Язва на полставки

Ирина Муравская, 2021

Он – друг моего старшего брата. Весь из себя покрытый вуалью загадочности: на девушек внимания не обращает, о себе ничего не рассказывает. Таинственный, безэмоциональный, немногословный. Так мне сказали. Ха. Да вы просто не умеете таких готовить! Мне понадобилось меньше суток, чтобы выбесить его. Не специально, конечно, но меня теперь, кажется, ненавидят. Крепись, Демьян Игнатенко. Я тут с вами зависну на всё лето. А может и дольше. Я же как бы приехала в Питер поступать…Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Мойка

POV Тома

Увы. Крейсер оказывается непотопляемым.

— Я ТЕБЯ УБЬЮ! — с головы до ног мокрый Демьян забирается обратно на сушу и опасно надвигается в мою сторону. Ой, ей. Прям бешеный мишка, обнаруживший после спячки в своей уютной берлоге незаконно подселенную семейку с Ближнего Востока. Дружелюбную, но многодетную. Ещё и любителей переперчённого плова.

Делаю тоже, что и всю свою сознательную жизнь — с визгом прячусь за спину брата. Раньше работало безотказно, и сейчас не подводит. Даня тормозит друга вытянутой рукой.

— Успокойся.

— КАКОЙ НАХРЕН УСПОКОЙСЯ! Я ЕЁ ЗАДУШУ! — орёт почем зря Игнатенко, от чего народ пугливо пятится от нас. Смотровая площадка быстро пустеет.

— Коснёшься её — сломаю что-нибудь. Честно говорю, — братец спокоен как античный бог. Натренированный годами. — Ты первый начал. Пожинай плоды. И спасибо скажи, что я самолично не втащил тебе для полного комплекта.

Высовываю нос из-под его подмышки и довольно корчу моську, от чего по лицу красавчика проходит волна конвульсий. Прям слышу, как скрипят его зубы.

Ничего не поделаешь, роднуля. Смирись. Даня всегда на моей стороне. Даже если я от скуки подорву здешнюю местную достопримечательность, прости хосподя за кощунственные мысли, он всё равно встанет на мою защиту. Дома отпесочит так, что уши будут неделю гореть, конечно, но на людях не посмеет даже упрекнуть. Сказывается отцовское воспитание, а бывших военных, как говорится, не бывает.

— Ничего. Она не всегда будет под твоей опекой, — подобно отряхивающемуся псу мотает башкой Демьян, отлепляя от себя приклеившуюся футболку. Ух, у него по ходу реально клёвое тело, судя по вырисовывающимся рельефам на ткани. Мяу, блин…

— Дёмыч, я не шучу. Только попробуй.

— Разберёмся, — из заднего кармана вынимают утопленный айфон. Проверяют на работоспособность и особо сильно не удивляются, что пациент мёртв. — Она мне телефон грохнула.

— Я куплю новый, — обещает Даня.

— Сам куплю, — бесполезный гаджет, описав живописную дугу, летит в Неву. Вслед за ним наручные часы, что я приметила ранее. Радикально.

— Пошли сушиться, — уже очевидно, что убивать меня в ближайшее время никто не собирается, однако на всякий случай всё равно держусь поближе к брату. Мало ли.

— Дома посушусь.

— Туда ещё доехать надо. Хочешь затопить салон? До нас ближе. Пошли. Все пошли. Гулянка на сегодня окончена.

Хм. Не так, совсем не так я хотела провести первый день в Санкт-Петербурге. Я вообще-то планировала дождаться развода мостов, ну да делать нечего. Сама виновата. Причём мне даже совестно. Чуть-чуть.

— Ты не злись на Дёму, — несколько минут спустя миролюбиво подмигивает мне Кира, кивая на вышагивающую впереди широкую спину, по которой и после отжимания тряпок стекает вода. А что, сексуально. — Он всегда найдёт до чего прикопаться. Натура такая. У него к девушкам миллионы придирок. Порой кажется, что они не интересуют его в принципе.

— А кто интересует? Мальчики?

Меня слышат, не сбавляя ходу оборачиваются вполоборота, и награждают презрительным взором. Ути, какой су-у-урьёзный.

— Рот почисти с мылом.

— Свой почисти, — огрызаюсь я, демонстративно высовывая язык и сверкая металлическим шариком.

— Супер. У неё ещё и приёмный пункт железа, — удручённо вздыхает Игнатенко и, отвернувшись, больше уже на меня своих нервов не тратит.

