Люблю

Ирина Нельсон, 2020

Меня зовут Ирина Нельсон. Многие меня знают как «ту самую из группы REFLEX», кто-то помнит меня как «певица Диана». Перед вами мой роман-автобиография. О том, как девочка из сибирской провинции, став звездой, не раз «взорвала» огромную страну своими хитами: «Сойти с ума» и «Нон-стоп», «Танцы» и «Люблю», придя к популярности и славе, побывала в самом престижном мировом музыкальном чарте, пожала руку президенту США и была награждена президентом России. Внешняя моя сторона всем вам известна – это успешная певица, побывавшая на пике славы. А внутренняя сторона до сих пор не была известна никому. И в этой книге вы как раз и узнаете обо всем. Я была обласкана миллионами и в то же время пережила ложь и предательство. И это моя история о том, как я взрослела через ошибки и любовь, жестокость и равнодушие, зависть, бедность и собственные комплексы и вышла из всех этих ситуаций с помощью познания силы любви и благодарности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава седьмая. Мне страшно, и я хочу домой

Москва встретила нас поначалу, как встречает всех приезжих: ярко, шумно, весело. Толпы людей — на площадях, перекрестках, улицах, в метро. Ослепительные огни ночного города, пьяный угар клубов — и обещания, обещания, обещания новой, лучшей жизни…

Нас со Славой было трудно купить на эту сверкающую фальшивку — мы знали цену этой парадной стороне городской жизни, понимали алгоритм работы шоу-бизнеса и никогда не путали туризм с эмиграцией.

Да, нам повезло: в Москве нас быстро стали брать в клубы, в ту же знаменитую «Метелицу», мы стали получать какие-то деньги — пусть и небольшие, но деньги… Но у этого везения была и обратная сторона.

Сторона, которая называлась «жизнь в Москве».

Одна из первых квартир, которую мы сняли после приезда, находилась на Домодедовской — рядом с домодедовским рынком. Днем шум, гам, какая-то движуха, постоянные челночники, торговцы фруктами, мутные личности, толпы покупателей, словно суетливые муравьи, снующие туда-сюда. А ночью район менялся, как оборотень: становился хищным, опасным, жестоким.

В комнате ночами было жарко и душно, мы спали с открытыми окнами, и нередко со двора доносились истошные вопли: «Сере-е-ега! Не ре-е-ежь её!» Кто такой этот Серега, кого не надо было резать, и возымел ли действие вопль, мы не знали. Как мы поняли, соседи были привычными к такому, поэтому милицию никто не вызывал. Лишь иногда, когда невидимые нам буяны совсем бушевали, кто-то орал с балкона смачным басом, грозя им жуткими карами. Буяны успокаивались — но ненадолго. Через полчаса-час все начиналось сначала… Шел 1993 год.

Тот ли Серега оказался в лифте, когда мои мальчишки-танцоры «Электроверсии» приехали к нам, или кто другой, мы так и не узнали.

Да, мы вытащили своих танцоров из Новосибирска — своих ребят, на которых мы могли положиться, которых знали как облупленных, с которыми могли — и хотели — работать.

Они до этого никогда не были в Москве — не были по-серьезному, с перспективой и жить, и работать — а не как праздные туристы, снимающие со столицы лишь сливки.

Они позвонили нам с вокзала, мы объяснили им, как проехать, ничего сложного, станция метро рядом, рынок как ориентир, не заметить невозможно, а там уж дом найти — пара минут.

Тогда еще не было сотовых, поэтому мы лишь примерно прикинули время, которое им понадобится на дорогу, даже с учетом, если они немного заблудятся, — и стали ждать.

Время мы прикинули правильно — ошиблись лишь минут на пять.

В дверь позвонили. Мы еще удивились — звонок был нервный, резкий, настойчивый и в то же время тревожный. Словно тот, кто стоял на площадке, очень-очень хотел, чтобы его пустили.

В глазок были видны лишь мутные тени.

