Неэкономная экономика

Ислам Узалов

Настоящая монография является сборником статей полемического характера из числа опубликованных автором с начала двухтысячных годов.Они отражают его оценки ряда аспектов состояния региональных экономик РФ и путей их развития на примере Республики Дагестан.

Старые песни о главном

I

На исходе прошлого месяца, буквально в один и тот же день произошло два интересных события.

Президент РФ Дмитрий Медведев провёл заседание Совета по реализации приоритетных национальных проектов, а президент РД Магомедсалам Магомедов — расширенное заседание Правительства, где обсуждались итоги социально-экономического развития республики за первое полугодие текущего года.

События были интересны прежде всего не своей синхронностью или тем, что их проводили первые лица. Совпадение во времени, скорее всего, чистая случайность, а сами совещания в перспективе потерялись бы в общем ряду бюрократической рутины.

Роднило же их то, что оба руководителя дали непривычно жёсткие оценки работе не каких-то там непонятно кого (кое-где, кое-кто ещё порой…), к чему мы давно привыкли, а конкретных чиновников, принимавших непосредственное участие в этих совещаниях, Магомедов же вдобавок и Правительству вцелом. Прямо и публично, а не в кулуарах или на закрытых совещаниях-заседаниях.

Медведев: — «Честно говоря, отчеты эти надоели смертельно. Надо о проблемах говорить… Одно и то же все говорят… если хотите о планах говорить — выйдите на телевизор, скажите, что хорошего хотите сделать…

А что нового-то сделано?!… Мы здесь встречаемся для того, чтобы обсуждать конкретные вопросы, а не для того, чтобы вы еще раз рассказывали мне об итогах нацпроектов…»

Магомедов: — «Я услышал объяснения того, что происходит…

Однако необходимо слышать не только объяснения, но и видеть реальные шаги, которые мы должны предпринять, что намерены делать Правительство РД, отраслевые министерства.

Продолжать заниматься бумаготворчеством, как было раньше, нельзя… Я хочу услышать в этом плане больше идей, конкретных предложений по улучшению работы…».

Прямо, как будто сговорились оба товарища.

Я не знаю, что рассказывали Медведеву федеральные чиновники и поэтому его оценку их деятельности просто принимаю на веру.

А вот взгляды одного из дагестанских чиновников, про которые узнал из сообщения в телевизоре о совещании, удивили настолько, что реакция на них Магомедова с моей точки зрения могла быть и поострее.

Ну ладно — Медведев высоко, Кремль далеко, а в чём конкретно причина недовольства дагестанского президента?

Говоря казённым языком официального сообщения, она заключается в заметном снижении темпов социально-экономического развития республики и отставании от прогнозируемых параметров на анализируемый период. А «cнижение основных макроэкономических показателей оказывает отрицательное влияние на формирование доходной части республиканского бюджета».

— Бюджет это серьёзно. Это очень серьёзно.

На нём держатся здравоохранение, просвещение, культура, ЖКХ, сельское хозяйство….

Как известно, сейчас три четверти его формируется за счёт вливаний из Москвы.

Не говоря уже о том, что такое иждивенчество не есть хорошо хотя бы по чисто моральным соображениям (или мы какие-то убогие?), кризис показал, что федеральный кошелёк не бездонный и на прежнюю щедрость рассчитывать не приходится.

Ну, это как если бы семья зарабатывала сама десять тысяч, а тратила регулярно сорок, потому что добрый дядя помогал. Теперь у дяди самого проблемы с денгами и с особой остротой встаёт вопрос, как быть, чтобы, если не обеспечить рост, то хотя бы сохранить прежний уровень жизни.

Иначе, в перспективе маячит нищета, массовое недовольство населения, которое вполне может вылиться и в нечто куда более серьёзное.

Ответ вроде бы очевиден — чтобы меньше зависеть от состоятельности дяди, надо больше зарабатывать самим.

Для республики это означает необходимость эффективнее использовать существующее и создание нового.

Сказать легко, но как, например, полнее использовать существующие мощности, если выпускаемая дагестанской промышленностью продукция неконкурентоспособна на глобальном рынке?

Вот какие-нибудь Siemens, Intel, Sony или Microsoft конкурентоспособны и поэтому даже в условиях кризиса у них неизмеримо больше возможностей для манёвра.

Что-то не сложилось в одном регионе, зато появились новые возможности в другом. Главное вовремя почувствовать ветер перемен.

У дагестанских же производителей весь рынок, как правило, начинается и заканчивается в России.

Мало того, и в самой России они оказываются привязанными к узкому кругу потребителей, а остальным их продукция, в стране, и, тем более, за её пределами, неинтересна.

Случись что у этих самых потребителей и всё — катастрофа. Не знаем куда бежать.

Выход здесь очевиден — необходимы диверсификация производства и его модернизация, позволяющая выпускать конкурентоспособную продукцию способную обеспечить выход на новые рынки. Но для этого нужны серьёзные инвестиции, первоклассный менеджмент и время, измеряемое не днями или даже месяцами, а годами.

Ни одним из перечисленных ресурсов на этих предприятиях мы сейчас, к сожалению, не располагаем.

Временем, думаю, ясно почему, а почему не располагаем первыми двумя — тема отдельного разговора.

Впрочем, я об этом уже писал неоднократно и в любом случае очевидно — одними прямолинейными накачками типа “ давай, давай» оперативно исправить положение невозможно.

Что касается создания новых мощностей, то и здесь ситуация аналогичная. Необходимы инвестиции и время для их освоения. При этом, обратите внимание, что для получения в республиканский бюджет за счёт создания новых мощностей дополнительно лишь одного миллиарда рублей (это где-то скромные 2,0% бюджета) необходимо привлечь инвестиций — в зависимости от отрасли — от 10 до 30 миллиардов (!). То есть, чтобы республике получить рубль в бюджет, инвестору необходимо вложить, как минимум, десять. При этом на их освоение требуется в среднем 3—5 лет, после чего только можно говорить об отдаче.

У вас не завалился где-нибудь случайно десяток — другой миллиардов?

А может другие инвесторы со своими миллиардами выстроились в нетерпеливую очередь?

Всё сказанное, естественно не означает, что диверсификацией и модернизацией существующих или созданием новых мощностей не нужно заниматься.

Нужно и даже необходимо категорически.

Просто, дело в том, что и в случае оглушительного успеха, а гарантию этого не даст никто, поскольку бизнес всегда связан с риском, такие инвестиции способны приносить плоды лишь спустя годы.

Вместе с тем, ситуация требует результатов здесь и сейчас.

Ну и как быть?

То, что до 90% дагестанской экономики находится в так называемой тени, ни для кого не секрет.

Об этом, кстати, вполне официально заявлял прежний президент республики Муху Алиев.

