Культура Урала

Ирина Яковлевна Мурзина, 2018

Монография посвящена анализу истории культуры Урала как явления российской региональной культуры. Рассматриваются основные характеристики региональной культуры, предложен ее теоретико-культурологический анализ, в ходе которого раскрываются логика, характер и особенности исторического развития культуры Урала, ее вписанность в общероссийский и мировой контекст. Также в работе представлена методика изучения и преподавания культуры Урала. Монография предназначена для культурологов, историков, краеведов и всех, кто интересуется историей Уральского региона.В оформлении обложки использованы фотографии из личного архива авторов.

Глава 1. «Регион»: теоретические подходы к описанию явления

Для описания современной социокультурной ситуации используется довольно объемный понятийный аппарат. Сложность социальных систем, многообразие их связей требуют и многообразия дефиниций. Особую сложность приобретает анализ современных процессов глобализации и регионализации. Основные тенденции современного мира невозможно рассматривать вне этой логики. Однако именно здесь разнонаправленность устремлений исследователей, множественность трактовок понятий зачастую затемняет понимание процессов. Слишком широкое использование терминов требует уточнения понятий.

В эпоху глобализации процессы интеграции и дезинтеграции социальных групп, государств, межгосударственных образований приобретают особую актуальность. Множество возникающих сегодня проблем прямо или косвенно указывают на то, что мир не до конца определился в своем движении. Одним из свидетельств нам видится противопоставление интересов глобальных региональным и локальным. Очевиден тот факт, что пренебрежение интересами отдельных регионов, местных сообществ не только не ведет к единству мира, но, напротив, вызывает вполне естественную реакцию — стремление сохранить свою уникальность, подчеркнуть самодостаточность, вплоть до максимальной изоляции от мировых процессов. По сути, мир столкнулся с реальной проблемой существования множественности в единстве, с осознанием ценности разнообразных путей и способов существования различных социальных систем.

Глобальные тенденции, характеризующие развитие современной цивилизации, касаются по преимуществу проблем техники, технологии, универсализации экономической жизни. Под термином «глобализация» обычно понимается «превращение мировой экономики из суммы национальных экономик, связанных потоками товаров и капитала, в единую производственную зону и единый рынок, в котором свободно перемещаются капиталы, товары и услуги»¹. К этому нередко добавляют унификацию законодательных положений, регулирующих международные экономические отношения, и складывание относительно единого культурного пространства.

Процессы глобализации ее приверженцы называют необратимыми и неизбежными. Следуя логике тотального экономизма, они утверждают, что складывающаяся сегодня глобальная экономика породит глобальную культуру, что именно это и является целью человечества. Мир должен осознать свое единство, сознательно выбирая путь «глобального человечества». Процессы глобализации, таким образом, являются закономерным этапом развития человечества, следующим за модернизацией.

Критики глобализации выдвигают не менее убедительную аргументацию. Так, И. Валлерстайн, один из наиболее серьезных современных аналитиков, рассмотрев ситуацию мир-экономики 70-90-х гг. ХХ в., обращает внимание, что идеи «развития», технической модернизации различных обществ не привели к сколько-нибудь утешительным результатам, напротив, рационалистические идеи, лежащие в ее основе, переживают кризис. Равенство, на котором строились «концепции развития» (равенство понималось в различных плоскостях — как равенство возможностей технического развития, формирования политических систем и пр.), оказалось почти фикцией, поскольку в действительности мир полон «глубокого неравенства»².

Процессы, которые происходят в современном обществе, — следствие того развития, которое прошла мир-экономика с XVI в.: либерализм, суверенитет, модернизация — знаки на пути мира, шедшего к неизбежному единству. И понятие «глобальная культура» является логичным следствием этих процессов.

В докладе, прочитанном на конференции «Новые культурные образования в век транснациональной глобализации» (Academia Sinica, Тайвань, 6–7 октября 2001 года), И. Валлерстайн рассмотрел «плюсы» и «минусы» глобальной культуры. Анализируя ситуацию, сложившуюся в мире конца 1990-х гг., ученый противопоставляет две тенденции: признание универсальных ценностей (ценности суверенитета наций и прав человека) и ценностей «местных культур». Он полемически провозглашает: «Мы все знаем, какой разной жизнью живут люди в разных частях мира и в какой мере им ежедневно приходится реагировать преимущественно на требования своих местных"культур". Глобальные культуры, о которых я говорил, вероятно, неизвестны значительному большинству населения планеты, и вряд ли они имеют хоть какую-нибудь значимость даже для высокообразованного меньшинства, осведомленного с их постулатами. То же самое наблюдается и в средоточии защитников универсальных норм, в организациях, созданных для их поддержки и пропаганды»³.

