Третий сын. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть III

Ирина Фургал

Путешествие по рекам в дружеской компании было бы прекрасным! Но каждому из членов экспедиции готовит гибель мстительный пиратский маг. Мы не уверены, кто он, и не знаем ни минуты покоя, защищая наши жизни. А тут ещё Петрик Тихо требует немедленно возвращаться в столицу: якобы оставленным там родителям грозит беда. Нарушить королевский приказ и вернуться? Довериться человеку, у которого множество тайн именно от меня, от Миче Аги, лучшего друга?

ГЛАВА 3. ДЕВУШКА С ГРУШЕЙ

Однажды мы заночевали возле скалистого островка. Там был посёлок и маленькая пристань. Все мы уже собрались спать, когда обнаружили, что нет ни Кохи, ни Чикикуки. Что за дела такие? Оставив Терезку сторожить детей и котёнка, мы обошли деревеньку, вышли к лесу, покричали на опушке, пошарахались по прибрежным скалам, никого не нашли и вернулись на пристань. Там стояла Терезка и прямо подпрыгивала от возбуждения.

— Чего вы кричите? Машу, машу — не видите. Тут он, Кохи, вернулся. Такой чудной пришёл, рот до ушей…

— С чего бы это?

— Не знаю. Рот до ушей, глаза вот такие, — Терезка показала размер тазика. — Ни на что не отвечает, брык — и сразу спать.

— Устал, значит, — поняли мы и тоже отправились на боковую.

Ночью меня разбудила Чикикука. Она тыкалась мордочкой мне в лицо, ласкалась и мяукала. Она ещё и мяукает? Не знал. Рыжик, наш котёнок, видя такое дело, откуда—то издалека прыгнул мне прямо в рот. Хотел поиграть, а провалился в яму.

— Тьфу! — выплюнул я его. — Засилие зверья! Вам чего надо?

Видя, что я проснулся, Чикикука исполнила на моей груди дикий танец «растопчи его совсем». Рыжик гонялся за её хвостом, а я пытался схватить обоих.

— Тс—с! — шипел я. — Тс—с! Разбудите всех.

Чикикука распласталась на моей груди, обняла меня лапками, насколько смогла, сунула носик мне в ухо и заснула абсолютно счастливая, не смотря на то, что Рыжик активно хватал её за хвост. Подивившись, я тоже заснул, потому что была глубокая ночь.

— Миче, — наутро сказал мне Кохи. — Я видел её.

— Кого? — спросил я, зевая.

— Её, эту девушку, о которой я тебе говорил.

— О какой конкретно?

Кохи взглянул укоризненно.

— Которая мне снится. Однажды я уже её видел. В Някке ещё. Она разглядывала витрину снаружи, а я как раз торговал в твоём магазине.

— А я где был?

— А ты гадал кому—то, как всегда.

— А ты что сделал?

— А я выскочил на улицу, но её там не было. Я тебе не говорил, думал, что померещилось.

— А зачем ты выскочил? Решил, что тоже ей снишься? — подколол я Кохи, а он совершенно искренне вскричал:

— Да! Потому что она на меня вчера так смотрела!

— Где?

— Там! — Кохи махнул рукой в сторону деревни. — Миче, она здесь живёт — и я никуда не поеду. Я останусь тут.

И он ушёл, даже не позавтракав, и вернулся лишь после обеда. Мы были возмущены: где его носит? «Комарик» был единственным судном у пристани. Все остальные давно тронулись в путь.

— Её здесь нет, — сообщил мне Кохи и сел мимо скамьи.

— То есть, ты не остаёшься?

— А смысл? Я опросил всех. Зашёл в каждый дом. Никто никогда такой девушки не видел. Вчера я наткнулся на неё на базарчике. Она стояла и ела грушу. А я встал и смотрел на неё.

— Это невежливо, Кохи.

— Она тоже смотрела, — объяснил своё поведение Корк. — Ты бы видел, какие у неё глаза! А я вот так протянул руку…

— И отобрал у неё грушу…

Кохи обиделся и отвернулся.

— Эй, мальчики, вы будете стоять или займётесь якорем? — закричала Ната.

— Ну, Кохи, прости. Что ты сделал?

Он с готовностью меня простил и сказал:

— Я её потрогал.

— Грушу?

— С ума сошёл! Девушку.

Я так и ахнул. У меня прямо мозги дыбом встали. Как это так, на улице потрогать неизвестно чью девушку? А если она чья—то жена? А если кто—то видел, и папочка дома её побьёт, как мерзкий Ош? И за какую часть тела потрогал её Кохи? Я так его и спросил. Он попытался продемонстрировать, но я сказал, чтобы на мне он не показывал. Оказалось, всё было целомудренно. Кохи погладил девицу по руке и по щёчке.

— Теперь ты видишь, она не сон и не мерещится, — радовался Корк.

Меня взяло естественное любопытство.

— Девушка хоть красивая?

— Не знаю, — похвастался Кохи. — Но она хорошая и мягкая.

— Ой, мама! — схватился я за сердце. Надо спросить у Шу—Шу, всё ли в порядке с головушкой Кохи. Знаете, если по макушке треснут торшером, потом могут быть последствия.