Чья бы корова мычала! У самого-то что в ухе? Не спорю, там-то чистое золотишко, а не всего-то медицинская сталь, но ему ли вякать про пирсинги! Если у него пунктик на поиск идеальной благородной девицы, случайно пропустившей конкурс красоты из-за экзаменов по этикету в Смольном, то ко мне точно не по адресу. Так что пущай отвянет и не трогает. Целее будет.

Возвращаемся домой, но не в полном составе. Будущие молодожёны откалываются ближе к концу маршрута, заворачивая в магаз за спиртным допингом и сладкими вкусняшками к чаю для непьющих. Мы же втроём поднимаемся обратно в сральник, который брат почему-то называет квартирой. Нет. В этой помойке я жить не смогу. Завтра же начну генералить.

Демьян утопывает в ванную, отправляя шмотки в стиралку на режим быстрой сушки, пока Даня суетится в гостиной, освобождая кресла от завала мужских шмоток и горы макулатуры из почтовых ящиков. Он её чё, последний год специально копил? Типа, не троньте берёзки — берегите природу, мать вашу? Прикол.

Не мешаю ему, ковыряясь на кухне и поливая бедный кактус на подоконнике, который судя по каменной земле видел воду в последний раз прошлой весной. Когда я его, собственно, и подарила брату на новоселье.

Мимоходом замечаю в окне третьего этажа напротив женский силуэт. Тёмные волосы по плечи, милое личико. Больше не успеваю разглядеть. Мы смотрим чётко друг друга, всего мгновение, после чего девушка поспешно исчезает за шторой. Словно перепугалась, что её застали с поличным. Какая она… забавная. И немного странная.

Пока есть время собираю грязную посуду, которая обнаруживается даже на верхних шкафах и переношу всё в раковину, стоящую аккурат рядом с дверью ванной комнаты… Которая резко распахивается и шандарахает меня по плечу.

Тарелки с кружками эпично летят на пол.

— Ауч! Бляха… — хватаюсь за ушибленное место, но цепенею при виде обнажённого по пояс мужского торса. — …Муха.

Воу. Су-у-ук… Я, кажется, словила приход. Потому что зрелище реально… пушка. В меру накаченное, поджарое, сильное. Такое просто: уа-а-ау. А эти кубики, чтоб их!? Я впервые вижу их у реального человека, а не на отфотошопленной картинке. Боже. Тащите кислородную маску. Мне нечем дышать.

Мозг торопливо пакует чемоданы. Только что слюной не капаю, цепенея как идиотка и блуждая взглядом в паутинке рассыпанных по бледной коже родинок, в какой-то момент соединяющихся с тонкой дорожкой, идущей от пупка и уходящей под одолженные у хозяина квартиры спортивки.

Нечестно.

Вот вообще!

И чем я крыть такое должна?

Система явно подвисла, ибо даже не моргаю. Хм, надо бы вспомнить, как это делается. Вроде надо напрячь лицевые мышцы и сделать"хлоп-хлоп", а то глаза слезиться начинают.

Пытаюсь. Ну давай же…

Не а. Не получается.

Вот же…

— Насмотрелась? Мне можно пройти? — спускает меня с небес на землю насмешливый голос обладателя сего атлетического чуда. Бамц. Точно, у этого охренительного тела ещё ж и владелец есть. Вот же печалька вселенского масштаба. Жалко отдельно не продаётся, я бы себе подарок на прошедший день рождения сделала.

Зато ментальный подзатыльник отрезвляет на раз-два-три. Быстренько вспоминаю и как моргать, и как дышать, и как сгорать от стыда… Бабская деградация, бессердечная ты сука, раньше не могла жахнуть по темечку, чтоб не пришлось позориться?

— Д-да… — ну ваще. Ещё и заикаюсь. Комбо, блин. Кошмар. Надо срочно реабилитироваться. И не смотреть. Твою мать, Радова! НЕ СМОТРЕТЬ, кому сказала!

Не придумав ничего лучше, поспешно падаю на пол, собирая уцелевшую посуду. Одной тарелке больше не помочь, другая просто чуть сколота, а от кружки с какой-то непонятной рогатой тигрой с объёмными выпученными глазами почему-то в области жопы (хм, а может это вовсе и не глаза?) отлетела ручка в виде хвоста. Интересно, можно ли тару считать условно рабочей или не париться и нафиг в помойку это дизайнерское недоразумение шизика?