Сама постановка проблемы о возможности универсальных форм культуры еще раз обращает внимание на разнокачественность и разновекторность современного мира, заставляет задуматься, какой ценой адепты глобализации стремятся реализовать свои планы и что это, в конечном счете, несет человечеству.

Возможен ли компромисс между глобальными и локальными тенденциями современного мира, покажет время. Современная ситуация свидетельствует лишь о том, что созданная и спроецированная на весь мир система (ее можно назвать универсальной моделью развития) находится в состоянии глубокого кризиса. И кризис этот не только и не столько экономический, сколько духовный: это кризис основ, на которых зиждилась мировая система последние несколько веков. Проблема расширения или сужения рынка сбыта товаров и услуг заставляет искать ответа на более существенный вопрос: насколько возможно тиражирование одних и тех же «жизненных стандартов» и не приведет ли это к унификации мира?

Ценностная составляющая кризиса (разочарование в либеральных ценностях, демократизации, рационалистических формах хозяйствования) заставляет обратиться к культуре как аксиологической системе, вновь требует осознания ее роли в создании и утверждении человеческого образа мира. При этом акцент делается на противопоставлении «цивилизации» (стремящейся к объединению и универсализации системы) и «культуры» (разъединяющей людей по различным ценностным основаниям).

Высказываются опасения о возможности стирания культурных различий, что может привести к утрате или даже гибели уникальных культурных миров. За фразеологией политиков в данном случае стоит вполне обоснованная опасность за судьбы культуры, которую понимают как необходимое условие существования человека и всего человечества. Лозунг «Иной мир возможен», выдвинутый антиглобалистами на Всемирном социальном форуме в Порту-Алегри (Бразилия, январь 2002 г.), демонстрирует желание обрести другие (вероятно, не только экономические) основания для обустройства мира. Делаются попытки осознать ценностную основу этого «иного» мира, опирающуюся на признание ценности множественности культур, присутствующих в мировом пространстве и, следовательно, множественности путей для развития⁴.

Противовесом глобальным тенденциям называют регионализацию. Проблемы глобализации и регионализации в большей степени рассматриваются как общемировые тенденции, связанные с развитием макросистемы. Единство мирового экономического пространства и неизбежная дифференциация стран все чаще заставляют рассматривать глобальные тенденции как неизбежность, с которой необходимо считаться, которую необходимо учитывать при анализе современного состояния отдельных государств и в долгосрочных прогнозах социально-культурного развития.

Во второй половине XIX в. в Европе регионализм возникает как независимое движение, противостоящее глобальным тенденциям и унификации общественной жизни, что подталкивало к созданию автономных образований внутри складывающихся государств. Идея создания «Европы регионов», пришедшая на смену «Европе национальных государств» (или, если воспользоваться термином де Голля, «Европе отечеств»), на наших глазах приобрела вполне реальные очертания. В 1988 г. Европарламент принял так называемую «Хартию регионализма», которая декларировала, что формирование Европейского союза обязательно включает в себя демократическое представительство регионов с закреплением за региональными и местными властями функций, необходимых для их активного участия в создании политического, экономического и социального единства Европы. Хартия сформулировала курс не только на сохранение региональных автономных образований, но и на их развитие и вовлечение в построение и функционирование Союза.

Европейский союз, чья деятельность получила дополнительную определенность после подписания Маастрихтского договора (1992), выступил не только движущей силой новых процессов, но и регламентировал ее. Так, в частности, был создан Комитет регионов «для регулирования решения специфических проблем» земель (ФРГ, Австрия), кантонов (Швейцария), территорий (Франция, Испания, Великобритания). Регионализм понимается здесь как совокупность регионов страны (географически локализованных общностей), обусловливающих ее разнообразие.