— Кто там?

— Ира, Слава, мы это! Скорее открывайте!

Мы открыли.

Первым в квартиру ввалился Дима, прижимая руку к боку. По футболке текла густая алая кровь…

Мне тут же стало плохо, к горлу подкатился густой, липкий комок тошноты, я зажала рот ладонью. Слава увидел, как я побледнела, бросился ко мне, но я махнула рукой: займись Димой!

Все обошлось. Рана оказалась неглубокой, жизненно важные органы не задеты — правда, желание мальчишек жить в Москве это происшествие отбило напрочь.

Нападавшего так и не нашли. Лишь выяснилось, что это была популярная забава у пацанов: караулить у лифта, дожидаться, когда туда кто-то сядет, заскакивать, тыкать человека ножом, куда попадешь, и убегать.

Долго еще после этого случая мы со Славой поднимались и спускались исключительно по лестнице — Москва внезапно повернулась к нам таким зверским оскалом, что мы никак не могли в это поверить…

Шумный беспокойный рынок практически за окном нас несколько смущал, но в то же время и порож дал любопытство. Там можно было по дешевке — а для нас это было очень важно! — прикупить что-то из еды и даже из вещей, так, на первое время.

Однажды нам самим даже довелось постоять там за импровизированным прилавком.

Триста долларов закончились почти моментально, и в Москве мы поначалу жили, буквально едва сводя концы с концами. И вдруг у нас появился московский приятель — неплохой парень, который работал на складе Levi’s. Как понимаете, сам он был полностью упакован в «джинсу» и помогал с одежкой всем приятелям. Но коммерческая жилка была в нем развита чуть больше, чем просто «беру и продаю».

Мы несколько раз гуляли с ним по округе — и каждый раз при виде рынка он замолкал и задумывался, словно просчитывая что-то в голове. И однажды он предложил:

— Ребята, ну ведь у вас же такой хороший рынок под боком… Давайте, я буду подгонять вам куртки, а вы — продавать, вам же надо как-то жить, а деньги потом поделим?

Мы согласились сразу.

Это были лихие девяностые, обычная практика в те годы по всей стране — стоять и торговать на рынке зазорным не считал никто: ни учитель, ни пенсионер, ни студент.

С чего нам-то было морщиться и перебирать варианты?

От тех трехсот долларов, что мы привезли с собой, как я уже говорила, остались жалкие крохи: на сто мы сняли квартиру, на сто записали альбом, а на сто пришлось как-то выкручиваться… Денег, что мы получали в клубах, хватало только на то, чтобы банально не умереть с голоду, ибо выступлений этих было катастрофически мало… Мы ведь только-только начинали свой путь как популярные исполнители.

Торговать куртками был наш шанс. Мы не собирались переквалифицироваться в бизнесмены или уделять торговле много времени. Это просто был шанс, чтобы остаться на плаву. Чтобы не заботиться о том, что сегодня поесть, чтобы не тратить время на то, чтобы искать продукты подешевле, чтобы эти минуты и часы оставить на развитие, на запись песен, на то, ради чего мы жили… Да даже друг на друга: чтобы не приходить, приползать домой и, изможденными и голодными, падать спать, а чтобы просто поднять головы и посмотреть друг на друга, обнять друг друга и просто подышать в унисон. Думая друг о друге, а не о квартире, одежде, еде, деньгах…

И вот мы вышли на рынок…

Смотрелось это со стороны, конечно, комично.

Вокруг — сплошные бабушки на самодельных прилавках из ящиков и коробок: какая-то зелень, тряпки, книги — обычная барахолка. И тут Слава — два метра ростом, в руках куртка модная новая… Бабушки сразу в стороны отодвинулись, смотрят настороженно: ну-ну, что за новички тут пожаловали… ну-ну.

Мы встали на свободное место, разложили товар. Стоим, прикидываем — а что говорить, если начнут торговаться? А если спросят, откуда куртки? А если размер не подойдет? А если спросят, как сидит? Торговля оказалась целой наукой, в которой мы вообще ничего не понимали!

