Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

Исай Давыдов, 2013

Сандро Тарасов, отправившийся на «просветительскую» работу в дикие племена Западного континента планеты Рита, оказывается в центре конфликта между племенем купцов и племенем агрессивных урумту, в прошлом людоедов, живущих в радиоактивных пещерах и постоянно похищающих женщин из других племён. Сандро приходится защищать купцов и другие племена и обходиться при этом без трупов. Острые конфликты, в которых проходит жизнь Сандро среди аборигенов, выплёскиваются и в среду землян. Сильная, но короткая любовь к одной из самых ярких женщин земной общины настигает героя в это время…

5. В свободном полёте

Селение купов было пусто — ни людей, ни собак…

Собственно, домашних животных я тут пока не видел. Ни одного! По Моргану, это свидетельство стадии дикости. Лишь в стадии варварства появляются домашние звери. Изучали мы Моргана в «Малахите» по курсу истории первобытного общества — вместе с Бебелем, Энгельсом, Ливингстоном, Миклухо-Маклаем…

Загашенные с вечера костры, безмолвные хижины, крытые выгоревшими и свежими пальмовыми листьями, полная тишина — если не считать пения птиц. Таким увидел я сейчас селение… Только острый запах палёного мяса, обгоревших костей, раскиданных повсюду — остатки вчерашнего сытного пиршества — говорили, что люди здесь были совсем недавно.

Весь багаж сложил я в той палатке, где лежала поверх тюка моя шерстяная рубашка. Сюда же перенёс из другой палатки использованный аккумулятор, ножницы, иголки с нитками, стопки ложек. Всё остальное надо раздать сразу, как только селение оживёт.

В обеих палатках было душно. Купола парашютов, пропитанные быстротвердеющей смолой, совершенно не пропускали воздуха. Он шёл только через узкий дверной проём. Видимо, конструкторы понимали, что этого мало, и предусмотрели боковые вентиляционные клапаны. Но они застёгнуты короткими ремешками. Пришлось обойти обе палатки по периметру и ремешки отстегнуть, клапаны приподнять. Пусть уж вождь, когда вернётся, получит всё сразу в наилучшем виде!

Вообще-то я мог отдать купам сразу обе палатки. Вторую, предположим, Сару, которого назвал своим братом. В вертолёте сложена ещё одна — брезентовая, геологическая, куда более просторная, чем эти.

Но… Не навредить бы Сару! Если вождя может обидеть появление у всех таких же ложек, как у него, то что говорить о «царской» палатке для рядового охотника?

Да и мне-то зачем иметь жилище лучшее, чем у вождя? Тоже может боком выйти…

Марат Амиров давно сообщал из племени ра, что новые его соплеменники невероятно обидчивы. И, чтобы я не считал это особенностью только одного племени, Михаил Тушин на прощанье предупредил:

— Чем менее образованны люди, тем более обидчивы. Совсем необразованные обижаются из-за любой мелочи. Преодолевать мелкие обиды — мука! Куда легче не допускать.

В мудрость Тушина я верил с детства, с того времени, как ещё школьником слушал на Земле его многочисленные интервью, читал его книгу о том, как была открыта планета Рита, мечтал сам улететь когда-нибудь вслед за ним на эту планету.

И улетел…

А теперь приходится соразмерять широкие возможности современной цивилизации с узкими психологическими рамками людей каменного века. Не убудет у купов, если ещё недолго поедят руками… Лишь бы Тора не обидеть… А там найдутся для него и другие материальные привилегии. Ложки же пойдут в широкие народные массы.

Когда-то и на Земле именно так распространялась материальная культура: из царских дворцов — в покои придворных вельмож, потом в каморки слуг, затем в среду городских мастеровых, и, в последнюю очередь, в деревенские избушки.

Именно этим путём прошли прочная посуда и удобная мебель, водопровод и канализация, электричество и телефон, радио и телевидение. И даже самые эффективные лекарства. Всё новое и прогрессивное правители неизменно поначалу использовали для себя. И вряд ли удастся мне изменить этот порядок на Западном материке. Надо быть реалистом… Пусть уж хоть так!

…Я перенёс в предназначенную Тору палатку его ложку и синюю ленту, а в свою убрал матрасик с улицы. Теперь можно запечатать свою палатку клейкой плёнкой, плотно прижав её по периметру входа. Авось не отдерут.

Мегафон я решил взять с собой. Удастся ещё раз заглянуть сюда до вечера, не удастся — кто знает?

Врубив движок, я снова поднялся над селением и решил осмотреть остров. Однако — свысока, чтоб не заметили. Потому что охотники могут не совсем правильно понять мой интерес, если в их отсутствие я стану подглядывать за их жёнами.

С высоты остров казался бы почти необитаемым, если бы не два тонких дымка на противоположных его концах. Были тут временные хижины, нет — неведомо. Если и были, то сверху их прикрывали раскидистые кроны громадных лиственных деревьев. Под каждой могла уместиться не одна хижина.