Раз так, то путём элементарных расчётов можно прийти к очевидному выводу — если 10—15% «белой» экономики в состоянии обеспечить наполняемость четверти бюджета, то для того, чтобы из дотационной превратиться в республику — донора, достаточно вытащить из тени на свет ещё лишь 40—60% экономики.

Никаких инвестиций, а доходы возрастают в три — четыре (!) раза. Сравните эти «бесплатные» плюс 300% и упомянутые мною ранее 2,0%, для которых необходимы инвестиции в десятки миллиардов.

О том, как достичь этого, я уже неоднократно писал ранее, в том числе три года назад в статье «Сингапурский феномен», а позже в сериях «Стратеги и стратегия», «Миссия (не) выполнима?», «И один в поле воин» и пр.

Причём, какой бы аспект проблемы не рассматривался, в конечном итоге, всегда приходил к выводу и продолжаю считать сейчас, что дело в элементарной требовательности начальника к подчинённому и всё должно начинаться с первого лица республики.

Ему не нужно под грохот барабанов устраивать очередную пропагандистскую охоту на проклятых, но неуловимых коррупционеров и сетовать, что для окончательной победы не хватает каких-то законов.

Не нужно сажать, отстреливать или поджаривать их на костре.

Не нужно «всех разогнать и набрать честных».

Всё это популистская чепуха, которая из года в год периодически выплёскивается на экраны телевизоров и страницы газет.

Ему не нужно и самолично контролировать всю вертикаль власти, доходя до каждого рядового клерка в самом отдалённом районе.

Достаточно лишь правильно оценить потенциал того либо иного сектора экономики или социальной сферы и определить для чиновника, отвечающего за него, несколько индикативных показателей, свидетельствующих с высокой достоверностью о степени реализации этого потенциала, и срок, в течение которого нужно достичь вполне определённых результатов. Естественно, чиновник должен быть наделён и соответствующими поставленной задачи полномочиями.

При этом не следует ждать наступления заданного директивой часа «Ч», когда наступит благоденствие.

Нужно отслеживать динамику процесса и уже первые квартал — полугодие покажут — справляется чиновник с возложенными на него обязанностями или нет.

— Не тянет товарищ?

— До свидания.

Вне зависимости от того, честный он или не очень.

Должности «хороший человек» в правительстве нет. Ищите другого.

И так до тех пор, пока всем претендентам не станет ясно, что вожделенное кресло есть не синекура, а требующая высокого профессионализма, ответственная, тяжёлая, и зачастую неблагодарная работа.

Товарищ же, который поймёт это и будет способен нести ношу, в свою очередь, уверяю вас, даст понять тем, кто находится у него в прямом подчинении, что не потерпит…, а те, в свою очередь, ещё ниже… вплоть до того самого рядового клерка.

Кадры, как учил лучший друг детей и спортсменов Иосиф Виссарионович Сталин, решают всё.

После, максимум, трех — четырёх таких кадровых революций управленческая вертикаль непременно заработает.

А может, будет достаточно и одной.

Порукой тому опыт послевоенной Японии и попозже — Сингапура, успешность которого сегодня, думаю, никто не ставит под сомнение.

Побочным эффектом такого подхода является то, что он автоматически снимает и проблемы клановости, землячества, куначества, уходит в никуда национальный вопрос, которому у нас небезосновательно уделяется столь болезненное внимание.

Объяснение этому элементарное.

Природой заложено, что мотивацией в деятельности любого человека, чтобы он не говорил, является его личный интерес.

Если чиновник извините «шкурой» почувствует, что его личное благополучие зависит не от клана, а только от результатов деятельности на вверенном ему участке, которым непременно будет дана объективная оценка, он сразу же забудет и нацию, и кунаков, а будет искать профессионалов, с помощью которых можно будет получить требуемый результат и, значит, спасти свою, опять извините, задницу.

— Окажутся среди профессионалов и земляки-кунаки?

— Ну и что? Если всё делается правильно, их число само по себе будет укладываться в пределах определённых пропорций, а спрашивать с них, по понятным причинам он будет ничуть не слабее, чем с остальных.

К тому же, если это настоящие профессионалы, то ни у кого, кроме разве что небольшого числа вечно национально озабоченных, их присутствие не будет вызывать никаких эмоций.

Сегодня определённый оптимизм внушает заявление президента на том самом расширенном заседании правительства об ответственности министерств за вверенные им участки работы и своём намерении дать оценку тому, как они справляются со своими обязанностями, по итогам третьего квартала и года.

Убеждён, это единственно возможный шаг в правильном направлении.

Всё остальное лишь гарнир к этому основному блюду, призванный придать ему должный вкус.

Но это только первый шаг.

II

В предыдущей главе было показано, что вывод из тени хотя бы половины дагестанской экономики способно решить все бюджетные проблемы и даже вывести республику из числа дотационных в доноры. Без инвестиций, инноваций и нанотехнологий.

Нужно просто выстроить систему управления, обеспечивающую правильную мотивацию управленческого персонала, хотя в действительности это, конечно же, очень непросто.

Но другого пути нет.

Невозможно эффективно управлять таким крупным и сложным организмом, как республика, даже если бы в нём всё было хорошо, как с помощью безответственных недоучек, так и в режиме лёгкой прогулки.

Тем более, важно, чтобы основное усилие прилагалось в главном, а не второстепенном направлении.

Вместе с тем, денег, как известно, много не бывает и поэтому давайте рассмотрим ещё один достаточно мощный именно для дагестанских реалий фактор, имеющий, кстати, тоже прямое отношение к качеству управления.

Мы как-то привыкли видеть источники пополнения республиканского и местных бюджетов только в чисто производственной сфере и с непонятным пренебрежением относимся к замечательным по эффективности инструментам непроизводственного характера, которые либо не требуют дополнительных инвестиций вообще, либо требуют их в чисто символических объёмах, вполне посильных для республики.

Отдачу же они — инструменты тоже дают не через несколько лет, а сразу после того, как их задействуют.

К примеру, в конце прошлого года Народное собрание республики утвердило специальным законом отчёт Правительства об исполнении бюджете за 2008 год (исполнение бюджета 2009 года пока ещё оно не рассматривало).

Вы знаете, на какую сумму его пополнили «денежные взыскания (штрафы) за нарушение законодательства о недрах, об особо охраняемых природных территориях, об охране и использовании животного мира, об экологической экспертизе в области охраны окружающей среды, земельного законодательства, лесного законодательства, водного законодательства»?

Это я процитировал название статьи бюджета.

Так вот, насчёт штрафов за весь этот перечень шалостей:

Они, на территории более 50 тысяч квадратных километров «лесов полей и рек», где «вольно дышит» более 2,7 миллиона человек и где имеются сотни километров одного только морского побережья, составили аж целых две тысячи рублей (!).

Точно такая же цифра — 2 тысячи рублей фигурирует в бюджете, как штрафы за нарушение лесного законодательства.