Но мы волновались зря. Нам скоро «помогли».

Простояли мы за своим импровизированным прилавком недолго.

Минуты через две, словно из-под земли, перед нами выросли два милиционера. Сурово осмотрели нас, наш товар — бабки с зеленью и тряпками предусмотрительно отодвинулись подальше — и сурово спросили:

— Та-а-ак, ваши документики? Чем торгуем? Та-а-ак… Пройдемте сядем в машинку…

— Но… — к такому повороту событий мы были не готовы. Да, фактически мы спекулировали — но граждане сейчас все так делают, почему именно за нас-то зацепились?

— Пройдемте-пройдемте!

Спорить с милиционерами, разумеется, никто из нас не хотел, да и находились мы не в том положении: чужой город, мы «понаехали», вещи со склада… Сгребли куртки в охапку, сели в машину, что уж тут поделать.

В машине начался уже пристальный допрос:

— Та-а-ак, а кто вы такие? А почему вещами спекулируете?

— А-а-а, простите, пожалуйста, мы артисты, мы из Сибири приехали, жить не на что, есть нечего, простите, больше так не будем… — честно говоря, мы были в панике. Дело начало приобретать серьезный и нехороший оборот. Друга-«курточника» мы сдавать не хотели, но и брать всю вину на себя казалось безумием.

— Да-да, «артисты», — скептически покачали головой милиционеры, рассматривая наши документы. — Разумеется, как иначе-то. Да тут каждый второй — «артист».

— Правда-правда! — их реакция именно на слово «артист» нас немного воодушевила. Может быть, это шанс избежать неприятностей? — Мы из Сибири приехали, покорять Москву, так сказать…

— Ну хорошо, допустим. Пусть артисты. А чем докажете?

— Так… Ну мы тут живем неделю… У нас есть пластинки, плакаты. Наши, в смысле, пластинки и плакаты.

Милиционеры переглянулись, подумали. Кивнули.

— Ну ладно, хорошо. Допустим. Поехали проедемся, посмотрим ваши «пластинки» и «плакаты».

Да! Да! Да! Вот он, наш шанс!

Подъехали к нашему дому, остановились.

— Ну давайте, девушка, несите ваши доказательства.

— А… — я в растерянности оглянулась на Славу. Он пожал плечами и ободряюще улыбнулся мне.

— А молодой человек с нами посидит, — ответил за него милиционер.

— Иди-иди, — сказал Слава. — Все в порядке.

Я, разумеется, сразу в дом метнулась, схватила пластинку, плакат большой, выбегаю:

— Вот! Вот — это я! Смотрите, похожа же! А вот пластинка! У вас есть где проиграть её? Нет? Я могу напеть, так, а капелла.

Посмотрели они, конечно, скептически. Я же тогда еще никому не известна была — так, просто какое-то имя. Но лицо на картинках явно мое, плакат и пластинка сделаны профессионально — видимо, действительно артисты. Вряд ли бы обычные жулики-спекулянты такую сложную — и дорогую! — легенду себе прорабатывали…

— Ну-у-у… — согласились они. — Ладно, так и быть, отпустим. Артисты… Только курточки нам оставьте. Да-да, все, пожалуйста.

Так и закончилась наша эпопея с рынком, не успев даже начаться.

Да и вскоре мы с этой квартиры переехали.

Начались наши скитания по Москве и углам. Однокомнатные, двухкомнатные, «сталинки», хрущевки, новостройки, окраины, спальники, центр… С ремонтом и без, с мебелью и с «кровать и плита, что вам еще надо?», с тараканами и сияющие чистотой…

Стоило нам только где-то осесть и прижиться, как нас выгоняли. Сценарий обычно был одним и тем же: звонок в дверь, на пороге хозяйка руки в боки.

