Чертоги Волка. Шепот богов. Книга вторая

Ирина Юльевна Енц, 2023

Приключения Вереи и Божедара продолжаются. Теперь им предстоит спуститься на девятый уровень Капища Рода, чтобы спрятать Ключ, открывающий межгалактические Врата, ведущие на Прародину Великих Родов. Но племя Кащеев, пришедших на нашу Землю с Пекельных миров, хочет завладеть тайной Ключа. Верее придется мысленно вернуться в свою прошлую жизнь, чтобы вспомнить все таинства и ловушки, которые им предстоит пройти вместе с Божедаром. Враги организуют засаду, в которую герои попадают. Друзья приходят на помощь девушке, но врагам удается их перехитрить. И теперь, Верее придется вести Кащеев в святая-святых Рода и выдать тайну Капища. Но зло всегда поедает само себя, и уже никто не сможет остаться прежним после предстоящих испытаний.

Глава 2

Идти ночью по лесу было удовольствие еще то. Я не успевала удивляться, как дед Авдей, идущий впереди, мог вполне свободно ориентироваться без света. У него что, глаза, как у кошки? Но дурацкие мысли меня быстро оставили. Нужно было стараться не выпустить из вида его фигуру. Точнее, я старалась идти почти след в след за стариком, чтобы попросту не свернуть себе шею в темноте. По непонятной причине, Авдей отказался от фонаря, и разворчался на меня, когда я его включила. Сказал, что он его слепит и «не дает увидеть ориентиры». Что он имел ввиду под «ориентирами» в этой кромешной тьме, мне оставалось только догадываться. Да, к слову говоря, и с догадками у меня было не богато. Кстати, у Божедара подобный способ передвижения не вызвал ни возражений, ни, судя по его упругому шагу, каких бы то ни было неудобств. Выходило, что только одна я к кошачьей породе не относилась. Опять в голову полезли черте какие мысли на предмет, кто в темноте совсем ничего не видит. Ответ пришел быстро и вызвал некое недовольство собой. Конечно, кому было бы приятно считать себя курицей!? Утешал меня только Хукка. Изредка подбегал ко мне и пытался облизать мне руку. Может быть, чувствовал скорое расставание? Ведь если нам предстояло спуститься в подземелье, то собаку туда тянуть я не собиралась. Не место ему там было. Хукку я планировала отослать обратно с Авдеем. И пес, наверняка, предчувствовал это. Как бы он не был привержен мужскому полу в лице Божедара или того же Авдея, но меня он любил и хорошо понимал.

Мы прошли примерно около десяти километров, когда наш, несмотря на свой возраст, неутомимый проводник, вывел нас на какую-то полянку со стоящим почти по центру огромным камнем. То есть, это мне так показалось в потемках, что камнем. Подойдя поближе, в неверном свете звезд, я смогла рассмотреть (слово «рассмотреть» здесь не совсем подходило, правда) эту, высившуюся на фоне звездного неба, громадину. Это был не просто камень, это, насколько я могла понять, был дольмен. Само по себе, особого удивления это не вызвало. Подобных дольменов в наших краях можно было встретить множество. Просто, так близко от дома дольмены мне еще не попадались. Да и само место вызывало интерес. Диаметр полянки был не более двенадцати метров. Она имела почти правильную круглую форму. Вокруг, казавшиеся непреодолимой крепостной стеной, высились могучие ели. Из-под громадного гранитного камня с тихим журчанием, похожим на шепот лесной нимфы, вытекал небольшой ручеек. Создавалось ощущение, что ты попал в некую, надежно охраняемую крепость. На сердце было тихо и покойно. Какое-то умиротворение снисходило в этом месте на душу. Захотелось немедленно улечься навзничь с травинкой в зубах, и просто смотреть вверх на усыпанное яркими звездами небо.

Пока я оглядывалась да прислушивалась к своим ощущениям, Авдей скинул свою котомку на землю и решительно заявил:

— Вот тут и заночуем….

