Злейший друг

Ирина Лобановская, 2008

Ксения Леднева – знаменитая актриса, любимица камер, режиссеров и публики. А в целом обычная русская женщина с двумя детьми, вечными сумками и кошмарным радикулитом. Ксения точно знала, что слава и деньги не меняют людей. Они лишь выхватывают из темных глубин души качества, заложенные в человеке. Когда-то она уже почувствовала – враг рядом. Может быть, именно в прошлом и скрывалась разгадка последних событий – издевательских рецензий, грязных слухов, вздорных сплетен, шепотков за спиной. Только Ксении не хотелось верить в то, что злейший враг может оказаться кем-то, кому она привыкла верить.

Глава 5

Лето обливалось дождями, стучавшими, как упорные дятлы, по подоконникам. Бесконечными, доводящими до отчаяния, то проливными, то слабенькими. От их неизбежности и беспросветности хотелось выть или плакать. Зато рассуждать о настроении не приходилось. Нет как нет, и не надо. Без него лучше и спокойнее. Во всяком случае, ровненько.

— На Западном фронте без перемен, — вяло констатировала Ольга. — Небо чернее черного. Хотя почему-то с утра не выпало ни капли. Это что-то. И пора уже читать молитву о дожде. Может, устроим?

Наташа нехотя отмахнулась от подруги:

— Не проявляй ненужного остроумия, сегодня клиентов мало, лето, няни и гувернантки никому не нужны, они всем остро понадобятся позже, так что беги скорее домой, пока не накрыло очередным ливнем. И зонтик не забудь. В магазине-то была нынче?

Ольга бросила косметичку в сумку и вышла на улицу. Тучи висели низко и тяжело, придавливая к земле и без того придавленных. Она медленно двинулась к метро, размышляя о привычном.

«Агату Кристи» она ненавидит. Ненавидит — и все. Потому что каждый вечер, едва открывает дверь в квартиру, «Агата» поет ей навстречу, приветствуя и пытаясь на что-то вдохновить. Вероятно, на новые хозяйственные подвиги. Конечно, если каждый день крутить одну и ту же, даже самую любимую мелодию, да еще на полной громкости, можно возненавидеть что угодно. Общее место. Ненавидит она и «Гражданскую оборону», и «Роллинг стоунз», и «Аквариум». А также «На-на», «Русский размер», «Премьер-министра» и эту странную группу с диким названием «Наутилус помпилиус». И проклинает тот день и час, когда им всем вдруг захотелось запеть.

— Наушники! — кричит Ольга с порога Максиму, поступившему в этом году в университет. — Соседи, наверное, с утра тебе в стенку достучаться не могут!

Музыка не притупила острый слух и догадливость Максима. Он ненадолго убирает звук и лениво встает с ковра, на котором часами под пение любимых групп накачивается гантелями. С хилыми мышцами на пляже с ненаглядной Катюшкой не покажешься. Дожди здесь не помеха. Максим в плавках возникает в передней и ласково говорит обычное, вкрадчивое:

— Мама Оля вошла…

— И ничего не принесла! — сурово обрывает она сына.

— Как ничего?! — искренне изумляется двухметровый ребенок.

— Как ничего? — И в дверях кухни, где, как всегда, с помощью фена наводились кудри, появляется не менее удивленная восьмиклассница Марина. — А это что?

И Марина торжествующе-обличающим жестом указывает на две сумки, которые никуда не спрятать.

— Сумчатая ты наша! — проникновенно поет Максим. — Там колбасятина?

Ольга молчит и смотрит в кухню. Стул. Хороший, добрый, необходимый предмет. Сесть… И ничего не делать. Долго-долго. Просто смотреть в окно на дождь. И на черные тучи. Кресло. Диван. Плита… Пылесос… Утюг… Кастрюли…

Жизнь прошла на кухне, в салатах.

Привычно голосила свой хит группа «Крематорий». Потрясало даже не содержание, а интонация. Мужской густой, приятный баритон, спокойно-переливчатый, элегический, с эдаким серьезным мягким лиризмом:

Мы живем для того, чтобы завтра сдо-охнуть!..

Оптимистичная песня. Но в сущности, вполне правдивая. «Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле…»

— Ты, мамочка, сегодня слишком устала, совсем перетрудилась, — изображает Марина заботу и нежность. — А что ты нам купила?

Ольга купила им новые кроссовки, ухнула последние деньги, зато фирма — отпадный прикид…

— Я купила эспандер, — говорит она. — Это что-то…

— Зачем? — снова искренне удивляется старший ребенок. — У меня есть!