Собираю разлетевшиеся по кухне осколки, когда передо мной опускаются на корточки, чтобы помочь. Непроизвольно вскидываю подбородок и снова теряюсь, но теперь уже в глазах, смотрящих точно на меня. Зараза. Глаза, тело, губы, ни единого прыщика на коже, красивые длинные пальцы пианиста. Внешность у него, конечно…

Такая могла бы принадлежать манекенщику. И такому красавчику в пару реально нужна"мисс Вселенная", не меньше. Даже скромная"краса России"смотрелась бы рядом зачуханной замухрышкой из села. Так что да,"загоны"Демьяна по поводу девушек очень даже обоснованы, однако это никаким образом не означает, что с"неугодными"надо вести себя последним говнюком.

Хотя говнюком ли? Ну вот такая у него манера общения, чего уж. Резкая. Пренебрежительная. Он как бы и не обязан быть для всех милым одуванчиком. Я ж тоже, в конце концов, не образец подражания, так что и судить кого-то не имею права. Не устраивает — не общайся; хочешь попытаться наладить контакт — действуй. Всё предельно просто и не надо выстраивать проблем там, где им не место. К чему мартышкин труд?

Да и не думаю, что всё настолько плохо. Даня же как-то дружит с ним, а выбору брата я доверяю. Да и у той же Киры особого негатива я не заметила по отношению к Игнатенко. Наоборот, она общается с ним мягко, в шутливой форме, нисколько не обижаясь, если тот отвечает грубее, чем надо или же не отвечает вовсе, предпочитая включить игнор. Более того, в её сторону было даже произнесено"пожалуйста", когда рыжику протянули деньги с просьбой купить сигарет, взамен тем, что кляклой кашей были вынуты из кармана. Пожалуйста! Это что-то да значит.

Думаю обо всём этом и снова подвисаю, залипая на привлекательные черты. Влажные волосы не успели высохнуть и сейчас красиво спадают на лоб. Так и хочется поправить, но я пока ещё мало-мальски себя контролирую. Эх, Томка, Томка. Дура ты бесхребетная. Хочешь пялиться на голых мужиков — купи календарь с Австралийскими пожарными и пускай на него слюни. А не вот это вот всё…

— Синяк будет, — замечает Игнатенко.

Мне требуется несколько секунд, прежде чем обработать информацию и выдать самый гениальный в такой ситуации ответ.

— Что?

— Синяк, говорю, будет.

— Где?

Один ответ шедевральней другого. Да я в ударе.

— Туда, куда прилетело.

А, да. Плечо. Оно до сих пор пульсирует, но я про него и думать забыла.

— Ничего. Будем считать, это карма. Слушай… — изо всех сил стараюсь больше не таращиться на него, поэтому смотрю вообще мимо. На пожелтевшее пятно на светлом ламинате. Словно горячей сковородкой оставили след. — Прости, что столкнула в реку. Но ты сам виноват. Не надо было меня оскорблять.

— Я не оскорблял. Я высказал свою точку зрения.

— О которой тебя никто не спрашивал, — поднимаюсь на ноги, ставлю остатки посуды на столешницу и лезу под мойку за веником.

— Ты права. Прости.

От изумления влетаю затылком по так некстати выскочившему откуда ни возьмись металлическому выступу. В глазах пляшут звёздочки хронического невезения, но всё это ерунда, потому что… Он что, реально только что извинился?

Однако.

Сначала пожалуйста. Теперь прости. К такому жизнь меня не готовила.

— Чего грохотало? Вы опять решили подраться? — на кухне нарисовывается Даня, лицезрея керамические руины под ногами, полуголого друга и меня в позе рака… С метёлкой. — И что тут творится?

— Посуду хреначим. На счастье, — сгребаю всё в совок.

— На чьё счастье?

— Чьё-нибудь. Моё. Твоё, — кивок на Демьяна. — Его. Его в приоритете. А то он какой-то злюка. Наверное, это потому что его никто не любит.

Шутку не оценили.

— Много болтаешь, — холодно бросает тот мне. — Тебе никто не говорил?

— Бывало, да. И что шило в одном месте потерялось тоже частенько отмечают.

— Причём там оно не одно, — по-ребячески хихикает братец. — Их там штук пять заныкано.

Дверная трель прерывает этот безумно интересный разговор.

— Иди гостей встречай, а то сейчас тебе что-нибудь куда-нибудь засуну, — хмуро морщу носом. — Подумаешь, чуть-чуть гиперактивная. Мне ещё в детстве это поставили.