От нас возражений не последовало. Ночь перевалила за полночь и мой организм начинал мне намекать, что пора бы уже и прилечь. Мужчины отправились за дровами, а я достала из рюкзака небольшой топорик и принялась рубить лапник. Спать на голой земле осенью в лесу было бы неразумно. К тому времени, как на поляне вспыхнул огонек костра, я уже успела приготовить три вполне сносных спальных места. За работой сонное состояние слегка прошло, и я решила воспользоваться минутой передышки, чтобы поприставать к деду Авдею с вопросами, которые роились в моей голове с того самого момента, когда я узнала, что именно он является Хранителем Пути. Старик в это время прилаживал над костерком небольшой котелок, в который набрал воды из родника и сыпанул несколько щепотей сухой травы, которую достал из своего заплечного мешка. Над поляной сразу же стал расползаться ароматный дух тимьяна, отгоняющего всю нечисть, и дарящего покой и радость сердцу.

При свете костра поляна выглядела еще удивительнее. Словно мы и вправду очутились в небольшом зале с высокими стенами, потолком которого служил темно-синий, почти черный свод, усыпанный драгоценными каменьями звезд. Гранитные бока дольмена заросли плотным моховым покровом, напоминая усыпальницу какого-нибудь великаньего царя. Складывалось ощущение, что все: и сама поляна, и этот дольмен, когда-то были созданы руками человека. Скорее всего, так оно и было. Дольмены не ставили где попало.

Авдей делал вид, что ничего необычного не происходит, и что мы с ним, как в былые добрые времена просто отправились к дальнему болота за красным корнем. Вид имел спокойный, я бы даже сказала, благостный. И только изредка косился на нас с Божедаром, пряча в своей бороде лукавую усмешку. Наконец, собравшись с духом, я задала ему вопрос:

— И давно ты подвизался на этом поприще?

Старик попробовал прикинуться дурачком, удивленно вскинув свои лохматые седые брови.

— Какую такую службу, Вереюшка, ты имеешь ввиду?

Я усмехнулась.

— Слушай, дед, ты знаешь, я сама мастерица ткать всякое такое при необходимости. Но сейчас не время для твоих штучек. Ты не находишь? Там, куда мы идем, мне даже представить боязно, что нас ожидает. Так что не валяй дурака, рассказывай все, как есть. Думаю, для этого сейчас настало самое время.

Авдей слегка погрустнел, словно я оборвала его песню в самом начале, когда он только голос взял. Заговорил тихо, с легкой интонацией виноватости.

— Да как Айникки меня тогда застукала за подслушиванием, так и подвизался. Она тогда мне память мою немного приоткрыла. Мне враз стало понятно, чего это я всю жизнь маялся, искал ответы на разные вопросы, и не находил. А не находил, потому как, все ответы были во мне. В моих прошлых жизнях я всегда был служкой у Жрецов при Храмах. Провожал Посвященных до места их испытаний. Много, конечно, мне не открывали, но кое-что я все ж-таки знал. Но, когда вот его нашел на Плакучем, — он кивнул головой на Божедара, — начал еще что-то вспоминать. А потом уж ко мне Корнил пришел и все объяснил, что и к чему. Ну это было уже после того, как Алекся пропал, а потом нашелся. Так что, дочка, не гневись, ничего от тебя я особо-то и не скрывал. — Он посмотрел на меня прямо через пламя костра, словно бы прося прощения.

Я кивнула головой, мол, все понимаю, и задала ему следующий вопрос, который занимал меня необычайно.

— Скажи, а мой дед тоже… — Я попыталась подобрать слова, но у меня никак не выходило.

Авдей пришел мне на помощь.

— Ты хотела узнать, знал ли твой дед кем на самом деле была твой бабка Айникки? Конечно знал. Он не был Посвященным, но знал и принимал все, как должное. Он ведь тоже немало на своем веку повидал. Но память прошлых лет была закрыта для него. Сначала его это волновало, но затем он привык, и просто принял это. Но всю свою жизнь был бабке твоей надежной опорой и подмогой.

Я мысленно с облегчением выдохнула, не отдавая себе в этом отчет. А вслух, не удержавшись произнесла, больше для себя самой, чем для кого-то еще:

— Ну слава тебе… Хоть один нормальный в нашей семье все ж таки был…

Божедар, сидевший рядом со мной сдержанно фыркнул.

