Лошадь масти игреневой

Ирина Юльевна Енц, 2021

Приключения героев, начавшиеся в повести «Волчья песня», продолжаются. Еще где-то бродит в округе сбежавший бандит Игнат Астахов, сумевший уйти от наказания в прошлый раз. А тут у старушки Марии Афанасьевны кто-то украл знаменитые бриллиантовые серьги «Слезы Ангела». И Ольге, хочешь не хочешь, приходится заниматься расследованием. И никто не подозревал тогда, чем это может закончится и куда приведет наших героев. А еще старая цыганка рассказала Ольге о истинной сущности медальона, доставшегося нашей героине от призрака сбежавшей невесты Аграфены. И это сплеталось в тугой клубок загадок и приключений. И только верные друзья, Павел, лошадь Матильда, волчица Айра, своей любовью и преданностью помогут распутать этот клубок и найти отгадки всех тайн.

И помню старец из района

Сказал, как шапку взял подвысь:

— Коль из машины, иль вагона

Коня увидишь — поклонись…

(Расул Гамзатов)

Пролог

Зима выдалась лютая, злая. Осень долго не хотела уходить из тайги. Все отпугивала северные ветры своими листопадами. Все сдувала с речушек и стоячей воды в озерах раннюю наледь чуть теплым, оставшимся от лета ветерком. Вот зима и взлютовала. Налетела северными ветрами, запуржила, заморозила, засыпала снегом все тропинки и овраги. Не пройти ни зверю, ни человеку. Лес стоял притихший, испуганный такой неуемной силищей. Зверье все попряталось по норам и дуплам. Хорошо медведям, да барсукам. Завалился в глубокую, теплую, обложенную сухими листьями, нору — берлогу, и спи себе, посыпохивай, пока весеннее солнце снега не сгонит, морозы не упрячет обратно на север. А что остальным делать? Как перетерпеть свирепую злобу северных ураганов? Затихла тайга, напуганная снегами высокими. Замерла в ожидании какого-никакого послабления от беспощадных метелей.

Человек брел почти по пояс в снегу, низко наклоняя голову, стараясь защититься от порывов ледяного ветра, бросающего в лицо острые льдинки, смерзшихся в один комок, когда-то, пушистых снежинок. Глаза почти невозможно было открыть, чтобы как следует увидеть путь. Борода превратилась в ледяную бахрому и позвякивала при ходьбе. Он так брел уже несколько часов. Хоть бы встретить какой завал из старых деревьев, чтобы, пускай только, на несколько минут, укрыться от разгневанной Старухи-Зимы, открыть нормально глаза, осмотреться, куда это его занесло.

Сломанную лыжу он бросил там же в овраге, где наткнулся на вывороченный пень, заметенный глубоким снегом. А на вторую он сейчас опирался. Хоть какая-никакая помощь при ходьбе. Опять же, и яму поможет распознать впереди под слоем снега.

Он старался забраться в гущу леса, надеясь, что там, укрывшись за мощными стволами вековых сосен, сможет открыть глаза и поднять голову. Наконец мелкий березняк сменился на пушистый подлесок из молодых сосенок. И, вскоре, ему удалось опереться о могучий ствол дерева, встав, с подветренной стороны. Стянув зубами рукавицу, он провел ладонью по лицу и попытался немного оглядеться. Здесь, в крепи древних сосен, буран терял свою силу, не сумев справиться с мощью вековых деревьев. Даже злобным метелям эти великаны были не по зубам. Только в самых верхушках крон, вознесшихся высоко над землей, гудел ветер, стараясь пригнуть их могучие головы к земле, чтобы сломать, смирить, и сделать покорными своей воле. Но, сосны лишь поскрипывали под напорами ветра, как будто, усмехались в ответ на все его безуспешные попытки. Отчего, ветер сатанел еще сильнее, завывая в бессильной злобе.

Вдруг, в эти завывания и стоны влился еще один звук. Протяжный, бередящий душу, волчий вой. Человек огляделся, насколько позволяла пурга. Замерзшими негнущимися пальцами, стал неловко стягивать с плеча ремень карабина. Вой прекратился, потерявшись в завывании метели. Но, почему-то это совсем не успокаивало. Оторвавшись от ствола сосны, к которой стоял спиной, он сделал несколько шагов вперед, всматриваясь до рези в глазах в, вихрящийся клубами, снег. Ничего не увидев, вздохнул с облегчением. Только стал опускать ствол карабина вниз, как из белой кутерьмы, как призрак выплыла серая фигура волка. Это был огромный самец. Он замер изваянием перед человеком. А потом, вскинул вверх морду и завыл протяжно и тоскливо, будто оплакивая кого-то.