Муха на ветровом стекле

Ирина Солодченко

Главный герой – обычный украинец, переживающий кризис среднего возраста. Рожденный и воспитанный в СССР, он пытается найти ответы на волнующие его вопросы – как он дошел до жизни такой и что мешает жить так, как он хочет? Как найти себя? Возможно ли исправить ошибки молодости? Красной нитью сквозь роман проходит тема автостопа. Что за люди эти автостопщики? Кто-то их считает халявщиками, кто-то наоборот, романтиками. В романе "Муха на ветровом стекле" – взгляд на эту тему изнутри.

There are flies on the windscreen

For a start

Reminding us

We could be torn apart

Tonight

Depeche Mode

Часть первая. С бубной под углом в 30 градусов

Мрачный коридор казался бесконечным. Многочисленные ответвления во всяческие подсобки и глухие тупики требовали немедленного исследования, прощупывания, вынюхивания, вглядывания и прослушивания. Тусклый свет от засиженных мухами редких лампочек не обеспечивал полной видимости, и особенно настораживала застывшая вязкая тишина, витающая в бесконечных закоулках. Безмолвие — отнюдь не признак безопасности. Привычные звуки успокаивают, в то время как абсолютное затишье нагнетает чувство тревоги. Раньше он думал, что спящие собаки подымают ухо, реагируя на непривычные звуки, но теперь, когда сам стал сторожевым псом, точно знает, что таким образом животные стараются лишний раз удостовериться, что вокруг — все как всегда.

Вроде и магазинчик небольшой, но по количеству мелких помещений похож на соты в улье. Попробуй за всем уследи. И как всякий новичок, он старался ничего не пропустить: усердно дергал ручки дверей, заглядывал во все углы, подсобки, изгибы, извилины и загогулины, стараясь учуять незнакомые запахи.

Охранник — вторая по распространенности после менеджера профессия в Украине. На каждое здание требуется сторож, и даже пересічні громадяни нередко усаживают консьержек у входа в свои облупленные подъезды. В бытность поиска работы ему как-то предложили посидеть рядом с такой подъездной теткой в качестве секьюрити. Он тогда еще удивился: типа, не многовато ли двоих на одно рабочее место? Но ему популярно объяснили, что мордовороты обычно говорить не научены, и лучше эти функции разделить. Ему терпеливо растолковали, что он не такой уж и барбос, и из этой пары вакансий может претендовать разве что на позицию консьержа, которая, кстати, не совсем и вакантная, а точнее — совсем не вакантная.

Привычка тщательнейшим образом заглядывать во все углы появилась с тех пор, как пару недель назад он обнаружил в одном из этих гребаных закоулков бомжа. Мужик лет пятидесяти (а может и меньше, кто знает?) разлегся, забившись под батарею в подсобке второго этажа. И не таким уж помойным выглядел тот апатрид. Вполне возможно это был начинающий бездомный. Но на улице свирепствовал жуткий мороз, и бомжара, которому каким-то чудом посчастливилось незаметно пробраться в подсобку, находился на верху блаженства. На какое-то мгновение стало даже жаль чувака, но от мысли, что кто-то узнает о постороннем на охраняемой территории, волосы зашевелились на голове… Немедленное увольнение с волчьим билетом.

Обормот все еще лежал под батареей, не ведая, что через считанные минуты ему придется снова рысачить на собачьем холоде в поисках другого пристанища. Блеклый свет от грязной лампочки давал возможность рассмотреть пятидневную щетину и крупные бордовые прожилки на лице, давно нестиранные ватные штаны и вытянутый, когда-то лилового цвета вязаный свитер. Рядом валялись небрежно брошенная черная стеганая куртка и аккуратно приставленная к стене клетчатая сумка. Мужик нагло похрапывал, наслаждаясь теплом…

Брезгливо дотронувшись носком кожаного ботинка до кудрявой, давно немытой головы, охранник тут же отпрянул в сторону. Но тело и не думало шевелиться. Мелькнувшая было мысль позвать кого-то на помощь, сразу же отлетела в космос… Лучше провести операцию без свидетелей.

И тут непрошенный гость по-армейски резко вскочил, выпрямившись во весь свой почти двухметровый рост.

— Мужик, ты… это… Ты того… Давай… Не безобразничай… — протянул охранник, испуганно отступив к стене.

А бичара тупо смотрел своими сонными черными глазами куда-то вдаль, постепенно осознавая, что лафа позади, и не за горами суровые бомжацкие будни на двадцатиградусном морозе. Пришлось даже подождать, пока до верзилы дойдет реальность происходящего. Накалять обстановку не в общих интересах. Все надо решать быстро, мирно и бесшумно. Тут одна проблема: как вывести чудака вне поля зрения камер? В голове зароились всевозможные идеи… Если поднять гвалт, тогда он сдаст предыдущую смену, не выловившую постороннего перед закрытием. Сделать все по-тихому — подставить себя…

— Мужик, ты как сюда пробрался? — спросил шепотом, ненавидя себя за предательски трусливую хрипоту в горле.

— А ти… хто? — выдохнул бомж скорей удивленно.

— Охранник я…Ты давай… Ты того… Как сюда зашел, так и выходи… Понял?

— Поняв… Чого ж не поняв?…

И как бы спохватившись, мужик на что-то надеясь жалобно проскулил:

— А можна до ранку? Я тихесенько…

— Нет…

Картина — не маслом, а кизяком писанная: гулливер униженно просит шибздика о невозможном…

— Ты давай… Иди откуда пришел… Чтоб никто не видел… А то будет и тебе, и мне…

Бомж нехотя натянул на себя свою замасленную куртку и привычно-жалостливо захныкал:

— Холодрига на вулиці… Я тут тихенько… Пиздець там, захворію я…

— Нельзя, мужик… Ты того… Иди, давай…

Черт… Три месяца в охране, а уже такая деградация. Мало что заладил «мужика», еще и тыкает незнакомому человеку… Хотя… Тут не до этикета.

Наконец до бродяги дошло, что судьба неумолима, и, подхватив свою огромную клеенчатую сумку, он уверенно зашагал коридорными либирингами прямехонько к задней двери, выходившей во внутренний дворик.

Перед тем как шагнуть в белую мглу, бомж немного потоптался напоследок, и уже ни на что не надеясь, а больше для проформы пискливо-сострадательно прогундосил:

— Я тут посиджу до ранку… До вокзалу далеко… Змерзну…

— Нельзя, мужик… Иди с Богом… Скажи спасибо, что милицию не вызвал…

И решительно закрыв двери на замок, охранник с облегчением вздохнул и продолжил обход помещений. Деловито подергал ручки на дверях и преувеличенно внимательно осмотрел печати и пломбы, исправность охранно-пожарной сигнализации, видеонаблюдения. Потом со значением проверил наличие средств пожаротушения в подсобном помещении…

Но что-то не давало покоя… Что-то засело занозой в мозгу и заставляло оглядываться украдкой по сторонам. Стараясь отмахнуться от этой занозы, охранник еще более тщательно подергал ручки, еще внимательней вгляделся в темные закоулки.