Возникшее в научной и публицистической литературе понятие «Европа регионов» фиксирует не только кризис государства-нации в эпоху глобализации экономики развития интеграционных процессов, но и тенденций к созданию субэтнических регионов, возникших в ходе административно-территориального деления и трансграничного сотрудничества⁵.

Идя от изначального понимания слова «регион» (от лат. regionalis — местный, областной), аналитики исследуют территориальный фактор, играющий значительную роль при обращении к широкой социально-территориальной общности. В данном подходе понятия «район» и «регион» — синонимы, характеризующие отношение к территории (области, стране, группе стран). В этой логике регионализм — «это определенный угол зрения, важный для понимания страны»⁶, а региональный анализ означает «исследование вопросов размещения экономической системы на территории государства (или в мире) с точки зрения разделения этой территории на отдельные районы (регионы)»⁷, связанный с пространственным анализом экономики с точки зрения размещения производства, экономических связей и т.п., и лежит в основе таких наук как региональная экономика, география, геополитика.

Исследователи при этом констатируют, что само понятие «регион» является многоуровневым: «Это — город и его округа; район и его области; края, республики, автономные округа; государство и его районы; международное регионально сообщество и входящие в него государства, крупные регионы мирового сообщества (Азиатско-Тихоокеанский, регион стран СНГ и т.д.)»⁸. Однако эта многоуровневость касается, прежде всего, пространственных различий и связывается с системами местного управления данными территориальными образованиями (примерами такой трактовки служит анализ формирования муниципальных образований в отдельных странах, развитие культурно-национальных автономий, появление независимых государств).

Применительно к современной Европе можно говорить о создающейся сложной структуре управления: наднациональный уровень которой связан с существованием единой Европы, национальный — с отдельными государствами, и более частными структурами — регионами и местным самоуправлением.

Таким образом, отождествление понятий «регион» и «территория» позволяет исследовать, прежде всего, проблемы управления отдельными частями отдельных стран, возникающими в русле общих процессов либерализации. Такая трактовка понятия «регионализация» довольно точно отражает сложившуюся систему взаимоотношений между странами одного региона, где проблемы управления и социльно-экономического развития не нивелируют особенностей культурного развития, а, напротив, стремятся их учитывать.

В уже упоминавшейся «Хартии регионализма» сформулированы признаки, по которым регион можно рассматривать не только как физико-географическую, структурно-управленческую и хозяйственную общность, но и как единство этнических, языковых, религиозных особенностей народов, объединенных общим историческим прошлым. Вводя в понятие региона «культурную составляющую», можно тем самым расширить самое понимание регионализма, дифференцируя территории не только по внешним признакам, но и по глубинным основаниям (например, общности исторической судьбы)⁹.

За последние два десятилетия произошли существенные изменения в отношении к регионализму, сложившемуся в предыдущий период, когда в его контексте рассматривалось социокультурное развитие отдельных территорий в рамках национальных государств. В реальной жизни процесс пошел в другом русле: тенденции регионализации в современной Европе все больше сопрягаются с политической децентрализацией, развитием националистических движений, сепаратизмом. Под вопросом оказывается дальнейшая реализация проекта «Единая Европа».

Выход Великобритании из ЕС (Brexit) обнаружил, что сепаратистские настроения в Шотландии никуда не исчезли, несмотря на поражение сторонников независимости в референдуме 2016 года. Власти Испании посчитали незаконным референдум по вопросу о независимости Каталонии (октябрь 2017), на котором более 90% от числа проголосовавших высказались «за отделение». Политологи рассматривают возможные сценарии отделения Корсики от Франции или Северной Италии от Южной, появления вместо Бельгии «независимых» Фландрии, Валлонии и города-государства Брюссель. Все заметнее сепаратистские тенденции в Баварии, Южном Тироле, на Аландских островах.

Неоднозначность оценки данных процессов заключается в том, что, с одной стороны, европейские политики выступали с предложением преобразования ЕС в «Европу регионов», о чем говорилось на заседаниях регионального парламента — Комитета регионов, в состав который входят представители 350 регионов всех 28 стран — членов ЕС, с другой, Евросоюз должен защищать территориальную целостность своих членов и существование национальных государств, что закреплено в договорах ЕС.

