Перекрестки судьбы

Ирина Мартова, 2015

«Перекрестки судьбы» – книга об удивительных и таких непростых судьбах людей, связанных большой любовью и верной дружбой. Через ошибки, потери, разочарования и обретения психологически точно, мастерски и увлекательно ведет по жизни своих героев автор – Ирина Мартова.

Глава 3

Он вошел в темную квартиру и, не зажигая света, упал в глубокое кресло.

Странная, немая тишина висела в воздухе.

Словно умер дождь, уснул ветер…

Словно в целом мире существовал только он.

Он один.

И никого… Нигде…

Мужчина опустил голову, обхватил ее руками и, качаясь из стороны в сторону, застонал.

Будто раненое животное.

Или человек, потерявший что-то очень дорогое и милое сердцу.

На небритую щеку скатилась слеза.

Скупая. Мужская.

Оставив влажный след на подбородке, она упала на светлую рубашку и расплылась, превратившись в бесформенное влажное пятно.

Он долго-долго молчал, задумчиво глядя куда-то в пол. Потом, будто вернувшись в этот мир, поднял голову, встал с кресла и неспешно подошел к огромному зеркалу, висевшему на стене. Мужчина так внимательно разглядывал свое отражение, словно видел себя впервые…

А быть может, он просто искал в себе что-то, понятное только ему одному? Что-то давным-давно потерянное?

Но, как бы там ни было, попытка найти ответ на мучивший его вопрос, похоже, не увенчалась успехом, поэтому он, еще раз на мгновение обернувшись к зеркалу, печально усмехнулся и, обреченно махнув рукой, вышел в другую комнату.

Эта небольшая, но светлая и уютная комната служила кабинетом хмурому и печальному мужчине.

На стенах висели старые фотографии в рамках…

Свидетели радостей и горестей, больших побед и досадных оплошностей, свадеб и похорон, рождений и крестин…

Вся жизнь на виду. Шаг за шагом.

Эти фотографии, сделанные стареньким фотоаппаратом, купленным по случаю на какой-то распродаже, казались и напоминанием, и живым укором ему, давно потерявшему покой.

Уставший от своих переживаний, несбывшихся надежд и неоправданных ожиданий, мужчина подошел к дивану, подвинул поближе к себе небольшую подушку в атласной наволочке и прилег, подложив под щеку ладонь.

Спал ли он? Думал ли? Вспоминал ли?

Кто его знает…

Минуты поспешно уплывали и таяли где-то за горизонтом, секунды старательно отсчитывали мгновения уходящей жизни.

А печальные глаза все глядели и глядели куда-то вдаль.

Может быть, в далекое прошлое?

Ведь именно там иногда кроются причины и источники наших бед и поражений…

…Звук открываемой двери отвлек мужчину от размышлений.

Где-то в прихожей сначала послышались шаги, затем шум воды, очевидно, кто-то пришедший мыл руки, и, наконец, в его комнату заглянула женщина:

— Ты дома? А я смотрю, обувь стоит, а тихо, словно нет никого… Ты чего тут? Плохо себя чувствуешь?

Она встревоженно нахмурилась и подалась вперед, обеспокоенно ожидая ответа.

— Нет, что ты, — он нежно улыбнулся, сразу приободрившись, — не переживай… Все со мной нормально. Просто прилег. Устал немного, день какой-то суматошный выдался. Сейчас встану. Ну а ты как?

— Ничего.

Женщина, облегченно выдохнула, ласково кивнула и, подойдя поближе, присела на краешек дивана:

— Ты голоден?

— Нет. Я обедал в училище.

— Тогда, может быть, чайку? А? Давай заварю свеженького, крепенького, с лимончиком? Хочешь?

Он, улыбнувшись, пожал плечами:

— А что? Это хорошая мысль… Давай. Выпьем чайку, посидим, поговорим…

— Ну и отлично. Тогда я иду на кухню, а ты прекращай хандрить и присоединяйся ко мне. Будем чаевничать…

Женщина, чуть наклонившись, нежно коснулась рукой его щеки, опять отчего-то тревожно вздохнула и отправилась заваривать чай.

Мужчина же, лишь на мгновение прикрыв глаза, тут же поднялся, посидел на диване, повел затекшими плечами и, надев старенькие тапочки, стоявшие рядом, неторопливо двинулся в сторону кухни, где уже призывно шумел закипающий чайник и звенела посуда, приглашая к чаепитию.

Светлая, большая кухня давно стала любимым местом их вечерних посиделок.

Чего только она не видела…

О, чего только не слышала!