И вдруг, сорвавшись с места в карьер, метнулся к задней двери и выглянул в окно.

На улице вьюжила пурга. Снег кружился в воздухе, струился поземкой на сером асфальте… Крыльцо пустовало, и только еле видимые следы от огромных ботинок вели за угол здания. Подождав минут пять пока метель окончательно не замела отпечатки чужих ног, он неспешно побрел в сторону подсобки. В голове крутилось: «Ничего… Куртка теплей моей… Пробьется… А если что… Я не при делах… Вон сколько в селах заброшенных хат. Посади огородик и будет тебе еда и жилье. Так нет… Бродяжничать — лучше… Спать под заборами им веселей!».

…. Утром охранник сдал свою смену, а в журнале твердой рукой записал: «Дежурство прошло без происшествий». Это был риск. Возможно, камеры зафиксировали его проступок. Но он не мог поступить иначе. По инструкции следовало немедленно вызвать службу безопасности, а это было чревато еще худшими последствиями. «Проникновение на территорию частной собственности». В данном случае он поступил достаточно благородно. Вся его вина только в том, что он тыкал бомжу и называл его мужиком. Но это скорее провинность, и на грех не тянет.

Не хватало потерять работу из-за… из-за… из-за… неизвестно кого!..

А ему сейчас очень нужна эта работа.

И было бы тупо терять ее из-за какого-то бродяги.

1

Вся жизнь — как несколько тусклых вспышек. Невозможно представить свое существование как единое целое, как нечто более-менее связное. Жизнь — как песня, слова в которых он никогда не различал. Всегда считал, что любая песня — это только мелодия с невнятным набором слов. Также и бытие его представляло сплошной монотонный фон с некоторыми вкраплениями матовых озарений. Детали жизненных перипетий если и вспоминались, то только в том случае, когда они попадали в зону вспышек. И тогда с некоторой долей уверенности можно было сказать: «Да… Что-то припоминаю…». А не забывался только последний год. Все остальное складывалось в архив, укладывалось надежно на пыльную полку памяти и доставалось оттуда крайне редко.

Сегодня 23 февраля 2012 года. Посреди каптерки — накрытый всякими яствами стол, который женская половина магазина устроила в качестве презента. На штат в 50 сотрудников — мужиков всего-то десяток: 4 охранника, два грузчика и пара-тройка водителей. Кассирши, бухгалтерши, уборщицы, руководство — все сплошь бабье, если называть вещи своими именами. И это бабье завалило праздничный стол мерзкими майонезными салатами.

Однообразный гул витает в небольшом душном помещении… Завскладом Зоя Корытченко торжественно вносит на овальном расписном блюде жирнющего печеного гуся. Народ одобрительно загудел, а у него зубы заломило от этой каждый год повторяющейся тоски… Меняется только антураж, а не суть происходящего. Прошлогодний «мужской» день проистекал в офисе: как бы в другой обстановке, но с тем же унылым наполнением и содержанием. Разве что побольше деликатесов на праздничном столе, а так — все то же самое. Те же бодряцкие поздравления в духе: «… мы за вашими спинами хотели бы укрыться, да не всегда получается, но мы все еще, несмотря ни на что, не оставляем надежды..» и т. д. и т. п. Вот это «несмотря ни на что», кстати, и напрягало. Если не тренькнет какая «несмотря ни на что», так выдержит ТАКУЮ паузу и ТАК про это подумает, что на потолке огненными буквами загорается: НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО…

Хотя в торговле, надо признать, публика, конечно, попроще, и празднества тут легко сливаются с очередными попойками. Поэтому пока память не стерла прошлогодний 23 февраля (а завтра она уж точно забросит его в архив рядом с другим барахлом), то можно с удовлетворением отметить плавное скольжение вниз по служебной лестнице. Объявив себя downshifter-ом, он с удовольствием катится по наклонной под комфортным для себя углом 30 градусов. И результат — налицо: если год назад «несмотря ни на что» ворковали костлявые блондинки, шелестя шелковыми брючными костюмами на фоне светлого чистого офиса с огромными пластиковыми окнами, то сегодня — любо-дорого поглядеть. Ныне пресловутое «несмотря ни на что» гундосят румяные толстухи, матерком сопровождающими свою речь и считающие его завидным «женихом». В то время как офисных худышек разве что приятной внешностью удавалось затянуть в свои сети, а не разгильдяйством, чтобы не сказать хуже.

А наружностью Бог не обидел. Пацанячья кликуха — Лорд. Хотя… был ли вообще теперешний охранник затрапезного магазинчика пацаном? Походу так и родился небритым, в просторном офисе с пластиковыми окнами 23 февраля 2011 года с худосочными девицами в роли акушерок.

После полстакана водки воспоминания резко пододвигаются к дверям ментального хранилища… Вот старший администратор торгового зала Валя. Очень пытаясь пондравиться, Валяподчеркнуто заботливо подкладывает в его тарелку оливье… Толстуха давно стреляет заплывшими мигалками… Заполучить внимание такого красавчега, да еще и образованного — престиж…

Но кругом все такое же банальное, как и оливье. Валя еще не знает, что он — Лорд. А Лорды не жрут майонезные салаты.

— Bitte leiten Sie mir das Brot.

Недалеко развитая администраторша выпучила глаза.

— Пардон, нынче я говорю на немецком, — пришлось объяснить. — Как в семье Ленина.

— Ты знаешь немецкий?

— А у меня жена немка.

Валины глаза медленно превращаются в тарелки.

— А что здесь удивительного? — бросил устало, как само собой разумеющееся. — Сейчас у всех жены — немки…

Пока соседка по застолью приходит в себя, есть возможность поразмышлять, откуда он такой взялся. Родители родом из украинского села, но мама, что называется — тонкая кость, да и отца Бог не обидел внешними данными. Прабабушка по материнской линии была реальная немка из переселенцев, и сын ее «имел светлую голову», как гордо выражалась мама. Дед считал в уме все зерно на току, удерживая цифры в своей золотой голове. А бабка — вообще отдельная история… Первая красавица на селе, но с хозяйственными навычками обратно пропорциональными своей beauty… Совершенно не приспособленная к сельской жизни, она хозяйка была никакая, зато сельские хлопцы ей проходу не давали. По папиной линии он унаследовал верхнеднепровско-ильменский антропологический тип из Великого Княжества Литовского.

Вот только Лордом его давно никто не называл… Разве что друг детства Толяныч иногда… Да и то саркастически…

… Эх… Сегодняшний день никак не войдет в зону вспышки. Ведь озаряются обычно какие-то глобальные перемены. Ну там свадьба, рождение детей, развод, переезд, смена работы. К тому же он катится по наклонной, вот в чем дело. А нельзя так сразу — из князи в грязи. Надо постепенно, мало-помалу привыкать к новому состоянию. Кстати, свадьбы с юбилеями всегда казались какими-то бабскими достижениями… Для нормального мужика вся эта лабуда — только фон. А для него почему-то эти события являются эпическими. И когда вся эта философия вырисовалась в голове, тогда мозг и выдал эту самую пресловутую наклонную. Угол падения высчитал сам и теперь ждал, чем все закончится.

