейских коммунистов после ликвидации собственной партии вступили в КПК) они организовывали в этом регионе, где проживало более 1 млн корейцев, партизанские отряды, которые противостояли японцам более-менее успешно. Одним из молодых командиров таких отрядов был человек по имени Ким Сон Чжу, взявший в середине 30-х гг. псевдоним Ким Ир Сен.

Конечно, в последующее время вокруг партизанского прошлого Кима было сломано немало копий, так как южнокорейская пропаганда активно пыталась дезавуировать его заслуги. Однако Ким действительно попортил крови японцам больше, чем иные командиры, а в 1937 г. даже совершил рейд на территорию собственно Кореи, атаковав городок Почхонбо. После этого в генерал-губернаторстве у него появилась репутация национального героя, а японцы для борьбы с ним создали специальное карательное подразделение.

Впрочем, перед началом Второй мировой японцы провели основательную «зачистку» партизан в Маньчжурии, и те, кто остался жив, были вынуждены уйти на территорию Советского Союза и интернироваться там. Ким Ир Сен с остатками своего отряда перешел советскую границу одним из последних (если не самым последним), после чего закончил офицерские курсы и проходил службу в так называемой 88-й бригаде в селе Вятское, состоявшей из бывших китайских и корейских партизан. Там он дослужился до командира батальона и показал себя хорошим офицером и природным лидером, который при этом не имел никакого отношения к фракционной борьбе «старшего поколения», сгинувшего к этому времени в мясорубке сталинских репрессий.

Освобождение страны, разделение Кореи на Север и Юг и война 1950–1953 гг.

На то, как развивались события после окончания Второй мировой войны, повлияла крайне интересная ситуация, когда большая часть корейской территории, в том числе вся южная часть Кореи, освободилась «самостоятельно», без помощи иностранных войск. Однако ни одно из вооруженных формирований кого-либо из корейских правителей или партизан тоже не принимало в этом участия. По сути, японцы сами «вывесили белый флаг» и, за вычетом операций советской армии на северо-востоке страны, никто не сбрасывал их власть с применением военной силы. Поэтому, когда корейские историки пишут, что они освободились от японцев сами, то под этим «сами» надо понимать не столько «благодаря собственным действиям», сколько «без чьей-либо помощи».

До конца войны судьба Кореи никого особенно не интересовала, но когда после вступления Советского Союза в войну 9 августа 1945 г. поражение Японии стало неминуемым, вопрос о разделе сфер влияния выдвинулся на первый план. По итогам совещания представителей армии, флота и госдепартамента США 11 августа было выработано соглашение, согласно которому Китай оказывался в советской сфере влияния, Япония — в американской, а территорию Кореи полагалось поделить по 38-й параллели на две оккупационные зоны, что выглядит как разделение территории пополам. Однако в действительности на американской половине остаются столица, 2/3 населения, бо́льшая часть аграрных и значительная часть индустриальных ресурсов.

Если северная часть полуострова была занята советскими войсками сразу, то на Юг американцы пришли только в сентябре 1945 г. Однако японские власти полуострова создали там «переходное» правительство, каковое возглавил левый националист Ё Ун Хён. Созданная им Корейская Народная Республика успела провести целый ряд демократических мероприятий, а страна покрылась сетью подчиняющихся ее правительству Народных Комитетов. Однако командование американских войск имело четкие инструкции не признавать никакие самопровозглашенные корейские правительства, тогда как в Северной Корее Народные Комитеты были признаны советской властью и в течение августа — декабря 1945 г. инкорпорированы в созданные структуры власти.

Дальнейшую судьбу Кореи пытались решить на совещании министров иностранных дел СССР, США и Великобритании 27 декабря 1945 г. в Москве, где было принято решение о международной опеке. Предполагалось, что совместная комиссия СССР и США подготовит основу для выборов будущего корейского правительства, а разделение на оккупационные зоны будет чисто временным явлением. Хотя каждая из сторон втайне рассчитывала на то, что она сумеет повлиять на ситуацию внутри страны так, что корейский народ выберет «нужный» и выгодный ей путь развития — СССР рассчитывал на роль левого уклона и настроения масс, США — на консервативную и христианизированную^[18] элиту.

Однако на фоне усиления холодной войны СССР и США делают ставку на создание на своей половине полуострова лояльного режима, и тенденция совместных конструктивных действий двух сверхдержав сходит на нет. Москва и Вашингтон начали поддерживать наиболее лояльных им политических лидеров — Ли Сын Мана на Юге и Ким Ир Сена на Севере.

Однако не следует думать, что Ким Ир Сен был тогда таким же самодержавным правителем, каким он стал позднее. Традиционно в руководстве КНДР того времени выделяют четыре фракции: Ким Ир Сен и его соратники по партизанской борьбе; «местные» коммунисты, действовавшие внутри Кореи; китайская фракция из числа тех, кто действовал под крылом Мао Цзэдуна; советские корейцы, присланные для «усиления».

Если на Севере левый уклон использовали, то американцы пытались его переломить, что вызывало социальное напряжение и подталкивало массы в объятия левых, — особое недовольство народа вызывало то, что ввиду кадрового кризиса многочисленные коллаборационисты (кор. чхинильпха — букв. «прояпонские элементы») остались на своих постах.

Но хотя южнокорейское левое движение во многом действовало независимо от Пхеньяна и Москвы, оно воспринималось как часть советского плана по захвату всей Кореи. Это вызывало у американцев нежелание разбираться в причинах волнений и тем более неадекватное подавление левой активности, отягощенное фракционной борьбой, жертвами которой оказались Ким Гу и Е Ун Хен. Оба считаются убитыми сторонниками Ли Сын Мана.

