Пациент всегда прав

Ирэна Есьман, 2023

Марк Берн – не поклонник серьезных отношений: куда больше его устраивают свободные связи и единичные романы. Однако все меняется, когда мужчина встречает подругу детства Софи. Дружеские чувства под соусом ностальгии быстро перерастают в страсть, а затем – в настоящую любовь. Счастью Марка нет предела, но лишь до того дня, пока самолет, на котором Софи летела из командировки домой, не терпит крушение. Молодой человек впадает в отчаяние и скорбь, ведь все кругом подтверждает случившуюся трагедию. Все… кроме единственного факта: тело Софи после крушения так и не удается найти.

Глава 8

Марк уже мысленно прокладывал маршрут до забытой с детства деревни.

«Надеюсь, старый жив. Иначе меня ждут великие сложности».

Когда Марк вернулся домой, Кефир радостно выбежал его встречать. Подняв на руки мохнатый толстый шар, он прижал его к себе, как ребенка.

В этот раз Марк не стал просить кого-то поухаживать за ним и сейчас чувствовал себя виноватым. Хозяин, оставивший в большом пустом доме на несколько дней своего мелкого хулигана. Две полные миски корма были не съедены, вода тоже оставалась.

— Прости, Кефир, это ради Софи. Ты ж у меня мужик, дом охранял, пока меня не было. — Марк впервые улыбнулся.

Пошел третий день с момента катастрофы, тело Софи не найдено. Выходит, вся поездка была зря.

До деревни нужно было ехать порядка ста пятидесяти километров. После ухода деда с бабушкой он больше там не бывал. Делить наследство ни он, ни его отец не хотели, и дом полностью достался двоюродной сестре. Единственное, что он забрал себе на память, — это антикварная белая тарелка с изображением зимнего пейзажа в синих оттенках с домиком вдалеке, из трубы которого шел дым. В окне можно было разглядеть силуэт мальчика. А на переднем плане была изображена женщина-ангел с нимбом над головой, взгляд которой был устремлен в сторону домика. От этой тарелки всегда исходило тепло, и Марк хранил ее как самое дорогое наследство.

Предстояла еще одна непростая поездка в мир детства, где, как он понимал, сейчас все не так радужно, как раньше, и поэтому он не хотел туда возвращаться.

Вечер закончился быстро, Марк лег на диване в гостиной на первом этаже в обнимку с котом и там же проснулся. Сложнее всего человеку переступить себя и наступить себе же на горло, задавив внутри горечь и скорбь, чтобы организоваться в том, что действительно необходимо. Человек может подавить свои страдания в любви к тому, ради кого он это делает.

Он был бодр и решителен. Сорок отжиманий, пятнадцать подтягиваний, душ, кофе и яичница с беконом из трех яиц.

Собрав воедино все мысли, он удобно оделся: черные джинсы, толстовка хаки и кепка на случай, если пойдет дождь, и вышел на улицу.

Он завел машину, построив в навигаторе и так известный ему маршрут, и тут же его отключил.

«Через два часа буду на месте».

Проезжая полуразрушенный мост через речку, он заметил коров, пасущихся в поле, и пацанов в подкатанных штанах и растянутых футболках. Казалось, он въезжал в портал, который мог бы перенести его в прошлое. Брусчатая извилистая дорога открывала двери в детские воспоминания и картинками по разные стороны показывала: слева — озеро с заросшей травой, справа — магазин с проржавевшей металлической табличкой сверху, на которой буквами синего цвета был написан уточняющий текст «Магазин». То ли не было фантазии, то ли не было смысла давать ему называние.

Магазин в деревне был один. Сейчас на том же месте Марк увидел пластиковую вывеску с современным названием «Супермаркет».

«М-да, немногое тут изменилось».

Поворот налево. Один, второй, третий дом. Он на месте.

Здесь раньше жила Софи. Он не мог в это поверить. Деревянный забор, который он когда-то помогал красить зеленой краской, покрылся плесенью того же цвета и почти превратился в труху.