Я в начале никак не мог поверить своим глазам, подозревая опечатку и даже учинил проверку, сложив доходы по всему разделу, где расположена эта статья и сравнив сумму с итоговой цифрой. — Сходится.

Если верить официальному документу, оказывается у нас не республика, которую мы знаем, а обиталище почётных членов партии зелёных, которые травинку не сорвут, букашку не обидят и лучше будут голодать, чем браконьерствовать.

Несложное арифметическое действие показывает, что эти несчастные две плюс две тысячи рублей, обогатившие бюджет, можно было собрать, оштрафовав в течение целого года на целых восемьдесят (!) рублей по одному нарушителю в каждом из более чем полусотни районов и городов республики.

В Народном собрании ни у кого никаких вопросов на этот счёт не возникло.

Никто не удивился, не возмутился и все, в том числе и депутаты, состоящие в комитетах, ответственных за наши леса, поля и реки, дружно проголосовало утверждая бюджет с такой интересной цифрой.

Ребята, вы бы хоть выглянули в окно, хотя бы вспомнили Сары-кум или Самурский лес, или КОР, или просто Каспийское побережье, или… Да можно перечислять до бесконечности.

Вся республика загажена мусорными свалками, незаконными карьерами, никакой рекультивации, леса вырубаются, безхозные скважины с термальными водами, деревья увешанные пакетами, в море уже не осталось рыбы…

И один простой показатель, позволяющий на этом фоне оценить как напряжённо мы работаем, чтобы ликвидировать это постыдство — четыре тысячи рублей штрафов.

Разве это не издевательство?

А сколько у нас ещё сфер жизнедеятельности и социальной и экономической?

И везде имеются свои контролирующие структуры (МВД, Технадзор, Потребнадзор, Пожнадзор, Сельхознадзор…), и везде безбрежный океан безобразий на любой вкус. При этом речь идёт не только о вопросах типа не туда бросил окурок или не туда высыпал мусор.

В любом секторе экономики и социальной сферы имеются свои нормы и практически нигде они у нас не соблюдаются.

А раз так, то откройте Кодекс об административных правонарушениях (КоАП).

Разве это не энциклопедия источников пополнения бюджета? Никаких инвестиций и каждый рубль, а не 5—10 копеек с него прямохонько в республиканский или местный бюджет.

— Братья, возрадуемся же, извините, бардаку, что сотворили собственными руками, ибо это есть неиссякаемый источник наших доходов и примемся, наконец, черпать из него!

— Ах, для этого надо напрягаться, совать везде нос, конфликтовать, воспитывая штрафами ответственных товарищей и всё остальное безответственное население?

Ну, тогда давайте ликвидируем эти надзорные конторы. Хуже не станет.

Или мы продолжаем жить, извините, в дерьме, или начинаем его выгребать. И, в первую очередь, вовсе не ради пополнения бюджета, хотя, конечно же, сейчас речь именно о бюджете.

Читатель может спросить: — А как же неиссякаемый источник, если вдруг произойдёт чудо и на земле дагестанской воцарит такая благодать, что к нам за опытом из разных швейцарий будут приезжать правительственные делегации?

Ну и где тогда наши доходы в бюджет?

Отвечаю: — Если источник действительно иссякнет, то иссякая он породит другой ещё более мощный источник, где деньги будут уже благоухать, а не отдавать зловонием.

Я даже закон такой вывел: — Доходный потенциал штрафов от, извините, бардака прямо пропорционален эффекту от его устранения. Математически он выражается в виде формулы: Э = kДПШ, где k — коэффициент пропорциональности, который в несколько раз больше единицы.

То есть, если нам будет не за что ежегодно брать штрафы, например, на миллиард рублей — исчезла база, значит, мы получили от наведения порядка суммарный положительный эффект в несколько миллиардов в год.

Из чего он складывается?

Во первых, из роста доходов — чистота, порядок, соблюдение технологий не может не повышать производительность труда, конкурентоспособность продукции и услуг, а также способствовать инвестиционной привлекательности республики со всеми вытекающими из этого последствиями — капитализация её экономического потенциала возрастёт многократно.

Я полагаю, что не меньше, чем террористическая активность, инвесторов пугает вид республики, напоминающий одну большую помойку и вы никогда не докажете им, что ужасная снаружи, она очень добрая внутри. Такого не бывает.

А инвестор, как известно, птица пугливая, шарахающаяся от каждого подозрительного куста.

Во вторых, мы получаем эффект от снижения расходов — уменьшение заболеваний, травматизма и гибели людей, увеличения сроков эксплуатации материальных объектов, простоев из-за аварий, расходов на устранение их последствий…

И в третьих, мы получаем самое бесценное — повышается уровень законопослушания граждан, которое иначе ни за какие деньги не купишь и без которого любые благие начинания обречены на провал.

Почти всех нас, к сожалению, воспитывает вовсе не “ нравственный закон внутри нас», который всегда наполнял душу старины Канта «новым и все более сильным удивлением», а чувство неотвратимости наказания.

Ну и, в заключение, вернувшись от философий опять к сермяжной правде бюджета, приведу хоть и далёкий от нас, но наиболее яркий пример.

Катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС унесла 75 жизней, а на устранение последствий будет потрачено 40 миллиардов рублей.

Это без потери доходов от простоя станции на время восстановления.

Правительственная комиссия вроде бы разбиралась в причинах и даже назвала виновников во главе с народным «любимцем» Чубайсом.

Но я сейчас не об этом, а про то, что с первого же дня происшествия мне, как инженеру, было ясно — причина катастрофы в технике.

Если, конечно, в форточку машинного зала ГЭС не залетел какой-нибудь «тунгусский метеорит», не диверсия ЦРУ или свой российский дурак не ухитрился, всё-таки, преодолеть «защиту от дурака».

Впрочем, эти версии как-то и не озвучивались.

Раз так, то следует говорить либо об ошибках в проектировании станции, либо о некачественном исполнении проекта, либо о нарушении правил эксплуатации.

А может быть и о всех трёх факторах одновременно.

На Чубайсе и его команде своя доля вины, конечно же, лежит. Тем не менее, кроме него имеется ещё и контора, в прямые обязанности которой входит отслеживать все эти проекты, дефекты и правила эксплуатации на предмет соответствия нормам и правилам. Называется она Ростехнадзор.

А в КоАП имеется целая глава под заглавием «Административные правонарушения в промышленности, строительстве и энергетике».

В ней фигурируют две статьи, касающиеся безопасности эксплуатации промышленных объектов, в том числе и гидротехнических сооружений, где предусмотрены не только штрафование, но даже приостановка сроком до 90 суток деятельности объектов, где допускаются нарушения.

Вы представляете — остановить на три месяца хоть и непослушную, но громадную ГЭС, которая нарушает правила эксплуатации?

А почему бы и нет? Объект-то серьёзный и, соответственно, требовал особого к себе внимания.