… Наклонная — трагедия для семьи («с ума сошел, дурак? сам ушел? не выгнали? а кто будет оплачивать счета? как теперь жить будем?»), а для него этот шаг сродни выходу в космос. Хотя супруга, безусловно, права насчет газа, воды и отопления. Счета душат за горло… Между прочим, Толяныч (друг детства и рьяный поклонник теории неорабства), считает, что таким образом народ держат в неволе, и в недалеком будущем подавляющее число жителей Украины станут арендаторами. «Это при Советах вы худо-бедно нахватались жилья, а почитай классиков: почти все горожане снимали жилье у собственников. По статистике сейчас в Киеве каждая 10 квартира покупается в целях последующей сдачи в аренду».

Отлично… Есть бабло — покупаешь недвижимость и живешь в свое удовольствие. А народ загоняют в финансовую кабалу, навязывая так называемые «стандарты общества», на которые ты пытаешься заработать, а в реале — это бег по кругу. Твои родители тянутся из последних сил, оплачивая твое обучение и лечение только для того, чтобы впихнуть тебя в эту систему. Попутно с детского сада идет обработка мозгов: кто побогаче — вундеркинды, а бедные — сами виноваты. Через книги, телевидение тебе впаривают т. н. систему ценностей. «Посмотри, — говорит Толяныч, — уже никто не возмущается, что на телевидении крутятся миллионы. Этот ведущий — миллионер, потому что он самородок, а не потому что как попка повторяет то, что ему шепчут в микрофон. Расслоение — огромное, но пиплам впаривают, что это норма. Ты, главное, работай и оплачивай счета. А это и есть неорабство. Если вертишься вместе с нами, ты — винтик, ты — наш. Ты заводишь семью, платишь по счетам деньги, которые через цепочку посредников ведут к обогащению миллионеров, и рождаешь новые винтики. Классовое разделение общества никуда не делось. Оно трансформировалось. Появились новые рабовладельцы и новые рабы. Впереди окончательное формирование нового рабовладельческого строя и предпосылки этому налицо». Такая вот у Толяныча пессимистическая теория.

Хотя квартира — это да… Единственная недвижимость. Наследства — то недолет, то перелет. Как-то так случилось, что все загребли под себя более предприимчивые родственнички. Да и не родственнички тоже. Были дома, депозиты, жилплощадь, но все пролетело как фанера над Парижем. Теща решила, что выбив на заводе двухкомнатную квартиру, в которой они сейчас обитают, она сделала все возможное и вложила остальное семейное добро в свою младшую дочь Ленку от первого брака. А это ни много ни мало — шикарный двухэтажный дом, какие-то квартиры одиноких теть и зажившихся на белом свете двоюродных прабабушек. А Ленка была бездетной, сильно болела, а потом сошлась с каким-то мутным чувачком Вовой Изотькой и пару лет назад отошла в мир иной. То есть, Вова оказался не дурак, вовремя просек ситуацию и весьма удачно унаследовал все, что несколько чуждых ему поколений наживали веками. Получается, что несколько родов и колен жили и трудились ради пройдохи Изотьки. Вот такая была теща, Господи-прости-земля-ей-пухом.

А батьківщину жены прибрала к рукам земельная мафия. Хата в центре города долгое время пустовала, и теща все собиралась ее продать, но руки не доходили. А тут еще и соседка осталась одна: родители умерли, а дочь вышла замуж и съехала. И эту соседку вычислил Вася Морозов со своей дочкой-нотариусом Олесей Васильевной. И Вася угрозами вынудил бедную женщину продать дом за бесценок. Со временем Вася накинул глаз и на сопредельный участок и принялся обрабатывать тещу. А та ссылалась на брата-совладельца, с которым она не разговаривала лет 30 из-за этой хаты. И тогда тещу, как старшую дружку, усадили в машину, и она указала черным риэлторам дорогу. И пока брата обрабатывали, старуха просто сидела в машине и ждала. Естественно никаких денег теща при жизни не увидела. Все прокручивалось втихаря, и вскорости жертва черных риэлторов померла от депрессии, успев перед смертью прошептать дочке про свои злоключения. И судя по одноклассникам, у Васи все отлично. Гром его не разразил, жив-здоров, живет в Ялте и жрет шашлыки.

… — А я на выходных сбегала с утреца на базар, — щебечет Валя недавно принятой носатой кассирше. — Да, на тот базар… На Северный… Купила картошечки, морковки, курочку желтенькую, домашнюю. А тут меня кто-то за рукав — дерг! Смотрю — Милка. Работали вместе на радиозаводе. Такая цаца стала! В норковом манто! Вышла замуж, и так гордо: мой муж то, мой муж се, мой муж не любит то, мой муж не любит се. А еще недавно с дырками на локтях ходила… Да… Потом прибежала домой, сварила супчик. Положила туда картошечки, морковку, зажарочку сделала. Поела… А тут звонок! В дверь… Да, пришел Лешка, а я ему — хоп! Супчик и пюрешку с курочкой. Он поел, говорит: «Моя такого никогда не приготовит». Ой, она у него такая грязнуля, вечно голодный ходит. Да… я ему пуговку пришила, а потом говорю: в следующий раз пусть тебе ТВОЯ пришивает! А то, как пожрать — так ко мне, а как с командировки, так сразу домой.

Интересно, что в офисах больше холостячек, чем тут, в низах. «Offices full of single girls in their thirties — fine physical specimens…But they just can't seem to hold down a chap». Видимо, трудящиеся массы как-то лучше приспосабливаются к реалиям жизни, более практичны, что ли. Может, потому что принципов поменьше?

…Недавно пытался высчитать по времени, когда же уже, наконец, дно этой проклятой пропасти. Брал по катету сантиметр в год, но просчитался в гипотенузе. Хотя, если одумается, то вверх ползти гораздо сложнее, потому как треугольник-то скользкий, слегка маслом смазанный. Можно, конечно, выцарапать зазубрины или кошки нацепить, а сверху вдруг и веревку кто кинет… Но нет. Пока он в ожидании знака свыше. Неясного, невразумительного намека от судьбы… Что-то та будет… Кто-то или что-то подскажет в каком направлении двигаться дальше…

Потому что сегодняшнее существование не имеет никакого смысла.

Пока еще помнишь этот год, так опять же… Вспоминать-то особо и нечего…. С женой не ссорились, а просто перешли в параллельное сожительство, сопровождаемое непонятным поведением дочери. Девке недавно исполнилось 22. Внешне — вылитая мать: невысокая, ширококостная, пухлая и мало чему удивляющаяся…

Хлопнул еще полстакана водки, и Валя показалась даже милой. Неужели спивается? Тихо выскользнув из-за стола, направился к выходу.

