Однажды, когда-нибудь…

Ирина Мартова, 2015

Увлекательно и мудро, психологически точно и проникновенно рассказала Ирина Мартова в своем романе «Однажды, когда-нибудь…» о непростых, порой трагично складывающихся судьбах трех закадычных подруг – Вареньки, Юли и Лиле. Такие разные, они каждая по-своему борются за свое счастье, не теряя веру в то, что рано или поздно в их жизни все будет хорошо…

Глава 4

Николай подъехал к дому, когда уже почти совсем стемнело. Желтые огни фонарей довольно ярко освещали улицу, разрывая уже сгустившуюся темноту на множество больших светлых кругов. Наступающая ночь обещала быть душной и липкой, как и все предыдущие ночи этого необычайно теплого июня. Николай, выйдя из машины, поднял голову и взглянул на окна четвертого этажа. Широко распахнутые рамы, не задернутые шторы, ярко освещенные комнаты… Коля тяжело вздохнул: «Эх, жизнь-злодейка!» и шагнул к подъезду. Сестру, взбалмошную, упрямую и умную Варьку, он обожал и до сих пор не мог понять, как могло случиться с ней такое ужасное несчастье?! Хотя, что уж тут понимать? Как ни старайся — не сможешь… Это выше понимания, выше всяких теорий и предположений, в общем, как ни крути — судьба, одно слово!

Коля, который был на три года моложе Варвары, вырос серьезным и ответственным человеком. С самого детства и до сих пор, несмотря на то, что был младшим, он старался сестру опекать и оберегать. Когда рядом с Варварой оказался Сашка, заботливый и нежный, Николай немного расслабился и попытался заняться собственной жизнью. Но теперь, после гибели Александра, он опять, как и прежде, чувствовал ответственность не только за сестру, но теперь и за ее маленьких детей, стараясь помогать им и морально, и материально.

В жизни Николая и без Варькиных проблем все было запутанно и сложно, а уж теперь-то… Хуже и не придумаешь.

Семейная жизнь Николая складывалась трудно.

Легко поступив в Московское высшее техническое училище — МВТУ — имени Баумана, он поначалу целиком погрузился в учебу. А иначе и нельзя было — вуз-то нешуточный, там тебя быстренько отчислят, если с головой не порядок. Но чуть позже Николай, вместо того чтобы только усердно постигать азы ракетостроения, на третьем курсе по уши влюбился, да не в кого-нибудь, а в дочь заведующего кафедрой. Друзья, узнав об этом, реагировали по-разному: одни — сочувственно кивали и пожимали плечами, мол, ну и угораздило тебя! Другие, удивленно вытаращившись, крутили пальцем у виска. А ему хоть бы что! Он только усмехался, твердо уверовав в то, что уж если смелость города берет, то тут сам Бог велел не сдаваться!

Да, бывает и такое! Влюбишься и обо всем на свете позабудешь… А уж девчонка ему встретилась такая, что прямо дух захватывало — умная, смешливая, в меру капризная, в меру упрямая, очень чем-то похожая на его любимую сестру Варьку. Причем похожа, конечно, не внешне — здесь они ни в чем не походили друг на друга, а вот по характеру — будто сестры! Звали девчонку Юлькой. И надо же, добился Николай своего, стал с ней встречаться, но тут обнаружилась новая преграда. Отец Юльки, заведующий кафедрой, об этом узнал, возмутился, и давай студента «строить»! И лекцию, мол, пропустил, и на семинаре не выступал, и чертеж «запорол», и курсовую все никак не доделает! Донимал его, гонял, как говорится, и в хвост, и в гриву! Поначалу молодой человек не сдавался, бесконечно переделывал не принятые контрольные, не зачтенные лабораторные, перечеркнутые чертежи. Терпел, терпел Николай, а потом, когда и его ангельское терпение лопнуло, улучив момент, заявился прямо на кафедру, когда Сергей Федорович был там один. Вошел и, не поздоровавшись, прямо с порога так и бухнул:

— А что вас, Сергей Федорович, во мне не устраивает?

Обалдевший от такой наглости завкафедрой резко обернулся к вошедшему студенту и, строго поглядев на него поверх очков, негромко, медленно и очень жестко произнес:

— Я бы на вашем месте хотя бы поздоровался для начала.

Однако Николай, которому уже нечего было терять, ничуть не смутившись, сделал паузу, глубоко вдохнул и непринужденно произнес:

— Ну что ж… Здравствуйте, Сергей Федорович!

— Вот-вот, — не улыбаясь, кивнул в ответ Сергей Федорович, — уже лучше. Так… И о чем вы? Продолжайте, молодой человек…

Николай, хмыкнув, покачал головой и не остался в долгу:

— Ага! Значит, я не так безнадежен, как вам показалось поначалу? Говорить уже можно?

Заведующий кафедрой изумленно уставился на студента:

— Я прямо дар речи теряю от вашей наглости. Все-таки вы — мой студент, не забывайтесь…

Николай, которому теперь вожжа под хвост попала и которому уже терять было нечего, как говорится, пан или пропал, хитро прищурился:

— Ну что вы! Я полон почтения… Просто пытаюсь понять, есть все-таки у меня шанс или нет?