А теперь положите на одну чашу весов десятки загубленных жизней и десятки миллиардов прямого материального ущерба, а на другую штрафы и угрозу, путь даже осуществлённую, — приостановку работы турбины до устранения нарушения.

Ну и что перевешивает?

III

В прошлой раз я вскользь затрагивал тему антисанитарии, царящей у нас повсеместно, и посчитал её закрытой, раз уж речь идёт о бюджете, а не ЖКХ.

Тем не менее, вновь не могу удержаться.

Так получилось, что несколько дней спустя после этого, мне пришлось с москвичами проехаться по маршруту Махачкала — Кумух.

Дорога через Карабудахкент хоть и короче, но скучновата и я выбрал старую — через Буйнакск.

Великолепные виды, открывающиеся за каждым поворотом заставляли их хвататься за фотоаппарат, а мне было стыдно за то, что сама дорога превращена в сплошную свалку бытовых отходов.

Особенно отвратительными выглядели две помойки на поворотах в районе Карамахи. В той же зоне потрясла помойка рядом с родником и молельной комнатой (!) — инсталляция «Нарочно не придумаешь».

Не менее отвратительны были свалки и в самих населённых пунктах — абсолютно всех, через которые мы проезжали. И у кумыков, и у аварцев, и у даргинцев, и у лакцев.

Мы — дагестанцы, оказывается, отличаемся от животных тем, что гадим даже рядом со своим жилищем и водопоем.

Уважаемые господа — главы сельских администраций.

Неужели вас устраивает вся эта блевотина?

Неужели нельзя собрать джаамат, пристыдить людей, договориться, чтобы мусор относить или отвозить в специально отведённые места, а не вываливать там же, где живёшь, и организовать эту работу?

На что расходуются средства, выделяемые для коммунальных нужд?

— Их нет или не хватает?

— Так привлеките старейшин, учителей, врачей, школьников… Напомните им, что чистота нужна не для начальника, а, в первую очередь, для себя любимых.

Имеется немало способов, используя которые можно добиться результатов даже без денег. Чтобы и среда обитания для самих же обитателей этой среды не выглядела столь мерзко и чтобы в глазах приезжих не выглядеть, извините, свиньями.

Согласен, что это непросто, вернуть людей, уже привыкших к скотскому образу жизни, в человеческое состояние. Но вы же подрядились не кукурузу охранять.

Кому ещё кроме вас не стоять во главе этого дела?

А о чём думают имамы мечетей, счёт которым у нас ведётся тысячами?

Где это написано, что мусульманин может гадить везде, лишь бы совершал омовение собственного тела перед молитвой?

Почему Дагавтодор и прочие «доры» не установят в определённых местах по обочинам дорог, яркие, красиво оформленные мусорные баки, и будут их периодически опорожнять?

О чём думают хакимы районных и республиканского значения, проезжая в свои родовые селения по этим дорогам и населённым пунктам, включая и сами селения?

Неужто они считают, что это нормально и даже небрежно швыряют пустые бутылки и прочий мусор из окна автомобиля.

А может, наоборот — чертыхаются, беспомощно разводя руками?

Ну и что? Кстати, скоро ураза и все они через наши помойки дружно ринутся «к отеческим гробам».

Убеждён, восстань наши прадеды из земли, они были бы поражены тем, во что превращены их родные селения.

До этого веками в Дагестане не было ни дотаций, ни ЖКХ, ни инспекций, но аулы не утопали в дерьме.

Поверьте, это мне известно достоверно.

Государство собирается потратить миллиарды на создание горнолыжного центра в Хунзахском районе.

Возить же туда людей, наверное, будем на автобусах с зашторенными окнами, чтобы не демонстрировать наш позор.

На столь удручающем фоне определённый оптимизм вызывает акция «Чистый город», которая ведётся сейчас в Махачкале, хотя и она — Махачкала тоже имеет немало проблем. А может быть, как раз из-за этого.

Акция симпатична не столько даже целью, к которой призывает (к чистоте мы призываем всегда и это давно превратилось в пустую фигуру речи), а тем, как она организована.

Судя по всему, это не очередная кампанейщина, а грамотно выстроенная программа, адекватная масштабам города и ориентированная на то, чтобы воспитать горожан и сделать город чистым не к очередному празднику, а всегда.

Думаю, городские власти понимают — воспитывать придётся достаточно долго, тяжело и что другого пути нет.

Кстати, тот бытовой мусор, что образовался у нас во время поездки, складывался в отдельный пакет.

Не выкинув на дорогу по ходу движении, мы привезли его в Махачкалу, где бросили в мусорный бак, который на самом маршруте нам нигде так и не подвернулся.

Теперь вернёмся наконец к нашим бюджетным «баранам».

Среди всех видов правонарушений, отражённых в КоАП, у нас особое место принадлежит тем, что имеют отношение к Правилами дорожного движения.

В этом деле Дагестан, как и Россия в целом впереди планеты всей. Во всяком случае, той её части, что принято считать цивилизованной.

Наиболее часто встречаемыми в этой сфере являются нарушения скоростных режимов, для контроля за соблюдением которых в мире давно используются электронные системы наблюдения, в том числе и, так называемые, стационарные фоторадарные комплексы.

Применяются они и в России, но всё ещё чрезвычайно редко. Висит такая штука над дорогой и делает спокойно своё дело — фиксирует нарушения и по номерам автомобиля определяет кто владелец, где живёт, распечатывает фото с указанием даты и времени и даже квитанцию на оплату штрафа. И никакого плутоватого инспектора в кустах.

Если же объединить комплексы территориально в сеть, то информация будет стекать на сервер единого центра, где в режиме реального времени распечатывается всё необходимое и отправляется адресатам — нарушителям.

По данным российских разработчиков, комплекс, установленный ими в Ленинградской области, только на одном участке дороги на одной полосе движения фиксирует в среднем 1200 нарушений в сутки.

Один такой трёхполосный комплекс стоит порядка 2 миллионов рублей, плюс издержки по созданию сети и единого цента обработки информации. Расчёты опускаю, но в течение нескольких суток он компенсирует все затраты и остальное время фактически выполняет функции машинки для печатания денег в местный бюджет, куда штрафы и поступают. Получается, что в течение года он может дать порядка 700 миллионов рублей (!). Например, если в Махачкале установить всего 10 таких комплексов, то у города исчезает проблема дотационности.

Эта цифра при подсчёте мне самому показалась настолько невероятной, что я, хотя никаких ошибок не вижу, решил на всякий случай уменьшить сумму раз в десять. Всё равно получается фантастический эффект.

Запустить этот проект можно максимум за год. А если в масштабах всей республики?

В тишайшей законопослушной Англии, где как-то даже трудно представить себе лихачей, ежегодно фоторадарными комплексами (спид-камерами) фиксируется более миллиона нарушений скоростных режимов, которые приносят бюджету доход в виде штрафов на сумму в 150 миллионов долларов.