Калитка была открыта. На цепи в деревянной будке сидел огромный неизвестной породы пес и странно смотрел на Марка. Он знал здесь всех, но этого человека видел впервые, поэтому не понимал, как реагировать. Поднялся на мощные лапы и с интересом, но без агрессии дал понять, что пускать никого не будет. Возле будки стояла грязная пустая миска, и Марк тут же вспомнил про корм, купленный для Кефира и, как оказалось, удачно забытый в багажнике.

Он вернулся в машину и взял пару пакетиков, показывая мохнатому, что у него есть подарки. Пес оживился и смешно повернул вбок голову. В этот момент казалось, что он улыбается. Провожая взглядом нового гостя, пес уже уплетал остатки влажного кошачьего корма, а Марк тем временем впитывал в себя новые картинки и сопоставлял их с теми, которые оставались в его памяти. Найти отличия было несложно.

Между домом его бабушки и домом Софи вырос сплошной забор. Видимо, новые жители решили оградиться от того, что здесь происходит. Во дворе Марк заметил старый ржавый мангал с потухшими углями внутри. Значит, не так все плохо, как могло быть. Значит, старик не совсем потерял вкус к жизни и иногда балует себя мясом на костре. Окно в прихожей было покрыто пылью и паутиной. Марк вспомнил, как он стучал в него, когда приходил позвать Софи на улицу. Бетонный порог, и перед ним встала деревянная дверь.

Он постучал. Никого. Постучал еще раз. Безуспешно.

Войдя в сад, Марк обошел дом и предпринял попытку постучать в окна. Результат тот же. Видимо, старика нет дома. Но если есть пес, значит, он жив.

На часах было десять утра. Ждать было нечего. И Марк, недолго думая, одним сильным движением руки вырвал дверь, запертую на щеколду с внутренней стороны. В нос ворвался запах дешевого алкоголя, грязи и табака. На кухне в ведре лежали несколько пластиковых бутылок из-под вина. Марк прошел дальше в комнату. На продавленном диване спал отец Софи в запачканной одежде и носках. Печальная картина.

— Утро доброе. Давай вставай, дядь, — сказал Марк, склонившись над стариком.

Тот открыл глаза и сквозь пелену не мог понять, кто перед ним стоит.

— Это Марк. Вставай. Надо нам поговорить.

Старик поднялся и хотел было обнять Марка в знак радости встречи.

Марк отпрянул от жуткого перегара, но пожал ему руку. Вообще отец Софи был хорошим человеком, добрым и трудолюбивым. Он всегда был немногословным и нерешительным, шел за своей семьей и любил ее всем сердцем.

Марку стало жаль его. Несложно было предположить, что после смерти жены он найдет утешение в алкоголе. Как быстро и просто можно потерять жизнь, будучи еще живым. Продать свою душу Бахусу взамен на мнимое успокоительное.

— Иди в душ, приведи себя в порядок и выходи. Я буду ждать на улице. Разговор важный, — Марк говорил очень серьезно.

Старик с осунувшимся лицом, потерявший интерес к жизни, заметно взволновался. Он поднялся, влез в старые тапки, закряхтел и удалился, споткнувшись по пути о какие-то кастрюли на полу. Оглядевшись вокруг, можно было понять, что отец Софи заложник прокрастинации самого последнего уровня.

Марк вышел на улицу, присел в беседке и закурил сигарету. В сторону бабушкиного дома он даже смотреть не хотел. Некое противостояние между прошлым и настоящим. Чувство, когда перед тобой, с одной стороны, стоит любопытство, а с другой — желание ничего не знать, чтобы в сложенные годами воспоминания нарочно не ворвались новые впечатления и разочарования. Марк не хотел сравнений.

Старик вышел в чистой одежде и побритый. Его взгляд выражал смешанные чувства: притупленный интоксикацией интерес, тревогу и безразличие. Казалось, эти чувства, не останавливаясь, быстро сменяли друг друга по кругу. Он подошел ближе, и круг эмоций замкнулся на тревоге.

— Случилось чего? — пытаясь собраться, глухо проговорил он. Голос был сиплым и ржавым.

— Случилось, дядь. Присядь.

Марк рассказывал об авиакатастрофе, пытаясь избегать страшных слов.

Старик даже не спросил, как Марк об этом узнал и почему приехал именно он. Будто их союз — это само собой разумеющееся. Конечно, он давно потерял ощущение времени и как помнил свою дочь в компании этого пацана, так и сейчас без удивления воспринял, что сообщить страшную новость приехал именно Марк.