А сколько слез было пролито на этом крошечном диванчике! Всего и не перечислишь, да и не надо…

Мужчина, войдя, присел на диван, стоящий у окна, и улыбнулся женщине, заваривающей чай:

— Что, Валюта, устала? Как дела? Как твои больные поживают?

— Ой, и не спрашивай, — она махнула рукой, — и устала, и набегалась, и напереживалась. Всего понемножку. А больные? Что ж… Лежат, страдают, бедолаги…

Валентина подняла большие синие лучистые глаза на мужа:

— Ну а ты? Был в училище? Что твои курсанты?

— О, мои курсанты — это отдельная история! — он рассмеялся. — Стараются, учатся, да трудно им, первокурсникам… Дети еще совсем. По дому скучают.

Разлитый по тонким белым чашкам свежий чай дымился, распространяя вокруг себя чудный аромат, присущий настоящим цейлонским сортам, терпким и вяжущим. Женщина подвинула к мужу наполненную до краев чашку и, заботливо переставив сахарницу к нему поближе, опять внимательно взглянула на седого мужчину:

— Хочешь варенье? Абрикосовое? Или вишневое?

Мужчина улыбнулся:

— А что? Давай… Вишневое. Как раз под настроение…

Валентина, поставив на стол вазочку с вареньем, опять обернулась к мужу:

— Родной, давно хочу тебя спросить… Да не знаю, как…

Он отодвинул чашку подальше от края стола и поднял на нее задумчивые глаза, уже догадываясь о сути ее вопроса:

— Ну что ж… Спроси.

Женщина заметно волновалась.

Она стремительно поправила волосы, смахнула незаметную пылинку с домашнего платья и, собравшись с духом, неуверенно проговорила:

— Тихон, я вижу, что в последнее время ты сам не свой… Ходишь как потерянный, и работа тебе отчего-то не в радость… А ведь ты так любишь свое училище, своих курсантов… Что с тобой? А? Ведь между нами никогда не было тайн и секретов? А теперь? Я же чувствую… Скажи, тебя что-то мучит?

Мужчина опустил седую голову, помолчал, собираясь с мыслями, и негромко проговорил:

— Видишь ли, Валюша, мне ведь пятьдесят четыре года… Всего. Но вот голова вся седая, как у глубокого старика. Да и что тебе говорить, сама знаешь, сколько довелось мне пережить. Чего только не повидал я в этой жизни. Каких ужасов и страстей не испытал… Да и не жил бы уже давно, наверное, если б ты меня не выходила когда-то…

Она хотела что-то сказать, но он предостерегающе поднял руку:

— Нет уж, не перебивай. Ты спросила — я отвечаю.

Долгая, тяжелая тишина повисла в комнате.

Как густая, липкая паутина она приставала к лицу, рукам, телу, спутывая их, делая безвольными и беспомощными.

Тишина связывала, пеленала и баюкала сидящих в крошечной комнате людей, сковывая их волю и сознание. И они, словно поддавшись ее магической силе, замерли, слушая эту тяжелую, нависшую над ними оглушающую тишину.

Где-то там, за окном, кипела жизнь, а здесь сейчас стало так тихо, что даже едва различимый звук работающего холодильника казался громким и неприятно резким.

Валентина терпеливо ждала.

Ни за что она не решилась бы сейчас противоречить ему, самому дорогому и любимому на всем белом свете. Еще бабка ее, когда была жива (в честь которой ее, кстати, и назвали Валентиной), все смеялась бывало над тем, как ее внучка любит своего мужа:

— Что ж ты голову-то совсем потеряла, внученька? Разве можно так мужика любить? Ой, не дело это! Да лучше пусть он тебя больше любит, ты же женщина… Вот глупая-то!

Но Валя тогда лишь упрямо молчала и любила, любила, любила…

Вот и теперь она, боясь дышать, сидела, послушно ожидая, когда Тихон соберется с силами.

Наконец, он, вздохнув, взглянул на нее:

— Хочу тебе признаться, да вот не знаю, поймешь ли…

Сердце у женщины упало куда-то в ноги и покатилось, покатилось, трепеща то ли от страха, то ли от дурного предчувствия.

— Да? В чем же признаться?

Муж неторопливо взял чашку, осторожно глотнул уже остывшего чаю и подвинулся к ней поближе:

— Да не переживай ты так, пожалуйста. Я люблю тебя, ты сама знаешь. И благодарен тебе за все… За терпение твое, за ласку, за помощь.

Валя досадливо поморщилась:

— Тихон, к чему это? Говори уже… Не томи.

— Хорошо, — он согласно кивнул, — значит, вот что… Ты только не волнуйся. — Он снова ласково взглянул на нее, нахмурился, опять вздохнул и как в омут кинулся: — Решил я, Валечка, найти семью свою первую.