Возникает острая потребность в нахождении баланса между дальнейшей регионализацией и сохранением единства как отдельных государств, так и Европы в целом. Это предполагает новую концептуализацию самого понятия «регионализм» на современном этапе.

Проблема паритета глобальных, региональных и локальных тенденций характерна не только для всего миропространства, она все более выходит на первый план при обращении к современному состоянию отдельных стран, мультикультурность которых исторически обусловлена. Особенную актуальность эти вопросы приобретают в ситуации перехода или трансформации общественных отношений.

При анализе микроуровня мир-системы (в рамках одной страны) проблемы глобализации и регионализации могут быть интерпретированы в контексте проблемы единства страны, состоящей из множества не похожих друг на друга регионов, областей, национальных республик. Именно в таком ракурсе можно рассматривать ситуацию, сложившуюся в России последнего десятилетия.

Если обратиться к географическому пространству России, то становится очевидным, что мы имеем дело, по сути, с микромоделью мира: различия между отдельными составными частями Российской Федерации носят природно-географический, экономический и этнокультурный характер.

Само понятие регионализации РФ увязывают с постепенным перераспределением ответственности «от центра (федерального уровня власти) к региональному уровню и далее к местному самоуправлению, что сопровождается резким обострением противоречий между существующей организацией управления регионами и новыми требованиями к ней»¹⁰. Регион рассматривается как составная часть федерации как формы государственного устройства.

Рассматривая регионализм как систему административной децентрализации, можно было бы говорить об одной из форм территориально-административного деления государства, если бы не разгорающиеся каждый раз с новой силой баталии, связанные с болезненной проблемой «разграничения властных полномочий субъектов РФ», чреватых новыми «парадами суверенитетов». Именно представление о «независимости» региона от целого, связанное с использованием региональных ресурсов (от природных до производственных) и проблемами «власти», приводят к тому, что у слова «регионализм» сложилась явно негативная семантика, его нередко путают с «сепаратизмом», угрожающим распадом страны и утратой ее целостности.

В «Основных положениях региональной политики в Российской Федерации» (1996) практически отождествляются понятия «регион» и «субъект Федерации». Понимая под субъектом некое образование, чья деятельность направлена на изменение или развитие условий существования внутри большого федеративного государства, скорее акцентируются проблемы правового регулирования взаимоотношений «части» (субъекта Федерации — региона) и «целого» (российского государства). Современное административное деление России на области, республики, объединенные в федеральные округа с учетом сугубо административно-территориального основания, также обращает к пониманию региона как подсистеме хозяйствования и политического устройства, организованной на определенной территории.

В утвержденных Указом Президента РФ от 16 января 2017 г. № 13 Основах государственной политики регионального развития Российской Федерации на период до 2025 года наряду с понятием «регион» (территория в границах субъекта РФ) вводится понятие «макрорегион» (часть территории Российской Федерации, включающая в себя территории двух и более субъектов Российской Федерации, социально-экономические условия в пределах которой требуют выделения отдельных направлений, приоритетов, целей и задач социально-экономического развития при разработке и реализации документов стратегического планирования). Обе категории акцентируют прежде всего характер социально-экономических связей, определяющих роль субъекта Федерации как хозяйственного субъекта.

Если ранее макрорегионами называли Дальний Восток и Северный Кавказ, то в доработанной Минситерством экономики РФ «Стратегии пространственного развития» выделяются еще 12 макрорегионов и закрепляется представление об их экономической специализации¹¹.

Вариантом такого подхода является представление о регионе как о месте действия субъектов геополитики, связанном с геополитическими стратегиями развития мировых систем. В этом случае понятие «регион» не коррелирует ни с географическими, ни с политическими границами. Его рассматривают лишь в качестве «фактора ситуации»: «Регион понимается как центр действия и уравновешивания, где обстоятельства мира вовлекаются, дабы быть рационализированными в качестве фактора ситуации»¹².

Подобная «факторная» оценка, на наш взгляд, нивелирует представление о пространстве как о закрепленном на географической карте месте жизни конкретных людей и различных этнокультурных систем.