Старик моментально протрезвел, и в кулак сухих потрескавшихся рук покатились полные горечи отцовские слезы. Марк такой новостью будто разбудил его и вытащил из бесконечного однообразного сна, который когда-то давно начался со смерти его супруги.

— Мы должны поехать в город, нужно взять анализ ДНК, без него тело не опознать. Вечером я тебя отправлю на последнем автобусе.

Старик, лишенный слов, только кивал в ответ, ссутулившись на лавке. Жестом попросил у Марка сигарету и закурил дорогой табак.

Вокруг машины Марка, которая так нелепо смотрелась возле старого дома, уже терлись малолетние пацаны. Он, вспомнив себя в детстве, дал пару сотен одному из них «на чипсы» и вместе с отцом Софи рванул прочь. Соседи настороженно и с любопытством выглядывали со своих участков, пытаясь угадать, кто и зачем приехал на автомобиле, который привлек внимание всей деревни, за безнадежным пьяницей.

Обратные сто пятьдесят километров Марк рассказывал, как встретил Софи и как не успел ей сделать предложение. Старик был тихим и, казалось, стыдился самого себя.

— А я пью, Маркуша. Когда жена ушла, — он поднял глаза в небо и сопроводил взгляд указательным пальцем вверх, — все потеряло смысл. Для кого мне баню топить, для кого зарабатывать, для кого мне жить?

Марк не поддерживал этот монолог, он не разделял такого мировоззрения, но решил дать выговориться старику. И с каждым словом рассказа отца Софи о потери своей супруги и о том, как он сходил с ума и подсел, Марк с ужасом понимал, что, как только закончатся все дела, его может ждать такая же участь. Он понимал, что сейчас его стойкость — нечто кратковременное и вынужденное, он понимал, что на грани и готов отдать себя в жертву страданиям и самоуничтожению. Неужели судьба подготовила такой подарок — встретить ее, некогда потерянную, и снова потерять, только уже навсегда. Потерять ее, а следом себя. Разум говорил, что он сильнее, но сердце рвалось из груди вопреки всему и не могло найти утешения.

У старика получили анализ ДНК и срочным отправлением должны были переслать его в центр СМЭ для сравнительного исследования. Все, как ни странно, прошло быстро.

Оставалось время, и они заехали в торговый центр. Марк купил старику новые джинсы, ботинки, пару футболок, свитер и самый дешевый телефон с уже установленной в него сим-картой, надеясь, что тот не продаст его за очередную бутылку низкосортного пойла.

Он посмотрел на Марка.

— Я не хочу так жить. Софи. Она же меня забрать хотела. И лечить хотела. От зависимости. Она давила. А я прятался. Не отвечал на звонки. Я не хотел ничего, — он говорил отрывисто и с остановками, осознавая потерянное время и невозможность возобновить связь с дочерью.

Стоит только человеку встретиться лицом к лицу с неизбежностью и невозвратимостью, как он начинает понимать всю горечь утраты. Лабиринты дорог с высокими стенами и заборами, за которые не заглянуть, легко превращались в жесткий четырехугольный каркас неизбежности. И гоняя себя из одного угла в другой, человек больше не совершает выбора в этой истории, оставаясь наедине с тем, что осталось.

Марк не верил старику, он знал, что, как только тот вернется в свое привычное существование, в стены с ободранными обоями и ароматы выдыхаемого алкоголя, не изменится ничего.

— Давай, счастливо. Будь на связи. Мой номер у тебя вбит, если что — можешь звонить.

Марк посадил старика на автобус и вернулся домой. Сейчас ему оставалось только ждать.

Всю ночь лил дождь. Прекрасная погода, чтобы не спать. С включенным торшером он пытался читать, чтобы отвлечь себя от мысли о Софи. Буквы растворялись в бумаге, предложения не запоминались, сюжет был размыт собственными переживаниями.

Отложив книгу, он налил чай в ее любимую кружку и взял на руки Кефира. Этот малой — единственное, что дарило сейчас тепло и хоть как-то согревало вжатое в ребра сердце.