Интересовали меня, собственно, не столько хижины, сколько, так сказать, плавсредства. Есть ли у купов лодки? Как добираются они до острова? Долбить с ними челноки из стволов я, конечно, не собирался. Время дорого! Но можно попросить для них у Совета пластмассовые или надувные катамараны.

Даже в бинокль лодок на острове я не обнаружил. Но заметил, что три небольших плотика из тонких стволов нежатся на песчаной отмели. Видимо, на них и переправлялись женщины с детьми. По очереди, понятно…

Возле плотиков никто не мельтешил. И вообще никакой суеты на острове не просматривалось. Только костры дымили. Да ещё углядел я несколько рядов деревянных поплавков. Видимо, они держали рыболовные сети, перегородившие узкий пролив между островом и северным берегом.

Что ж… Далеко купам до морского народа! Нет лодок, значит, нет и движения по реке. Только с острова да на остров. И катамараны они к тому же приспособят. А зачем, собственно? Пока я жив, может, им спасаться больше и не придётся?

Всё! С островом ясно! Теперь — на север. Пора поглядеть, где топают хуры. И пройти к ним лучше над болотистым устьем Кривого ручья. Чтоб не докладывать о разведке вождю купов. У него своя разведка, у меня — своя.

Низину перемахнул я быстро и не заметил ничего выдающегося. Болото как болото: кочки, кустарник, редкие и тощие лиственные деревья. На северном краю низины, перед тёмной опушкой, мирно паслись в салатно-зелёной траве два небольших светло-коричневых стада каких-то парнокопытных. Что-то вроде косуль… И ведь совсем близко от селения! Не зря так много костей на его просторах… Благодатный край! Потому и племя не агрессивно. Озлобляет людей обычно лишь очень долгая цепь сплошных несчастий. Вот как у племени ра, в которое окунулся знакомый мне со школьных лет Марат Амиров — теперь такой же молодой вдовец, как и я.

За болотом я слегка крутанул на запад и вышел на прямую, по которой вчера прилетел в эти края. Под ней теперь топали за чужими женщинами пещерные хуры.

Они оказались совсем недалеко — километрах в семи от опушки напротив Кривого ручья. На небольшой полянке догорал костёр — у же голубые огоньки перебегали по угольям. А вокруг в густой траве в живописном беспорядке спали воины — рядом с копьями, луками, стрелами, палицами. Кто спал на боку, кто на животе, кто на спине — раскинув руки. И часовых, похоже, не было. Агрессоры набирались сил, уверенные в полной безопасности, в полной неожиданности похода.

Видно, в прежние походы так и было.

Напугать бы их сейчас до полусмерти — всё ведь при мне! — да погнать назад. Но тогда никак не свяжут они это с купами и рано или поздно вновь притопают сюда же. И может пролиться кровь.

Да и мне с купами жить будет труднее, если не на их глазах оберну я против их врагов всю мощь «сынов неба». Жди потом случая!

К тому же и «язык» мне необходим — как говорили во времена Второй мировой войны, о коей готовил я доклад в школьные годы. Что за племя? Где живёт? Чем живёт? Почему охотится на чужих женщин? Чего от него ждать в будущем?.. А брать «языка» лучше возле селения. И допрашивать — дома. Я же его усыплю! Ему же проспаться надо!..

Ладно уж! Пусть пройдут неразумные хуры свои семь километров…

Через несколько минут я опустился на обрыв над Кривым ручьём и увидел, что воины-купы мирно обедают. У каждого в руках был кхет и кусок подвяленного мяса. И ещё целая горка бледно-зелёных плодов лежала на траве между палицами.

Опершись спиной на ствол дерева, неторопливо ковырялся рукой в кхете вождь Тор. Геологический молоток лежал возле него на траве.

«Гвардеец» Сар, отложив свой плод, приподнялся, взял из горки ещё один и протянул мне.

Я взглянул на голову Сара. Мыслеприёмник был на нём. Значит, можно говорить.

— Я отблагодарю тебя, — произнёс я знакомую формулу, принимая кхет. — А сейчас сбегаю к ручью и быстро вернусь.

Надо помыть руки. Ложки при мне не имелось. Придётся есть руками. Как все купы.

Плод я оставил возле Сара, а ранец не снял. Подниматься вверх быстрее на движке.

Ручей бежал внизу неглубокий, прозрачный, прохладный. Он был столь неширок и неглубок, что я удивился: как сумел он отхватить себе такую просторную пойму и такой высокий обрыв? При отсутствии снежной зимы и бурных паводков…

Вода на перекате приятно холодила пальцы. Я взмутил речной песок, протёр им потные горячие потемневшие ладони — как мылом. Когда песок унесло течением, в глаза ударил тёмно-зелёный слюдяной блеск. Под унесённым песком лежал кусок слюдита. Это интересно: я уралец, и с детства знаю, с чем кушают тёмно-зелёный слюдит. Никакого подходящего инструмента под рукой не было, и я выбил камень из воды носком ботинка.