— Значит, так, ребята, новости слышали? Все подорожало, колбаса подорожала, хлеб тоже не копейки стоит. Я повышаю вам квартплату. Не нравится — выметайтесь.

А как тут «нравится — не нравится», если просто денег нет? Вот мы и выметались в очередной раз и снова отправлялись на поиски жилья.

Квартирант вообще был в те годы существом бесправным. Его могли выгнать по любой причине и в любой момент — и при этом делать вид, что все идет как надо. Хозяин мог быть самой любезностью, давать советы, помогать по мелочам и болтать за жизнь, но рано или поздно наступал момент, когда у него на горизонте появлялись новые любимчики.

Один раз мы со Славой уехали по делам в Новосибирск, пробыли там пару дней, возвращаемся — а все наши вещи сложены кучкой на лестничной площадке. Свалены как есть: посуда, одежда, инструменты — неаккуратно, словно впопыхах.

Мы сразу стучим в квартиру — что такое, почему, что случилось-то? Пожар? Наводнение? Наши вещи так спасали?

— Ой, — удивленно округлила глаза хозяйка. — А я думала, что вы уехали, вещи бросили. Я вообще собиралась их на помойку отнести, вы успели раньше.

— Но мы же тут, вот, мы просто на пару дней уехали, — у нас просто в голове не укладывалось, что можно вот так вот, в отсутствие человека, вынести его вещи на открытую всем площадку. Бери кто хочет — так, что ли?

— Ничего не знаю, я уже нового квартиранта нашла, он на пятьдесят долларов больше платит. До свидания!

И хлопок дверью — такой силы, что от стены отходит и осыпается штукатурка.

И опять новая квартира, и опять подорожала колбаса, и опять очередной, более щедрый кандидат на временно нашу жилплощадь…

Мы уже хотели домой. Нередко вечерами мы вспоминали дом, представляли, а что там сегодня? Какая погода? Что поделывают соседи? Чем бы мы занимались прямо сейчас, если бы были дома?

Нам было страшно: что нас ожидает завтра в этой стремительно меняющей свое настроение Москве? Вот она приняла нас и дала работу — а вот уже выгнала с квартиры. Вот она дала нам новое жилье — но отобрала работу. Удачи и неудачи словно переливались из сосуда в сосуд, а мы так и не успевали схватить полный — только наполовину. Наполовину полные — или наполовину пустые…

Мы звонили домой, родные спрашивали, как у нас дела. Мы бодро отвечали, что все в порядке. Вот, переехали на новую квартиру. Да нет, ничего страшного, просто решили поменять обстановку. Работа? Пока перерыв. Творческий отпуск на неделю. Все нормально, все прекрасно, кушаем хорошо. А как у вас?

Мы не хотели беспокоить родных — все равно они никак не могли нам помочь. Мы были категорически против того, чтобы брать у них деньги, — взрослые же люди, как-никак, неужели не справимся? А заставлять их переживать за нас мы не могли.

— Значит, так, ребята, новости слышали? Все подорожало, колбаса подорожала, хлеб тоже не копейки стоит. Я повышаю вам квартплату. Не нравится — выметайтесь.

«Да, мама, все в порядке. Да, папа, все хорошо. Все просто чудесно. Нет, у меня все в порядке с голосом, просто немного устали. Все хорошо. Целую. Позвоню потом еще».

Мы клали трубку и молча верили в то, что эти неприятности уйдут. Мы здесь, в Москве, в погоне за своей мечтой и уже касаемся её крыльев. Мы здесь, в Москве, вдвоем. Мы сможем все, мы пре одолеем все, мы добьемся того, чего хотим.

Надо верить. Надо просто верить — и идти вперед, сцепив зубы, сжимая руки в кулаки. Темные лифты, грязные подъезды, опасный город, безденежье и голод — это все пройдет. Или как сказал один мой друг: «Грязно? А ты не ходи там, где грязно». Мы все преодолеем. Мы всего добьемся.

Ведь мы же вдвоем…

И это — самое важное.