Антик с гвоздикой

Ирина Мельникова

Графиня Наталья Изместьева жила в своем имении полновластной хозяйкой. Когда умер ее муж, редкостный негодяй, она изгнала из дома всех его прихвостней, перестала выезжать в свет и принимать у себя. Но вот у нее объявился сосед – князь Панюшин, который сразу заявил о себе, приехав к Изместьевой без приглашения. Графиню потрясла его наглость, но столь же сильно потрясла и личность князя. Он не был похож ни на одного из ее скучных соседей. Богатый и красивый князь считался выгодной партией для уездных барышень… Но какую игру затеял этот сердцеед, посылая именно Наталье розы из своей оранжереи? Неужели, думала она, Панюшин считает, что провинциальная вдова тут же сложит перед ним оружие? Сдаваться она не собиралась. И не знала, что князь Григорий потерял голову, увидев ее в первый же день приезда в имение – прекрасную амазонку на арабском скакуне…

Глава 6

Дубу, раскинувшему свои ветви почти над самым парадным крыльцом, было около трехсот лет. «Антик с гвоздикой» построили на месте старой, еще боярской усадьбы, напоминавшей скорее небольшую крепость, что по тем смутным и ненадежным временам было более чем оправданно. Дуб исполнял роль сторожевой башни, и в его густых ветвях хоронился настил из досок для исправно менявшихся часовых, которые не спускали глаз с озера и ведущей к усадьбе дороги. В те, уже ставшие преданием годы густые леса подходили к озеру, к боярской усадьбе вплотную, и всякой нечисти в них водилось предостаточно, начиная от дикого зверя и кончая разбойничьим людом, чьи набеги были не менее опасны, чем встреча с волчьей стаей в чистом поле непроглядной зимней ночью.

Несмотря на то что подъездную аллею пришлось пустить в обход дуба, дерево не спилили. И оно осталось несомненным украшением усадьбы — огромное, с мощными ветвями, под которыми в непогоду вполне могло укрыться небольшое воинское подразделение с пушками и лошадями, или пастух с отарой овец, или…

Впрочем, никому из них на территории усадьбы околачиваться не дозволялось, равно как и гостям, которые тоже сумели бы изрядно повеселиться под его развесистой кроной. Но порядки молодая графиня завела строгие, поэтому дуб скучал в одиночестве, орошая каждую осень свое подножие щедрым ливнем из желудей, которые собирали в плетеные корзины и отправляли на скотный двор свиньям. Да еще досаждал он дворникам, которые его опавшую листву исправно убирали, вывозили возами и сжигали за пределами усадьбы.

Нижние ветви у дуба спилили до высоты трех аршин, а то и выше, после того как один из лакеев сломал себе шею, свалившись пьяным с настила, доски которого прогнили и частично обрушились.

Теперь вместо настила осталась лишь пара поперечных плах, на которых ранее доски крепились, и теперь они едва просматривались сквозь густую дубовую листву. Сбросить их никто не решался, а испробовать, как раньше, на прочность не рисковали даже вездесущие дворовые мальчишки. Барыня пригрозила нещадно выпороть всякого, кто осмелится подойти к дубу ближе чем на пару саженей.

В тени его кроны еще при жизни старой графини установили несколько скамеек, но на них давно никто не сиживал. Днем из-за недостатка времени, вечером из-за комаров, которые вблизи озера были по-особому крупными и злющими.

Но сейчас возле дуба творилось нечто схожее с маленьким светопреставлением. Казалось, все население усадьбы сбежалось сюда, чтобы поглазеть на невиданное зрелище. Барыня, простоволосая, растрепанная, рыдала в голос и металась под дубом, умоляя спуститься вниз маленького графа. Но он сидел верхом на толстой ветке, болтал ногами и, несмотря на слезы и уговоры матери, слезть наотрез отказывался.

— Павлик, — Наташа остановилась и молитвенно сложила руки, — не огорчай маменьку! Спускайся вниз! — И прикрикнула на рослого лакея: — Данила, бегом в дом, неси одеяла.

Данила на рысях бросился в комнаты и вернулся уже вместе с Марфушей и с охапкой одеял в руках.