— Хочешь сказать, что мы все тут ненормальные, так?

Я слегка оторопела от его вопроса. Уставилась на него в недоумении, и заквакала, пытаясь оправдаться:

— Да я не это вовсе имела ввиду! Я хотела сказать, что мой дед, пожалуй, единственный, кто от меня ничего не скрывал!

Произнеся это, я поняла, что и дед скрывал от меня тайну Айникки, моей бабки. Получалось… Ерунда всякая получалась! Что толку сейчас сидеть и сожалеть о том, чего нельзя изменить или исправить?! И только тут заметила, как Божедар вместе с дедом едва заметно улыбаются, глядя, как я пытаюсь, вроде как, оправдаться. Махнула сердито на них рукой, и устроилась на одной их хвойных лежанок, свернувшись калачиком, и накрывшись собственной курткой с головой. Уснуть сразу не получилось, и я еще некоторое время слышала, как дед Авдей неторопливо, тихим голосом рассказывал Божедару для чего использовались дольмены нашими предками. Под тихое жужжание его голоса и потрескиванье дров в костре, я и заснула.

Запах дыма от костра щекотал мне ноздри, и, не сдержавшись, я громко чихнула. Володар, стоявший к нам спиной и лицом ко входу в Вороний дольмен, непроизвольно вздрогнул, и, быстро обернувшись, укоризненно глянул на меня из-под лохматых бровей. Божедар, стоявший со мной плечом к плечу, и внимательно наблюдавший за пассами, которые производил руками Волхв перед темным провалом дольмена, улыбнулся и озорно подмигнул мне. Володар почему-то всегда считал, что я являюсь каким-то бунтарем, все стараюсь проверить на собственный зуб, не доверяя ничьим поучениям и водительствам. Отчасти это было верно, но только отчасти. Я действительно ничего и никогда не принимала на веру, и всегда старалась докопаться до самой глубокой глубины, дойти до дальних далей¹, как любил говаривать сам Володар. Потупив глаза, я смиренно извинилась, что прервала Волхва посреди таинства.

— Прости, учитель… — Едва слышно прошептала я.

Старец только фыркнул, уверенный, что это была одна из моих проказ. Не оглядываясь, он продолжил занятие, выводя руками замысловатые узоры в воздухе. Через несколько минут, закончив, он сделал шаг в сторону, повернулся к нам лицом, и сделал приглашающий жест.

— Ну давай, Вереюшка, первая полезай… — И не без легкого ехидства, добавил. — И не вини меня, коль вместо облегчения, получишь головную боль.

Тяжело вздохнув, я глянула на Божедара. Тот ободряюще мне улыбнулся и едва пожал плечами. Мол, что поделаешь, с учителем не спорят. Я решительно шагнула к темному отверстию, и, присев на корточки полезла внутрь вперед ногами. А Володар продолжал нараспев говорить:

— Дольмены сии — есть суть наши здравницы. Которые расположены север-юг, те для лечения тела. На север лаз — хвори из человека вытягивает, потому как, энергия, которая через них проходит — есть энергия отрицания. А как боли из человека сей дольмен вытянет, то несут его соратники сразу же в дольмен, что выход имеет на юг. Там тело человека, уже лишенное недуга, новой энергией восполняется. — И чуть наклонившись к моей торчащей голове у самого входа, спросил. — Как чувствуешь себя, дщерь строптивая?

Я прислушалась к себе, и ощутила, как все мышцы мои расслабляются, голова начинает кружится, а глаза норовят закрыться. Спать захотелось с неимоверной силой. И заплетающимся языком, я пробормотала:

— Спать хочу, отче… Сил нет бороться…

И тут же услышала, как строгим голосом Володар обращается к моему другу:

— Вытягивай ее немедля… Иначе и вовсе сил лишится.

