Небо на двоих

Ирина Мельникова, 2010

Жизнь редактора глянцевого журнала Ольги Богдановой рухнула – любимый муж Юра бросил ее ради смазливой секретарши! Она уже подумывала наложить на себя руки, когда подруга Любава уговорила Олю уехать в горы и там, в медвежьем углу, забыть о прошлом и найти силы жить дальше. Так Ольга попала в совсем другой мир – завораживающей красоты и настоящих мужчин. Владелец турбазы Вадим был с ней холодно-язвителен, но Оля и не планировала заводить новый роман. А вскоре она узнала: ее обвиняют… в убийстве мужа! Надо срочно вернуться домой и разобраться, что там произошло, но как это сделать без денег и документов – все пропало во время горного обвала!..

Глава 4

Любава оказалась расторопной. Она в два дня не только договорилась с братом, но и купила билет на самолет. Мне осталось лишь уладить текущие дела на работе и написать заявление на отпуск. Но главный редактор подписала его мгновенно, даже не слишком рассердилась, когда я попросила месяц в придачу без содержания. Я ведь прекрасно понимала, чего ей это стоило: слишком много было на шеф-редакторе завязано.

— Ох, как я тебе сочувствую, — пригорюнилась начальница, когда мы выкроили несколько минут, чтобы выпить по чашке кофе с коньяком. — Конечно, мой Константин от меня не уходил, но я-то… — Она воздела очи горе и затянулась сигаретой. — Я-то два раза от него бегала… Но возвращалась. И знаешь, как трудно было поначалу. Но сейчас от кого бегать?

Она вздохнула и перевела взгляд на фотографию двух девочек-близняшек, стоявшую на ее столе.

— Вон каких красавиц родили. Теперь на ноги надо поднимать. Учить, воспитывать… — И, потушив сигарету о дно пепельницы, начальница деловито посоветовала: — Тебе родить надо непременно. Как только твой Юра вернется, никого не слушай, беременей незамедлительно.

— Он не вернется, — покачала я головой. — Даже если его будут там резать пилой, Юра сбежит, но ко мне не вернется. Гордый он, унижаться не будет.

— Да не гордый, а тебя боится, — отмахнулась главред. — Ты ж как посмотришь своими глазищами, как губы скривишь, кого только мороз по коже не продирает!

Я чуть не подавилась кофе от такого заявления. Надо же, как все запущено! Я, оказывается, не только родной коллектив запугала, но и бывший муж, получается, от страха бросился в объятия смазливой секретарши.

Об этом я рассуждала всю дорогу домой. Да, я была принципиальной. Да, не любила лентяев, потому что сама пахала, как вол. Что еще? Никогда не сплетничала и, если что-то не нравилось, не юлила, а высказывала претензии прямо, глядя в глаза… Не врала, перед начальством не лебезила… Любви сотрудников не искала, панибратства не допускала… И что получила взамен? Узнала, что в коллективе меня не уважают, а элементарно боятся. И наверняка обрадуются, что шеф-редактор наконец-то свалила в отпуск.

Я пыталась убедить себя, что мне это безразлично, и все же, все же… Настроение испортилось. К тому же огорчило известие, что с Дарькой придется расстаться. Вадим Борисович был не против моего приезда, но категорически запретил брать с собой собаку. Любава сообщила, что он не возьмет на себя ответственность за жизнь моего щенка, потому что в хозяйстве у него не то четыре, не то пять охотничьих собак да пара сторожевых овчаров.

Я представила такую свору, и мне вмиг расхотелось ехать. Но Любава сердито прикрикнула на меня и объяснила, что овчарки у него на цепи, а охотничьи живут в вольере. Просто Вадим, как бывалый собачник, знает, насколько вездесущи и проказливы щенки, особенно карликового пуделя. «Они ж, как крысы, — якобы сказал Вадим Борисович, — в любую щель пролезут».

Сравнение с крысой мне очень не понравилось, но резон в его словах был. Дарька и впрямь оказался пронырливым и игривым щенком. Не дай бог, полезет брататься к овчаркам. Так что скрепя сердце я согласилась оставить своего питомца у Любавы, которая неожиданно восприняла это с энтузиазмом и даже поклялась воспитать из него образцовую собаку к моему возвращению. В чем я лично сильно сомневалась.