Понимание ценности природной среды для формирования определенного типа культуры, характерного для конкретной территории, заставляет искать новых подходов к исследованию региона и феномена регионализма. Наиболее плодотворными становятся междисциплинарные исследования, рассматривающие регион как систему, возникшую в результате взаимодействия различных сторон и условий общественной жизни на данной территории. Насущный характер приобретает осмысление специфики существования регионов, рассмотрение их связей с единым целым и друг с другом, понимание особенностей этнокультурного своеобразия, типа личности, форм самопроявления человека в определенных природно-географических условиях.

Такая трактовка лежит в основе концепций гуманитарной географии. Сфера гуманитарной географии, как ее определяют современные исследователи, находится в тесной связи с проблематикой культурологии. Так, Е. Ковалев пишет: «Понятие гуманитарной географии шире, чем социально-экономическая география, поскольку включает еще и политическую географию, этногеографию, географию культуры и культурных ландшафтов, географию религий, медицинскую и рекреационную географию»¹³. Это не только расширяет сферу собственно географических исследований, но позволяет обозначить одно из важных направлений целостного гуманитарного подхода к явлениям социальной жизни. Необходимость «гуманитарного», а точнее — «культурного», подхода к географической среде позволяет осознать регион как особое единство политических, социальных, культурных, этнических связей.

В то же время отметим, что проблема регионализации страны носит не столько административно-территориальный, сколько социально-культурный характер. Осмысляя различия регионов и отмечая общность их судьбы, мы тем самым можем приблизиться к новому пониманию, что есть Россия сегодня (и, возможно, найдем другие решения сложных и зачастую конфликтных ситуаций внутрироссийского развития).

Особое место при таком подходе занимает изучение регионообразующих факторов. Наряду с традиционными знаниями о географических и климатических условиях, изучением природных ресурсов, проблем демографии и заселенности определенных территорий, среди регионообразующих факторов все большее значение приобретают этнокультурные факторы, анализ культурных реалий, связанных с историческим прошлым, с одной стороны, и «вписанностью» региона в общий контекст развития страны и мира, с другой. Таким образом, в современной российской социокультурной ситуации актуальным становится рассмотрение проблем, связанных с регионализацией, в контексте развития культуры.

В нашей работе мы будем понимать регион как целостное геокультурное пространство, со своими природно-географическими и историко-культурными реалиями.

На протяжении достаточно длительного времени регион был объектом исследования в разных науках (географии, истории, этнологии, культурологии, политологии, социологии и др.). Сегодня возможности региональной аналитики видятся по-новому: внешние характеристики региона должны сочетаться с глубокой саморефлексией. Как отмечает В. Каганский, сегодня речь должна идти о региональной герменевтике, постижении культурных, идеологических и политических контекстов и смыслов, столь разнообразно представленных в современном мире.

Вероятно, мы находимся на пути осмысления региона как ценностной категории, где интерпретация региональной истории и современного бытия будут тесно связаны с личностью воспринимающего-интерпретатора, скорее переживающего и понимающего, нежели знающего и объясняющего. Погружение с культурно-историческую традицию должно дать исследователю возможность осознания глубинных основ исследуемого феномена, «выстраивание» фактов истории и современности должно привести к постижению «смыслов региона», а осознание системы ценностей разных исторических эпох может помочь в оценке своеобразия его развития.

В логике герменевтического анализа особое место занимает личность интерпретатора, его способность к реконструкции исторических реалий развития региона, его ценностных ориентиров, его способности быть «настроенным» на постижение смыслов и значений. Попытки такого подхода к описанию культуры существуют. Вспомним работы Г. Гачева, посвященные национальным образам мира. Попытка проникновения в инокультурную среду, стремление осознанно и рефлексивно отнестись к «образу» конкретной инокультуры, закрепленной в сознании современного россиянина, через воссоздание системы ценностей «другого мира», через его символы и знаки демонстрирует продуктивность такого анализа. Можно вспомнить и попытки другого рода (условно объединенные под названием «понять Россию»), где авторы различных национальных принадлежностей стремились «разгадать тайну» нашей страны (Д. Биллингтон, И. Берлин и др.). Опыты саморефлексии также хорошо известны: в трудах русских философов ХХ в. довольно детально рассматриваются онтологические проблемы России, делаются попытки понимания и осознания ее судьбы (см., напр., работы В. Соловьева, Н. Бердяева, С. Булгакова, П. Флоренского или работы современных авторов В. Кожинова, А. Панарина¹⁴).