Я почувствовала, как сильные руки тянут меня волоком за плечи прочь из темного зева дольмена наружу, туда, где свежий воздух и дым костра. Я опять громко чихнула… И проснулась. Низко стоявшая над лесом луна, заливала голубоватым светом поляну. Костер почти погас. Только алые угли рдели под слоем пепла, вспыхивая от слабого дуновения ветерка. Стволы елей, окружающие поляну в свете луны казались черными стенами, будто выточенными из эбонита. Приподняв голову, я огляделась. Возле костра, на хвойном лапнике, спали Божедар рядом с Авдеем, и только Хукка поднял голову с лап, услышав, как я зашевелилась. Я чувствовала себя весьма странно, если не сказать, фантастично. Обе жизни моих сливались воедино, и было уже невозможно отличить сон от яви. Ёжась от холода, подбросила в костер дров, вылила из котелка, стоявшего у самого края костра, остатки чая в кружку, и отпила. Поморщилась от легкой горечи. Захотелось выпить просто воды. Стараясь ступать тихо, чтобы не разбудить мужчин, прошла к роднику, вытекающего из-под гранитного бока дольмена. Зачерпнула пригоршню воды и сделала несколько маленьких глотков. От холода заломило зубы, но вода была удивительно вкусной, чуть горьковатой, насыщенной привкусами осенних трав и немного хвои. Следующую пригоршню плеснула себе в лицо, что окончательно заставило меня пробудиться. Остатки сна, словно размокшая акварель расползались на туманные фрагменты в моей голове, оставляя лишь воспоминания о чем-то невероятно далеком, но очень значимом.

Как бы тихо я ни старалась двигаться, но видимо и этих, чуть шуршащих звуков, хватило, чтобы потревожить чуткий сон моих спутников. Вскоре все уже были на ногах. Закидали костер землей, а Авдей не поленился, и выложил это место кусками дерна. На мой удивленный взгляд, пробурчал не очень внятно:

— Мало ли…

Ох ты… Не слишком ли много в последнее время в моей жизни стало появляться этих «мало ли…»? Говорило это лишь о том, что моя жизнь превратилась из устойчивой, словно стоявший долго на приколе крейсер «Аврора», в некое утлое суденышко посреди океана, подверженного бесконечным штормам и ураганам. Ну что ж, что имеем то имеем. Берем на вытянутые руки и несем с песнями свою ношу вперед, продираясь через тернии.

Рассвет нас застал уже довольно далеко от поляны с дольменом. Чувствовала я себя вполне бодрой, несмотря на почти бессонную ночь. Хукка, радостно помахивая хвостом, носился большими кругами по лесу, попутно распугивая местную дичь заливистым лаем, словно стараясь напомнить людям, что он все же охотничья собака. Во время движения говорить было сложно, поэтому я все время пыталась мысленно связать воедино все произошедшие в последнее время события. Картина получалась занятной. А если еще прибавить к этому все те куски воспоминаний моей прошлой жизни, то, я бы сказала, даже пугающей.

Получалось, что что-то в прошлой жизни я не смогла довести до конца, поэтому снова и снова в мои руки попадал этот Ключ, снова и снова мне приходилось спускаться в подземелье, чтобы вернуть его на место. А значить это могло только одно: Кощеи каждый раз пытались его добыть. Только, вот кто его все время выволакивал наружу, было бы интересно узнать, да в глаза тому глянуть! И тут я вспомнила, что в прошлом, я сама его принесла Володару, а в этот раз его добыл Божедар. Оставалось только понять, за какой такой надобностью все это происходит опять и опять во всех моих жизнях. Я вдруг почувствовала себя дрессированным пони, который бегает и бегает по цирковой арене, совершая одни и те же действия, и никак не может вырваться из навязанного кем-то круга.

От внезапно пришедшей мысли, я даже остановилась. Вот она, где собака-то зарыта!!! Нужно понять суть всего происходящего, понять, ЧТО в действительности я должна сделать, чтобы разорвать кольцо повторяющихся событий. И только тогда, я смогу шагнуть на новую ступень. Шедший позади меня Божедар, чуть не налетел на меня. В его глазах сразу вспыхнул огонек беспокойства.

— Что случилось?

Я махнула рукой.