Во внутреннем дворике легче обдумать мелькнувшую мысль «зачем так жить, если все скоро забудется». А на улице — стужа холодная… Небо, покрытое серыми кляксами облаков, угрожало свалиться прямо на голову… Обычный двор обычного магазина… Кругом все заставлено тарой, грузчики снуют туда-сюда… Но даже в такой обстановке внутренний дворик создает иллюзию свободы. Пьяная толпа с жирными гусями и майонезами осталась за спиной. А на свежем воздухе мысли летают по голове, как воробьи.

Голова-то пустая… Архивы — в закоулках, так что думай, сколько душа пожелает…

И минут через пять на гора вылезает мудрость, которая в здравом уме никак не формулировалась. «Надо жить так, чтобы не ждать, чтобы поскорей что-то прошло. Потому что за этим «поскорей» летит жизнь. Надо жить так, чтобы каждый день был длинным, как в детстве».

… И тут на крыльцо явилась Валя… И сразу запахло селедкой с химикатами… Добрая Валя… Со шлейфом селедки… Наверное, щас потащит его в свой кабинетик… Почему нет? Как можно отказать такой славной и восхитительной…. барышне?

2

Нежданно все полетело шкереберть. Казалось бы и так хреново, куда еще хуже? А оказывается, жизнь до этого была не так и плоха. А сегодня утром похоронил сестру.

Эх, Лариска, Лариска… В семье издавна повелось добавлять букву «к» в имена родственников: дядька Степка, тетка Шурка, дед Сашка, сестра Лариска… Он даже племянницу Машку когда-то спросил, нет ли у нее этой семейной привычки? Но та божилась, что величает любимого дядю исключительно уважительно, а если по правде, то пыталась, но в его имя если и вставишь букву «к», то выходит даже нежно. Машка, Машка… Вся в дядю: астеничного телосложения, высокая, хрупкая… Единственно, что портит девушку — выпуклые глаза с мигательной перепонкой, унаследованные от кацапского папаши.

Сейчас ночь… За стеклом — редкие светящиеся окна… За этими окнами живут счастливые люди… У них все ok. Так всегда кажется, когда тебе хреново. А когда тебе хорошо, то до лампочкиной грамоты, как там и что за чужими окнами. Еще одна мудрость дня…

Ночная кухня — отдушина.… Целых 12 квадратных метров, где тебя никто не гвоздит. Можно спокойно посмотреть маленький древний черно-белый телевизор, почитать газету, послушать радио. Да что угодно можно делать! Даже руки потер от удовольствия, услышав звук уютно шипящего чайника…

Сейчас это его территория и его время. Как раз любимый сериал «Счастливы вместе». И усевшись поудобнее на диване типа отдыхающих, он с наслаждением закурил сигарету. На стекле отразился благородный профиль интеллигентного сорокапятилетнего мужчины… Немного согнулся, чтобы стряхнуть пепел, как враз защемило сердце. Так же и сестра его любила восседать на своем высоком стуле у окна, попыхивая «Примой». Облокачиваясь о подоконник и немного согнувшись, Лариска ревниво отслеживала жизнь за окном, фиксируя кто, куда и зачем. Одутловатая, с пропитым лицом и ужасными ногами в кровавых узлах — так выглядела сеструха в свои последние годы… Выкапаная дочка Брежнева (никогда не умел описывать людей… спросят бывало: как кто-то там выглядит? И полный ступор… Потом решил: зачем что-то выдумывать в век телевидения? Так вот, Лариска — выкапаная Галина Брежнева). С третьего этажа было очень удобно наблюдать за жизнью двора. Вот Тылычка с первого этажа развешивает белье… Всю жизнь барыней просидела на лавочке и никогда нигде не работала. А там неспешно бредут в магазин Томка с пятого и Ленка со второго. Иногда Лариска что-то кричит бывшим подружкам через окно, но те испуганно оборачиваются и ускоряют шаг. Последние два года только собутыльники украдкой пробираются через всегда открытую дверь… Эх, сестрица, сестрица… Как так случилось? Кто виноват? Жорик, сваливший к какой-то молодухе? Черт… Конечно, надо было уделять сестре больше внимания. Хотя… какое там внимание, если человек пошел под откос по доброй воле? А откос — это тебе не 30 градусов. Откос это как детская горка, полетел и сразу в ямку. Сколько раз пытались всем миром урезонивать, но Лариска только помалкивала, изредка лукаво улыбаясь… Когда ее долго никто не навещал, сестра радикальными мерами усугубляла ситуацию. Например, полгода назад поскользнулась на грязном полу и три дня лежала на полу крошечной кухоньки, пока ее там не обнаружил последний из дружков колдырь Тутов… Тогда вся родня моментально и съехалась…

… Теперь из того первоначального состава семьи остался он один. Уходят люди, помнившие его маленьким… Добавив в кружку с чаем кипятка, тихонько, на цыпочках, пробрался в комнату за аптечкой. С утра жутко болит голова, надо бы найти анальгин. Из-за двери спальни послышался мощный храп. Хоть кол на голове теши… Похлопает коровьими глазами: а что я сделаю? Ну как-то ж люди стараются… Пытаются себя контролировать, ну я не знаю… Вот те люди за окном, Света, они что-то с этим делают! А тебе по хрен… Люди за стеклами стараются спать на боку, а если и начнут похрапывать, то вмиг просыпаются от ужасного звука, который они извергают. Если бы ты хотя бы просыпалась от звука собственного храпа и в ужасе переворачивалась бы на бок, клянусь, Света, я бы тебе все простил!..

Вернувшись на кухню, налил в стакан воды из-под новенького блестящего крана и принялся усердно жевать таблетку… И опять подступило… Это у них семейное — жевать таблетки. Не глотать, а именно разжевывать. Так и бабушка жует, и Лариска покойная жевала, и Машка, молодец, тоже жует… Тонкая кость… Девка — огонь, хотя сама из себя прозрачно — хлипкая. На первый взгляд — не от мира сего. Ан нет… Есть в девке стержень. Перебрала от матери торговлю, расширила бизнес и толкает на местном рынке турецкое шмотье. Там же и мужа подходящего себе нашла…

Да… Приятно расположиться на новом диване… Светка таки молодец. Чего есть — не отнимешь. Евроремонт — чисто ее заслуга. Со склада мебель притащила, вытяжку установила, пластиковые трубы — все по последнему слову. Бабла вбухала немерено… Рабочие работали…