Запущенная совсем недавно в Подмосковье система, которая, кстати, покрывает ещё далеко не всё, уже успела в первом полугодии текущего года зафиксировать порядка 400 тысяч нарушений — в пересчёте на год величина близкая к той, что фиксируется в целой Англии — и принесла в бюджет четверть миллиарда рублей. Значит, к концу года можно смело прогнозировать не менее полумиллиарда.

Это в 100 раз больше того, что за весь 2008 год получил дагестанский бюджет в качестве доходов от штрафов за все виды нарушений — и на автомобильном транспорте, и во всёх остальных сферах жизнедеятельности. Для сравнения — чтобы получать ежегодно такие же поступления в бюджет за счёт производственной деятельности нужно создать мощности, в которые инвестор должен будет вложить порядка 5 — 10 миллиардов рублей.

Эта цифра соизмерима со всеми (!) инвестициями в реальную экономику республики (8—9 миллиардов рублей), которые делаются у нас ежегодно и которые на недавнем совещании по инвестициям озвучил президент республики.

В нашем же случае всё обойдётся в 30—40 раз меньшими вложениями (150—200 миллионов рублей).

— Где взять такие деньги?

— Из бюджета республики, для которого это вполне посильная сумма.

Их можно изыскать хотя бы, урезав соответствующие суммы дотаций каждому из муниципальных образований, в бюджеты которых потом и будут поступать штрафы.

Безусловно, я противник прямого участия государства в проектах коммерческого характера.

Максимум, оно должно финансировать подготовку инвестиционных площадок и предоставлять преференции в виде налоговых льгот или компенсаций кредитной ставки.

Все остальные риски, что связаны с основным телом инвестиций, должен брать на себя бизнес.

Предлагаемый же проект хоть и чрезвычайно доходен, никак не может считаться коммерческим, поскольку имеет отношение к функции, числящейся в прямой компетенции государства — контроль за дорожным движением.

В принципе проектом должна заниматься структура федерального подчинения — МВД РД. Однако, проблемы республиканского бюджета не его проблемы и неизвестно, когда и в каком масштабе федеральное МВД посчитает необходимым запускать такой проект в Дагестане.

Вместе с тем перед нами тот самый случай, когда время, которое мы проводим в пассивном ожидании, это деньги, которые мы теряем.

Зачем ждать кого-то, если весь проект под ключ может осуществить сама республика, и потом передать МВД.

Пусть эксплуатирует. Доходы-то всё равно пойдут в бюджет.

Настоящее предложение вполне укладывается в сложившуюся практику. Разве республика и ранее и сейчас не помогает министерству в развитии его материальной базы?

Впервые эта идея была озвучена мною в одной из статей более года назад.

С тех пор, если бы проект был оперативно запущен, он уже полностью окупился бы.

Мы получили бы не «рыбу», которой можно один раз чуть — чуть подкормить бюджет, а «удочку» для регулярной ловли очень большой «рыбы».

Разве это не фантастика — повторюсь для непонятливых чиновников — один маленький проект способен дать бюджету столько же, сколько дают сейчас все остальные большие вместе взятые, которые осуществляются в течение года в производственном секторе экономики?

Президент Магомедов поставил перед Правительством задачу до конца года получить задел из десяти не дутых, а реальных инвестиционных проектов. Ставлю сто против одного, что по своей эффективности ни один из них, как бы чиновники не упирались, даже не приблизится к предлагаемому.

IV

Теперь перейдём от Кодекса об административных правонарушениях (КоАП) к Кодексу земельному, который для бюджета тоже является золотой жилой, не требующей для своей разработки никаких особых инвестиций и которая тоже у нас используется самым бездарным образом.

Как известно, земельный вопрос для республики один из острейших.

У проблемы два аспекта.

Первый — во всём мире земля является главным богатством муниципальных образований, за счёт доходов от которой формируются их бюджеты.

В Дагестане же бюджетообразующую роль земельных ресурсов можно увидеть только через микроскоп.

Например, по итогам первого полугодия этого года суммарный доход муниципальных бюджетов от земельного налога составил 337,5 млн. руб. или 15,2%, в структуре поступлений.

Делим на более чем полсотни муниципалитетов и получаем смешную цифру — в среднем порядка 6—7 миллионов рублей на каждый из них.

Если же вспомним, что в муниципальных образованиях за исключением Махачкалы дотационность нередко зашкаливает далеко за 90%, то окажется, что вклад земельного налога в общую наполняемость многих муниципальных бюджетов составляет даже менее 1%.

Второй аспект, имеющий отношение прежде всего к землям сельскохозяйственного назначения, — очень много пустующих земель.

В тоже время, если появляется приличный инвестор, ему невозможно предложить ничего подходящего, поскольку везде оказывается либо хозяин, либо арендатор.

Бытующее во властных структурах мнение, что выход в введении института частной собственности на землю, представляется надуманным поскольку аренда на 49 лет да ещё с преимущественным правом последующего выкупа по сути очень близка к частной собственности и ничего радикального здесь произойти не может — только пустые хлопоты.

Причина в другом.

Владение землёй, считающейся во всём мире одним из самых ценных и всегда только дорожающих ресурсов, у нас официально стоит копейки.

Налог на землю, помимо очевидной для всех фискальной функции, призванной обеспечить наполняемость бюджета, несёт ещё и другую не менее важную функцию, которая, кстати, тоже должна обеспечить наполняемость бюджета.

Налог должен стимулировать эффективную эксплуатацию земельных ресурсов.

Простаивание или неэффективная эксплуатация земель должна становиться серьёзным финансовым бременем для её владельца.

В Дагестане же такая функция налога атрофирована до предела.

Этот нонсенс не мог не породить столь уродливую систему земельных отношений, которая, как не заклинай её, как не потрясай кулаками, в таком виде работать нормально не будет никогда.

Объективные законы экономики заговорами и приворотами не обманешь.

Их игнорирование, мало того, что только блокирует эффективный оборот земель, но и является источником конфликтов, которые регулярно потрясают республику, принимая зачастую политическую окраску — народ бьётся насмерть за дармовщину, которая фактически стоит очень даже дорого. Проблема полностью выведена из экономической плоскости, где ситуация достаточно прозрачна и решаема, в плоскость чисто юридическую, где при нашем правосознании и качестве оформления прав собственности сам чёрт ногу сломает.

Всё сводится к бесконечным разбирательствам типа правильно отвели — неправильно отвели, обманули — не обманули…

Наиболее очевидный пример неправильной оценки — Унцукульский район, где кадастровая стоимость земель для ведения подсобного хозяйства определена в 300—500 рублей за сотку.