К началу 1947 г., на фоне окончательного краха структур, созданных Московским совещанием, США и СССР стали самостоятельно формировать органы власти будущей Кореи. Советский Союз представил передачу власти коммунистам как развитие традиции Народных Комитетов, на съезде которых было избрано Народное Собрание как высший орган государственной власти. Выборы в высший законодательный орган в августе 1948 г. состоялись как на Севере, так и на Юге (нелегально).

Соединенные Штаты поступили по-иному: используя свое влияние в ООН, они передали корейский вопрос туда. 14 ноября 1947 г. Генеральная ассамблея ООН сформировала так называемую Временную комиссию ООН по Корее (UNTCOK), которая приняла решение о проведении на территории полуострова всеобщих демократических выборов. Москва и Пхеньян отказались принять эту комиссию как орган, заслуживающий доверия, и Ли Сын Ман предложил провести выборы «там, где это возможно».

15 августа 1948 г. на южной половине полуострова было провозглашено государство Республика Корея (РК), первым президентом которой стал Ли Сын Ман, а 9 сентября 1948 г. на Севере была провозглашена Корейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) во главе с премьер-министром Ким Ир Сеном, причем оба государства формально распространяли свою юрисдикцию на весь полуостров, считая другую его половину незаконно управляемой марионетками врага.

Размах левого движения и напряженность на границе привели к тому, что начиная с 1948 г. в Южной Корее, по сути, шла вялотекущая гражданская война, признаками которой были и партизанское движение на Юге (только восстание на острове Чечжудо унесло жизни около 30 тысяч человек), и непрекращающиеся стычки и инциденты вдоль границы.

Обе стороны активно строили планы силового объединения страны, но до конца 1949 г. и Москва, и Вашингтон стремились удерживать Пхеньян и Сеул от решительных действий. Однако в начале 1950 г. с учетом кажущейся нестабильности южнокорейского режима обладавшее более сильным военным потенциалом руководство КНДР (в первую очередь — фракция «местных» коммунистов, для которых объединение страны увеличивало вес их фракции в борьбе за власть) добилось от Москвы и Пекина одобрения курса на «объединительную войну».

Решающим аргументом, по мнению автора, было то, что Кремль сумели убедить в наличии на Юге революционной ситуации, при которой вторжение туда превратится в блицкриг. Что же до возможного вмешательства Соединенных Штатов, то, исходя из реалий тогдашней внешнеполитической обстановки, оно было сочтено маловероятным.

25 июня 1950 г. в 4 часа утра северокорейские войска перешли 38-ю параллель и 28 июня заняли Сеул. В конце июля 1950 г. американцы и южнокорейцы отступили в юго-восточный угол Корейского полуострова, организовав оборону так называемого Пусанского периметра. Армия РК рассыпалась, но восстания, на которые был основной расчет, не случилось. Более того, сразу после начала войны США инициировали созыв Совета Безопасности ООН, который дал мандат на создание сил ООН для «изгнания агрессора» и поручил руководство «полицейской акцией» Соединенным Штатам. СССР, чей представитель Я. Малик бойкотировал заседания Совета Безопасности из-за участия в нём представителя Тайваня, не имел возможности наложить вето на это решение.

Чтобы добиться перелома в ходе военных действий, командующий «войсками ООН» генерал Д. Макартур разработал план десантной операции в глубоком тылу северокорейских войск. Рано утром 15 сентября американцы высадились под Инчхоном и после ожесточенных боев 28 сентября овладели Сеулом. 1 октября войска ООН пересекли 38-ю параллель, а к 24 октября заняли бо́льшую часть северокорейской территории, выйдя к пограничной с Китаем реке Амноккан.

В этой ситуации китайское руководство оказалось перед трудным выбором, поскольку страна была в руинах и нуждалась в реконструкции. С другой стороны, были общеизвестны американские планы превратить Корейскую войну в войну с коммунизмом вообще, несмотря на то, что, понимая риск возрастания конфликта, американское командование всё-таки воздержалось от участия армии Гоминьдана в составе войск ООН.

Примерно половина руководства страны была против вступления Китая в новую войну, тем более что главной задачей считалась ликвидация режима на Тайване. Но Пекин направил в Корею войска, которые формально именовались «Армией китайских народных добровольцев» (АКНД) во главе с маршалом Пэн Дэхуаем. Решение Мао было продиктовано той же логикой, согласно которой США оказались вынуждены поддержать Ли Сын Мана, защищая не столько его, сколько свои стратегические интересы.

19 октября 1950 г. части АКНД перешли китайско-корейскую границу и, пользуясь эффектом неожиданности, 25 октября нанесли контрудар по войскам ООН. К концу года северяне восстановили контроль над всей территорией КНДР. 31 декабря 1950 г. китайцы и северокорейцы начали наступление по всему фронту южнее 38-й параллели и 3 января 1951 г. вновь заняли Сеул. К 24 января продвижение китайских и северокорейских войск удалось остановить. Под их контролем остались некоторые северные районы Южной Кореи.

С конца января 1951 г. американское командование предприняло серию операций с целью вернуть Сеул, что удалось сделать только в конце апреля. Еще до завершения контрнаступления, 11 апреля из-за разногласий с Трумэном (в том числе относительно идей превратить войну в мировую и использовать ядерное оружие) Д. Макартур был смещен с поста командующего и заменен М. Риджуэем.

В апреле — июле 1951 г. воюющие стороны предприняли ряд попыток прорвать линию фронта и изменить ситуацию в свою пользу, однако ни одна из сторон не достигла стратегического перевеса, и военные действия приобрели позиционный характер.