А квартира родителей теперь пустая… Пустая… Пустая… Кстати…

И свежая идея пронзила котелок. А почему бы не пожить там какое-то время? Не выпуская тему из головы, вскочил как ужаленный, и лихорадочно забегал по кухне. Даже дурацкие бантики на оконной занавеске одобрительно заколыхались в такт броуновской беготне. Ведь это и его квартира, если рассудить! Он — любимый дядя, как они все выражались на поминках, а значит надо поговорить с Машкой. Ему-то и надо перекантоваться год-другой, разобраться с собой, со своей жизнью, а там… Мало ли девушек с жилплощадью? Найдет себе пристанище на старости лет… Вокруг до хрена молодых, красивых незамужних телок… Зачем по наклонной? Да он еще всем утрет нос! Понятно, Жорик будет не в восторге от данной концепции… На поминках зятек вскользь упомянул, что как только выплатит коммунальные долги, квартиру сразу продаст… Что ж, юридическое право на стороне Жорика, который с сестрой так официально и не развелся… Кинув фразу в народ, кацап даже выжал из себя слезу, и, выпив залпом за «земля пухом», с необычайной теплотой в голосе дал понять, что они все еще родственники… «Ведь у Машки больше никого нет, только ты остался, дядя любимый», — прошептал Жорик, плямкая жирными губами. — У Генки, зятя моего, семья большая. Там все друг за дружку, и Машка себя чувствует сиротой прям. Ну, ты понимаешь… Мать — неблагополучная, вечно ей этим в глаза тыкали. А она: «Так зато дядя у меня — почитай лорд, и батька тоже…. Так что надо бы девку поддержать… Чтобы знали, что и у нее есть семья». И в подтверждение своих слов Жорик пригласил в гости. Шея у Жорика, как у борова. Крепыш из российской глубинки… Всю жизнь автослесарем, и без денег никогда не сидел. Такой вот приземленный практичный парень, похожий на… земноводное. Такие же глаза с перепонками. Хотя в Украине полВерховной Рады с такими рожами, но как-то за образец никто не припоминался. А земноводное — это да. Такой Жорик весь из себя плотненький, а голова относительно небольшая, обтекаемой формы, и когда он чем-то недоволен, то старается втянуть голову в туловище, как в панцирь. Глаза — щелки, фактически одни зрачки между широкими верхними и нижними веками и мигательной перепонкой. Своего не упустит… Извини, Жорик, но не вижу я себя у тебя в гостях. Ну продемонстрируешь ты мне свой огород, ну похожу я за тобой, обреченно приговаривая: «О да! Ты, Жорик, молодец! Ты умеешь крутиться!..Ты своего не упустишь!».

А на самом деле, по хрен мне все это твое хозяйство вместе с твоей молодухой.

… Но мысль уже не остановить. Эту двушку родители получили от завода. Потом он уехал учиться в КПИ, и, по сути, съехал, потому что, вернувшись в город после дипломирования, сразу же ушел вприйми. Потом умер отец. А компанейской и доброй Лариске долго не удавалось найти себе пару. Ну никак у нее с парнями не срасталось… Пока, наконец, на горизонте не вырисовался Жорик Редькин («кохайтеся, чорнобриві та не з москалями»), и тогда мать им предложила такой вариант: пока живите у меня, но Жорик пусть из общаги не выписывается, и тогда вам дадут малосемейку. Но Жорик не хотел малосемейку на краю города, а поставил вопрос ребром — или прописывайте или гудбай. Засидевшаяся в девках сеструха упала матери в ноги: пропиши…

И та дрогнула… Потом родилась Машка, и эта троица выдавила теперь уже ненужную бабушку в село, создав ей невыносимую жизнь…

Эх, надо будет поговорить с племяшкой. Хоть напоследок пожить своей жизнью… Отдельно от всех… Тут, конечно, евроремонт, удобно, хорошо, сытно, но… Годы утекают как песок сквозь пальцы. Это сегодня 45, а завтра? А завтра — кердык. В Украине мужики долго не живут…. Сделает там косметический ремонт… На Жорика надежды нет, но Машка!.. Машка не меркантильная… Машка добрая… Одной крови. Кто с ним на кладбище каждый год ездит к родителям? Машка! С кем по душам поговорить? С ней же! И даже руки зачесались навести в родительской квартире порядок, что-то подремонтировать, подрихтовать…

… Вдруг словил себя на том, что сидит, согнувшись, как солдат в окопе, обнимая ладонями эмалированную кружку с горячим чаем… Странно… Что за предчувствия? Войны нет и не предвидится. Какие окопы? Украина — мирнейшее государство. С кем воевать?

И облокотившись на спинку мягкого дивана, опять предался воспоминаниям.

… Когда три года назад Жорик переехал к своей молодухе, Лариска резко сдала. От стресса у нее случился диабет, на ногах повылазили жилы… И не нашла ничего лучшего, как попивать. Короче, пошла вразнос. И раньше не равнодушная к рюмке (почти 20 лет на рынке, а там это первое дело), взялась теперь за это дело всерьез. И постепенно из жизнерадостной, общительной и в принципе остроумной женщины образовалась саркастическая толстая старуха.

Конечно, на произвол ее не бросали. Машка к тому времени жила у мужа, да и Жорик аккуратно навещал, приносил еду и деньги… Иногда, после очередной травмы и брата звали, чтобы организовать доставку в больницу. Тучное тело немолодой женщины надо было снести с 5 этажа хрущевки, потом возить на каталке от рентгена к врачу, от врача на рентген. Как-то зайдя в палату, он увидел ту самую веселую и смешливую Лариску из далекой юности. Рассказывая сопалатницам истории из своей жизни, она вся светилась от счастья и, по-видимому, чувствовала себя на последних «гастролях».

Черт… А ведь так и говорила: «Я умру, а вы, сволочи, все соберетесь на моих похоронах». Так и случилось… А бабушке о ее смерти до сих пор не сообщили. Зачем?

Заплющив очі і згадав…

Сестра — весела, життєрадісна погануля, а він поруч — гарний сором’язливий хлопчина, якогось дідька напханий комплексами. Влітку їх відвозили до бабусі на село. Тієї самої бабусі, якій наразі 92 роки, а вона ще картоплю саджала минулої весни. Старе кишло із дверима, розділеними навпіл. Дуже зручно: нижня зачинена половинка заважає домашнім тваринам перестрибнути, і дуже зручно «стріляти» звідти з дерев’яної рушниці по курям і гусакам. Коло причілка — широка лава, де батько завжди спав улітку. У хаті 2 кімнатки. У більшій — високе ліжко з периною. На стелі — сволок. Піч, яку він не пам'ятав розпаленою, бо взимку у бабусі звичайно не гостював. Стріха з мишами. Лише перед своєю смертю батько накрив хату шифером. Найулюбленіша справа малого — ганятися з «рушницею» за півнем. І колись таки дочекався помсти: підстерігши «неозброєного» ворога, когут накинувся на нього і якби не бабуся — заклював би на смерть.

Старша на 10 років сестра щовечора тікала до клуба на танці, а він залишався з бабусею. По стінах розвішані старі фотографії і написи в рамках. А він, маля зовсім, вмостившись зручненько на ліжкові намагається читати: «Б…о…г е…с…т…ь л…ю…б…о…в…ь».

— Бог єсть любов… — допомагає бабуся.

— А хто такий Бог?

Стара лагідно посміхається й знижує голос.

— А батькові не розкажеш?

Тато в Бога не вірує. Якщо довідається, лиха не оберешся. І бабуся тихесенько повістує, що Бог — це такий…. Тут вона й сама запинається й лізе до скрині за допомогою. У хаті їх дві — дерев'яні, з металевими скобами й засувками. Не раз він малим туди лазив і довгенько сидів на дбайливо складених різнокольорових накидках, вибитих скатертинах та плахіттях… Мама якось розповідала страшну історію, як один хлопчик заліз до скрині, а ляда закрилася, і той малий удушився… Нещодавно мама витягла з цієї скрині старе шмаття й змушувала бабусю його вдягти.