При этом расчёты рыночной стоимости земель, затопленных там же при строительстве Ирганайской ГЭС, выводят на цифры порядка 200—400 тысяч рублей за сотку (!), на которые очень даже активно претендуют жители района.

И государство, судя по всему согласно, если планирует потратить на компенсации парочку с лишним миллиардов рублей.

То есть, разрыв между кадастровой и рыночной стоимостью у нас зачастую может достигать прямо таки фантастической — тысячекратной (!) величины.

Однако, такого не может быть, потому что не может быть никогда.

Кадастровая стоимость это не какая-то там марсианская, а та же рыночная стоимость, только рассчитанная методом массовой оценки.

Она является средней для кадастрового квартала, в пределах которого, рыночная цена конкретного участка может несколько отклоняться от неё, но совершенно не на такие, потрясающие воображение, величины.

Из этого можно сделать только один вывод — кадастровая оценка земель в республике является откровенной туфтой. Сделанной в своё время сознательно или по глупости — это уже другой вопрос.

А поскольку для земельного налога она является базой, то, в результате, сегодня муниципальные бюджеты получают его, где в десятки — сотни, а где и в тысячу раз меньше положенного.

Причём, речь идёт об одном из наиболее легко рассчитываемых и, значит, взимаемых налогов, поскольку здесь всё очень прозрачно.

Нужна только правильно определённая кадастровая стоимость.

Всё остальное — секундное дело для компьютера.

Примерно такая ж ситуация и с арендой земель.

Арендная плата, определяемая муниципальными образованиями, как рыночная — этого требует закон — в настоящее время фактически никакой рыночной не является.

И здесь тоже, как и в случае с кадастровой стоимостью, вопрос о том, сознательно это делается или по глупости оставляю за скобками.

Стоимость аренды чисто символична и обычно составляет 200—500 рублей в год за гектар (!).

Например, пенсионер, может держать в аренде несколько десятков гектаров земель сельскохозяйственного назначения — не обрабатывая, на всякий случай, платя за неё в год одну свою месячную пенсию — вполне посильно.

А что тогда говорить об арендаторах сотен и даже тысяч гектаров?

Какой им стимул обрабатывать эту землю?

Пусть себе лежит, отдыхает.

Вместе с тем, они нередко сдают свои участки в субаренду, стоимость которой на отдельных участках может достигать 80—100 тысяч рублей за гектар — фантастическая норма отдачи, которая иногда может во многие сотни раз (!) превышать стоимость прямой аренды.

И это тоже деньги, которые должны были поступать в бюджет, если бы рыночная стоимость аренды была бы рассчитана должным образом.

Сложившееся в некоторых чиновничьих кругах убеждение, что рост арендной платы или величины налога может больно ударить по неимущим слоям сельского населения, есть не более чем популистика, не имеющая под собой никакого обоснования.

В этом вопросе уровень экономического мышления чиновников в сравнении с ушлыми землевладельцами и арендаторами, которые демонстрируют прекрасное знание предмета, выглядит просто убого.

Стоимость земли прямо пропорциональна величине дохода, которую можно с неё получать — это азбука.

КАМАЗ стоит дороже Газели, вовсе не потому, что его сложнее изготовить и требует для этого больше материалов, а потому что у него большая грузоподъёмность, что позволяет его владельцу при прочих равных получать больший доход от перевозки грузов.

Если человек владеет земельным участком реальной стоимостью в миллионы рублей, то он уже не бедняк, а достаточно состоятельный человек, владеющий собственностью, способной приносить ему очень даже приличный доход.

Поэтому несколько тысяч и даже десятков тысяч рублей налога никак не способны поколебать его финансовое положение.

— Земля есть, а бремя владения для собственника всё-таки непосильно?

— Значит, собственник не умеет или не хочет получать с неё соответствующий доход.

Тогда пусть продаёт и, положив в карман миллион — другой, едет отдыхать на Канары или займётся каким-нибудь другим более подходящим бизнесом.

Земля должна работать.

Если же его земельный участок по каким-то объективным причинам действительно стоит копейки, то есть, как не крутись, но способен приносить только мизерный доход, значит и налог (до 0,3% от кадастровой стоимости) составит те же самые копейки.

Нечто подобное можно сказать и про арендную плату. Если субарендатор готов платить арендатору тысячи и даже десятки тысяч рублей, значит, земля способна приносить доходы в 5—10 раз большие, чем его субаренда и нечего арендатору плакаться о непосильной плате тогда, когда она станет равной нынешней субаренде.

Работай, как положено — получишь соответствующий доход. — Не хочешь или не можешь работать?

— А зачем тогда тебе аренда, непосильные расходы и прочие хлопоты?

Впрочем, таких землевладельцев и арендаторов не надо воспитывать или отбирать силой их участки.

Воспитателем выступит экономическая целесообразность, основанная на реально рассчитанной, а не фиктивной кадастровой стоимости земли или рыночной стоимости её аренды.

Те, кто не может или не хочет нормально работать на ней, сами от неё и откажутся без демонстраций, перекрытия дорог и прочих эксцессов.

Пару недель назад в своём выступлении на расширенном заседании правительства президент республики, касаясь вопроса землепользования, рекомендовал муниципальным образованиям в целях повышения доходности местных бюджетов пересмотреть ставки земельного налога.

Предложение, безусловно, не спонтанное, а явилось результатом предварительного обсуждения с чиновниками в аппаратных недрах.

Но Президент или Глава правительства не могут знать всё на свете и наверняка никто из профильных чиновников не проинформировал их о реальном состоянии дел с кадастровой оценкой.

Судя по всему, чиновники даже не видят (или не хотят видеть?) эту проблему.

Вот и остаётся только варьировать величиной налоговой ставки, которая по закону не может превышать для земель, занятых жилищным фондом, личными подсобными хозяйствами, садово-огородными товариществами, а также земель сельскохозяйственного назначения 0,3% от их кадастровой стоимости.

При фантастически заниженной кадастровой стоимости для земель, например, сельскохозяйственного назначения, налог даже по максимуму — 0,3% — может составить порядка 1 рубля. И это в то время как при правильно определённой стоимости речь пойдёт уже о сотнях рублей за ту же самую сотку.

Если в масштабах республики в первом случае речь будет идти максимум о нескольких десятках миллионов рублей дополнительных поступлений в бюджет, которые ему что дробинка слону, то во втором — о миллиардах.

Например, если величина земельного налога возрастёт в среднем хотя бы в 10—20 раз, а это минимум, то речь пойдёт о цифре порядка 4—8 миллиардов рублей.

Чтобы получить такие же доходы от производственного сектора, потребуются инвестиции порядка 150—200 миллиардов рублей и, как минимум, 3—5 лет ожидания пока эти инвестиции начнут давать отдачу.

Напомню, что в настоящее время со слов президента инвестиции в производственный сектор экономики республики составляют лишь 8—9 миллиардов рублей. Почувствуйте, как говорится, разницу.