Насущной проблемой современной науки видится необходимость осмысления локальных целостностей. И в том числе в логике предложенных в качестве возможных подходов герменевтики и «понимающей философии».

Сегодня мы находимся только в самом начале осмысления и апробации новых подходов в регионалистике. Реальные события, произошедшие на протяжении исторического развития отдельной страны или территории, причины, их обусловившие, артефакты, в которых воплотились те или иные идеи и т.п., давно и прочно стали объектами пристального изучения ученых. И если опыт описания инокультуры и или культуры страны в целом в литературе присутствует, то обращение к специфике отдельных регионов России находится в стадии становления.

В настоящее время стоит новая задача, используя накопленный опыт, применить его для анализа региональной проблематики в современной России. Сложность поставленной задачи усугубляется тем, что если национальные культурные общности, проживающие на территории Российской Федерации, в той или иной мере изучались, то регионы, особенно заселенные по преимуществу этнически русским населением целостному анализу практически не подвергались. Во многом это объясняется тем фактом, что «локальные историко-территориальные образования, обладающие ярко выраженной локальной специфичностью», всегда акцентировали «собственную принадлежность к российскому государству»¹⁵ и не воспринимались как нечто самодостаточное и обладающее самостоятельной ценностью. В то же время необходимость изучения отдельных составных частей России диктуется реалиями сегодняшней жизни.

Примечания

1

Широков Г.К. Облик будущего мира // Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме) / Отв. ред. А.И. Неклесса. — СПб: Алетейя, 2000. — С. 189.

2

См. подробнее: Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. Пер. с англ. — СПб.: «Университетская книга», 2001. — С. 208–226.

3

Цит. по опубликованному в Интернете докладу: Валлерстайн И. Глобальная культура: спасение, угроза или миф? — Доклад прочитан на конференции «Новые культурные образования в век транснациональной глобализации», Academia Sinica, Тайвань, 6–7 октября 2001 года. // http://old.politstudies.ru/universum/dossier/01/wall02.htm

4

Проблемы культуры для антиглобалистов, как нам кажется, находятся на периферии их размышлений. На первый план выходит обсуждение экономических реалий современного мира, связанных с долгами «стран третьего мира», их тотальным обнищанием, взаимоотношениями с транснациональными корпорациями и мировыми финансовыми институтами и пр. Особое место, в связи с выше перечисленными проблемами, занимает работа антиглобалистских неправительственных организаций, различных социальных движений.

5

См. подробнее: Зонова Т.В. От Европы государств к Европе регионов // Полис. — 1999. — № 5. — С.155–164.

6

Бусыгина И.М. Регионы Германии. — М.: РОСПЭН, 2000. — С. 4.

7

Большой энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1981. — С.1123.

8

Белова В.Л. Регионоведение. Регионообразующие факторы // Социально-гуманитарные знания. — 1999. — № 2. — С. 57.

9

Такой подход осуществлен, в частности, в работе И.М. Бусыгиной «Регионы Германии», посвященной проблеме «культурного федерализма» одной из европейских стран.

10

Попов А.В. Административно-территориальное управление и новая политическая роль регионов // Социально-гуманитарные знания. — 2000. — № 5. — С.259.

11

Россию делят на четырнадцать // Газета «Коммерсантъ». — 2018. — 28 августа. URL: https://www.kommersant.ru/doc/3724754

12

Казарян Л.Г. По ту сторону системы координат (мирополитические и мирохозяйственные процессы через призму западной геополитики) // Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме) / Отв. ред. А.И. Неклесса. — СПб: Алетейя, 2000. — С.122.

13

Ковалев Е.М. Гуманитарная география России. — М.: ЛА «Варяг», 1995. — С. 4.

14

Различные социально-политические ориентации исследователей могут служить еще одним доказательством сложности поднимаемых проблем и их тесной связью с личностью интерпретатора.

15

Косач Г. Оренбург: региональная мифология как фактор взаимоотношений с соседями // Реальность этнических мифов. / Под ред. А. Малашенко и М. Б. Олкотт; Моск. Центр Карнеги. — М.: Гендальф, 2000. — С.78.