23 июня советский представитель в ООН призвал к прекращению огня в Корее. 27 ноября 1951 г. стороны договорились об установлении демаркационной линии на основе существующей линии фронта и о создании демилитаризованной зоны, но затем переговоры зашли в тупик, в основном, из-за разногласий по вопросу о репатриации военнопленных, а также — из-за позиции Ли Сын Мана, категорически выступавшего за продолжение войны.

27 июля 1953 г. представители КНДР, АКНД и войск ООН (представители Южной Кореи подписать документ отказались) подписали соглашение о прекращении огня, согласно которому демаркационная линия между Северной и Южной Кореей была установлена примерно по 38-й параллели, а по обе стороны вокруг нее образована демилитаризованная зона шириной 4 км.

Дальнейший статус конфликта должен был обсуждаться на Женевском совещании, открывшемся в апреле 1954 г., но из-за неконструктивной позиции участников, связанной с холодной войной, мирное урегулирование корейской проблемы было сорвано.

Корейская война нанесла стране колоссальный ущерб. Полные данные о потерях (особенно мирного населения) неизвестны, но из числа корейцев, включая южан и северян, погибло около 2,5 млн человек, и было разрушено более 80 % инфраструктуры обоих государств.

С точки зрения достижения своих целей войну не выиграл никто. Объединение не было достигнуто, созданная граница только подчеркнула раскол полуострова, а в умах нескольких поколений, переживших войну, осталась психологическая установка на противостояние — между двумя частями одной нации выросла стена вражды и недоверия. Политическая и идеологическая конфронтация была лишь закреплена.

Кроме того, разделение страны и «синдром огненного кольца» помогли укреплению авторитарных тенденций по обе стороны 38-й параллели: «реалии времени» требовали структур управления, естественно предполагающих ограничение свободы.

КНДР (и отчасти РК) с окончания Корейской войны до нынешнего времени

Окончание войны и последующее восстановление народного хозяйства КНДР сопровождалось определенной фракционной борьбой, часто замаскированной под борьбу политическую или экономическую. Первая волна чисток прошла еще во время Корейской войны, и ее жертвами стали один из руководителей китайской фракции Му Чжон и неформальный лидер советской фракции Хо Га И (А. П. Хегай). В конце войны на единственном открытом процессе были осуждены и впоследствии уничтожены глава местной фракции Пак Хон Ён и его сторонники, которые рассматривались как виновники Корейской войны^[19]; в дополнение на них традиционно навесили обвинение в шпионаже в пользу США и Японии.

В течение 1955 — начала 1956 г. в северокорейском руководстве шли дискуссии о приоритетах экономического развития страны, отдаленно напоминающие те, что проходили в Советском Союзе во второй половине 1920-х. Ким Ир Сен выступал за приоритетное развитие тяжелой промышленности, полагая, что страна должна иметь свою индустриальную базу, способную сделать страну самостоятельной и готовой к отражению внешней агрессии. Его противники, преимущественно из китайской фракции, выступали за развитие легкой промышленности, считая, что в первую очередь надо поднять уровень жизни народа. Первая точка зрения побеждала, но индустриализация сопровождалась определенными перегибами, по итогам которых председатель Госплана Пак Чхан Ок, ставший главой советской фракции после смерти Хо Га И, был подвергнут критике и перешел в лагерь противников Ким Ир Сена.

Ким же в это время начал борьбу с «доминационизмом» и 28 декабря 1955 г. заговорил о необходимости «искоренения догматизма и формализма в идеологической работе» и установлении чучхе: «Хотя некоторые утверждают, что лучшим путем является советский или китайский, неужели мы не достигли того момента, при котором мы можем создать наш собственный путь?» Так в качестве государственной идеологии к марксизму-ленинизму добавились революционные традиции корейского народа.

XX съезд КПСС и разоблачение культа личности Сталина стали основой для нового витка фракционной борьбы. В августе 1956 г. на Пленуме ЦК ТПК Ким Ир Сена открыто обвинили в культе личности, диктаторском стиле руководства и излишнем внимании к тяжелой промышленности за счет социальных нужд. Оппозиция из числа прокитайской и просоветской фракций во главе с Чхве Чхан Иком рассчитывала на «бархатный переворот», но Ким Ир Сен имел куда бо́льшую поддержку, и организаторов «антипартийной выходки» стащили с трибуны и прогнали с высоких постов.

Не дожидаясь более серьезных репрессий, руководители оппозиции из числа прокитайской группировки бежали в КНР и попросили помощи у «сюзерена», после чего в Пхеньян прилетела российско-китайская делегация во главе с А. И. Микояном и Пэн Дэхуаем^[20]. Ким Ир Сену удалось избежать постановки вопроса о неполном служебном соответствии, но всех заключенных восстановили на их постах.

Однако под влиянием событий 1956 г. в Венгрии и разгрома «антипартийной группы» в СССР в 1957 г.^[21] взгляд на корейскую ситуацию был пересмотрен, и Ким Ир Сен «благополучно закрутил гайки», к началу 1960-х ликвидировав или отправив в политическое небытие даже тех представителей иных фракций, которые не лезли в большую политику.

Примерно со второй половины 1960-х был взят курс на укоренение чучхе во всех сферах политической и общественной жизни, а в первой половине 1970-х культ личности Ким Ир Сена превзошел культы Сталина и Мао. В конце 1972 г. была принята новая конституция КНДР, которая закрепила концентрацию власти в руках Ким Ир Сена.

15 апреля 1974 г. день рождения Ким Ир Сена стал основным национальным праздником. В том же 1974 г. преемником Ким Ир Сена был объявлен его сын Ким Чен Ир, которому тогда было 32 года. Для того чтобы расчистить ему путь и заранее сформировать его будущее окружение, в феврале 1973 г. из молодых партийных работников организовали так называемые «группы трех революций» — создавалась новая кадровая прослойка, призванная стать опорой Ким Чен Ира как лидера «молодых».