— Натягивайте одеяла под дубом, — приказала Наталья. Она уже поняла, что слезами маленького упрямца не пронять, и поэтому промокнула их платочком и приступила к решительным действиям.

Через несколько минут дуб обступили рослые лакеи, растянувшие за углы одеяла. По четыре человека на каждое. Теперь, если Павлик по какой-то причине вздумает свалиться с дерева, он непременно упадет на одеяла. Но мальчик, заметив эти приготовления, полез еще выше по дереву и устроился под остатками настила. Здесь ветки были тоньше, но он, не обращая на это внимания, поднялся на ноги и ухватился за доску, когда-то поддерживающую настил. На головы лакеев и одеяла посыпались старые желуди, листья и сухие веточки.

— Павлик! — вскрикнула Ксения. — Осторожнее! Ветка может обломиться!

Наталья перекрестилась и умоляюще посмотрела на сестру. Дворня и лакеи, молча задрав головы, наблюдали, что происходит в кроне дерева.

Павлик переступил ногами, и ветка под ним затряслась. Но маленький негодник даже не подумал переместиться ниже, лишь крепче ухватился за остатки сторожевого настила.

— Павлик, — мягко сказала Ксения, — спускайся! Смотри, на маменьке лица нет! Не пугай нас!

— Пусть она пообещает, что разрешит нам гулять возле озера, — кивком головы мальчик показал на мать. — И позволит мне кататься на лодке и верхом.

Наталья жалобно скривилась:

— Павлик, дорогой, это же опасно для жизни! На озере волны, а лошадь может понести…

В ответ мальчик внезапно оттолкнулся от ветки ногами и повис, слегка раскачиваясь в воздухе, ухватившись за доску. Толпа ахнула и метнулась к дубу, выставив руки перед собой, словно этим можно было оградить озорника от падения.

Наташа испуганно вскрикнула, и слезы вновь ручьем побежали у нее по лицу. Но сын был безжалостен:

— Не слезу, пока не позволите! Лучше я здесь останусь жить! — Он вновь взгромоздился на ветку и прокричал сердито: — Завиваться больше не буду и цветы вышивать! — Подумал мгновение и добавил: — И латынь учить.

— Павлик, одумайся. — Ксения подошла вплотную к растянутым одеялам и задрала голову вверх. Снизу ей были видны лишь ноги племянника, которые переступали по ветке. Она также заметила, что ветка сильно прогнулась. Павлик был достаточно упитанным мальчиком и не очень ловким. Ксения быстро огляделась по сторонам. Не будь вокруг столько народа, она давно бы сама вскарабкалась на дерево и стащила негодника вниз.

— Хорошо, — к ней подошла Наташа. Она справилась со слезами, и голос ее звучал по обыкновению строго. — Спускайся вниз! Я обещаю, что мы сегодня же обсудим все твои пожелания.

— Нет, — маленький упрямец продолжал гнуть свою линию, — не слезу, пока не дадите слово, что Ксюшу больше не будете обижать и меня, как барышню, наряжать.

Наташа вновь оглянулась на сестру, словно просила у нее помощи. Но та молчала. И графиня поняла, что здесь ей надо тоже решать самой. И как можно скорее, потому что руки у Павлика затекли и он держался за доску попеременно то одной, то другой рукой.

— Я согласна, — вздохнула она, а следом за ней и дворня, наблюдавшая за тем, кто ж кого переупрямит: мать сына или наоборот. Получилось наоборот. И люди облегченно перекрестились. Барчука в доме любили. Несмотря на избалованность и капризность нрава, он не пошел характером ни в мать, ни, тем более, в папеньку. И при всем своем упрямстве все же был мальчиком добрым и незлопамятным.

Но Павлик решил закрепить победу:

— Дайте сначала слово, что не накажете меня!

— Честное слово, не накажу, — произнесла покорно Наташа и вскрикнула в ужасе. Павлик переступил ногами, и они вдруг соскользнули с ветки теперь уже против воли мальчика. Он взвизгнул, пальцы его разжались. И он полетел вниз. Толпа ахнула. Наташа дико закричала и упала в обморок. Но Всевышний хранил маленького графа. Через мгновение Павлик зацепился за сук рубашкой и повис между ветвей. Он лихорадочно шарил вокруг руками, пытаясь дотянуться до соседних сучьев, но пальцы его едва доставали до ствола и ловили лишь листья да тонкие ветки.