— Ничего не случилось, кроме того, что мы, точнее, я бегаем как дрессированная коняшка по арене цирка, каждую свою жизнь повторяя одно и тоже. И никак не могу ни остановиться, ни выйти из этого круга!

Божедар с недоумением посмотрел на меня. Он явно не понял, что я хотела сказать. Честно говоря, мне и самой это было пока не очень хорошо понятно. Эх, сейчас бы с Володаром поговорить! Да только, где ж его взять-то!

— Ладно, сейчас не самое удачное время для беседы. Вот на ночевку встанем, тогда и поговорим. Гляди, дед Авдей уже вперед упорол, и следа даже не видно. Пошли догонять…

И я торопливо направилась по тропе, которую так назвать можно было бы только в приступе буйного оптимизма. Наверное, для зверей, шастающих здесь, это и была тропа, но не для людей выше полутора метров. Ветви деревьев очень низко нависали над этой, с позволения сказать, тропинкой, а в ельниках она совсем становилась почти непроходимой. Все лицо у меня уже горело от уколов еловых иголок и клейкой паутины, когда мы наконец, под вечер добрались до небольшого ручья, звонко журчавшего по камням. К тому моменту, когда мы с Божедаром не без труда продрались сквозь мелкий ельник и оказались на берегу, поросшим густым ракитником, дед Авдей уже с удобствами расположился на старом пне, вытирая мокрое, только что вымытое лицо, чистой тряпицей, которую достал из своего заплечного мешка. Завидев нас, отплевывающихся и обмахивающихся руками от паутины, оптимистичным голосом, который я бы назвала издевательским, произнес:

— Чего-то вы еле двигаетесь, ребятушки… Так мы с вами еще долгонько добираться будем… Вот, завтрева по ручью этому пойдем, он нас к реке выведет, а уж река та и к Ладоге приведет. Такой будет наш маршрут.

Серые глаза глядели с неким лукавством, а вся его круглая физиономия сияла, как начищенный самовар, даже аккуратно подстриженная борода подпрыгивала в такт словам, когда он их произносил. Правда, с какой такой радости, я не очень хорошо понимала. Наверное поэтому, презрительно фыркнула в ответ, а Божедар неодобрительно глянув на меня, скроил деду виноватую мину, мол, прости нас, бестолочей. А старик, как ни в чем не бывало продолжил:

— Сегодня заночуем здесь. Здесь ровно одна треть пути до места. — Слово «место» он произнес со значением, чтобы было понятнее, какое место он имеет ввиду.

Я только головой покачала, и скинув карабин с рюкзаком на землю, отправилась собирать дрова. Делиться своими мыслями мне почему-то расхотелось. Да и самой еще было многое непонятно. Сидя вокруг костра, разговоры вели в основном мужчины, так, ни о чем. Дед вспоминал свою боевую молодость, прошедшую в этих краях, а Божедар внимательно слушал и изредка вставлял короткие фразы или вопросы, на которые Авдей охотно отвечал. Я с легким недоумением отметила, что как-то раньше не замечала от деда подобной говорливости. А может ему тоже, как и моему псу, не хватало мужской компании? А мне-то что, горемычной, делать? С кем душу в этой глуши отвести? На самом деле, я лукавила. Я была искренне рада, что мужчины, оба дорогие моему сердцу, нашли общий язык. А своими мыслями я пока ни с кем делиться не собиралась. А еще, внутри меня, где-то в районе солнечного сплетения, собирался какой-то мутный, словно сотканный из горького дыма костра, комок тревоги. С чего бы вдруг?

Чтобы избавиться от этого, еще пока неясного чувства, я попробовала подключиться к мужской беседе. Навострила ушки, и стала слушать. А Авдей разливался соловьем, описывая здешние места и всякие разные тайники, да партизанские схроны.