К мероприятиям, проводимым по инициативе Ким Чен Ира, можно отнести «преобразование всего общества на основе идей чучхе» (корректнее было бы сказать «чучхейскую идеологизацию» всего общества), следствием чего стали появление в стране музеев Ким Ир Сена и окончательная структуризация культа его личности.

10–14 октября 1980 г. на VI съезде ТПК Ким Чен Ир был официально объявлен наследником отца и «титулован» «продолжателем великого чучхейского революционного дела».

В 1992 г. Конституция КНДР подверглась новым изменениям. Главным среди них было создание Государственного Комитета Обороны с весьма широкими функциями и неупоминание марксизма-ленинизма: чучхе трактуют исключительно как гениальную самобытную идеологию, ставшую продолжением традиционной корейской философской мысли.

Внешняя политика КНДР во многом строилась на лавировании между Москвой и Пекином. В 1961 г. Ким Ир Сен, играя на советско-китайских противоречиях, отправился в Москву и убедил ее подписать с КНДР Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, после чего едет в Пекин и заключает аналогичный договор с руководством КНР, используя предыдущий в качестве определенного средства давления.

Затем КНДР, скорее, дрейфует в сторону Китая, однако «культурная революция» вызвала некоторое охлаждение северокорейско-китайских отношений и подтолкнула КНДР к сближению с СССР. 11 февраля 1965 г. состоялся визит в КНДР советской партийно-правительственной делегации во главе с А. Н. Косыгиным. Пхеньяну простили все военные долги, и страна начала получать новую военную технику. В этот же период при советской поддержке заложили реактор в Ёнбёне.

15 сентября 1966 г. газета «Нодон Синмун» осуждает культурную революцию и хунвейбинов, которые не остались в долгу — в 1967 г. в китайской печати даже «сообщалось» о том, что в Пхеньяне произошел военный переворот, и Ким Ир Сена арестовали как ревизиониста. В результате контакты между двумя странами сократились до нуля, а на границе произошел ряд инцидентов.

Конец 1960-х был ознаменован определенной утратой Советским Союзом способности влиять на внешнюю политику Ким Ир Сена и ужесточением его курса по отношению к Югу. Моментом, переломившим ситуацию, стал инцидент 23 января 1968 г., когда северянами была захвачена американская разведывательная шхуна «Пуэбло». К берегам Кореи подтянут Седьмой флот США, и КНДР официально запросила военной помощи. Это означало готовность Пхеньяна к войне, в которую, согласно договору, вовлекался крайне того не желающий Советский Союз.

Сотрудники МИДа провели бессонную ночь в поисках повода к отказу от выполнения условий Договора и нашли четыре условия, ставящие дополнительные ограничения на вмешательство СССР: 1) КНДР должна быть объектом неспровоцированной агрессии; 2) нападение не должно иметь отношение к проблеме объединения страны; 3) помощь оказывается не мгновенно, а после проведения консультаций; 4) вмешательство не является следствием действий третьей страны (если КНДР начинает войну во исполнение обязательств по отношению, скажем, к Китаю, СССР ни при чём).

26 февраля 1969 г. состоялись переговоры министров обороны, где КНДР поставили в известность о новой трактовке Договора. Корейцы согласились с ней (точнее, были вынуждены принять ее к сведению), но после этих «уточнений» договор стал стремительно терять свое значение, и когда КНДР, будучи социалистической страной, вошла в движение неприсоединения, она не раз угрожала его расторгнуть.

Жесткая политика КНДР в отношении РК и США продолжалась до конца 1960-х, — в январе 1968 г. отряд северокорейских коммандос даже предпринял неудачную попытку покушения на тогдашнего президента РК. Однако к началу 1970-х гг. стало понятно, что восстания в РК не будет, и КНДР отказалась от идеи активной инфильтрации. В 1972 г. Север и Юг начали переговоры и даже определили «три принципа объединения родины», но далее уступать никто не хотел, и при первом же предлоге их разорвали.

В это же время наметился некоторый прогресс в отношениях с США. Когда в 1977 г. администрация Картера объявила о своем желании полностью вывести войска с Корейского полуострова, Ким Ир Сен назвал Картера «справедливым человеком», северокорейская пропаганда временно перестала использовать классические ругательства и даже термин «американский империализм» по отношению к США, одновременно начав рассуждать о «советском доминиционизме».

Ситуация резко изменилась после того, как администрация Рейгана развернула активную кампанию по укреплению южнокорейской армии. В 1983 г. тогдашний министр обороны США Каспар Уайнбергер объявил, что Корея является зоной жизненных интересов США.

Под влиянием вышеперечисленных событий 1983–1987 гг. и резкого улучшения отношений между Китаем и США (Ким Ир Сен очень боялся отказа от социализма в Китае) Пхеньян качнулся в сторону Советского Союза. В этот период после 23-летнего перерыва Ким Ир Сен дважды посетил Москву, причем визит 1984 г. превратился в масштабное турне по Восточной Европе.

Что же до развития северокорейской экономики, то усиление власти Ким Ир Сена активизировало работу по восстановлению послевоенного хозяйства крайне высокими темпами. Ущерб, нанесенный стране войной, особенно американскими бомбардировками, был огромен. В 1953 г. промышленное производство составляло только 64 % от объема 1949 г. Поставив целью ликвидацию послевоенной разрухи и создание самоокупаемой национальной экономики, КНДР в 1954 г. приняла «трехлетний план возрождения экономики», а с 1957 г. ввела в действие «первый пятилетний план», направленный на преимущественное развитие тяжелой промышленности, получая от СССР и КНР значительную материальную помощь. В результате этого удельный вес тяжелой промышленности в северокорейской экономике в 1960 г. составил 70 %, а в течение 1954–1960 гг. средний уровень экономического роста был достаточно высоким. В 1965 г. Че Гевара, посетивший Пхеньян, заявил, что КНДР является образцом, которому должна следовать революционная Куба, имея в виду ее экономическое развитие и то, насколько быстро страна сумела оправиться от последствий войны.