— Не шевелись! — Ксения пробовала говорить спокойно, но голос ее выдавал, он дрожал и прерывался от ужаса. Рубашка мальчика могла вот-вот лопнуть, обломок сучка тоже угрожающе прогибался и скрипел. И Ксения собрала себя в кулак и твердо произнесла: — Веди себя спокойно. Не дергайся! Сейчас принесут лестницу и снимут тебя с дерева.

Лестницу принесли мигом, приставили ее к стволу, но не хватило футов пяти, чтобы дотянуться до мальчика. Ксения растерялась. Она оглянулась на сестру. С нею занимались Марфуша и горничная графини Глафира. Наташа сидела на траве с расстегнутым на груди платьем, а девушки терли ей виски и поднесли к носу флакон с нюхательной солью.

Ксения вновь перевела взгляд на мальчика. Он держался удивительно мужественно, не плакал и не впал в истерику, только глаза выдавали страх, когда он смотрел вниз. До земли было не меньше пятидесяти, а то и больше футов, и люди и одеяла, которые они растянули внизу, казались сверху такими маленькими…

— Барышня, — к ней подошел Евсей, — позвольте на дерево вскарабкаться. Попробую барчука снять.

Ксения с большим сомнением обвела взглядом его крупную фигуру.

— Смотри, Евсей, обрушишь ветки, тогда совсем к Павлику не подберемся.

— Да я осторожно, — пообещал кузнец.

Он и вправду довольно ловко взобрался по лестнице до самого верха и, ухватившись за ствол руками, перебрался на ветку, которая находилась ниже Павлика. Евсей покачался на ней, проверяя ее на прочность, и вскарабкался на следующую ветвь, чуть выше, но все же за добрую сажень от цели. Павлик что-то тихо ему сказал, Евсей весело ответил, люди внизу не разобрали, что именно. И в этот момент сук под ногами кузнеца обломился, и он тоже повис в воздухе, беспомощно болтая ногами. Ветка, за которую он удерживался руками, угрожающе крякнула и сломалась. Толпа внизу завопила в ужасе, но, к чести лакеев, они не выпустили одеяла из рук, и кузнец рухнул на них. Удар был такой силы, что и спасатели и спасенный растянулись на земле, образовав приличных размеров кучу-малу.

К счастью, Евсей не слишком пострадал. Кряхтя, он поднялся на ноги. Лицо его пересекала солидная царапина, один глаз заплыл, но, кажется, это были единственные потери, если не считать оторванного рукава рубахи и огромной дыры на колене.

— Ну, вот, барышня, — произнес он сконфуженно и развел руками.

Марфуша погрозила ему кулаком, а Ксения попросту не успела ничего сказать по этому поводу, хотя слова так и просились с языка. И самодовольному силачу-кузнецу очень бы от них не поздоровилось. Но тут чье-то горячее дыхание коснулось ее щеки, в нос ударил резкий запах конского пота, и она, даже не сообразив, что делает, отскочила в сторону, освобождая дорогу невесть откуда взявшемуся всаднику на темно-гнедом жеребце.

— Па-а-аберегись! — рявкнул он прямо над ее ухом и направил коня на толпу, которая мгновенно распалась на две половины.

Всадник вопреки всем правилам, по которым верховым на территорию усадьбы, кроме самой Наташи да управляющего Корнилы, заезжать строго запрещалось, чтобы не потоптать ненароком газоны и цветники, направил лошадь к дереву. Вскочив ей на спину, незнакомец выпрямился во весь рост и, минуя лестницу, ухватился за нижнюю ветку, подтянулся, и его гибкое тело скрылось среди листвы. В следующее мгновение он показался уже гораздо выше, затем еще выше и, карабкаясь быстро и ловко, как обезьяна, наконец поравнялся с мальчиком. Что-то ему ободряюще сказал и переместился на ветку, нависшую над головой Павлика.

— Эй, на рее! — крикнул он весело. — Держись, матрос!

Обхватив сук ногами, он принялся разматывать то ли длинный кушак, то ли пояс, но потом оказалось — аркан, который носил почему-то вокруг талии.