Сергей Федорович первым не выдержал, помолчал и вдруг захохотал во все горло, чуть откидывая голову назад:

— Ну, ты и фрукт! Да… Тебя голыми руками не возьмешь!

Отсмеявшись, он недоуменно взглянул на Николая:

— Ну? Что-то я все-таки не пойму — чего от меня-то, собственно, нужно?

Коля, не растерявшись, быстренько собрался с мыслями и выдал:

— Прошу официального разрешения встречаться с вашей дочерью.

Сергей Федорович ошеломленно развел руками:

— Ого, тебе палец в рот не клади — откусишь всю руку! Так уж и официального? Зачем это?

— Затем, — взглянул ему прямо в глаза студент, — чтобы вы, во-первых, были спокойны за Юльку, а во-вторых, не вставляли мне палки в колеса, а то я по вашей милости здесь на кафедре скоро ночевать начну

— Так уж и ночевать? — попытался схитрить завкафедрой. — Ты, мой друг, преувеличиваешь мою роль.

— Да где уж мне! — не поддался на хитрость Николай и серьезно взглянул в глаза профессору: — Ведь каждый день хожу и хожу сюда, то зачеты пересдаю, то лабораторные переделываю, то еще что-то…

Завкафедрой пристально посмотрел на молодого человека, который на самом-то деле ему очень нравился, и наконец не выдержав, махнул рукой:

— Эх, черт с тобой! Встречайтесь!

Николай, просияв улыбкой, чуть не заплясал от радости и, благодарно кивнув, молча выскочил в коридор, а потом, словно сообразив, что не попрощался, опять влетел на кафедру и, чуть не упав к изумленному профессору в объятия, громко выкрикнул:

— Спасибо. Спасибо, профессор! Гарантирую — не пожалеете!

Сергей Федорович, едва придя в себя от таких бурных эмоций, только рукой махнул, очевидно опасаясь продолжения беседы:

— Ладно, ладно… Иди уж… Герой!

Так, выиграв свой первый бой, Николай, влюбленный в профессорскую дочку Юльку, стал с удвоенной энергией за ней ухаживать. Боже, чего он только не придумывал! Подрабатывал дворником, чтобы иметь возможность покупать Юльке обожаемые ею тюльпаны, водить в театры и хоть иногда делать любимой какие-то подарочки. Начав работать после окончания вуза, засыпал ее цветами, сам, без чьей-либо помощи купил жене машину. А уж когда родилась дочка, то он по пожарной лестнице поднялся на третий этаж родильного дома и заорал во все горло, глядя в окно:

— Юлька, я тебя люблю!!! Юлька!!!

Закончилось дело тем, что перепуганные насмерть обитательницы палаты, несмотря на протесты Юли, вызвали охранника, и тот, ничего не слушая, выдворил нарушителя порядка с больничного двора, погрозив еще ему при этом кулаком.

Оскорбленный в лучших чувствах Николай сначала хотел дать охраннику в морду, а потом, передумав, лишь махнул рукой и, глядя в сердитое лицо блюстителя порядка, громко, на всю улицу, запел:

Без меня тебе, любимый мой,

Земля мала, как остров…

Без меня тебе, любимый мой…

Довольный и собой, и Юлькой, и своей шуткой Николай, угомонившись на время, пошел домой. Но вынести бремя такой радости ему оказалось не под силу, поэтому он время от времени вдруг подпрыгивал, хохотал и начинал диким голосом распевать на всю улицу свои любимые песни, чем ужасно пугал поздних прохожих, испуганно шарахавшихся в сторону и ругавших его при этом последними словами.

В дочке, которую назвали Оленькой, Николай души не чаял. Он мог часами носить ее на руках, петь какие-то дурацкие, только что выдуманные песни, азартно рисовать вместе с ней красками и бесконечно ползать по полу, возя дочку на спине.

Все казалось очень славным и безоблачным. От счастья кружилась голова и выскакивало из груди сердце. И ничего не предвещало бури. Талантливый и ответственный Николай оказался востребованным специалистом. Его повышали, зарплата росла, и поначалу жене все это нравилось. Но однажды, когда Коле предложили новую, высокооплачиваемую работу, их счастье вдруг стало рушиться как карточный домик. Что с ними случилось? Куда делась их взаимная уступчивость и легкость отношений? Когда началось это непонимание? Как снежный ком росли взаимные претензии… Юле не нравилось, что Коля приходит поздно, что он вечно занят своей работой, что не уделяет ей с дочкой столько внимания, сколько ей хотелось бы. А Николая, до сих пор безумно влюбленного в Юльку, все это стало дико обижать, оскорблять, нервировать. Ему до боли в сердце было обидно слышать такие слова, он сразу как-то ушел в себя, закрылся, считая себя непонятым и безвинно оскорбленным. Стена отчужденности росла и росла, холод в их отношениях превратился в лед, сковавший любящие сердца. В общем, все как всегда… Все как у всех…

Терпение лопнуло. Они разъехались год назад.