— Что сделала девушка? — спросил я огорчённо. — Дала пощёчину?

— Нет. Протянула мне грушу.

— Ты взял и доел?

— Нет. Я опять её потрогал.

— Мама! Тебя оштрафуют! Кохи, так себя не ведут в общественном месте.

— Ведут, — возразил тот. — У неё волосы, как у Чикикуки шёрстка.

— А! Я помню. Глаза тоже Чикикукины.

— Да, — отстранённо подтвердил Кохи.

— И хвост. С рогами.

— Да, — твердил Корк, счастливо глядя куда—то внутрь себя.

— И усы, — изгалялся я.

— Да.

— Кохи, ау, очнись.

— Да — да.

— Может, это и есть Чикикука?

— Да. — Ну вообще он с ума сошёл.

— Это Рыжик, — сказал я.

— Да — да.

— О чём это он? — спросил Чудила. — Только и слышно: «да-да».

— Да, — улыбнулся Кохи.

Мы с Петриком переглянулись.

— Ната велела гнать вас помогать. Сто лет уже отчалить не можем.

— Да, — кивнул Корк и вдруг очнулся. — Да! Если она здесь проездом, надо её догонять.

— Кого? — поинтересовался Чудила.

— Не обращай на него внимания, — посоветовал я, но Кохи, к моему удивлению, не делал тайны из своей встречи.

— Девушку, — сказал он. — Я видел на базаре настоящую девушку, которая мне снилась.

— Он ощупал её, отобрал её грушу и съел, — наябедничал я.

— Ребята, вы оба всего лишь спятили, правда? — спросил Чудила.

— Я хотел купить ей ещё грушу, повернулся к прилавку, а она ушла. Как—то так быстро, как испарилась. Где она? Я искал её, — жаловался Кохи.

— До поздней ночи?

— Не знаю. Кажется, некоторое время я просто мечтал. Я не помню, где был.

— Миче, — зашептал мне в ухо Петрик, — давай, мы оставим его мечтать, а сами пойдём. Надо двигаться вперёд, вверх по речке, но надо же что—то для этого сделать.

Сделали уже всё без нас. «Комарик» бодро рассекал воды Някки, а Ната, сдвинув брови, выговаривала нам, что думает про наше поведение. Кстати, когда она так мило хмурится, делается такой смешной!

* * *

Но вот ещё такая странность на мою голову.

Мне очень не нравилось, как Воки Ловкач смотрел на Терезку. Невозможно было отделаться от ощущения, что он попросту попал под её чары. В этом нет ничего удивительного. В Някке в ту пору из всех красавиц и завидных невест купеческого сословия выделялись две — и обе они сейчас путешествовали с нами: Ната и Терезка. Не то странно, что Воки постоянно злился и раздражался на Хрота, успевшего завоевать сердце дочери Оша раньше. Это понятно: ревность и всё такое. Даже можно было понять, что из-за нехорошей этой любви доставалось и Кохи с Мадиной: Ловкач избегал сестру и отвратительно вёл себя с братом. Цедил сквозь зубы и косил глазами в сторону при необходимости разговора. Но он порой ТАК смотрел на Терезку, что я пугался. То казалось, что Воки и впрямь влюблён и страдает, то бросал вдруг на неё взгляд, полный такой лютой ненависти, что объяснить это было нечем. Терезка сама не замечала — Воки пялился ей в затылок. Но заметили Рики и Лёка.

— Что за дела? — прошептал мне на ухо мой очень младший брат. — Чего Воки таким злобным стал? Ты видел его глаза? Того и гляди сожрёт Терезку. То всё нормально, а то как зыркнет!

— Не любит она его, — вздохнул я.

— Ладно. Но Лале пришлось сделать ему замечание. А что он Кохи грубит? А что он на Хрота наорал?

— А ревнует, — развёл я руками. — Завидует.

— Ну, допустим. Только Лала пригрозила долбануть его шваброй, если это ещё повториться. Если мы дружим — то дружим все. А если ты, как дурак, втюрился в замужнюю, и даже в беременную даму, то нечего нам в глаза плохим настроением тыкать. И учти, Миче, Лала — она долбанёт. И шваброй может, и чем потяжелее.

— Ната её накажет.

— Ната слышала, хоть мы и подловили Воки одного. Сказала, что пусть долбанёт, она не против. Сказала, нечего грубить. И, если Ловкача мир не берёт, пусть его домой отправляется.

— Это правильно.

— В общем, если ещё раз — мы объявляем Воки бойкот и списываем на берег. Ты согласен? Если да — я всем скажу потихоньку.

— Я согласен, — кивнул я. — Но лучше мы Воки посадим в трюм, чтобы перед глазами был.

— Ты что, Миче? Зачем нам ТАКОЕ перед глазами?

Ну мог ли я сказать мальчишке, что мы с Лёкой подозреваем бывшего приятеля в очень серьезных вещах, причём, сами точно не знаем, в каких.