Ксения судорожно перевела дыхание. Наташа подошла к ней и взяла ее за руку. Пальцы ее мелко дрожали. И сама она была бледной и испуганной. Давно Ксения не видела сестру такой растерянной и беспомощной. Сердце ее сжалось. Она обняла Наташу за плечи и привлекла к себе. Та прижалась к ней. Так они и стояли, обнявшись, пока неожиданный спаситель колдовал с арканом в кроне дерева. По крайней мере, внизу было совершенно непонятно, что он собирается предпринять. Но по тому, как он действовал — быстро и решительно, собравшимся под деревом людям стало очевидно, что ему не впервой снимать напроказивших мальчишек с деревьев.

Незнакомец сложил аркан вдвое и, свесившись с ветки, подвел получившуюся петлю под мальчика.

— Садись, как на качели, — крикнул он Павлику, — и ухватись руками за веревку.

Через мгновение Павлик был в безопасности. И как раз вовремя. От резкого рывка рубашка лопнула, следом сломался сучок, но незнакомец не упустил аркан и лишь крикнул:

— Эй, на рее! Крепче держись!

Павлик вскрикнул испуганно, но зато уже ничто не удерживало его и он был свободен. И это существенно облегчило задачу его спасителю. Мужчина принялся медленно стравливать аркан с мальчиком вниз, пока ноги того не коснулись толстой ветки, способной выдержать и взрослого человека.

— Держись, матрос! — прокричал опять мужчина, но Павлик и без того ухватился за ствол обеими руками. Его спаситель скользнул вниз и очутился рядом с ним. Затем притянул к себе лестницу, верхняя перекладина которой оказалась на уровне его пояса. — А теперь спускайся, — сказал он ласково. — И не бойся, я буду удерживать тебя сверху.

Он быстро обвязал мальчика арканом вокруг пояса, и тот принялся спускаться по перекладинам, а мужчина сидел верхом на ветке, держал лестницу ногами и, постепенно отпуская аркан, что-то весело насвистывал при этом. Наконец ноги Павлика коснулись земли. Наташа подбежала и прижала его к себе. Слезы вновь хлынули у нее из глаз. Она лихорадочно ощупывала его, проверяя, не повредил ли сын чего, когда сорвался с ветки, и, обнаружив, что он никоим образом не пострадал, разве что руки о сучья исцарапал, принялась его целовать, обливая слезами и приговаривая:

— Дай слово, что не будешь больше так поступать! Ты ведь не хочешь, чтобы маменька твоя умерла со страху?

— Простите меня, — пробурчал Павлик, — но я не хотел падать. Сук сам обломился.

— Слава богу, все обошлось! — произнесла Наташа с облегчением и перекрестилась. Окружившая их дворня радостно загалдела и тоже принялась креститься, совершенно забыв при этом об истинном герое дня. Первой о нем вспомнила Ксения. Приподнявшись на цыпочки, она поверх голов слуг разглядела того, кто так неожиданно, словно с неба свалился, пришел к ним на помощь. И почувствовала, как сердце ухнуло в пятки. Его светлость князь Григорий Панюшев собственной персоной успел уже взобраться на лошадь и немного высокомерно взирал сверху вниз на весело гомонящую толпу.

Ксения оглянулась на сестру. Но та, похоже, тоже окончательно пришла в себя. И взор устремила в одном с Ксенией направлении. Только в отличие от сестры он у нее не был ни испуганным, ни растерянным, ни тем более удивленным, а строгим и не менее высокомерным, чем у князя. Два взгляда, мужской и женский, скрестились и лязгнули, как два булатных клинка. По крайней мере, так показалось Ксении.

Лицо сестры закаменело, глаза сузились. Она молча отстранила Павлика, и заботливые руки Марфуши тотчас приняли его, обняли за плечи, и девушка повела его к дому, что-то ласково приговаривая. Мальчик покорно следовал за ней, но вдруг обернулся, выскользнул из-под ее руки и стремглав кинулся к своему спасителю, опередив опешившую от его резвости мать на несколько шагов.

— Князь! — Павлик протянул ему руку. — Спасибо вам! Сегодня вы второй раз спасли мне жизнь!