Слюдит вылетел на берег — совсем небольшой, с детский кулачок. В образовавшейся ямке вода замутилась, но серую муть быстро унесло течением, и хитро подмигнул мне оттуда чистый густо-зелёный зрачок. Его я уже осторожно выколупывал пальцами, и оказался он прекрасным ювелирным изумрудом — прозрачным, однотонным, без единой трещинки, без слюдяных вкраплений, всего с одним мутноватым пятнышком по самому краю. Ну, и, понятно, с мутноватым основанием. Всё как положено у ювелирных кристаллов. Когда-то почти такой же разглядывал я — как величайшую ценность! — в витрине Геологического музея у себя на Урале. Помню ещё и надпись на краешке витрины: «Изумруд в древности называли «смарагдом»».

Неплохая находочка для первых суток! Да ещё в слюдяном кулачке может что-нибудь отыскаться, если неторопливо поковырять его ножичком да молоточком…

Жаль только, что особой ценности это здесь, на Рите, не имеет: женщины не гоняются за украшениями, огранщиков сюда с Земли не посылают, никто о драгоценных камнях не говорит и не думает. Разве что рубины ищут — и то лишь для собственных лазеров. Пока у нас все лазеры — привозные.

И всё-таки… Вдруг ещё один отыщется?

Я слегка поковырялся возле ямки. И выудил из ручья ещё один изумруд. Чуть поменьше первого. Но такой же чистый, вполне ювелирный.

Много же их тут может быть! Если за пять минут нашёл два. А если ещё поискать выше по течению?

Однако пора и наверх. Купы, небось, заждались.

Я спрятал нежданные находки в карман и нажал кнопку ранца. Через минуту я уже срезал ножом верхушку кхета, обломил края и запустил внутрь руку.

Никого это не удивило, только Тора. Потому что он уже видел, как ел я кашицу из кхета ложкой. А другие — не видели.

Расправившись с кхетом и убедившись, что Тор мыслеприёмника тоже не снял, я сказал вождю:

— Когда хуры побегут от вас в свои пещеры, один из них упадёт и уснёт. — Я поднял вверх палец. — Или двое — пока не знаю. — Я поднял вверх два пальца. — Смогут твои воины связать его, спящего, и принести к белым хижинам? Достаточно одного! — Я снова поднял вверх палец. — Двоих не надо.

— Ты не сможешь съесть двоих? — на всякий случай поинтересовался Тор.

Я рассмеялся и успокоил его:

— Сыны неба не едят своих врагов. Даже не убивают их. Я поговорю с хуром и отпущу его.

— Тогда он опять придёт за нашими женщинами.

— Я запрещу ему. Он не придёт.

— Ты колдун? — удивился Тор.

— Немного, — согласился я.

— Тогда наколдуй нам успех.

— Это я уже сделал.

— Я не видел. Покажи!

Что я мог им сейчас показать? Устроить фейерверк? Светло, никакого впечатления… Пустить осветительную ракету? — То же самое… Кричать, подпрыгивать? — Смешно. Это они и сами умеют… Дёрнуть хлопушку? — Это хорошо в сочетании с ракетами, в темноте.

Может, мегафон их убедит?

Я надавил кнопку средней громкости.

— Ухр купум! — произнёс я без особого нажима, но с максимальной душевностью. — Ухр купум!

И все сразу подскочили — кто сидел, кто лежал. Все оказались на ногах. Видимо, звуков такой силы ещё не слыхали. И глаза у всех, кроме Тора, были испуганы. Только вождь ждал чего-нибудь этакого. Всё-таки колдовство… И ответил он достойно. Выдернул из-под кустика роскошную тиару из пёстрых птичьих перьев, насадил её на голову — удивительно ровно, сразу точно по центру! — топнул ногой и, подняв копьё, проревел:

— Шаш хурум!

И мыслеприёмник послушно перевёл мне:

— Смерть хурам!

Стремительно выстроились в круг охотники и, подпрыгивая, пронзая копьями воздух, пошли колесом вокруг вождя с общим криком:

— Шаш хурум! Шаш хурум!

Только сейчас заметил я, что у всех появились ожерелья на шее. Утром их не было. Зубы и клыки животных бились на сухожилиях в тёмную грудь воинов-купов. У Тора болтались на груди пять длинных клыков и по шесть зубов с каждой стороны. У Сара клыков было три, а зубов всего восемь. У второго моего «гвардейца» висел всего один клык и по три зуба с его боков. У остальных охотников клыков вовсе не было, но зато зубов болталось немало. Видимо, это личные боевые регалии. Кто сколько заслужил… По-честному, по гамбургскому счёту… По зубам, как говорится, и почёт…

Но вот красных ленточек, которые нацепили утром на шеи мои «гвардейцы», сейчас на них не было. Эти украшения не считались боевыми.

А воины купов шли в бой!