— Коли ви це збираєтесь носити? Помрете й не зносите. Нàшо ви це зберігаєте?

Та виявляється, під лахміттям є ще й книга. БІБЛІЯ.

— Бог — це такий… — намагається бабуся пояснити і сама заплутується.

— Людина? — допомагає онучок.

— Та ні… Не людина…

— То хто ж? — силкується докопатися дитина до суті.

— Істота, — нарешті вимовляє бабуся й хреститься з переляку кілька разів на надпис «Бог є любов». Бо і сама жахається того, що вимовила та з того, що перехрестилася. І швидко виправляється. — Ні… Не істота… Надлюдина…

Єдино що зрозумів малий, так те, що Бога треба побоюватися. Через те, що страшний і карає за найменшу провину. Та батько чомусь його не боїться, бо каже, що лякатися треба хіба що людей. Кому вірити? Вкрай заплутали хлопчину ці дорослі…

Назавтра поки бабуся поралася біля свині, малий відхилив ляду… А щоб та випадково не впала, притримав її зігнутою спиною. Зсередини пахтіло цвіллю й нафталіном. Дістав обережненько Біблію, поклав на стіл і відкрив першу сторінку:

«Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама; Арам родил Аминадава; Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона; Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея; Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею; Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу»…

Якісь чудернацькі імена… Нетутешні… Чужі…Хто всі ці люди?

А ввечері — безкінечні оповіді, як бабуся пережила війну, як виховувала чотирьох дітей. Довге життя… Чоловіка поховала одразу після війни. Дідусь їхав підводою через міст й перекинувся у річку. Приїхав додому й занедужав. І трясця його охопила…. А потім дідові уві сні примарилося, що він упав у колодязь і довго з нього вилазив… І таки видерся! «Тож житиму», — повеселішав чоловіче, а по обіді відійшов…

І бабусина вечірня молитва:

— Я устал, иду к покою,

Боже, очи мне закрой.

И с любовью будь со мною,

Будь, Хранитель верный мой.

Я сегодня, без сомнения,

Уж виновен пред тобой.

Дай мне всех грехов прощенье,

Телу — сон, душе — покой.

Тут бабуся замовкає, а він ще деякий час міркував, чим завинив? Ну гуляв із хлопчатами, тер кабачата для гусаків, нарвав вишні на вареники. У чому ж він винний? Сестра зрозуміло… На танці частенько вечорами збігає, двоюрідний брат Андрійко — на річку, а він — ні… Цілісінький день із бабусею. І за те його люблять. «Слухняний…» — каже бабуся… И пестує стрижену голівку своєю шорсткою долонею.

… Телевизор шипит серым экраном, пачка от сигарет — пустая… Вспомнил про коньяк в шкафчике и дернул с полстакана прямо из горлышка, а потом долил в бутылку чай и поставил назад, чтобы жена сразу не обнаружила подмену. В голове зашумело, колесики завертелись и вытащили на гора давно забытое…

… Черт, проведать бы бабушку, пока не поздно… Последний раз осенью гостевал… Правда, на той неделе звонил узнать, что там и как… «Приїдеш мене ховати», — відповіла старенька з сумом. «Та ви таке вже років сорок кажете… Поживіть ще».

… Бабуся, бабуся… Жінка, яка подарувала йому щасливе сільське дитинство.

… Якось витягла зі скрині своє злежане плаття і чистий фартушок. Потім вимивши замурзаний писок онука, наказала вдягнутися у парадне і повела «в собраніє». Це так на селі називаються збори, де співають псалми, які стара ретельно записує в зошит. Сірий товстий шорсткий зошит. Бабуся і вивчилася грамоті винятково переписуючи псалми. Як-от:

Пророка Аввакума!

Горе мне! Ибо со мною теперь как — по убор собрание летнихъ плодовъ, как по уборке винограда: ни одной ягоды для еды, ни спелаго плода, котораго желаетъ душа моя…

Не встигли до собранія зайти, як тіточки затягли:

Чудное озеро Генисаретское

С чистой и светлой водой

Ты отражало Христа Назаретского

Весь его образ живой…

Дивно… Українське село, «хрущі над вишнями гудуть», а тут жіночки у біленьких хусточках із блакитними візерунками співають не про широке могутнє Дніпро, над яким село шикарно розляглося, а про якесь озеро Генісаретське, про яке жодна з них не має уяви.

Малого спочатку занудило, та згодом знайшов собі справу.

… будем как озеро Генисаретское с чистой и светлой водой…. — співають жіночки, стоячи на колінах і склавши руки на грудях…

… а тут об'єкт — вузлики на фартушках. Смик за один мотузочок! І вузлик чарівно розв'язується. Бабуся мабуть відчула послаблення у попереку та дарма…

… образ святой ныне он духом своим посильяеца в наших счастливых сердцах…

Поки доспівали, тямущий внучок встиг розв'язати майже всі вузлики.

— Уляно… — докірливо захитала головою господиня…

Позапинавши фартушки, селянки затягли «Сиротку», яку бабуся частенько співала вечорами. І вмить уява вималювала велике старосвітське ліжко з високими металевими бильцями, з якого лунає…

В стране далекой за океаном

В одном из штатов Америки

Жила малютка с одной мамой

Не зная горя и тоски.

Но вот случилось мать заболела

И с миром к Господу отошла

Малютка-дочка осиротела

Осталась в доме жить одна

«О, мама, мама!» — она взывала

Зачем оставила ты меня

Нет никого, чтоб я так любила

И утешала как ты меня.

И вот собрала она все вещи

И в путь отправилась на вокзал

Найдя тот поезд спокойно села

Никто ей в этом не помешал

И вот кондуктор в вагон явился

И стал билеты проверять.

А ще історія, як він вчив курчат плавати у бочці з водою! І сміх, і гріх…

А бабуся… Поховала вже всіх своїх дітей, а сама бігає, хоч би що. Доглядає за нею двоюрідна племінниця тітка Марфа, яка живе через паркан. Або навпаки… Здається, бабуся доглядає за двоюрідною племінницею. Треба б поїхати та пересвідчитись, хто там кого пильнує.

Обов'язково поїде… Обов'язково…

От лише трохи розбереться зі своїм заплутаним життям…

3

«По коридору шаркали шаги. Вошла старуха, в руке она держала ночной горшок».