— Просто удивительно, граф, как вам везет попадать в переделки. Думаю, у вас большое будущее! — Князь соскочил с коня и положил ладонь на голову мальчику. — Однако следует научиться самому достойно выходить из подобных положений. И на чужую помощь надо меньше всего надеяться. Только на себя, и ни на кого другого! Тогда тебе и черт не страшен, и даже взвод янычар или башибузуков!

— А вы меня научите этому? — посмотрел на него с надеждой Павлик.

— Все зависит от твоего желания, — улыбнулся князь и перевел взгляд на мать мальчика, вернее, на разъяренную фурию, которая приближалась к ним быстрым шагом.

— Кто вы такой, позвольте вас спросить, и каким образом оказались на территории усадьбы? — спросила она самым резким тоном, на который только была сейчас способна, потому что задыхалась то ли от быстрой ходьбы, то ли от ярости, а вернее, от того и другого вместе.

— Позвольте представиться, — князь по-кавалерийски лихо щелкнул каблуками и, сняв шляпу, склонил голову в галантном поклоне, — князь Григорий Панюшев! С недавнего времени ваш ближайший сосед!

— Что вы делаете в моих угодьях? — Глаза графини гневно сверкнули. — Я вас к себе не приглашала, и вам следует знать, что я от подобных знакомств воздерживаюсь.

— Простите, сударыня! — Губы князя сжались в узкую полоску. — Я тоже не горю желанием знакомиться с вашим сиятельством, но назрел ряд обстоятельств, которые я хотел с вами незамедлительно обсудить.

— Никаких дел, никаких обсуждений! — Ксения видела, как сестра закусила губу — первый признак того, что она в бешенстве. Слуги это тоже поняли и потому бросились в разные стороны, точно куры, заметившие в небе коршуна.

В мгновение ока на поляне возле дуба никого не осталось, кроме графини, оцепеневшей Ксении, Павлика и неожиданного визитера, который нахлобучил шляпу на лоб и с вызовом посмотрел на Наталью.

— Ваше сиятельство графиня, как бы вам этого не хотелось слышать, но я вынужден заявить, что не позволю впредь бесчинств, которые творят ваши крестьяне в моих угодьях. Сегодня мои егеря задержали двух лесорубов, трех охотников с силками, пятерых мальчишек, которые чуть не подпалили березняк всего в версте от моей усадьбы. Все они отпущены с миром. Но только на первый раз. Если подобные безобразия повторятся, то уверяю, сударыня, я сумею найти управу и на ваших холопов, и на вас!

— Как вы смеете? — Наталья задохнулась от негодования и беспомощно оглянулась по сторонам. Как назло, никого из слуг рядом не оказалось. И этого беспардонного наглеца некому было взять и вытолкать в шею с ее усадьбы.

— Маменька, как вы смеете! — Павлик пришел в себя и топнул ногой. — Князь уже два раза спас меня от смерти! Ксюша, скажи! — Он подбежал к тетке и потянул ее за рукав.

— Наташа, князь действительно… — произнесла робко Ксения, но сестра уже закусила удила, и теперь разве что ушат холодной воды мог остудить ее гнев.

— Прекрати! — прикрикнула она на сестру. — Дай мне разобраться, почему князь соизволил оказаться в моих угодьях! Видите ли, моим крестьянам возбраняется появляться на его землях, а ему, выходит, на моих дозволено? Извольте ответить, князь, с какой стати вы шляетесь там, где вам не положено?

— Простите, — князь едва заметно улыбнулся, — сударыня изволят ошибаться! И я хотел бы со своей стороны справиться у вас, с какой стати вы пользуетесь моей дорогой, как своей? Да еще допускаете туда своих олухов пастухов, по чьей милости сегодня чуть не погибли ваша сестра и сын.

— С пастухами я разберусь без ваших напоминаний, — произнесла Наталья сквозь зубы и сверкнула глазами на Ксению, отчего та почувствовала, как вся кожа у нее покрылась мурашками. — Но дорога всегда принадлежала Изместьевым, поэтому ваши претензии совершенно не обоснованы.

