Спаси меня

Ирма Грушевицкая

– Ты спасла мою сестру, Тереза. Никто этого не забудет. Ни я. Ни они. Парень кивает на своих друзей, а я смотрю в лицо каждому: запомнили ли? Запомнили. Мне было двенадцать, когда Тимур Яворский дал это обещание. Прошло время, и теперь спасать нужно мою семью. Хватит ли мне мужества просить о помощи сейчас, когда мы выросли? И что потребует от меня тот, кто теперь предпочитает держаться в тени?

Глава 5

Не доходя до воды метров десять, я сворачиваю в сторону. В кустах, подходящих к ней с правой стороны, есть большое поваленное дерево. Мало кто туда лезет, опасаясь эскадрильи кружащих комаров, но у меня с собой секретное оружие — зажигалка, с помощью которой я поджигаю клочки высокой травы, что растёт здесь в достатке. Запах гари отпугивает насекомых, я прочла об этом в журнале и теперь активно пользую данный метод. Не то чтобы комары реально от меня шарахались, но одиночество лучше переживается, когда имеет под собой цель. В моём случае — борьбу против насекомых.

В этот раз комаров я почти не замечаю. Всё внимание приковано к пляжу. Машины заслоняют обзор, и мне не сразу удаётся увидеть тех, кто на них приехал.

Веронику я узнаю почти сразу. В полосатом купальнике цвета радуги она беззаботно бегает по кромке воды вместе с маленькой рыжей собачкой, которая звонко лает и то и дело носится к колёсам машин, чтобы задрать на них ногу.

Её тёти я не вижу. Зато вижу молодых парней, которые мелькают за машинами, и среде них…

Нет, этого не может быть! Не может, но… но я действительно вижу Тимура Яворского! Он появляется из-за «мерседеса», по-хозяйски открывает водительскую дверь и тянется за чем-то внутрь машины.

Два года прошло с момента нашей последней встречи. Вернее, с того момента, как я подглядывала за ним в его последний день в школе. Он выглядит взросло с непривычно коротким ежиком тёмных волос и щетиной на подбородке. Раздался в плечах и вроде бы даже вырос — из своего укрытия мне не очень хорошо видно, тем более что он наполовину скрывается в машине и достаёт… сигареты?

Это что-то новенькое! В школе Тимур не курил, я точно знаю. Мальчишки из его класса периодически дымили за скамейками на стадионе, но Яворского среди них точно не было.

Теперь же я с интересом наблюдаю, как, даже не закрыв дверь, он исполняет новый для меня, но, похоже, ставший привычным ритуал: встряхивает пачку, вытягивает одну из выскочивших сигарет, подкручивая, засовывает её в рот, затем достаёт из заднего кармана шорт зажигалку и, отбросив назад голову, прикуривает.

Этого Тимура я не знаю. Для меня он выглядит незнакомо и слишком взросло. Уже не старший брат, скорее, друг отца.

У меня нет ни первого, ни второго, чтобы говорить точно, но ощущаю, что так оно и было бы, потому что мне быстро становится неловко. По сути, я подглядываю за взрослым.

Никогда бы ни подумала, что могу отвернуться от Тимура Яворского, но неожиданно для себя я это делаю.

И, как оказывается, очень вовремя, потому что вижу, как собачка прыгает в воду. И вслед за ней почти сразу в воду прыгает Вероника.

Я ещё не знаю, что такое омут, но на интуитивном уровне понимаю, что девочка попала в беду.

Вот она бежит по воде за собакой, которая плывёт за брошенным мячиком. Вот исчезает под водой, будто провалившись в яму. Но какая может быть яма на озере, которое исплавано вдоль и поперёк?!

Оказывается, бывает. Об этом я после прочитаю в книге.

Дно размывается течением и бьющими из-под земли холодными ключами. Купаясь, мы то и дело в них попадаем. Они как ледяные щупальца тянутся к ступням, и мы инстинктивно одёргиваем ноги, стремясь поскорее вернуться в тёплую воду. Когда такие ключи находятся рядом, они могут объединиться в один сильный поток, который может существенно повлиять на рельеф дна. Это не будет большая топь, но для маленькой девочки её может оказаться достаточно.

Я стартую, хотя пока ещё тоже считаюсь маленькой девочкой. Лечу к берегу, не задумываясь, насколько глубоко там может оказаться, и что сама плаваю так себе. Нырять умею, умею надолго задерживать дыхание, а плаваю с трудом. Вот такой парадокс, который в данный момент играет хорошую службу, потому что, забежав поглубже, я ухожу под воду неподалёку от того места, где в последний раз видела Веронику, и бесстрашно открываю глаза.

Дно действительно неожиданно и довольно быстро заканчивается. Я гребу руками по собачьи — единственный доступный для меня на тот момент стиль плавания, держащий на воде, словно поплавок.

Крутиться вокруг себя получается с трудом. Это не морская вода, которая выталкивает на поверхность, а пресная, тяжёлая и вязкая — об этом я тоже прочту позже. Но тогда мне отчаянно хочется заметить радугу Вероникиного купальника, и я всё вглядываюсь и вглядываюсь в озёрную твердь, как-то сразу понимая, что опоздала.

Надо вынырнуть. Глотнуть воздуха и нырнуть снова. Позвать на помощь. Сделать что-то, отличное от барахтанья в мутной воде, но я медлю.

Проходит всего несколько секунд, прежде чем я в последний раз выкидываю перед собой руки, в отчаянной попытке что-либо нащупать. Я растопыриваю пальцы, и это происходит: нечто эфемерное, еле уловимое с правой стороны возле мизинца. Движение ли, мышечная судорога, последний вздох — до сих пор не могу подобрать правильного слова, но чувствую это и что есть мочи кидаюсь в ту сторону.

Яма реально оказывается глубокой. Настолько глубокой, что до конца лета пляж «Детский» закрывают для купания. К следующему году озёрное дно выровняют, а сейчас я вижу, как Вероника стоит на нём в полный рост, её глаза огромны, словно блюдца, руки отчаянно пытаются ухватить меня за палец.

Я ищу её по сторонам, а она оказывается внизу.

Вряд ли всё это заняло много времени. Может, секунд десять или пятнадцать. Но, наверно, до конца своих дней я буду видеть во сне смотрящую на меня со дна маленькую девочку. Ужас на её лице из памяти не сотрётся никогда.