Что же касается необходимости помимо земельного налога поднять ещё, где в десятки, а где и в сотни раз несуразно низкую арендную плату за землю, приведя её в соответствие с рыночной, как того требует закон — вот где тоже таятся не меньшие миллиарды — то, судя по всему, это для чиновников, подносящих президенту «снаряды», тоже является тайной за семью печатями.

Здесь, думается, будет уместным вспомнить ещё одно совещание, что недавно проводил президент.

На нём — посвящённом привлечению инвестиций, он выразил недоумение, что по настоящее время не создан земельно-инвестиционный фонд РД, о котором говорил в своём послании Народному собранию. «… Почему — тоже надо разобраться».

Являясь противником создания государственных залоговых фондов и вообще, каких-либо финансовых подстраховок со стороны государства в коммерческих проектах я, тем не менее, выскажу предположение, что одной из причин того, что фонд не создан, является то обстоятельство, что наиболее лакомые участки давно приватизированы или находятся в долгосрочной аренде, хотя и продолжают успешно зарастать чертополохом или сдаются в субаренду.

Приличный фонд просто не из чего создавать.

Резюмируя, повторюсь, что нормализация кадастровой стоимости и стоимости аренды за землю не только создаёт два мощных источника пополнения бюджета, но и, как уже сказано выше, разблокирует оборот земель в пользу наиболее эффективных собственников, поскольку владение ею просто так, на всякий случай, или в целях передачи в субаренду потеряет смысл и даже станет серьёзным бременем.

Собственники и арендаторы будут вынуждены либо работать на земле, получая должную отдачу, либо сами добровольно откажутся от неё.

Это же во многом снимет и основу для всякого рода земельных конфликтов, о которых тоже говорилось ранее — халява кончится.

Кроме того, на 2—3 порядка возрастёт официальная капитализация земель — актива, который во всём мире используется в качестве залога при кредитовании.

Действия экономических регуляторов всегда дают мультипликативный эффект — положительный либо отрицательный.

То есть, если действительно хотим, как лучше и делаем это правильно, то получится ещё лучше. Ну и наоборот.

Бессмертная максима Черномырдина про то, что получается, как всегда, свидетельствует лишь о хронических ошибках, допускаемых этими самыми регуляторами.

V

При чтении предыдущих глав у читателя, возможно, возникал вопрос: — Не слишком ли легко автор жонглирует девятизначными цифрами?

— Десять миллиардов туда, пятьдесят сюда…

— В принципе, я как-то уже показывал на реальных примерах, что для того, чтобы иметь ежегодно 1 рубль в консолидированный бюджет, необходимо инвестировать в производство, как минимум, 10—20 рублей.

Поэтому и получалось что, например, создание в республике системы стационарных фоторадарных комплексов, фиксирующих нарушения скоростных режимов движения и способных принести в бюджет, допустим, миллиард рублей, для него — бюджета по своему эффекту равнозначно инвестициям в производственный сектор в размере порядка 10—20 миллиардов.

Это не считая того, что такие инвестиции ещё нужно суметь привлечь, а комплексы республика в состоянии осилить и сама (150—200 миллионов рублей).

Я не говорю уже о том, что плодов от инвестиций в десятки миллиардов надо ещё и ждать минимум, 3—5 лет, плюс риски, объективно присущие любому бизнесу, а фоторадары можно пустить в дело за год, причём каких-либо особых рисков не имеется.

Если перейти ещё раз от общих рассуждений про инвестиции в производство к конкретике, то, пожалуйста:

— В одной из публикаций «Дагестанской правды» на прошлой неделе сообщалось о проекте ОАО «Авиаагрегат» в 460 миллионов долларов — более 14 миллиардов рублей, которые, будут ежегодно приносить «в бюджетную систему РФ и внебюджетные фонды» порядка 1,2 миллиарда рублей.

То есть, для поступления 1 рубля в бюджеты всех уровней плюс внебюджетные фонды (пенсионный, ФОМС и пр.) необходимы более 10 рублей инвестиций в производство. Отнимаем из общей суммы поступлений положенное для федерального бюджета и внебюджетных фондов и увидим, что для республиканского бюджета не останется и половины от этих самых 1,2 миллиарда.

В результате получается то самое, на что я и обращал внимание, когда говорил об инвестициях в производство — для того, чтобы именно от этого проекта получить 1 рубль в бюджет республики, необходимо инвестировать в рассматриваемом случае даже 20—25 рублей.

(Напомню, что у меня для всего производственного сектора речь шла про «как минимум, 10—20 рублей». )

Это я не к тому, что не следует заниматься инвестициями, а к тому, что не следует одновременно с этим игнорировать инструменты, способные без особых инвестиций, а только благодаря оптимизации системы государственного управления приносить в бюджет несравнимо большие доходы.

Ещё одно и, думаю, самое интересное сравнение:

— В 2009 году экономическая мысль республики родила проект «Стратегия 2020», который впоследствии благополучно скончался.

О его «достоинствах» я имел возможность высказаться ещё два года назад и сейчас речь не об этом.

По проекту — допустим, он был идеален — в течение двенадцати лет республика должна была инвестировать, если мне не изменяет память, порядка 1,3 триллиона рублей.

В результате ВРП Дагестана должен был возрасти где-то раза в четыре, ну и, соответственно — поступления в бюджет.

Так вот, озвученные в настоящей публикации предложения позволяют увеличить поступления в бюджет даже более, чем было заложено в этом проекте.

То есть, эффект для бюджета от них, не менее чем от тех же инвестиционных 1,3 триллионов.

Правда, имеется и разница — не нужно ждать 12 лет, не нужны 1,3 триллиона рублей, которые по проекту непонятно откуда должны были взяться и отсутствуют риски того, что инвестиции не дадут ожидаемой отдачи.

Просто, в течение 1—2х лет необходимо приложить достаточно внятные усилия организационного характера, направленные на то, чтобы заставить нормально работать тот потенциал, которым в настоящее время располагает республика, и в дальнейшем эту норму, если не совершенствовать, то хотя бы просто поддерживать.

К тому же, время, как известно, это деньги.

Если же воспользоваться расчётами с использованием элементов финансовой математики, приходишь к выводу: — Десять лет выигрыша, в сравнении с проектом «Стратегия 2020», помимо прочего, означает, что суммарный эффект для бюджета от предлагаемых усилий к 2020 году будет эквивалентен тому, что он — бюджет получил бы за это же время от инвестиций на общую сумму, как минимум в 18 триллионов (!) рублей, которые принесли бы в бюджет порядка одного триллиона вполне реальных, хрустящих рублей.

Может, получение такого или даже пусть в десять раз меньшего результата стоит предлагаемых усилий?

Вот вам и «Стратегия 2012», никак не связанная с поисками таких желанных, но слишком уж пугливых инвесторов.