— Ошибаетесь, графиня, — опять усмехнулся князь и, минуя стремена, взлетел в седло. — Дорога испокон века принадлежала князьям Завидовским, а теперь по закону перешла в мою собственность. А так как срок вашей аренды истек еще пять лет назад, то я намерен взыскать плату за пользование моей дорогой в недельный срок. Иначе вам и вашим крестьянам придется добираться до города в объезд, а это, насколько мне известно, лишних полсотни верст пути. Так что решайте, сударыня, или вы выплачиваете мне за аренду дороги за те годы, что вы пользовались ею безвозмездно, или…

— Вы меня шантажируете, — произнесла Наталья с облегчением. Гнусная сущность нового владельца Завидова окончательно прояснилась, и графиня ввела в бой резервные силы: — На днях я побываю у землеустроителя и у стряпчего, чтобы уточнить границы наших с вами владений, но с этой секунды ни один ваш рыбак не покажется на озере. Я велю потопить всякую лодку, которую обнаружат мои слуги.

Князь, похоже, на мгновение растерялся, однако быстро взял себя в руки и очень вежливо уточнил:

— А разве северная часть озера не принадлежала князьям Завидовским?

— Ровно настолько, насколько им не принадлежала сама дорога! — произнесла Наталья с заметным торжеством и с вызовом посмотрела на князя.

Он тоже смерил ее взглядом. Слегка насмешливым и, как ей показалось, крайне дерзким. Только почему-то кровь вдруг прилила к ее щекам, и графиня машинально поправила растрепавшиеся волосы и провела языком по пересохшим вдруг губам.

Взгляд князя переместился с ее лица чуть ниже. Наталья невольно подняла руки, пытаясь избавиться от внезапного спазма, перехватившего горло, и чуть не вскрикнула от ужаса. Лиф платья был расстегнут, являя свету и взору князя нижнюю сорочку. Она судорожно стянула пальцами края лифа и принялась лихорадочно застегивать мелкие пуговки. Пальцы ее дрожали, пуговицы не желали попадать в петли, а князь продолжал изводить ее пристальным и насмешливым взглядом, который медленно прошелся по плечам графини, ее груди, слегка притормозил на шее и вновь вернулся к лицу. И тут их глаза встретились…

Ксения заметила, как вспыхнула сестра, затем побледнела, а потом решительно вздернула подбородок.

— Простите, князь! Я искренне вам благодарна за спасение моего сына и сестры, а сейчас прошу немедленно покинуть мою усадьбу и впредь без моего на то разрешения здесь не появляться!

Князь задумчиво посмотрел на нее, потом сдвинул кнутовищем шляпу на затылок и присвистнул совсем по-разбойничьи, словно никогда не был обучен хорошим манерам:

— Мне говорили, что вы отменная самодурка, графиня, но не до такой же степени? Вы превзошли все мои ожидания!

— Убирайтесь прочь! — процедила Наташа сквозь зубы. — И запомните! Ни одного рыбака на озере!

— И ни ноги ваших людей или колеса на моей дороге! — расплылся в злорадной ухмылке князь. — Я передумал брать с вас аренду! И с этой минуты я полностью запрещаю вам пользоваться моей дорогой. — И неожиданно подмигнул Ксении. — На войне как на войне! — Затем, хлестнув жеребца плетью, пустил его в галоп. Из-под копыт фонтаном взлетели куски дерна. Еще мгновение, и всадник исчез за воротами усадьбы. Наташа растерянно посмотрела на сына и сестру и, подхватив юбки, почти бегом направилась к дому.

Павлик подошел к Ксении. Глаза мальчика смотрели печально. Похоже, он едва сдерживался, чтобы не заплакать.

— Ксюша, — произнес он тихо, — зачем она со всеми ругается? Князь ей ничего плохого не сделал, а она налетела на него, накричала. И теперь он откажется учить меня кататься верхом и не расскажет о своих приключениях. — Он перевел взгляд на мать, медленно поднимающуюся по ступеням парадного крыльца. Она, казалось, едва передвигала ноги от усталости. Павлик вздохнул: — Нет, теперь точно погулять к озеру не отпустит, раз князь запретил по дороге ездить. А жаль, он мне так понравился. — И, заглянув в глаза тетке, требовательно спросил: — А тебе?

— Мне тоже понравился, — вынуждена была признать Ксения и тут же спохватилась: — Смотри, маменька твоя узнает про наши симпатии, обоим не поздоровится.

И, обнявшись, тетка и племянник направились в дом вслед за княгиней.