Значительно изменилось и сельское хозяйство. После окончания войны с 1953 г. началось строительство сельхозкооперативов (хептон нончжан) с целью коллективизации сельского хозяйства, завершившееся в 1958 г.

Все разработки КНДР того времени — теория «трех революций» (1958 г.), метод Чхонсанри (1960 г.), Тэанская система работы (1961 г.) — строились на мобилизации энтузиазма и творческой инициативы масс. Ким Ир Сен полагал, что руководство экономикой нельзя доверять профессионалам, которые оценивают реальность только на основе объективных расчетов. Находясь в плену своего профессионализма, они не могут требовать от народа, чтобы он отдавал все силы и делал невозможное. Кроме того, управление производственным комплексом должно быть ориентировано на достижение не только производственных результатов, но и политико-идеологических, воспитательных целей, на то, чтобы изжить наследие старого общества в идеологической, технической и культурной сфере и создать на их месте коммунистические идеологию, технику и культуру. С определенными поправками на местный колорит это напоминало китайские инновации того времени. Однако, более острожный Ким Ир Сен, стремящийся лавировать между Москвой и Пекином, воздержался от настолько разрушительных социальных экспериментов.

Эта тенденция продолжилась и когда руководство экономикой начал осуществлять Ким Чен Ир, который ввел в социалистическом строительстве термин «скоростной бой» (у нас этот термин любили переводить как «трудовая вахта»), отражающий сравнение трудовой деятельности граждан с боевыми действиями.

Однако в середине 1960-х уже наблюдалось некоторое снижение производительности, а к началу 1970-х КНДР фактически выработала экстенсивные ресурсы расширения производства, основанные на своих собственных, довоенных японских или старых советских технологиях. Так началось отставание Севера от Юга, связанное с тем, что Север не смог осуществить «третью промышленную революцию», связанную с производством в стране электроники, необходимой для нового промышленного рывка.

В середине 1980-х экономическое положение КНДР было относительно крепким. После визита Ким Ир Сена в СССР в 1984 г. был принят закон о совместных предприятиях (который, правда, не дал особых результатов), а в 1985 г. руководство КНДР попыталось объединить предприятия в структуры, управляемые из единого центра.

Ситуация резко изменилась в 1990–1991 гг., когда с установлением дипломатических отношений между СССР и РК закончился «режим наибольшего благоприятствования» для КНДР, а затем распался восточный блок, на который была, в основном, ориентирована ее внешняя торговля.

Практически полное прекращение экономических связей КНДР с СССР/ Россией нанесло северокорейской экономике весьма чувствительный удар. После того, как Советский Союз потребовал, чтобы КНДР расплачивалась с ним не по льготным ценам, экспорт в КНДР из СССР резко сократился (на 50–75 %), особенно — по энергоносителям, и после начала 1990-х Северная Корея оказалась в политической и экономической, изоляции.

В 1991 г. Северная Корея объявила о создании Специальной экономической зоны в северо-восточном районе страны, но инвестициям препятствовали плохая инфраструктура, бюрократия и невозможность получить гарантии инвестиционной безопасности. В декабре 1993 г. КНДР объявила о трехлетнем периоде переходной экономики, в течение которого предполагалось смягчить дисбаланс между отраслями промышленности, направив усилия на развитие сельского хозяйства, легкой промышленности и внешней торговли.

Ким Ир Сен начал говорить о реформах и сделал несколько шагов в сторону межкорейского диалога, однако в июле 1994 г. во время подготовки встречи с президентом РК умер от сердечного приступа, после чего диалог прервался из-за обструкционистской позиции властей Юга. Сеул не только не выразил соболезнования (что сделали даже США), но начал новый всплеск антипхеньянской кампании, обвиняя Кима в расколе страны и всех бедах корейского народа.

Одновременно с этим в 1991–1993 гг. произошел первый виток ядерного кризиса, в ходе которого администрация Клинтона даже рассматривала вариант вторжения, но отказалась от него из-за предположительно высоких потерь. Период напряженности был завершен подписанием так называемого Рамочного соглашения 21 октября 1994 г., в ходе которого Север замораживал свой ядерный проект в обмен на поставки мазута, обещание дипломатических отношений с США и постройку реакторов на легкой воде.

Три года после смерти Ким Ир Сена стали временем так называемого «трудного похода», когда серия природных катастроф практически добила сельское хозяйство страны, и без того подточенной отсутствием дешевого топлива. Вызванный бедствиями голод стал крупнейшей гуманитарной катастрофой в Восточной Азии со времен китайского «большого скачка», оценки экспертов вращаются вокруг цифры в 600 тысяч жертв. Можно сказать, что только особенности тоталитарной системы в сочетании с нормированным распределением продуктов удержали Северную Корею от того социального взрыва и хаоса, который мог бы случиться в аналогичной ситуации в любой другой стране. С другой стороны, значительное число северокорейцев оказалось в ситуации, когда государство уже не могло их прокормить, и нужно было самим искать пути для выживания. Так начала создаваться так называемая «параллельная экономика».

