Весенних фресок многоцветье (сборник)

Ирина Щербина, 2018

В новую книгу Ирины Щербины «Весенних фресок многоцветье» вошли рассказы, разнообразные по тематике, характеру и эмоциональному настрою. Они, словно яркие живописные мазки, дополняют друг друга, сливаясь в единое красочное полотно, название которому – жизнь. Непростые судьбы героев книги никого не оставят равнодушным. Все рассказы воспринимаются свежо, с интересом и заставляют читателя примерять на себя описанные ситуации, остро чувствовать, размышлять, сопереживать.

© Щербина И.В., 2018

© Оформление ИПО «У Никитских ворот», 2018

* * *

В начале лета

В саду под высокой сучковатой яблоней приютилась коляска. Совсем новенькая, весело сверкающая никелированными колёсными спицами. Пора стоит чудесная, самое начало лета. Густые облака, несколько дней застилавшие небосклон, наконец-то расступаются и открывают нежное, акварельно прозрачное небо. Выглядывает солнце, и его лучи будто шутя в один миг проникают сквозь тёмные корявые ветви, блестящим фонтаном сыплются на новую, ещё не запылённую листву, на петляющие грунтовые дорожки, на шелковистую траву. Хорошо становится в саду, празднично. А вокруг всё такое молодое, свежее. Солнечные блики — непоседливые озорники и проказники, никак не желают угомониться. Они резвятся и играют, щедро разбрасывая зыбкие, ослепительно яркие пятна. Ах, не доведут эти игры до добра! Так и есть. Под яблоней слышится лёгкий шорох, а за ним и странное урчание. Ведь коляска-то не пуста. В ней лежит человек.

Человека зовут Никита, что означает «победитель». Но какой уж там победитель! Козявочка малая, да и только. Слабое беспомощное тельце кажется бледным, словно мелованная бумага. Загар ещё не лёг на тонкую сморщенную кожицу. Руки и ноги не слушаются своего хозяина. Тяжёлая, обрамлённая светлым пухом голова смешно запрокинута назад. Тонкие жилки вьются по вытянутому черепу голубыми ручейками. Приоткрытый слюнявый рот оголяет рыхлые беззубые дёсны. Разбуженный Никита несколько раз моргает и пытливо пялится на окружающий мир сонным, ничего не понимающим взглядом. Сладкая дрёма неспешно слетает с припухших век. Во влажных, слезящихся глазах, словно в двух зеркальных осколках, отражается всё многоцветие летнего дня. Никита в изумлении. И ведь действительно есть чему удивляться! Ещё недавно тёмный, унылый сад вмиг сказочно преображается и становится подобен волшебной пещере, наполненной грудами золота и драгоценных камней. Вот бы собрать всю эту роскошь, сгрести жадными ладонями, распихать по карманам! Но Никита ничего не знает о земных сокровищах, манящих кладах, несметных богатствах. Он просто нежится на солнышке. Окружающая красота так естественна, но полна неожиданностей, может быть, даже опасностей. Вот что-то лёгкое, светлое срывается с ветвистого орешника и порхает, мельтешит перед глазами. На секунду замирает и снова оживляется, подкрадывается совсем близко. Никита волнуется, морщит безбровое лицо и уже хочет заплакать. Невесомое существо пролетает мимо и скрывается за густым кустарником. Никита переводит дух. К сожалению, он ничего не знает о бабочках-капустницах, да и о бабочках вообще. Ещё миг — и снова сюрприз. Яблоневая ветка, та, что ближе всех наклонилась к коляске, вдруг вздрагивает от внезапного порыва ветра и шелестит охапкой кудряво закрученных листьев. Никита пугливо жмурится, потом приоткрывает один глаз. Постепенно любопытство вытесняет страх. Очень хочется сорвать ближайший листок, но неумелые пальцы хватают воздух. Ещё одна попытка, ещё и ещё. Наморщенный лоб покрывается потом. Наконец заветный лист крепко зажат в руке. Он оказывается прохладным. С одной стороны — гладким, с другой — мягким, ворсистым, покрытым выпуклыми прожилками. Никита удивлённо округляет глаза. Куда ни глянь, всюду сплошные странности. А сколько тайн, сколько загадок вокруг! Вот громкие незнакомые звуки наполняют весь сад:

— Кви-кви, — несётся откуда-то сверху.

Чей это голос? Никита вжимает голову в плечи, съёживается. Невидимый певец старается на славу. Ему вторит другой, не менее одарённый.

— Тью-тью, кви-кви-тью!

Вдруг — тишина, безмолвие. Никита тревожно вслушивается. Многоголосый гомон взрывает тенистые дебри. Это птицы. Но кто они такие — эти птицы?

Восьминогий скалолаз спускается с самой вершины яблони. Едва заметная паутинка натянута, как струна… Мохнатая закорючка ползёт по тёмной растрескавшейся коре… Шустрая букашка тащит неподъёмную соломинку… Никита ошеломлён. Зрачки расширены, ноздри раздуваются от волнения. Сонный разум не поспевает за бурной действительностью. А шальной ветер гудит в древесных кронах, тревожит зыбкую листву. И каждое дерево трепещет и дрожит по-своему. Соседская девочка хохочет, играя в мяч. Вдалеке рычит газонокосилка. Разнообразные звуки переплетаются между собой, сливаются и бурлят. Хочется ворваться в эту шумную вакханалию. Так хочется, что шея раздувается от натуги, неумелые губы корчатся в безмолвной судороге, несколько раз примеряются и снова отступают. Наконец язык занимает нужное положение.