— Да уж помню. По восемь раз за день из луж доставали и переодевали. И зелёнку скупали упаковками, потому что вечно кое-кто башкой вперёд с деревьев и гаражей сигал ласточкой. Кто ногу пропорол арматурой на слабо? Кровища хлещет, всю туфлю залила, та лужей растекается, а она умоляет родакам ничего не говорить. Иначе гулять больше не отпустят, — Даня продолжает вещать уже на полпути в коридор.

— Кто кого куда не отпустят? — у Киры ушки на макушке. Издалека всё слышит.

— Да есть тут одна… гиперактивная, — хмыкают в ответ, забирая заманчиво бренчащие дутые пакеты у Тимура. — Я тут подумал, может пиццу заказать?

О, пиццу брат любит. Обожает. У него на холодильнике висит целая коллекция магнитов и буклетов с номерами телефонов итальянской кухни местного российского разлива. Причём ни один не повторяется. Кто бы знал, что из роддома родители двадцать пять лет назад привезут черепашку-ниндзя.

Ясное дело пицца в конечном итоге заказана, причём в трёх вариантах. К ней в компанию весьма гармонично вписывается суши-сет. Следующие пару часов опустошаем купленную тару, общаемся и играем в настольные игры. “Уно”, “Взрывные котята”, “Свинтус”. Миленько, забавно, но на “Дженго” моему терпению подходит конец.

За окном разливаются Белые ночи, а я тут тухну. Не могу. Понятно, что ребята привыкли к Питерскому ритму жизни, для них он обыден, как для москвичей прогулки вдоль вечерней Тверской до Красной площади, но для меня-то всё в новинку! Я ещё не успела насыться этим городом!

А потому под предлогом очистить стол для Монополии по"Игре престолов", собираю пустые пивные бутылки и опустевшие пакеты из-под чипсов, тихонько выскальзывая из гостиной. Вышедший следом Демьян ловит меня с ключом в руке, телефоном в зубах и в одном сапоге.

— Далеко собралась? — интересуется он, прикрывая за собой дверь, чтобы остальные не видели. Хм, может не всё пропало? Может сможем договориться полюбовно?

— Ммм… — строю невинную улыбочку, но с учётом сжатой челюсти получается не особо. — Не очень.

— А конкретнее?

К моему огромному облегчению, на Игнатенко снова надето максимум одежды, выпаренной и высушенной электрическим помощником, так что ко мне возвращается способность связано излагаться и не блеять.

— Прогуляться хочу. Не могу сидеть в четырёх стенах!

— У тебя и правда шило в заднице.

— Попробуешь достать? — ляпаю прежде чем мозг понимает, что такую чушь нормальные люди вслух не произносят.

— Нет. Пожалуй, оставлю всё как есть. Жди внизу. Отпрошу тебя у брата.

Эээ…

— Зачем?

Да у меня сегодня прямо день тупых вопросов!

— Чтобы за тобой с поводком не явились. Согласись, смотреться будет не очень.

— Даня хуже родителей, у которых пунктик на комендантский час и неукоснительное подчинение. Он же меня одну не отпустит.

— Именно поэтому я иду с тобой. Если не будешь снова меня топить, даю слово, постараюсь сильно не раздражать.

Вата фак???

— А как же купля-продажа Винтерфела и Железных островов?

Игнатенко кривится. Ну да. Нужна ему больно эта ерундистика. Он в настолках вообще участия не принимал. И пить почти не пил. Всё это время без особого интереса залипал на телек, раз в пятнадцать минут выходя курить на балкон.

Меня накрывает нерешительность.

Идти с ним вдвоём? Куда-либо? Это после сегодняшнего-то неудачного знакомства? Это точно хорошая затея?

Ночью Петербург преображается и становится ещё прекраснее! Невский проспект вообще словно сходит со страниц сказки. Улица переливается в бликах фонарных столбов, здания подсвечиваются рассеивающимися прожекторами, мигают вывески работающих кафе, а по дороге проносятся смазанными пятнами автомобили, играя включёнными фарами в слепящих зайчиков.

Город только просыпается. На улице, подобно грибам после дождя, вырастают уличные музыканты. Их много. Едва ли не каждый участок от светофора до светофора занят под своё представление. На зелёном мосту юный паренёк нереально круто играет на скрипке, а через дюжину шагов на смену заступает квинтет, вживую исполняющий"Группа крови на рукаве". Очень круто исполняющий, кстати. Ребята таланты.