В 1998 г. Ким Чен Ир, окончательно вступив в права руководителя, несколько перемонтировал систему под себя и провозгласил сонгун — политику «приоритета армии», делая ставку на чрезвычайные меры в условиях тяжелого экономического положения страны. Совершенствование и оздоровление управленческой структуры сочетались с рядом мер, направленных на демонстрацию северокорейской военной мощи. Наиболее важным из них было испытание 31 августа 1998 г. трехступенчатой ракеты, которая, по сообщению северокорейских информационных агентств, вывела на околоземную орбиту спутник: по выражению одного из российских экспертов, Ким Чен Ир принял страну с сохой, а оставил с сохой и атомной бомбой (ядерные испытания были проведены в 2006 и 2009 гг.).

Одновременно правление Ким Чен Ира сопровождалось определенным «откручиванием гаек» и желанием «смены имиджа», результатом которого был, в том числе, пхеньянский саммит Ким Чен Ира и президента РК Ким Дэ Чжуна в 2000 г. В этом же году Пхеньян посетили президент РФ Владимир Путин и государственный секретарь США Мадлен Олбрайт.

В декабре 2011 г. Ким Чен Ир умер, и в настоящее время страной руководит его младший сын Ким Чен Ын, продолжающий дело отца.

В завершение — совсем коротко о том, что в это же время происходило на Юге. Режим Ли Сын Мана был классическим примером «банановой республики», поддерживаемой Соединенными Штатами исключительно из идеологических соображений и представлявшей собой диктатуру более тоталитарную, чем в то время на Севере.

В 1960 г. по уровню ВВП на душу населения ($80) Южная Корея находилась примерно на уровне Нигерии. В стране не было ни одного многоэтажного жилого дома, канализацией в Сеуле была обеспечена лишь четверть всех домов, а 82 % сельского населения и 39 % жителей Сеула жили без электричества. Американская помощь составляла половину доходной части бюджета, причем ассигнования на оборону на 70 % состояли из этой помощи. Массовые протесты до поры до времени успешно подавлялись, но 19 апреля 1960 г. в ответ на откровенно сфальсифицированные выборы началась так называемая Апрельская революция, — стотысячные демонстрации вынудили Ли Сын Мана уйти в отставку и покинуть страну. Однако т. н. Вторая республика (1960–1961) показала неготовность к восприятию демократии западного толка ни на уровне создания действенных институтов гражданского общества, ни на уровне грамотного использования элементов западной демократической системы.

Кризис легитимности, коллапс административной системы, продолжающийся фракционизм в сочетании с экономическим спадом привели к тому, что в скором времени власть оказалась в руках военных во главе с генералом Пак Чжон Хи, который оставался у власти до 1979 г. Именно в его правление Южная Корея превратилась в промышленно развитое государство и обогнала Север по темпам роста, причем основой экономической программы Пака были экспортно-ориентированная экономика и ее государственное регулирование, включая пятилетние планы: в экономике страны было много черт, напоминающих организацию экономической жизни в СССР. Хотя ставка была сделана на многопрофильные концерны-чеболь, их контроль осуществлялся через лицензирование и налоговую администрацию, которая следила за тем, чтобы средства расходовались рационально и с пользой для дела и плана. При этом государство регламентировало распределение кредитов и экспортных субсидий, контролируя внешнеторговые операции и регулируя цены. Существенным рычагом давления было и то, что власти запретили бизнесу создавать свои банки, и лишенные финансовой независимости корпорации вынужденно развивали производства, которые государство считало приоритетными.

Споры вокруг места Пака в истории отчасти напоминают российские споры, связанные со Сталиным. С одной стороны, именно Пак стал отцом корейского экономического чуда, с другой, с точки зрения современных представлений о правах человека, рядовые граждане заплатили за него достаточно высокую цену. С третьей, многие элементы идеологии Юга того времени напоминали северные (включая т. н. «национальный субъективизм» (кор. чучхесон)), и именно к его правлению относятся первые, пусть и неудачные попытки межкорейских контактов^[22].

В 1972 г. Пак совершил конституционный переворот, и Третью Республику сменила Четвертая. Постепенно противоречия внутри властных элит накапливались, и в результате Пак был застрелен собственным начальником ЦРУ Ким Чжэ Кю.

Впрочем, надежды на демократизацию вновь оборвались. 12 декабря 1979 г. произошел государственный переворот, организованный руководителем военной разведки генералом Чон Ду Хваном. Реакцией на эти события стало восстание в Кванчжу 21 мая 1980 г., в ходе которого студенты и горожане неделю удерживали город под контролем.

В феврале 1981 г. Чон Ду Хван стал президентом т. н. Пятой Республики (1981–1987 гг.). В этот период торговый баланс страны стабилизировался, Север окончательно уступил Югу по темпам экономического развития, была побеждена инфляция, а переход Южной Кореи в число новых индустриальных стран Азии совершился. Однако эти подвижки были не следствием собственной политики Чон Ду Хвана, а произошли благодаря наследию системы, заложенной Пак Чжон Хи.

Внутренняя политика Чона была отмечена более значительными нарушениями демократических норм, чем правление Пака. Но когда в 1987 г. Чон попытался продлить свои властные полномочия, страну снова захлестнула волна протеста, и он был вынужден передать власть своему соратнику Но Тхэ У (Ро Дэ У), который объявил о начале демократизации, и Пятую Республику сменила Шестая, продолжающаяся по сей день.

Президентство Но запомнилось Олимпийскими Играми, успехами во внешней политике, включая установление дипломатических отношений с СССР и странами Восточной Европы, дальнейшими подвижками в сторону отхода от образа военной диктатуры и вхождением в начале 1990-х РК в мировое экономическое пространство, которое привело к росту импорта. Улучшался и уровень жизни: в результате забастовочной волны 1988–1990 гг. средняя заработная плата в Корее увеличилась почти в 3 раза.