После долгих качаний с боку на бок, кашлянья и сопения Таська наконец-то выползла из-под цветастого стеганого одеяла и неспешно зашаркала в сторону кухни. Такой вот эпиграф дня…

Лежа на шикарной двуспальной кровати с ортопедическими матрасами очень удобно изучать матовый белый потолок. Спальная комната в египетском стиле включает соответствующий мебельный гарнитур, пластиковые окна… Таська даже дизайнерку приглашала, дабы создать все условия для счастливой семейной жизни… И та насовала в углы всякой дряни, типа стеклянных пирамидок, якобы символизирующих домашний очаг. Египетская тема — последний писк жлобской моды. На стенах — огромные, почему-то китайские иероглифы, и черт его знает, что там написано. Может даже ругательства какие… Не спальня, а усыпальница. Жутковато… По утрам для акклиматизации лучше разглядывать потолок… Ведь пирамидки по углам — это цветочки. Главную опасность представляют кошки. Особенно та, что у дверей: спина выгнута, так и норовит цапнуть за ногу, когда хозяин дома пытается ускользнуть из этой гробницы. Исход из спальни — целое испытание. Интересно, что запускает эта черная тварь спокойно, а выпускает достаточно нервно. Почему? Какого черта эта зеленоглазая скотина всегда так ревниво следит за его действиями? К сожалению, на потолке отсутствует инструкция, как незаметно проскальзывать мимо скульптур египетских кошек. И приходится в который раз подходить к решению проблемы творчески…

А вот фараоны — ребята ненапряжные. Этому унылому на подставке тоже все не нравится, потому и зыркает исподлобья. А Осирис в виде фигурки со сложенными на животе руками, — тот просто прикалывается. С ним он сразу подружился. Осирис не раз подбадривал пленника, и однажды даже так гаркнул на кошку, что та на пару дней затаилась. Оказалось, у парня жизнь тоже была не сахар. У богов — те же методы, что и у коммунистической партии: приказали — вперед, учи землян хлебопашеству. А до этого люди жили-не тужили. Их ведь немного было, и с пропитанием проблем не возникало. Ягоды, грибы, мясо, много ли надо? И кто захочет по доброй воле горбатиться под палящим солнцем? Так началась эра рабовладельческого строя. Войны за землю, за рабов, за души…

Но кошка оказалась страшно злопамятной. Только однажды припечатал ногой, и вот результат… Точно как женщины-начальницы… Пнешь раз — и можешь сразу строчить заявление по собственному желанию.

Проскрипели двери туалета… Уселась… Любуется новым кафелем тоже в разводах, как и вся кухня. Тася все делает неторопливо, что страшно бесит. Уже минут десять свистит чайник, но как же оторвать глаза от разводов?

Боже, ну можно как-то побыстрей? Но девушку голыми руками не возьмешь… Нервы как канаты. Когда-то пробовал по жизни удивлять супругу — голый Вася. Посмотрит, как корова, похлопает ресницами, кинет безучастно: «Шут гороховый!» и степенно удаляется. Сейчас придется самому бежать к чайнику, потому что ЕГО нервы — это тонкие оголенные провода.

Но как прошмыгнуть мимо кошки?

И такая дребедень каждый день… Каждое утро борьба нервов. Битва тоненького волоска с тросом. Перетягивает, безусловно, канатно-веревочное изделие.

Плавно выползая из туалета, Таська неспешно шаркает сначала к телефону, и только потом (?!!!) — к разрывающемуся свистом чайнику. «Ти сьогодні млява чи жвава? — слышится сиплый голос из прихожей. Это такой ранний ритуал — поинтересоваться у подружки самочувствием. Рассказать, как не спала всю ночь, потому что болела голова, как кололо в боку, как под утро, наконец, заснула, а уже пора вставать. И совместный вечный вердикт: на погоду.

… Тася — это его жена. Изначально нельзя было сочетаться браком с таким именем. Хотя по паспорту она и Света. Но когда охота достать свою, так сказать, сожительницу, называет ее именем, данным родителями. С сегодняшнего дня она — Тася. Так он решил… Это тебе за кошку и за фараона. И за Осириса. За земледелие, за рабство и за мумию на подоконнике. И вообще, чем тебе не угодило имя Тася?…

Полусонная, с растрепанными и пересыпанными сединой кудряшками, в несвежей длинной ночной сорочке вплывает благоверная в «Древний Египет» сменить гардероб… Кстати, не мешало бы воспользоваться случаем. И быстро вскочив, на автомате хватая свою одежду, он молнией мчится из «усыпальницы». При хозяйке кошка ведет себя смирно…

Через 5 минут Таська все еще со спутанными волосами, но уже в темно-серой миди-юбке и бирюзовой блузке с рюшами, колдует над чайником.

— Ну что? Сегодня ты жвава чи млява?

Оранжевое солнце так приветливо выползает из-за соседнего дома! И зовет, и манит outside… Куда угодно — на речку, в лес, в поле, только не на работу. Светило проникает сквозь новые занавески в разводах канареечного цвета, которые были бы даже уместны, если бы не дурацкие бантики по бокам.

— Млява…

Погоди… Что это? Золотистые кудряшки?

— Да уже пару недель… — застенчиво усмехается жена.

Как говорил Марк Рудинштейн, за 15 лет совместной жизни исчерпывается список, по которому можно сказать «я тебя люблю». Старина прав: последние года два даже побаивается целовать свою долгоиграющую супругу, не говоря уже о чем-то большем. Каждый раз такое чувство, будто целует сестру…

— Таська, и мне чай! — неожиданно для самого себя вскрикнул фальцетом.

— Таська на базаре семочками торгует…

— Ну какая из тебя Света? — попытался допечь. — Ты — реально Тася. Света сказала бы «семечками»… Да Света и слова такого не знает «семечки»! Какая пошлость: семечки!

Кто такая жена? Надсмотрщик… Туда не иди, сюда не ходи… Толяныч все объясняет проклятой оседлостью. Взять мир животных. Дома не строят — раз. Вырыл нору, перебежал в другой лес — выкопал другую землянку и ни к чему не привязан. А люди капитальным жильем привязывают себя к местности. Животные постоянно меняют подружек — два. А люди женятся и тем самым сковывают себя имуществом и заодно пресловутыми семейными ценностями. Нажитое совместно добро приходится делить, а оно часто не делится. Так и живут… И он тоже попал в эту западню. После КПИ направили на завод в родной город, где Таська трудилась табельщицей, а теща — крупным профсоюзным деятелем. Крутнувшись, перед самым развалом страны, маманя успела выбить молодой семье эту квартирку. Даже если и соберешь силы на развод, то куда уходить? В никуда… Две однокомнатные на двушку не купишь. Тем более, еще есть Илонка.

… Пока был менеджером, как-то терпели для мебели, а теперь, когда покатился по наклонной, отец семейства — никто. Ну надоело ему менеджером! Ну хочется попробовать чего-то другого! Так нет. Под соусом «кормить семью» ОБЯЗАН горбатиться. Таська тоже не всегда такая отмороженная. Иногда бурчит, что из-за него приходится «крутиться», как она называет свои махинации. А Илонкино образование — это реально неорабство, тут не поспоришь. Сколько вбухали бабла в горное образование, а работает в результате парикмахершей. А куда она пойдет работать? В шахту? Маркшейдером?