Официально не разведенные, они, однако, стали считать себя совершенно свободными. Возможно, они совсем и не встречались бы, старательно избегая ненужных волнений и разговоров. Но вся загвоздка была в том, что Юлька за годы замужества очень сдружилась с Варварой, и когда с той случилась страшная беда, поддерживала ее, чем могла, стараясь хоть как-то облегчить страдания подруги. Все эти два года, встречаясь у Варьки дома, ни Юля, ни Николай глаза не отводили, общались спокойно, не допуская выяснения отношений. Да и какие выяснения — если у них росла их единственная общая дочка Оленька, которую оба обожали.

С самого утра сегодня Николай был немного, что называется, на взводе, он помнил, что наступивший день был днем, разрушившим Варькино счастье. Сегодня исполнялось ровно два года со дня той страшной аварии, которая унесла жизнь Сашки и отняла у его сестренки Варьки единственную любовь, сделав ее жизнь несчастной.

Глубоко вздохнув, словно собираясь с силами, Николай вошел в квартиру на четвертом этаже. Людей, в этот день пришедших почтить память Сашки, стало уже заметно меньше. Остались только самые близкие друзья и родственники. За столом, накрытым к чаю, тихонечко беседовали Александра Львовна и заплаканная седая дама, одетая во все черное. Только белейший кружевной воротничок оттенял ее траурный наряд. Женщину звали Натальей Викторовной. Она была мамой погибшего Сашки.

Коля, взглянув на нее, вдруг почувствовал, как запершило в горле, а на глаза наворачиваются слезы. Он подошел поближе и порывисто обнял эту худенькую, седую, совершенно одинокую женщину:

— Тетя Наташа, здравствуйте!

Он так и называл ее тетей Наташей, как звал еще в те давние времена, когда Варька только-только познакомилась с Сашкой. Женщина, увидев Колю, как-то совершенно по-детски всхлипнула и уткнулась ему в грудь:

— Коленька, спасибо, что приехал!

— Да что вы, разве я мог не прийти? Как вы? Давненько вас не видел…

Наталья Викторовна подняла заплаканные, покрасневшие глаза на Николая и, слегка, как-то робко улыбнувшись, развела руками:

— Да как? Никак. Все у меня по-прежнему.

Коля взял ее за руку и крепко сжал:

— Держитесь, теть Наташ! Вам еще малышей поднимать. Вы с мамой главная Варькина подмога!

Наталья Викторовна опять горько всхлипнула, но, сдержавшись, поспешно закивала:

— Конечно, конечно, Коленька! У меня ж совсем никого теперь и не осталось, только Варя да малыши. Да вы с Юлей…

Тут она, словно испугавшись, что сказала что-то лишнее, поспешно прикрыла рот ладошкой, а потом прошептала:

— Прости, дорогой, забылась… Прости. Как у вас с Юлей-то дела?

— Все так же, — Коля пожал плечами.

— Жаль, — Наталья Викторовна неодобрительно покачала головой. — Ты мне, Коленька, теперь родней родного, потому я и говорю тебе — напрасно вы с Юлей это затеяли! Ведь любите друг друга, а жизнь пролетит — не заметишь. Будешь потом локти кусать…

Она хотела еще что-то добавить, но, заметив, что Коле этот разговор не очень приятен, замолчала. А потом лишь кивнула в сторону Варькиной комнаты:

— А Юлечка здесь. Там, у Вари в комнате сидит. Ты пойди, поздоровайся, поговори, — она заговорщически подтолкнула Колю в спину, — иди, иди, не упрямься!

Коля послушно кивнул, но сначала подошел к маме, чмокнул ее в щеку и тихонечко спросил:

— Ну, как тут?

Александра Львовна тяжело вздохнула, печально подняла на сына чуть опухшие от слез глаза и тоже шепотом ответила:

— Ничего. Все вроде ничего… С утра в церковь ездили, службу поминальную заказали, потом на кладбище поехали. У могилки посидели, цветов там, Коленька, сегодня столько! Все Сашины друзья приезжали, все помнят…

— Конечно. Как же не помнить, — он тоже вздохнул. — А Варька как?

Мама горько всхлипнула, но сдержалась:

— Ничего. Крепится. В церкви не плакала, а вот возле могилки как зарыдала, как упала! Господи! Еле подняли ее. Все звала его, так звала! Бедняжка…

Николай отвернулся, смахнул набежавшую слезу и опять обернулся к маме:

— А сейчас?

— Вроде бы успокоилась. Я ей капелек накапала, тех, что доктор после аварии выписывал, она полежала немного. Там Юля с ней, и Лиля приехала, и Катюша тоже… Молодцы, девчонки, не оставляют ее одну.

— Так, понятно, — Коля глубоко выдохнул, — ну, пойду и я с Варькой поздороваюсь.

— Иди, милый, иди, — Александра Львовна поправила волосы и, сделав было шаг в сторону, обернулась опять к Николаю: — Ася с Сенькой у Юли дома, с ее мамой, мы подумали, что так лучше будет, ведь здесь столько народу сегодня, суматоха, зачем им все это видеть и слышать.

— Ну и правильно, — согласно кивнул сын и направился к Варькиной комнате.