Народу много, но местных от туристов отличить проще простого. Туристы то и дело озираются по сторонам, пытаясь объять необъятное. Местные же целенаправленно идут по проспекту, уже ничему не удивляюсь. Однако некоторые красоты мимо тоже не пропускают.

Какие-то девчонки с хихиканьем проходят мимо, заинтересованно поглядывая на Демьяна. Тот и бровью не ведёт. Едва ли их замечает. Такой неприступный, вы посмотрите. Молча вышагивает рядом со мной с видом языческого божка. Руки в карманах, в зубах сигарета, волосы падают на глаза.

— Так и будешь молчать? — не выдерживаю. Уже минут пятнадцать прошло, как мы вышли из подъезда, а он не проронил ни слова.

— А разве плохо?

— Раздражает. Зачем со мной увязался, если тебе это без интереса?

— Оставаться в квартире и заниматься херней интереса ещё меньше. Лучше уж свежим воздухом подышать.

О. То есть я тут ни причём? Это он просто телек не хотел смотреть?

— Мне не нужны охранники. Ты можешь идти.

— С радостью, но я вроде как дал слово твоему брату, что прослежу за тобой. Раз дал, значит надо выполнять.

А ему не шибко это и в радость, да? Выискался, блин, благородный рыцарь.

— И ты туда же? — психованно взвываю я. — Да вы достали! Чего вы делаете из меня несамостоятельную? Ну вот что со мной может слу… — меня рывком тянут к себе, не давая договорить. В следующую секунду мимо проносится на скейте юркий парень с бокалом вина. Подмигивает мне, салютуя напитком, и заворачивает за угол. Ну нормально, чё. Питер, культурная столица, всё дела. Чуть не зашиб и подмигивает.

— И правда. Что может случиться, — ехидно передразнивает меня Демьян, выпуская. — По сторонам смотри, самостоятельная.

— Подумаешь, — обиженно бурчу я, гордо задрав подбородок. — Это случайно… — не договариваю, влетая в какого-то мужика. Тьфу, блин.

— Дура. Слепая что ли? — шикает тот, расплёскивая пиво из обернутой в крафтовый бумажный пакет баклажки.

Собираюсь извиниться, всё-таки я реально виновата, но Игнатенко требовательно пихает меня в спину, заставляя ускориться.

— Бухать надо меньше. А то ослепнет кто-то другой, — сухо бросает он мужику, дальше уже не считая достойным слушать его вяканья. Ооо… Это что, он за меня только что заступился? Круто.

Бродим без чётких ориентиров. Питерские улочки умеют плутать, но заблудиться на них сложно, всё равно выходишь к каналам. Вот и мы, заскочив в ближайший продуктовый, минут десять спустя оказываемся недалеко от Тройного моста. Здесь, на набережной, разглядывая протекающую под нами Мойку, и задерживаемся.

Так волшебно. Луна только начинает прибывать, окрашивая всё в мягкий оттенок жёлтого. Демьян стоит рядом, облокотившись на металлическое ограждение. На меня не смотрит, а куда смотрит непонятно. То ли на накатывающие на каменную кладку волны, то ли на ту сторону берега, то ли куда-то внутрь себя.

Не могу отвязаться от возникшего желания зарисовать его профиль в скетчбук. Хех. Чтобы потом выдрать страницу, повесить на стену и пускать в неё дротики. Это ж надо быть таким привлекательным и, одновременно, отталкивающим. Хотя, может, я предвзята? Не знаю… просто пока не понимаю его. Другой вопрос: а хочу ли понять?

— Ты говорила про комендантский час. Росла в строгости? — спрашивает вдруг он и до меня доходит, что мои"игры в гляделки"не остаются незамеченными. Ой. Кто куда, а я опять впросак…

— Постоянных запретах, — признаюсь я, смущённо ковыряя ногти. — Дома будь в одиннадцать и ни минутой позже. Опоздание — неделя домашнего ареста. Про ночёвки у подружки, разумеется, можно и не думать. Про клубы тем более. У Дани было попроще, но тоже под давлением. Папа хотел, чтобы он пошёл по его стопам контрактником, брат отказался. Дошло до скандала. Вот он психанул и уехал. Меня хотели отправить учиться на юриста, а меня от одного этого слова тошнит, так что я специально завалила вступительные и год работала в цветочном, копя на переезд. Уезжала с тем же скандалом.

Не скажу, что у нас такая уж паршивая семья. Нормальная. Обычная. Просто в некоторых вещах мы друг друга не понимаем и не слышим. Надеюсь, это изменится. Потому что если нет, то… ну, печалька.