— Чтобы не донёс Коркам, где нас искать и как ловить, — сообразил ответить я. — Видишь ли, Рики, одни люди от влюблённости добрее становятся, а другие — злее и мстительнее.

— Хм! Это тебе кажется, что Воки только сейчас озверел, но я тебе говорю, он всегда таким был. Я его терпеть не могу, уж очень он непонятный. Я только тебе не говорил, что он мне не нравился. Что, я тебя нравоучать, что ли, буду? Но ты бы слышал, как он на Тиле орал, и на других ребят. Помнишь, тогда, на празднике, когда нас наградили после победы? Такой злой был! Если вокруг все радуются, то что орать-то?

— У меня другие сведения, — я сурово сдвинул брови. — Воки слёзы проливал. Когда учил тебя на роликах кататься, и ты упал с горы.

— Ага! — хлопнул в ладоши Рики. — Проболтался кто-то! Ну ладно. Ладно! Да, то орал, то проливал слёзы. Вот это-то и ненормально. Ты когда-нибудь видел, чтобы люди так себя вели?

Я усмехнулся про себя: видно, у Воки нервишки сдали. Что это он так сорвался? Не радовался нашей победе?

— Короче, бойкот, — объявил Рики. — Бойкот — и на берег.

— Бойкот, — подтвердил я. — Бойкот — и в трюм.

Но Воки по прозвищу Ловкач проявил все свои артистические способности и силу воли, едва почувствовал, что мы настроены решительно. Перестал грубить и хамить, и даже извинился перед Кохи. Но был с молодыми Корками хмур и неразговорчив. Настроение Воки портилось день ото дня, и это уже начало нас раздражать. Он всё больше уединялся, когда был свободен от работы. Всё чаще с ненавистью смотрел на Терезку, и Лёка иногда приставал ко мне с просьбой разрешить кунуть за это Ловкача головой в воду.

Наблюдая за Ловкачом, я пришёл к такой вот идее: не виноват ли Воки в том, что Терезка упала со сходен? Малёчек, с одной стороны утверждал, что вполне возможно, с другой не понимал, как такое мог проделать неволшебник. Никто не видел, чтобы Ловкач толкнул сходни или хотя бы топнул по доскам ногой. Кстати, также, как и на озёрах, и в Лесте, я не почувствовал того, что где-то рядом применили магию. Это странно, но, говорят, бывает.

Когда произошёл этот случай с Терезкой, мне пришлось удерживать Малька силой — а это не просто. Лёка так разозлился, что орал как никогда. Прямо скажем, он никогда не орёт — зачем ему? Своими длинными руками Лёка за моей спиной пытался схватить Ловкача. Но тот рыдал настоящими слезами, утверждая, что если и при чём, то самую малость и не нарочно, и сам не знает, что такого сделал. Лала и Рики презрительно фыркали, Хрот пребывал в потрясении, и его больше интересовало состояние жены, чем рыдания Воки. Остальных, кстати — тоже. Плаксивое заявление Ловкача о том, что ведь рядом был Кохи, мы вообще пропустили мимо ушей. Кохи-то при чём? В тот момент, как упала Терезка, он потянулся погладить Чикикуку и тоже чуть не упал. Сама Терезка хохотала над своим испугом, над нашим ужасом, над гневом Малька и рыданиями этого чёрта. Она насмехалась над собственной неуклюжестью, и так искренне считала, что виновата сама, что даже я поверил и сказал, что главное, что всё обошлось. Прямо обвинить Воки было не в чем. Лёка просто дал выход своему раздражению, потому что из-за давних подозрений, решил, что это он помог Терезке упасть. Воки действительно стоял чересчур близко.

Воки был замечен на кухне незадолго до того, как туда вошла Терезка, и прямо перед ней взорвалась такая интересная кастрюлька, скороварка, в которой внутри большое давление, пар и кипяток. Терезка не пострадала только потому, что в тот самый момент резко сменила курс, заметив на столике банку с солёными огурцами. От неожиданности Терезка уронила и разбила банку. И так была огорчена этой потерей, что даже не очень испугалась взрыва. Небольшим ожогам на плече она не придала значения. Вот счастливый характер! И снова никто ничего не мог сказать в адрес Воки. Ну, заходил в кухню — и что? Он не упустил случая напомнить, кстати, что ведь это Кохи, как дежурный, нынче готовил ужин в скороварке. Малёк, однако, просто из себя выходил и выговаривал мне, что это я не даю пристукнуть негодяя и клеветника.

— Лёка, — уговаривал я. — Доказательств нет. Да и подумай, пожалуйста: Терезка беременна. Ни у кого не поднимется рука навредить будущей матери, нет-нет. Таких людей не бывает.

— Да сплошь и рядом, наивный ты наш! Это у тебя не поднимется, Миче. А у Воки рука поднялась на нашего очень младшего брата.

Ну да. Поднялась. Я стал думать, что у Воки поднимется рука. Хотя это в голове не укладывалось.

Гнев светлой Эи, любящей детей и внуков, будет страшным для того, кто обидит беременную женщину. Тем более, причинит ей вред.

Если Воки подкупило старшее поколение Корков, то могу сказать, что их ждёт далеко не удачное будущее.