— Я тогда молодым совсем был, когда Финская-то началась. Всех стали потихоньку эвакуировать из наших мест дальше на Восток, а я вот остался, как и дед Вереи. — Кивнул он головой в мою сторону. — А уж когда фашист попер, там другая история пошла. Воевала в наших лесах 168-я стрелковая дивизия, и командовал ей тогда полковник Бондарев Андрей Леонтьевич. Ох и золотой мужик был, скажу я вам! Что бы не случилось, всегда он с шуточкой, с юморком. А уж потом, когда отступать стали, я с остатками той дивизии и ушел. Войска тогда форсировали Ладогу, на Валаам пробирались, чтоб, значит, отдышаться маленько, да с силой собраться. Я просился принять меня в дивизию, да не взяли. Сказали молодой шибко. Да, думаю, не в годах было дело. Пожалели меня. Так вот, переправляясь на этот самый Валаам, я впервые и увидел это… — Дед смотрел неотрывно на огонь, словно вновь оказавшись в том далеком военном году. Лицо его как-то сразу посуровело, черты стали более резкими, словно уже не родной дед Авдей сидел у костра, а суровый воин, только что вышедший из кровавой битвы. У меня по шкуре пробежал мороз. Как мало я еще, оказывается, знала о близких мне людях! А старик продолжил чуть глухим от волнения голосом. — Сначала наш баркас туманом затянуло. На Ладоге туманы часто случаются. Мы-то обрадовались, фрицу по нам через туман стрелять несподручно, не видно ж ничего. А потом… Потом, думаю, каждый из нас лучше бы в рукопашную с фашистом пошел, чем оказаться на тех баркасах. Туман все густел и густел, словно крахмал в киселе, стал клубами заворачиваться, словно кто его огромной ложкой размешивал откуда-то сверху. А дальше и того страшнее стало. Гул из-под воды, будто зверь какой невиданный, да огромный раненный орет. А вода вокруг баркасов так и забулькотила, словно суп в кастрюле на плите. И такой, знаешь, мелкой волной взялась, будто кто ту кастрюлю в руках трясет. И волны — не волны, а так, не пойми чего, рябь какая-то. На нас такая жуть напала. Несколько бойцов, помню, тогда даже в воду сиганули за борт, еле их выловили. Сколько сие длилось не скажу. Мне тогда небо с овчинку показалось. — Он отчаянно махнул рукой. — Да что там! И неба-то не видать было хоть бы и малого клочка. Одни сплошные клубы серые вокруг. В общем, как до острова-то добрались, я и припомнить не могу. Только помню, что ноги у меня трусились и держать не желали. Так, с горем пополам до монастыря и добрались. А после уж старцы нам обсказали, что гул этот — не такая уж и редкость здесь. И что еще со времен Петра первого, монахи царю челобитную писали, чтобы прислали каких мужей ученых, дабы они в этой истории разобрались, бо в рядах братьев домыслы всякие нехорошие на сей счет ходят, и умы православные смущают. Присылали сюда многие экспедиции, да и не мне тебе рассказывать о том. — Вдруг лукаво он глянул на Божедара. А потом уже серьезно продолжил. — Только проку чуть. Ничего не смогли найти, и пропали многие без следа. И только единожды, в истории монастыря был случай, когда один монах поплыл на лодочке на соседний остров. И как раз приключилась напасть эдакая. А вечером его лодку к берегу прибило, пустую. Его уж отпевать хотели, да сам на третий день явился, вроде как не в себе. И после этого у него дар пророческий открылся. Звали того монаха Авелем.

Рассказ Авдея так нас увлек, что мы даже забыли в костер подбрасывать. Опомнились только тогда, когда огонь почти совсем погас. Божедар поднялся, чтобы подкинуть дров. А я сидела, погрузившись в свои мысли, которые были весьма любопытными. Выходит, этот самый Авель тоже попал, как и Божедар в подземелья Великого Родового Капища, и Страж и ему память отшиб, а может и наоборот, вернул. Да так, что он даже пророчествовать стал. И тут даже к бабке не ходи, без Великих не обошлось! Хотела я с Авдеем поделиться своими догадками на этот счет, да вовремя заметила, как он сидит и клюет носом. Того и гляди, в костер свалится. Указав на него головой Божедару, я поднялась и помогла уложить старика поудобнее, прикрыв его своей курткой. Он еще что-то бормотал во сне, но уже невнятное. Только тогда я поняла, что и сама готова уснуть даже стоя. Расстояние, которое мы сегодня прошли было вполне себе ничего так, и отдых, конечно, требовался всем. Мы с Божедаром пристроились вместе у костра, накрывшись его курткой, одной на двоих. Он обнял меня и прижал поближе к себе, тихонько поцеловав меня в висок. Уже засыпая, я промурлыкала тихонько: «Хорошо с тобой, тепло…» На что он негромко засмеялся, и что-то мне ответил, только я, провалившись в тягучую дрему, уже не слышала, что именно он сказал.

