Под прицелом

Ирина Мельникова

Кате казалось: вся жизнь впереди. Но война перечеркнула все планы и мечты. Девушку отправили в военный лагерь – готовить еду солдатам, но трудности быта оказались ничтожно малы по сравнению с пленом неприятеля, куда ей довелось попасть. И, возможно, это стало бы финальной точкой в ее судьбе, если бы не встреча с тем, кто неожиданно проявил к ней благосклонность.Можно ли влюбиться в того, кого должен ненавидеть? Есть ли шанс встретиться снова? И как быть, если у каждого – своя война?

Глава 4

Утром я разлепляю глаза от того, что кто-то трясёт меня за плечо.

Открываю глаза — это Вера. С мрачным лицом, ни тени улыбки, хотя обычно она жизнерадостная — насколько это возможно в такой обстановке, конечно. Но вчерашний день всех подкосил.

Нам ничего не рассказывают, но из разговоров во время завтрака становится очевидно, что помимо погибших и раненых есть несколько человек, которые не вернулись. Возможно, их убили и не нашли. Но, вероятнее всего, взяли в плен. Судя по лицам солдат — это даже хуже смерти. И пусть знают они совсем немного и выдать информацию не смогут даже под страшными пытками, но каково это — быть среди чужих, полностью под их властью? Они ведь точно будут пытаться выудить информацию, подготовиться к новому бою.

После завтрака солдаты разбредаются, задерживается лишь Сан Саныч. Смотрит на нас, поникших девчонок, исподлобья, и улыбается:

— Ну, что пожухли? Рано нос вешать. Мы, русские, медленно запрягаем, зато как поедем! Ничего, покажем им ещё все наши достопримечательности. Так запомнят — больше вовек не сунутся. А вы должны дух создавать боевой, поддерживать наших ребят. Пуля труса найдёт, а смелого не возьмёт.

И он поднялся, тяжело направляясь в свою палатку.

«Третья война на счету, — подумала я. — За что это всё человеку?»

Правда, о тех двух я знала лишь из уроков истории. Они были не на нашей территории, российских солдат лишь отправляли на помощь дружественным государствам. Но нашей семьи это всё не коснулось. До сей поры.

Только когда всё необратимо переворачивается с ног на голову, понимаешь, как счастливо ты жил.

День проходит в относительной тишине. К счастью, все живы и тяжёлых больных больше нет. Саша уже ходит и даже улыбается. Наташа вернулась к обеду, сообщив, что всю ночь наблюдала за неприятелем и — вот смелая девчонка! — насчитала в плену семь человек. Двое наших. Из нашего лагеря. Но информация не окончательная, возможно, есть и другие ребята.

— Зачем им пленные, если они ничего не знают? — интересуюсь я, опасаясь услышать жёсткую правду.

— Они смогут выменять их потом на своих солдат. Если договоримся.

— Арвенцы тоже попали в плен?

— Могли попасть в соседние лагеря. Может, командир пошлёт кого-то из нас туда или отправит письмо с запросом, чтобы узнать информацию.

Засыпаю сегодня я легче, но ночью всё равно несколько раз просыпаюсь и мучаюсь от воспоминаний и страшных мыслей: «Что дальше?»

После первой смены — завтрака — нас отправляют за водой. Здесь никто не считается в этом плане с тем, девушка ты или парень, тяжело тебе или нет. Есть слово «надо». И так как почти половина бойцов у нас по тем или иным причинам оказались неспособными выполнять обязанности по обеспечению лагеря к жизнедеятельности, обязанность носить воду для приготовления еды и душа легла на нас. Времени на отдых осталось ещё меньше, но это теперь не пугает: лишь бы не быть одной, не замыкаться в своих мыслях и чувствах.

Нам в провожатые дали Ваню — парнишку примерно нашего возраста, чуть ниже среднего роста, довольно бойкого.

У нас, девчонок, оружия не было, поэтому в случае чрезвычайной ситуации нести ответственность и защищать нас должен был он. Хотя, по правде говоря, об опасности мы не думали. До озера было идти минут семь пешком.

Лес сегодня был тихий, даже ветра не было слышно. Птицы пели — ещё не всех распугала война.

Мы с девчонками шли гуськом вслед за Ваней, у всех были вёдра — огромные, но такие, чтобы под силу было унести. Это уже второй наш заход на сегодня. Пальцы болели ужасно, даже разогнуть их было трудно, но каждая из нас сжимала зубы, набирала полное ведро, не халтуря, и тащила до лагеря по штуке в каждой руке.

Несколько раз на обратном пути мы делали передышку, но ненадолго, потому что до начала второй смены оставалось уже совсем немного, а мы надеялись успеть набрать воды ещё один — третий — раз.

Я набрала воду быстрее девчонок и на пару секунд застыла у воды, любуясь мелкой рябью. Вот бы побыть здесь подольше, набраться спокойствия, подышать свежестью, а ещё лучше — окунуться в воду. Хотя сейчас холодно и купаться в воде ещё нельзя.

— Слышите? — вдруг произносит Вера, резко распрямляясь, и лицо её мгновенно становится застывшей от страха маской.

Мы с Людой и Ваней тоже начинаем прислушиваться, но вокруг тишина.

— Показалось, — пожала плечами Люда и наклонилась, чтобы набрать воды в другое ведро.

И тут слышен звук — словно хрустнула ветка. Вряд ли от ветра. Будто кто-то на неё наступил.

И мне становится так страшно, что будто парализует на месте. Ни рукой не могу шевельнуть, ни ногой. Кто бы это ни был — зверь или человек, хорошего от него не жди.

— Так, девчонки, быстро берём ведра и уходим, — тихо командует Ваня.

Никто не сопротивляется. Даже бойкая Люда примолкла.

Но едва мы делаем несколько шагов вдоль дорожки, случается невероятное. С трёх сторон на нас налетают ребята в маскировке, и даже по мимолётному взгляду можно понять — они не свои. Их четверо, в нашу сторону направлены ружья. Один из них что-то говорит на своём языке, но я не понимаю.

У нас есть два варианта: сдаться или попробовать бежать.

И тут командует Ваня:

— В разные стороны, быстро!

И мы, не сговариваясь, бросаем вёдра и бежим прочь.

Я не вижу остальных, не знаю, куда бегу, только чувствую, как в ушах гремит сердце. Не знаю, было ли мне когда-нибудь страшно настолько.

Но уже через пару секунд всё заканчивается.

Я вижу, что прямо передо мной — арвенец с ружьём наготове. И целится прямо мне в лоб. Даже не понимая, что делаю, я приседаю, чтобы избежать пули. Но он не стреляет, хватает меня под локоть, тащит к дереву и прижимает спиной к стволу. Я зажмуриваю глаза и шепчу лишь два слова: «Господи, помилуй! Господи, спаси!»

А потом слышу выстрел. И к горлу подступает тошнота.

Затем ещё один.

Мамочки!

Мне хочется закричать, но я боюсь даже открыть глаза. Только думаю: «Ну, вот и всё! Вот и всё…»