На президентских выборах 1992 г. впервые после Ли Сын Мана президентом стало гражданское лицо. Ким Ён Сам был представителем оппозиции, объединившимся с партией Но в обмен на пост следующего лидера страны. Однако, став президентом, Ким Ён Сам проделал большую работу по выдавливанию военных из политики.

Имевший давний имидж «борца за демократию», Ким Ён Сам очень плохо разбирался в чём-либо еще, кроме этой борьбы, а особенно — в вопросах экономики, и его политика именно в этой сфере чуть не привела страну к банкротству на фоне очень больно ударившего по престижу страны финансового кризиса 1997 г. Причинами кризиса называют резкий взлет краткосрочных внешних долгов, «ухудшение здоровья» финансовых компаний, финансовый кризис в Юго-Восточной Азии и ошибки в государственной политике. Часть их, в том числе систему «плохих кредитов», исследователи связывают с наследием военного режима, но есть и еще одно объяснение: Ким Ён Сам привел с собой во власть целую группу своих «блатных» финансово-промышленных групп, и косвенной причиной южно-корейского кризиса было то, что «пирога на всех не хватило». В результате РК была вынуждена обратиться за помощью к Международному валютному фонду, но займы были предоставлены на очень болезненных для страны условиях, включавших в себя, в частности, реструктуризацию экономической системы.

На этом фоне на президентских выборах 1997 г. к власти приходит бывший диссидент Ким Дэ Чжун, которого можно назвать представителем «несистемной оппозиции». Последовательный сторонник глобализации и европейских ценностей, Ким Дэ Чжун сумел, однако, возглавить кампанию по мобилизации нации, в результате чего «эра МВФ» была преодолена в рекордные сроки. В 1999 г. темпы экономического роста были зафиксированы на уровне 10,7 %, ВНП на душу населения составил 8581 долл. США, а объем валютных резервов превысил 70 млрд долл. В 2000 г. страна вышла в целом на уровень предкризисного 1996 г.

Помимо общей демократизации, действия Кима сводились в основном к кампании по борьбе с коррупцией и к вынужденному открытию общества, в том числе — к форсированной перестройке системы менеджмента финансово-промышленных групп. В результате принятых мер структура чеболь изменилась, а «лишние» активы были переданы туда, где их использование было бы более эффективно, исходя из их рыночного профиля. Увеличился уровень контроля за чеболь, повысились уровень их прозрачности и эффективность банковской системы.

В области межкорейских отношений Ким придерживался так называемой «солнечной политики»: хотя установка на абсорбирование КНДР не менялась, этого планировалось достичь за счет не конфронтации, а «удушения в дружеских объятиях» — название политики являлось отсылкой к известной басне Эзопа. Тем не менее уровень напряженности между двумя странами в это время снизился, и появился ряд совместных проектов, в первую очередь — Кэсонский промышленный комплекс, где северокорейские трудящиеся работали на южнокорейских предпринимателей.

В 2002 г. Ким Дэ Чжуну удалось передать власть Но Му Хёну (Ро Му Хёну), который принадлежал к его политическому лагерю^[23], однако Но в большей степени оказался популистом, а не демократом, и, по итогам его правления, в 2007 г. консерваторы вернулись к власти, победив своих соперников со значительным отрывом.

Первым президентом-консерватором после десятилетнего перерыва был Ли Мён Бак, в прошлом — успешный бизнесмен и затем мэр Сеула. При нём страна сумела смягчить удар экономического кризиса 2008 г., однако межкорейские отношения снова вошли в фазу обострения, особенно после того, как в 2010 г. южнокорейский корвет «Чхонан» взорвался при до конца не выясненных обстоятельствах, а официальная версия (к которой, однако, хватает технических претензий) обвинила в этом КНДР. В 2012 г. консерваторы смогли удержаться у власти, — с небольшим перевесом президентом стала Пак Кын Хе, дочь генерала Пак Чжон Хи, которая изначально придерживалась более центристских позиций по отношению к Ли и даже разрабатывала так называемую «Евразийскую инициативу», нацеленную на большее взаимодействие с РФ и КНР, но к началу 2016 г. сдвинулась на более консервативные (в частности, при ней был закрыт Кэсонский комплекс, который посчитали главным источником валютных поступлений для ядерной программы).

В результате политического кризиса осени 2016 г., связанного с коррупционной активностью ее близкой подруги Чхве Сун Силь, Пак Кын Хе была отрешена от власти в ходе импичмента, и на досрочных выборах 2017 г. президентом РК стал Мун Чжэ Ин, бывший глава секретариата Но Му Хёна.

Примечания

4

Краткое содержание легенды о Тангуне, самая ранняя из сохранившихся до наших дней запись которой содержится в памятнике XIII в. Самгук юса (Дополнение к истории Трех государств) буддийского монаха Ирёна, сводится к следующему. Однажды к сыну божественного правителя, который спустился на Землю, чтобы управлять делами этого мира, пришли тигр и медведь, желавшие стать людьми. Им был дан совет: запереться на 60 дней в темной пещере, не видя солнечного света и питаясь исключительно полынью и чесноком. Тигр не выдержал такую диету и сбежал, а медведь по истечении заданного срока превратился в женщину столь неописуемой красоты, что сын правителя на ней женился. Плодом этого брака и был легендарный Тангун, основавший первое государство корейцев.

5

Хронология для этого периода ненадежна, а традиционные датировки заведомо «удревнены». Подробнее см. в работах М. В. Воробьёва или М. Н. Пака: Пак М. Н. Очерки по историографии Кореи. М., 1987. Пак М. Н. Очерки ранней истории Кореи. М., 1979. Воробьев М. В. Древняя Корея. Историко-археологический очерк. М., 1961.