— Гу-гу-гу, — несётся из коляски.

— У-у-у, — одобряюще вторит ветер.

Он успел облететь всю округу и собрать дивные запахи, гуляющие без всякого присмотра. Это ароматы скошенной травы, листвы и полевых цветов, дыхание сочного лета и ещё чего-то неведомого, но такого притягательного и влекущего. Никита счастлив, он смеётся. Солнце искрится на мокром подбородке. Взгляд скользит по бархатной щетине газона. У самого забора уже зацвёл душистый шиповник. За изгородью — поле, лес, река, соседние сёла, родной город. А ещё дальше — другие города, другие реки, леса, поля. Целый мир! Но для Никиты существует только то, что видится сейчас, в настоящий момент. Этот сад, эта яблоня и ещё женщина с тёплыми ласковыми руками. Кстати, где она? А, вот, совсем рядом. Стройная фигурка присела у клумбы, возится с рассадой.

— Мы-мы, — выводит Никита. Облизывает губы, смешно вытягивает и снова складывает их бантиком.

— Мы-ма, ма-ма, ма-ма!

Светловолосая женщина поворачивает голову, быстро подходит к коляске. Она понимает Никиту без слов и ещё — умеет улыбаться одними глазами.

— Ну вот, Никита Романович проснулся! Сейчас обедать будем. И погода сегодня отличная, и пюре наше давно готово…

Ловкие руки умело обтирают слюнявый рот, гладят по плечу. Погода великолепная. Никита лукаво щурится от удовольствия. Через весь сад несётся протяжное «ма-ма-ма-ма».

Нет, это не его мама. Никите Романовичу девяносто шесть лет. Он герой Великой Отечественной войны, кавалер ордена Красной Звезды, участник штурма Берлина. Он живой свидетель разных исторических эпох, потомок древних фамилий, автор многочисленных мемуаров, интереснейшая личность и кумир нескольких поколений. А ещё… А ещё — Никита ничего этого не знает. Инсульт разбил его тело, склероз отнял память. Этот щуплый старик пережил двух жён, бесчисленное количество переездов и ремонтов. Его дети выросли, отпрыски размножились и разлетелись по всему земному шару. Ухаживает за Никитой внучка Мария, по-домашнему Маруся или просто Мара. Ей сорок пять, и она совсем одна. Такой уж характер. Как говорится, одинока по жизни. И всё вроде бы давно устоялось, но пару лет назад свалился на неё, как снег на голову, парализованный Никита Романович. Заботиться о нём некому, все родственники заняты. Ну не сдавать же благородного предка в дом для престарелых. Такой почётный человек, да и семья приличная.

— Присосалась к инвалиду, как пиявка, — судачат злые языки. — Знаем мы таких бессребрениц! А персональная пенсия? Подарки ко Дню Победы? А квартира на Пречистенке? Загородная дача? Племянник из Америки деньги присылает, двоюродная сестра медикаменты бесплатные достаёт. Это всё не в счёт?

«Пустые сплетни», — думает Мара. Тонкие морщинки, словно солнечные лучики, таятся в уголках глаз.

Когда-то в детстве Маруся ужасно боялась своего заслуженного деда. Его парадный мундир, многочисленные орденские колодки и строгий голос вызывали первобытный, почти животный страх. Сейчас беззащитный Никита Романович — единственное близкое и дорогое существо на свете. Как хорошо, что закончилась зима и ветреная весна миновала. Начало лета — это ведь какое-то чудо!

Мара стоит рядом с блестящей новенькой коляской. Волнующее, доныне неведомое чувство бесконечной материнской нежности, подобно тёплому южному ветру, наполняет женскую душу любовью и покоем. Вдруг кажется, что время поворачивает вспять. Ещё чуть-чуть, и у подросшего Никитки прорежется первый зубик, отрастут волосики. Он встанет на шаткие неокрепшие ножки, сделает неуверенный шаг и побежит по извилистой садовой тропинке. Как жаль, что нельзя изменить неумолимые законы природы! Но маленькому человеку в инвалидной коляске это неведомо. Словно тонкий росток, тянется он к небесному свету и широко улыбается беззубым ртом. Никита знает, каждой клеточкой своего организма чувствует: всё только начинается. Впереди много тёплых ясных дней, впереди целое лето и целая жизнь. Жизнь долгая, бесконечная.

А ветвистая яблоня, давным-давно посаженная его заботливыми руками, радостно шумит над головой.

Она уже сбросила свой подвенечный цвет. Молодая завязь робко выглядывает из мягкой листвы. Каждый год эта яблоня родит прекрасные наливные яблоки. Они терпеливо ждут своего часа — крепнут, краснеют, наполняются медовым соком, наконец созревают и падают на рыхлую, согретую солнцем землю.