— Почему тебе, сынок? Почему всегда все — тебе?! Я купила эспандер для себя. Буду тренировать руки.

— На старости лет? — хохочет Максим и осекается. — Ты что, серьезно?

Марина стоит, открыв рот и недоумевая, переводит круглые, старательно вызелененные глаза с брата на мать и обратно.

— Да, детки! — подтверждает Ольга и вынимает коробочку с эспандером из сумки. — Вот он, мой спортивный снаряд! Теперь верите?

Дети верят, но по-прежнему не понимают.

— А ты опять голая? — мрачно говорит Ольга дочери. — Топики ваши дурацкие… Посмотри на себя в зеркало! И учти: эпоха ног от шеи и ногтей-когтей благополучно окончилась! Отныне на работу берут немолодых дам с мозгами, а не с ногами! Разобрались, наконец, что молодежь — безответственная и безграмотная, зато наглая и амбициозная, с завышенными требованиями зарплаты в две тысячи баксов!

Действительно, за последнее время Ольгу неожиданно стали приглашать к себе и вузы, и издательства, хотя раньше там морщились, услышав, сколько ей лет. И Ольга всерьез подумывала вернуться преподавать или хотя бы совмещать, чтобы оставить позже опротивевшее ей Наткино агентство нянь и гувернанток. Да, уже многие нагрелись на молодых и осознали ценность старых кадров.

На самом деле молодой специалист и в науке, и в искусстве-литературе — штучка довольно опасная. Как личность он еще никто, не сформировались подлинные ценности, отсутствует стержень, зато за плечами — научное или литературное образование, и чисто технически он умеет творить. И очень может быть, натворит нечто весьма опасное благодаря довольно неплохому уровню владения словом или научным материалом плюс в силу юного возраста.

Максим приглушает звук в наушниках и отвечает вместо сестры:

— Все-таки удивительны люди по части двойных стандартов! Какой искренний визг поднимают эти взрослые, какой несут бред сивой кобылы в лунную ночь под окошком! До чего, мол, дошла развязность: вон на эстраду петь выходят девицы с полуоткрытой грудью, в коротких юбочках и из-под них еще задницу показывают! А между тем ваше поколение спокойно смотрит и любит балет, которым мы гордились на весь мир, славный еще с советских времен. Но если взглянуть на него под иным углом зрения? Да что такое этот балет, как не развязность высшей пробы?! В балете что, задницы не показывают?! Да там девицы в пачках ноги выше головы задирают! Грубо говоря, своим исподним трясут на глазах у публики похлеще девок на эстраде! А мужики? Эти вообще в таких трико, где очертания всего мужского хозяйства напоказ! И я, опять же, не встречал подобных примерчиков на современной эстраде. Но едва скажешь правду, все изумляются. Совершено искренне. Выясняется, что они почему-то про балет ничего подобного не думают, для них он — высшее искусство, где все красиво и грациозно, а эстрада — похабель. Ну где логика? Только в том, что к балету вы все давно привыкли, на нем выросли, а поп-эстрада вам непривычна, потому и шокирует. Сплошное лицемерие! И эти ваши глупые аргументы, что балет — элитарное искусство, а поп-музыка — массовое… Если подходить с вашими критериями, то хороша «элитарность»!.. И чем уж тогда принципиально отличается парень, который пляшет и вертится на одной ноге, от девицы, которая на сцене рот открывает? Про уровень исполнения тоже говорить не стоит, не надо подменять тезис — вы ведь не уровня, а сугубо одной оголенности касаетесь, так что не будем!.. У балета всегда был сексуально приземленный и ярко выраженный подтекст — это прекрасно знали с тех времен, когда балет появился. И не случайно сластолюбивые короли в Средние века именно его при дворе смотреть любили. Вот они опять — откровенные двойные стандарты! Я вовсе не ненавистник балета, нисколько! Просто этих поборников морали люблю бить их же собственным салом по мусалам! Только и всего.

Отмщенная Марина звонко хохочет. Торжествующий Максим удаляется к себе.

Оля вяло машет рукой, бредет на кухню и сразу замечает на холодильнике деньги, оставленные утром на картошку. Значит, Марина опять забыла напомнить Максиму.

— Сказала, — бурчит Марина и вновь, уткнувшись в зеркало, берется за фен.

— Тогда почему деньги на холодильнике?

— У Максима болит нога, он не мог сходить.

У сына всегда болит нога, когда нужно идти в магазин.

— Максим, у тебя совесть есть?! — кричит в стенку Ольга.

— У него же наушники, — роняет Марина.