6

В 427 г. его столица была перенесена в Пхеньян.

7

Слово «ван» в нашей исторической литературе принято переводить как «король», но хочется напомнить, что исторический статус вана не тождественен королевскому: его носили младшие члены китайской императорской семьи. С точки зрения «европейской титулатуры» ван — это, скорее, герцог, благо данным титулом могли обозначаться как младшие члены правящей семьи (герцог Анжуйский во Франции), так и правители отдельных владений (герцоги Бургундский или Люксембургский). То же самое в целом касается применения к корейским реалиям и иных западных терминов типа «феодалы».

8

Как «реальные науки» Сирхак противопоставлялись «абстрактному» неоконфуцианству Чжу Си.

9

Титул тэвонгун можно перевести как «великий князь», или «князь-регент». Под данным титулом в корейской истории известен принц Ли Ха Ын, отец вана Кочжона, управлявший страной до его совершеннолетия и оставшийся в числе заметных политических фигур до самой смерти.

10

Одним из наиболее активных сторонников теории был Сайго Такамори, чей мятеж против центральной власти был во многом спровоцирован ее отказом вторжения на континент, к которому, по мнению официального Токио, страна еще не была готова.

11

Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 211.

12

Сам Ким к этому времени был убит правительственными агентами.

13

Цит. по: Торкунов А. В., Денисов В. И., Ли Вл. Ф. Корейский полуостров: метаморфозы послевоенной истории. М., 2008. С. 15.

14

Часть российской аудитории, возможно, знакома с «летописями» «Хвандан Коги», в которых тангун оказался не именем, а титулом, а корейское государство — первым образованием на планете: государства шумеров и майя были основаны их потомками, любой шаманизм — наследие данной культуры, и даже крест — исконный древнекорейский символ. Большинство не затронутых «мелкодержавным шовинизмом» историков считают «Хвандан коги» аналогом «Велесовой книги».

15

Наиболее подробный рассказ о деятельности отряда см. в книге Сэйити Моримура: Моримура С. Кухня дьявола. М.: Прогресс, 1983. Размах экспериментов и количество жертв не уступали нацистским концлагерям, если не превосходили их. Однако после поражения императорской Японии наказание понесли только те члены руководства отряда, которые попали в плен к Красной Армии. Те, кто оказался в руках американцев, были востребованы как ценные специалисты и не понесли наказания.

16

Данный элемент эксплуатации активно используется пропагандой как Севера, так и Юга, причем количество «сексуальных рабынь» оценивается в 200 тысяч.

17

Южнокорейская историография выдает этот инцидент за столкновение националистов и коммунистов, однако на самом деле речь шла о столкновении коммунистов «разных изводов», принадлежащих к так называемым «шанхайской» и «иркутской» фракциям. В первую, в основном, входили бывшие левые националисты, во вторую — бывшие члены ВКП (б) корейской национальности. Когда на территории Дальневосточной республики скопилось довольно большое количество партизанских отрядов, ориентировавшихся на «шанхайцев», «иркутяне» при поддержке властей ДВР попытались сначала перевести их под свое командование, а потом, когда это не удалось, разоружить, причем процессом разоружения командовал лично Блюхер. В ходе вооруженного столкновения по разным данным погибло несколько сот человек, а часть партизан спаслась бегством в Китай. Затем, когда дело дошло до объяснений с Москвой, «шанхайцы» представили ситуацию как вероломство, а иркутяне — как необходимость привести к порядку формирования, которые больше напоминали махновцев, чем классических красных партизан. С определенной точки зрения, правы были и те, и другие, а потому Москва, с одной стороны, освободила арестованных «шанхайцев», а с другой — не наказала «иркутян». Более подробно вся эта история в письмах и документах изложена в сборнике «ВКП(б), Коминтерн и Корея»: ВКП(б), Коминтерн и Корея. 1918–1941 / отв. ред.: проф. Харуки Вада (Япония), д-р ист. наук К. К. Шириня (Россия); ред. — сост.: Г. М. Адибеков, Х. Вада, Н. Мидзуно, К. К. Шириня, Ю. Хё Чжон (Корея); сост.: Ж. Г. Адибекова, Л. А. Роговая. М.: РОССПЭН, 2007. 816 с.

18

До определенного времени деятельность под эгидой западных миссионерских организаций была единственной возможностью заниматься культурным национализмом в период японского ига. Естественно, участие в таких программах требовало крещения.

19

Считается, что именно Пак сумел убедить сначала Ким Ир Сена, а потом Москву в том, что на Юге существует революционная ситуация. Верил ли он в это сам или рассчитывал спровоцировать войну для того, чтобы после объединения сместить Ким Ир Сена (основная база сторонников Пака располагалась на территории Юга), уже неважно.

20

Следует помнить, что китайские войска оставались в КНДР до 1958 г., и потому в критической ситуации делегацию на двух самолетах было кому поддержать.

21

При этом для борьбы с Маленковым, Молотовым и Ко Хрущёву пришлось прилагать более серьезные усилия, чем Киму, хотя общий рисунок попытки смены власти был похож.

22

Следует отметить, что несмотря на относительно проамериканский курс в целом, ни Пак Чжон Хи, ни даже Ли Сын Ман не могут быть названы американскими марионетками — их уклон в национализм часто становился поводом для серьезных противоречий с Вашингтоном, особенно попытка Пака в конце 1970-х создать собственное ядерное оружие.

23

Передача власти во многом случилась благодаря трагической истории: во время проведения учений две школьницы перебегали дорогу и погибли под колесами американской бронемашины, после чего американский суд оправдал водителя на основании того, что тот не мог их заметить. Такое решение вызвало всплеск антиамериканских настроений и было использовано левыми в политических целях.