Любава забрала Дарьку накануне отъезда, а рано утром обещала подбросить меня в аэропорт. Вещи были собраны еще два дня назад. Я терпеть не могла авралов, и потому подошла к этому делу со всей ответственностью и на полном серьезе, большая сумка на колесиках дожидалась в прихожей. Для всякой мелочи сгодился саквояж. Его я решила взять с собой в салон самолета. Проверила билеты, банковскую карту, наличные деньги, документы. Они уместились в сумку поменьше, которую я повешу на плечо. Кажется, все!

Я присела на диван, и еще раз пробежала глазами список вещей. Нет, вроде ничего не забыла. Теплые вещи — свитера, носки, шапочка уложены. Две пары кроссовок, водонепроницаемая куртка, ветровка, джинсы, даже резиновые сапоги не забыла. На них настояла Любава. Что там еще? Белье, спортивный костюм, шорты и легкие сандалии… Жара в Абхазии, по словам Любавы, уже в конце мая доходит до сорока градусов. На всякий случай я захватила купальник и крем для загара. Может, получится выбраться на море, поплавать, позагорать… Не торчать же все время в горах!

В Интернете я нашла отзывы туристов об Абхазии и очень удивилась тому, что совсем недавно там шли кровопролитные бои. Народ отстаивал свою независимость. Народ не хотел входить в состав Грузии.

Честно говоря, об Абхазии я знала не больше, чем, к примеру, о Танзании или Республике Чад. Так уж получилось, что никогда там не отдыхала, ни с одним абхазом знакома не была. Зато, по доброй российской традиции, испытывала слабость к Грузии, на холмах которой лежит ночная мгла, дружила с грузинами — одноклассниками и однокурсниками, восхищалась их поэтами, актерами, певцами. А любовь Александра Грибоедова к юной грузинской княжне? Какая трогательная и романтичная история! А «Мимино»? Кто из нас не напевал песенку: «Чито гврито, чито маргалито да…»

А грузинские вина, чьи названия, как музыка, ласкали слух: «Хванчкара», «Ахашени», «Оджалеши», «Вазисубани», «Ртвели»… Но самый большой спрос в советские времена был, конечно, на «Киндзмараули» — возможно, потому, что оно считалось любимым вином Сталина.

Помню, как лет пять-шесть назад меня пригласили на дегустацию грузинских вин. Тонкие бокалы с вином, налитым чуть выше донышка, играли, как драгоценные камни. Одни отливали золотом, другие таинственно поблескивали рубиновой гранью, третьи будто отбрасывали розоватый луч утренней зари. Зал ресторана наполнял пряный аромат мягких грузинских сыров, смешанный с запахом свежеиспеченного хлеба — чуреков.

Первым делом нас предупредили: в Грузии вино пьют совсем не так, как в России. Им запивают пищу — закусывать вино, подобно водке, считается кощунством. Такой способ пития определяет грузинская кухня — пряная и острая, щедро приправленная жгучим красным перцем. А справиться с этим «пожаром», как мы убедились, под силу только хорошему вину. Словом, я любила Грузию по книгам и фильмам, слушая ее музыку и попивая ее вино, и меня совсем не смущал рассказ деда, служившего в Грузии в конце тридцатых годов. В город офицеры выходили только вдвоем и держались середины дороги. Под домами ходить было нельзя: сбрасывали цветочные горшки на голову, помоями обливали… Но бойцами грузины были отменными, этого дед не отрицал. Поэтому меня крайне удивили рассказы о жестокости, с которой грузинское правительство пыталось вернуть Абхазию в свои объятия.

Но в Абхазии война давно закончилась. В целом, несмотря на разруху и бедность, отзывы об отдыхе в тех благословенных краях — мечте советского отпускника, были неплохими, цены умеренными, а кое-где просто смешными.

Конечно, я не обольщалась, что горы встретят меня прекрасной погодой, но надеялась, что не будет хотя бы дождей. В Москве лето еще не наступило, но дня три уже стояла такая жара, что в редакции приходилось включать кондиционеры.

Я подошла к окну. В последнее время это вошло в привычку. Шел девятый час утра. Юра, несомненно, был уже на работе. Но, тем не менее, я бросила взгляд на автостоянку и ахнула от неожиданности. Знакомый серебристый внедорожник стоял под окнами. Из него вышел Юра, что-то сказал охраннику…