— Максим, у тебя совесть есть?! — повторяет Ольга, распахивая дверь в комнату. — Сними эту дрянь с ушей и ответь, наконец, матери!

— Только гражданская! И почему это дрянь? Это твое спасение!

В наушниках неутомимо орут его любимые «Блестящие».

— А потом, мне не хочется картошки.

— Тебе не хочется?! — окончательно взрывается Оля. — Снова тебе?! А мне?! А Марине?!

Максим мирно улыбается. Наверняка скоро заявится драгоценная Катюшка, и ее тоже надо будет кормить. Сын правильно к ней пришпилился: она уже подгоняет ему брюки по фигуре, недавно сшила кепочку и шорты. Сын, почитай, устроен, а вот Марина никак не вживается в реальность и хорошего примера с Катюшки не берет. Лень непролазная и для женщины никак не подходящая.

Ольга надевает фартук и зажигает конфорки. Посмотрим, что осталось в холодильнике… В передней оглушительно зовет телефон: Максим ставит звонок на полную громкость, иначе любитель музыки не услышит позывных Катюшки. На телефонные отчаянные призывы никто не реагирует. Марина продолжает крутить кудри, в комнате энергично надрывается «Икс-миссия». Или «ДЦТ». Оля постоянно их путает.

— Да подойдет хоть кто-нибудь?! — не выдерживает она. — Ответьте, наконец. Небось Катерина домогается!

Марина неохотно ползет в коридор.

— Мам, тебя! — кричит она из передней.

— Понеслось! — возмущается Ольга. — Ну, просто настоящий дурдом! Только вошла — уже звонят! Ни рук помыть, ни чаю попить. Кто там на проводе?

— Приятный мужской баритон! — сочетая одобрение, неудовольствие и любопытство, докладывает дочь. — Незнакомый!

На ходу вытирая ладони о фартук, Ольга берет трубку.

— Леля, — слышится далекое, почти забытое, редко повторяющееся со школы имя, — Леля, здравствуй! А кто это подходил к телефону?

— Маринка. Ты не узнал? — автоматически отвечает Ольга и вдруг чувствует, как воздух становится горячим и наглухо забивает легкие.

Она опускается на табуретку и застывает в оцепенении и страхе, прижимая трубку плечом.

— Леля, не пугайся, ты всегда была мужественной и сильной, — слышит она знакомый и давно похороненный голос. — Это действительно я. Ты не сошла с ума, у тебя не слуховые галлюцинации, и у меня не появился двойник. Это просто-напросто я! Вот собрался тебе позвонить. Прости, что не мог раньше…

— Почему? — шепчет Ольга с трудом. Одеревеневший язык подчиняется ей нехотя.

Собрав последние силы, она дотягивается до кухонной двери и плотно ее закрывает, чтобы дочка не слышала разговора. Максим, к счастью, наслаждается «Белым орлом». Или «Арией». Чтоб им всем провалиться!

— Ты любишь задавать ненужные вопросы! — смеется трубка. — Извини, но ответа не будет.

— Не будет?! — шипит в телефон Оля. — Вот что, господин хороший, кем бы вы там ни были, вы мастерски умеете подражать и разыгрывать, но я не советую вам это занятие продолжать, поскольку сейчас заявлю в милицию и попрошу проверить ваш номер!

— Леля, — отвечает все тот же слишком хорошо знакомый ей голос, — ты ведь сама не веришь тому, что говоришь! Потому что веришь мне! Это не розыгрыш, это я, Игорь!

Ольга прижимает окоченевшие пальцы ко лбу.

Игорь… Которого похоронили пять лет назад и которого она едва опознала в полуобгоревшем трупе по остаткам одежды, росту и телосложению. Пожар случился в доме свекрови, где в тот день находился Лелин муж. Он был одним из немногих, кто называл ее этим школьным полузабытым именем.

— Я не могла ошибиться, — бормочет Ольга. — Там был именно ты… Хотя я тебя узнала с большим трудом… с ужасом… И кто же тогда, если не ты…

— И все-таки ты ошиблась, — настаивает голос в трубке. — Как смешно и странно: ты с «макриками» усердно посещаешь могилу совершенно неизвестного человека, которого приняла за меня и которого вдобавок никто не хватился. Нелепость…

— Они уже целые «макросы», — шепчет Ольга. — Значит, нелепость… Вдобавок смешная… Ты обманул меня… А где же ты провел тот день?

Игорь снова смеется.

— Настоящий женский подход к делу! Спрашивать, где я был во время пожара, но не интересоваться, как я прожил эти пять лет и почему — без тебя и детей. Успокойся, с женщиной это никак не связано.

Конец ознакомительного фрагмента.