Называю по пунктам:

1. Вывести из тени хотя бы 40—50% дагестанской экономики.

2. Заставить работать на полную мощность все статьи КоАП. (Особое внимание созданию системы стационарных фоторадарных комплексов.)

3. Произвести пересмотр кадастровой стоимости земель в республике, приведя её в соответствие с реальностью.

4. Пересмотреть стоимость аренды земель в республике, имеющих статус арендованных, приведя их в соответствие с реальной, а не псевдо рыночной.

VI

Относительно прошлой главы, где говорилось о земельных отношениях, автору были высказаны опасение, что пересмотр кадастровой стоимости и стоимости аренды может привести к неприятным вещам:

— Во первых, арендаторы разбегутся и земля окончательно придёт в запустение, а в бюджет перестанет поступать даже та малость, которая поступала.

— Во вторых, увеличение абсолютной величины земельного налога отпугнёт потенциальных инвесторов.

Убеждён, что опасения напрасны.

Если разбегутся, то только арендаторы, являющиеся фиктивными земледельцами.

Зато на эти места придут их же субарендаторы — реальные земледельцы, которым, в принципе, всё равно кому — прежним арендаторам или государству платить то, что они и так платят.

Выявится немало и других арендаторов, которые готовы заняться сельскохозяйственным производством, да сейчас негде — всё схвачено, законсервировано и не подступишься.

Тогда же, в разговоре я припомнил историю трёхлетней давности, когда, будучи в одном из крупнейших по площадям земель сельскохозяйственного назначения, районе с удивлением узнал, что там в предшествовавшем году поступления в местный бюджет от земельного налога составили аж целых 60 тысяч рублей. А ещё больше удивился, когда мне сказали, что в районе имеются земельные участки, которые сдаются в субаренду за те же самые 60 тысяч…, но за один гектар.

Думаю, комментарии излишни.

Что же касается инвесторов, которых может отпугнуть увеличение земельного налога, то для серьёзного инвестора даже максимальная ставка налога — 0,3% от реальной а не анекдотичной кадастровой стоимости не может превратиться в страшилку.

Он ведь нацелился на приличный бизнес, с соответствующей отдачей, а не на работу через пень-колоду или откровенное безделье.

К тому же, размер налоговой ставки это инструмент, которым, местная власть, должна регулировать земельные отношения, добиваясь максимальной эффективности использования земель. Именно для этого закон и предоставляет власти право варьировать ею.

— А каким инструментом она является сейчас?

— Да никаким.

Когда собственник земельного участка платит налог в размере 100—150 рублей в год за гектар, то для него что он — этот налог есть, что его нет, что ставка 0,1%, что 0,3%, по большому счёту, без разницы.

Поэтому обещания государства снизить на какой-то период величину этого налога или даже отменить его не способны вызвать у того какие-либо особые эмоции.

А теперь вновь обратимся к промышленности:

То, что дагестанская экономика должна быть инновационной, что необходима модернизация и пр., и пр., давно уже стало общим местом. Как и то, что для этого нужны инвестиции, инвестиции и ещё раз инвестиции.

Они нужны Дагдизелю, заводу им. Гаджиева…

— Сожалею, но вряд ли такое исполнится.

Ни один частный инвестор в здравом уме не вложит в их развитие ни одной копейки.

Ему проще построить с нуля новое производство на пустом месте, чем вкладываться в этих агонизирующих мастодонтов, давно уже прошедших точку невозврата.

Кстати, не вложит он, скорее всего, и в строительство с нуля во что-нибудь машиностроительное вообще.

Для этого у него должны быть достаточно серьёзная мотивация.

Вот, строительство стекольного или цементного заводов может мотивироваться, например, наличием сырьевой базы.

— Судостроение?

— А в чём наше конкурентное преимущество перед цепочкой судостроительных заводов, расположенных, начиная с Астрахани вверх по течению Волги, не говоря уже о заводах на морских и океанском побережьях России, чтобы приглянуться инвесторам?

Нечто подобное можно сказать и про электротехнику, авиастроение и пр.

Ностальгирующим же по советским временам, можно сказать, что и тогда строительство предприятий судо, авиа, приборо, радио и прочего строения в республике не имело своего рационального экономического обоснования.

Куда экономичнее было возводить их, где-нибудь в средней полосе России или на Урале.

Фактически это были решения чисто политического характера.

Отсталую во всех отношениях республику центр пытался поднять через искусственную индустриализацию.

Переход к рыночной экономике свёл почти к нулю результаты этой работы.

Дагестан, в отличие от многих других российских регионов, не смог сохранить многое из того, что создавалось десятилетиями и никакой частный инвестор теперь уже не будет заниматься подобной благотворительностью.

— Ну и как быть?

— Думаю, что именно в этом вопросе — развитие высокотехнологических отраслей промышленности — нам остаётся полагаться только на свои силы.

Некоторые наши предприятия, для перечисления которых много даже пальцев одной руки, пытаются так и поступать, но, к сожалению, их собственные скромные финансовые возможности не позволяют осуществить что-то прорывное и масштабное.

Суммарный вклад дагестанского машиностроения в ВРП республики сегодня ничтожен и каких-то революций здесь, судя по всему, не ожидается.

Хочется же, всё-таки, чего-то инновационного и одновременно масштабного. Чтобы на острие прогресса, чтобы республика пошла широким шагом.

— А разве не таков случай с «Авиаагрегатом» и его многомиллиардным проектом?

— Прежде всего, замечу, что, он один такой и ничего другого — подобного на горизонте нашего машиностроения вроде как не видно.

К тому же, не следует заниматься самообманом.

Отдавая должное усилиям руководства этого предприятия, которое, не паразитирует подобно многим другим, на сдаче в аренду площадей для торговли и услуг, а ищет пути не только сохранения, но и развития производства, нужно понимать, что его проект, скажем аккуратно, не особо рыночен.

Получить под гарантии государства кредит, да к тому же связанный условием, что кредитор сам же и построит вам под ключ объект, это совсем не то, когда на свой страх и риск, не требуя никаких гарантий от государства, приходит частный инвестор-производитель либо частный банк готов кредитовать проект опять же без государственных гарантий.

А так, в мире найдётся сколько угодно подрядчиков-«инвесторов», готовых, получив гарантии от государства построить вам что угодно «под ключ».

Они даже выстроятся в очередь.

Построил — получил прибыль. Плюс ещё и вернул своё с процентами. Если же что не заладилось, то, всё равно не страшно — вернёт, если не заказчик, то само государства. И проценты, и прибыль тоже никуда не денутся.

То есть, «Авиаагрегат», повторюсь, конечно же, молодец, потому что, в отличие от себе подобных, ищет пути, позволяющие ему развиваться, и нашёл проект, который государство готово подстраховать своими гарантиями, но это вовсе не означает, что частный инвестор пошёл в наши высокотехнологичные отрасли.