Он остановился, перевел дыхание и пристально поглядел на жену:

— Я рассказывал тебе, что потерял их как-то глупо, случайно, бестолково… Да что там! Все не так… Не так! И не терял я их вовсе, не терял! — Он судорожно проглотил ком, вставший где-то в горле, кашлянул и упрямо повторил, словно самого себя убеждая в чем-то: — Не терял, слышишь?! Судьба-злодейка пошутила. Жестко и жестоко. Будто испарились они… Как сквозь землю провалились.

Валя, похолодев от неожиданности, терпеливо молчала, глядя куда-то в сторону. В висках застучало, на глаза навернулись слезы…

Она молчала.

Потом потерла виски и покачала головой:

— Вот оно что… Ну что ж… Ты не удивил меня, Тихон. Нет, не удивил. Чувствовала я, что не забыл ты их, не отпустил память, не смирился.

— Не забыл? — он озадаченно поднял на нее глаза, — да как же забыть? Валюта? Как смириться? — Мужчина удивленно развел руками. — Была семья — и не стало! Пропала… Как такое забыть?

Жена невесело усмехнулась:

— Но ты ж молчал все эти годы… А потом, — она задумчиво пожала плечами, — не они пропали… А ты. Ты погиб. Ты это помнишь? Ты для них умер. На тебя пришла похоронка.

— Да, — Тихон согласно кивнул, — для них — меня нет на этом свете.

Он покраснел и сжал кулаки:

— Но это же ошибка. Ошибка! Я — вот. Я — есть.

Но тут уж и Валентина довольно жестко ответила, как отрезала:

— Для них — тебя нет. Нет! И они в этом не виноваты. Страшно представить, что они пережили, получив похоронку. Да, тебя нашли через много лет, но они-то этого не знали. Они тебя оплакали и похоронили. Тебя больше не было в этом мире… Да ведь ты и сам ничего не помнил долгое время. Если бы тогда тебя наш офицер не опознал, что бы с тобой стало? Страшно представить.

Тихон печально кивнул:

— Ты права. Я воскрес из мертвых.

Валя взяла его ладонь, накрыла своей и тихонько произнесла:

— Ты помнишь, как в госпитале тебе память возвращали? Ты ведь понятия не имел, кто ты! Откуда! Забыл родителей, отчий дом… Помнишь?

Сердце его заколотилось и от обиды, и от страшных воспоминаний, и от безысходности…

Валя лаково обняла его седую голову:

— Не печалься. Сейчас все прошло. Ты есть. Ты жив. И я с тобой. Время лечит… Одного не возьму в толк: почему же ты так долго молчал о своем решении?

Он удивленно распахнул глаза:

— Как это молчал? Валя? Я же тебе все рассказывал. Все, что вспомнил. Ты все знала. Ну а то, что искать их стал — это тоже, Валюша, объяснимо. Я не молодею. По ночам кошмары снятся. И что-то грызет изнутри, грызет… Душа, что ли, болит? Были люди — и исчезли. Их нет… Но ведь они — часть меня. Моей нелегкой жизни. Понимаешь? И я должен их найти и увидеть.

Валентина печально опустила голову:

— Понятно.

Помолчала. Собралась с духом:

— И что? Что делать будешь?

Тихон пожал плечами:

— Что могу — уже делаю… Запросы писал несколько раз. Во все официальные органы, инстанции, инспекции… Ничего. Словно растворились. Будто и не было их вовсе, будто приснилось мне все.

Сердце Валентины бешено заколотилось. Она вдруг поняла, что чувствует он, такой любимый и такой родной. Словно ощутила его боль и тоску. Подвинулась ближе, крепко сжала его ладонь:

— Тихон, ты только не печалься, не надо. Хочешь, я помогу тебе?

Он изумленно покачал головой:

— Ой, Валюша… Ты и вправду святая! Чистая душа…

Валентина светло улыбнулась:

— Нет. Не святая. Обычная. Просто люблю тебя. Если тебе плохо — и мне несладко! Понимаешь? Тебе станет легче — и у меня словно крылья вырастут.

Тихон кивнул:

— Это Бог мне тебя послал за мои страдания и беды. Ну что ж… Давай попытаемся вместе искать. Хотя, — он помолчал, — надежды мало.

Но ведь не зря говорят, что надежда умирает последней.

Он улыбнулся и обнял жену:

— Будь что будет…

В его душе теплился огонек веры.

А сердце упрямо подсказывало, что, если чудеса и случаются в нашей жизни, то и его не обойдет удача стороной.