… А супруга уже вовсю трещит с Линдой Ивановной, прижав к уху Nokia последней модели. Вот уж где луч света в темном царстве! Эта Линда Ивановна — замечательная личность, с которой приятельницы крутят шахеры-махеры на фирме по производству пластиковых окон. Таська там — завскладом, а Линда Ивановна (по паспорту Лидия Ивановна) — финансовый директор. Худенькая юркая глиста, вечно в малиновых юбочках и заправленных под пояс просторных блузах с обязательным атрибутом — солдатским ремнем и высокими каблуками. Подружки, мать вашу… Ситуативные. Меняются в зависимости от того, с кем приходится воровать. Ядреный электорат президента Януковича.

— Что там Линда Ивановна? — спросил подчеркнуто-бодряцки. Супруга уже на выходе, мазюкает помадой по губам, как всегда неумело. — Кстати, Света сначала аккуратно обвела бы губы карандашом…

— Вчера купила кухонный гарнитур, весь день ходила по рукам, всех грузчиков обошла, и в итоге позвала наших ребят со склада, и они ей затащили. Она не бездомная пропасть, чтобы всем платить.

У Линды Ивановны есть две отличительные особенности: несусветный лексикон и неимоверная скупость. За эти «весь день ходила по рукам, всех грузчиков обошла» любой юморист женился бы на ней, чтобы всегда иметь под рукой кладезь дохода. Супруг Линды Ивановны хорошо рисует и пишет дружеский саржи в обедний перерыв. Хала выцвелых волос, лет под 50, лицо хитренькое как у лисички. Прав Толяныч: с возрастом на физиономии высвечивается все нутро. А какое у него лицо, by the way? Стандарт мужской красоты: длинный ровный нос, тонкий у основания и чуть расширенный на кончике, прямые брови, продолговатый овал. Порода! Верхнеднепровско-ильменский антропологоческий тип.

За годы общения с Линдой Ивановной, он сам перебрал ее лексикон и уже несколько лет успешно им пользовался в качестве сленга.

— Вот скажи, на чем держится наша семья? — спросил, лениво вдавливая рассыпающийся черный хлеб в кусок замороженного белого масла.

— На мне, — парировала супруга, поднаторевшая за годы совместной жизни.

— Не гвозди. Лучше сказать: на метраже.

— Что еще за метраж?

— Эх ты, мужичка… Но сегодня я добрый. Толяныч считает, что полигамию пора возвращать.

— Шо? Какая такая пигамия?

— Полигамия, темень… Учишь тебя учишь… Жизнь на это положил. Лучшие годы тебе отдал! Это аки многоженство.

— Потому что у нас это будет выглядеть так: муж перед телевизором валяется и пиво пьет, а три жены работают на шести работах. Сегодня я допоздна… Отгрузок много…

И удалилась.

А это идея!.. Про пиво. В законный выходной можно спокойно поскучать с банкой перед телевизором. Можно даже позвать соседа Лешку. Но с Лешкой — тоскливо… Нет диалога. Тамара и Леха живут этажом ниже. Сошлись два одиночества… А трое рожденных в этом печальной союзе детей тухнут вместе со своими родителями. В прошлом году на 1 Мая все это скучное семейство в полном составе обреченно брело в лес на пикник с корзинками в руках… Нет, лучше не разводить зеленую меланхолию… Обойдемся без Лешки…

Так чем же занять пустые дни? Завести телку? Так на нее деньги нужны, да и хлопотно все это… И не мальчик, чтобы прятаться по подворотням и тайно пробираться на конспиративные квартиры.

А тут еще и ногу подвернул, как назло… Но он не лох какой. Две отдушины в арсенале! Первая — футбол. Как-то в пивбаре судьба столкнула с Сашей Осликовым. Несмотря на смешную фамилию и соответствующее погоняло Ослик — пацан что надо, с некоторыми, так сказать, понятиями. Год назад Ослик нашел за городом заброшенное футбольное поле, и в несколько субботников ребята навели там порядок и теперь съезжаются два-три раза в неделю погонять мячик. Работает Ослик директором филиала по торговле колбасой, а до этого отбывал службу в армии, где выслужился до майора. Свое «дезертирство» объяснял деморализацией украинских вооруженных сил. Но основным лейтмотивом отставки стал какой-то полковник Марков, который достал Ослика до такой степени, что у того на нервной почве тело покрылось красными пятнами. Причем этот полковник нигде ни одной подписи не поставил и любил перекладывать ответственность на подчиненных. Короче, товарищ по службе, удравший из армии чуток раньше, предложил колбасный филиал, и Ослик быстро согласился, о чем теперь никак не жалеет. На кого Ослик похож? Да как-то никто не вспоминается… Коренастый, невысокий, плотного телосложения… Ходит как бычок, немного нагнувшись. Так вроде хлопец неплохой, но есть четыре пунктика: 1) голосовал за Партию регионов; 2) немного жлобистый; 3) на шее золотая цепь; 4) сторонник смертной казни… Что ж… Ослик — парень простой и хваткий… Из серии ушлых. Такие своего не упустят. Главный принцип — все под себя, все для семьи. Ведь семья, учит общество, это то, ради чего можно и соседа зарезать. Главное, это потом объяснить волшебными словами — «ради семьи». И все рты закроются. Тебя все поймут. Друга предал? Так это ж ради семьи!.. Подставил сослуживца? Ради семьи! По трупам прошелся? Ради семьи… Живете на откатах? Для семьи!

А вот ему проворности не хватает… И подходили, и приглашали провернуть дельце за спиной начальства, так нет… Кстати, потом тех проворных и увольняли в первую очередь… Или же они существенно продвигались по карьерной лестнице. За примерами далеко ходить не надо. Таська меняет работы строго раз в три года. Проворуется — и ищет другое хлебное место. «Меры не знает», — так о ней отозвалась как-то одна из временных подружек-махинаторш. Умный Толяныч весь этот хмуреж объясняет следующим образом: слишком большая разница в доходах раба и хозяина. В Украине труд стоит копейки, отчего собственники получают сверхдоходы. Вот и пригодилась рабам сноровка, выработавшаяся в советские времена — обманывать, подворовывать, тащить, что плохо лежит. Толяныч как-то ездил во Францию и разговорился там с владельцем пиццерии, который в поварском колпаке накладывал еду в тарелки, как простой смертный. Толяныч от удивления хлебало разинул. А француз рассказал ему, что сам снимает квартиру, потому что не может себе позволить собственную недвижимость. А почему? А потому что вынужден платить сотрудникам высокую зарплату. Не надо быть великим экономистом, чтобы понимать, что если отдельные лица зарабатывают на энергоносителях миллиарды, то за эти самые энергоносители переплачивают конечные потребители. Вот и вся арифметика. Поэтому Толяныч ненавидел экономику и считал эту науку совершенно притянутой за уши. Никто из «великих» экономистов не предрек ни один кризис, зато когда таковые разразятся, тогда их предсказывают каждый день 10 лет подряд. Поэтому вся эта лабуда с энергоносителями и контрактами — для лохов, то есть для населения, которое если интересуется этим вопросом, то должно спросить, откуда миллиарды. Но на современном этапе развития общества это вопросы в никуда, потому что пропаганда, промывка мозгов и неудачные революции уже сформировали общественное мнение: состоятельные — от Бога, бедные — неудачники.

Конец ознакомительного фрагмента.