— Понятно, — кивает Игнатенко. — То есть все эти твои разукрашки — выплеск бунтарства. Я приблизительно так и думал. Но почему сюда? Почему Питер?

— Потому что я люблю Питер.

— Почему?

— А почему нет? Разве его можно не любить? Он ведь дышит историей, а я питаю к ней слабость, — жестом указываю на возвышающий впереди храм. С нашей позиции вся его многогранность как никогда хорошо рассматривается. Как и строительные леса, окольцовывающие центральную башню. — Спас на Крови, выстроенный на месте, где убили Александра II, — киваю правее, где раскинулась низкая, но длинная по протяжённости кирпичная постройка. — Бывшие императорские конюшни, — тычок пальцем влево, где за деревьями тонкой иглой высится шпиль. — Михайловский замок. А эти доходные дома, — оборачиваюсь назад, к разноцветным зданиям. — Ты хоть представляешь, сколько им лет?

— Представляю, — заверяет меня Демьян с какой-то непоколебимой уверенностью. И я ему верю.

— Ты местный? Родился здесь?

— Вроде того.

"Вроде того". Крайне аргументировано и весьма занимательно. Впрочем, на откровения я и не рассчитывала, так как уже успела перекинуться парочкой слов с Кирой. Мол: ху из ху и с чем едят этого персонажа. Из существенного выяснилось мало. Практически ничего. "Ты особой болтливости от Дёмыча не жди. Он на сегодня и так перевыполнил план по речевой активности. Обычно из него слова не вытащишь лишнего".

Миленько. Интересно, мне должно быть лестно от того, что скромная персона имени меня смогла его разговорить? Или впору обижаться, что именно я встала ему как кость в горле? Что ж, секрет расшатанной нервной системы красавчиков раскрыт. Завтра как набью себе татушку на лбу, устрою ему ещё один эмоциональный всплеск. И, возможно, сердечный приступ. Надо же как-то развлекаться.

— Мне сказали, ты рос в детском доме…

— Сказали ей… — мрачнеет собеседник, догадываясь откуда растут ноги. — У одной рыжей девицы длинный язык и никакого чувства самосохранения.

— Это такая тайна?

Ну вот, мне уже совестно, что я открыла рот и сдала человека.

— Нет. Но это не твоё дело.

Не моё дело. Ладно. Пусть так. Он прав.

Стоим дальше, наблюдая за проплывающим по каналу экскурсионным теплоходом, спешащим присоединиться к сородичам на Неве, где уже общим кортежем выводок пройдётся под разводящимся Александровским мостом.

— Хочу попасть на крыши, — говорю я ради того, чтобы что-то сказать. Потому что мне неловко. Не могу стоять и молчать. Моторчик в заднице требует работы либо конечностей, либо речевого аппарата. — Ты не знаешь, где-нибудь есть незапертые чердаки? Чтоб с красивым видом.

— Знаю.

— Дай адрес.

Демьян брезгливо отстраняется от железного заборчика, растирая след ржавчины, оставшийся на коже.

— Дай воды, — то ли просит, то ли требует он. Швыряю не глядя. И попадаю. — Блять! Ты что творишь?

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать.

— Прости. Но ты ж сам просил!

— Я просил: “передай, пожалуйста, воду”, а не “кинь мне бутылкой в рожу и разбей нос!”

Эм…

— А где пожалуйста-то было? Я его пропустила.

— Это подразумевалось, — огрызаются, сердито протирая ушибленную переносицу. И чё он гонит? Ничего не сломано. Неженка тоже нашлась.

— Ах, — саркастично фыркаю я. — Ну тогда я, типа, извиняюсь. Мысленно. Ааа! — пронзительно взвизгиваю, чувствуя, как ноги отрываются от асфальта, и я опасно накреняюсь через ограждение вниз головой, нависая над водой. Если он сейчас меня отпустит…

— Как думаешь, отомстить тебе или быть выше? — насмешливо интересуется голос Демьяна где-то в районе моей пятой точки, светящей задранной юбкой.

— Я не очень хорошо плаваю, — пищу на панике. Мало того, что плохо плаваю, так мне ещё и абсолютно не хочется барахтаться в грязной застоявшейся воде. Правда, подразумеваю, Игнатенко тоже этого не хотелось делать.

— Ничего. Я тебя брошу, я же и вытащу. Захлебнуться не успеешь. Ну так что, выдерга? Каковы наши дальнейшие действия?