Я не могла припомнить, что конкретно мне снилось. Только помнила, что что-то очень страшное. Проснулась с бешено колотящимся сердцем, а в ушах стоял шепот, постепенно переходящий в дикий вопль «беги, беги, беги!!!». То ли во сне, то ли наяву. Заполошно огляделась вокруг. Костер горел ровным оранжево-красным пламенем. Возле костра сидел Божедар, и смотрел на огонь. Увидев, что я проснулась, спокойно произнес:

— Охота началась. Нам надо уходить.

Он произнес это таким обычным, я бы сказала, будничным голосом, что я слегка опешила. Откуда он знает? А, главное, почему так спокоен? Видимо на моем лице явно читались эти мысли, потому что он усмехнулся, и проговорил фразу, которая, по его мнению, должна была мне все объяснить:

— Это уже было… — И уточнил, по-видимому считая, что так мне будет понятнее. — Так всегда бывает, когда Ключ уходит от них. Они не возьмут нас сразу, потому что знают, что мы все равно ничего не расскажем. А сам по себе Ключ им мало что дает. Им нужно, чтобы кто-то их довел до входа в Капище, открыл его и провел через все ловушки и лабиринты. Но они не знают главного. Только ты, дочь из рода Велеса, сможешь открыть Врата. Они считают, что смогут это сделать сами. Поэтому, они постараются нас выследить и пойти следом.

Не скажу, чтобы мне стало уж все очень понятно, но в целом, я была с ним согласна. Это диктовалось обычной логикой. Если, конечно, те самые «они» не были уж совсем дураками. А судя по тому, что я знала, или догадывалась, тупицами они все же не были. Я села на хвойной подстилке и протерла лицо руками, пытаясь избавиться от остатков сна. Посмотрела на спящего Авдея, сладко посапывающего под моей курткой. Мы не можем подвергать его такому риску. Ему еще Алексю растить, да и вообще, жалко было старика. Хотя, конечно, он был еще ого-го, и многим молодым мог дать форы, особенно вспоминая наши последние переходы, но, все-таки, возраст брал свое. А еще Хукка. Не думаю, что, почуяв преследование, он будет молчать. Наверняка, начнет кидаться на преследователей. Мало того, что выдаст наше месторасположение, так еще и пулю может словить. От этих граждан моно было ожидать чего угодно. И туда, куда мы собирались идти, собаке точно было не место. Хотя, наш путь мне и представлялся все еще чем-то нереальным, словно, мы играли в какую-то игру, наподобие казаков-разбойников.

Божедар проследил мой взгляд, и покачал головой.

— Ты права… Деда придется отсылать обратно вместе с псом. Дальше дорогу мы найдем сами. Вниз по ручью до реки, а там по берегу выйдем, куда надо. Я кое-что помню… — Потом, внимательно глянул на меня, и добавил. — Да и ты, наверное, тоже не все позабыла.

Я на мгновение прикрыла глаза, и вспомнила белую снежную равнину с выходом камней, низкие серые тучи над волнующимися водами Нево, и сливающаяся линия горизонта, соединяющая два мира — Прави и Яви. Да, я помнила. И это меня немного пугало. Но с Божедаром была полностью согласна. Только думала, что убедить старика уйти, нам так просто не удастся. Но это, как говорится, было уже делом техники.

Примечания

1

Дальняя даль — древняя Славяно-Арийская мера из пядевой системы измерения, которой определяли особенно большие расстояния. Одна дальняя даль на современном исчислении в километрах равнялась 518 074 264 845, 5 км.