Седьмой выстрел киллера Наденьки

Ирина Калюжнова

Наденька знала не понаслышке – либо тебя уничтожат, либо ты сама должна убить. Ей давали пистолет и она стреляла. Но потом появилась возможность спастись самой и вырвать из лап смерти молодого изобретателя Егора. Они уехали за границу. Егор успешно работает в одной из тамошних фирм. Состоялась свадьба. Но сердце Наденьки осталось в родном городе, с человеком которого она любила, и ради встречи с которым жила. Она возвращается, не предполагая, что любимый снова даст ей в руки пистолет. Действие происходит в конце 90-х годов.

Глава 2

Наденька надевала свадебную фату. И хотя в зеркале она выглядела довольно привлекательно, на душе было черным-черно. В замкнутом мирке эмигрантской колонии тоска находила на нее волнами и сменялась короткими периодами эйфории, когда она ощущала себя победительницей. Конечно, если смотреть на вещи объективно, она действительно вышла с честью из труднейшей ситуации. Всего каких-нибудь полтора года назад, когда закрыли школу, где она преподавала английский язык, Наденька пришла устраиваться к Ваватычу секретаршей и от полной безнадеги согласилась на свой первый выстрел. Она не только провела операцию удачно, но и сумела выжить после нее, уничтожив тех, кто должен был ликвидировать ее после выполнения задания. И Ваватыч оценил ее хладнокровие и находчивость. Она стала его секретарем-референтом, а также киллером, причем хорошим киллером, выполнявшим все задания четко и профессионально. Но между ней и Ваватычем была еще и любовь, любовь странная, вначале удивлявшая ее саму, но это была именно та любовь, которая сильна, как смерть. Поняв, что круг замыкается и петля начинает стягиваться вокруг неё, Наденька сумела разорвать сети и уехать за границу вместе с Егором, ее поступок не противоречил любви. Они оба должны были жить, жить друг для друга и не дать тем, кому они служили, уничтожить себя, как баранов. Они еще; встретятся обязательно и будут вместе, она это твердо знала, и ее предстоящая свадьба не имела к этому никакого отношения.

Теперь Егор в парадном жениховском костюме, который ему не шел, появился в дверях и смотрел на нее из зеркала. Она улыбнулась ему через силу, стараясь, чтоб он не заметил ее отчаяния. Он не виноват, что у нее хандра и перепады настроения, не виноват, что подготовка к свадьбе действует на нее угнетающе. За время их совместной жизни он показал себя милым, предупредительным и ненавязчивым. И это было хорошо само по себе. Да и разумно ли требовать большего?

С того времени, как она впервые увидела его, он почти не переменился, полная смена обстановки не оказала на него никакого воздействия. Тогда, конечно, он был плохо одет, а сейчас может себе позволить хорошие вещи. Но Егор никогда не интересовался барахлом, да он и не из тех, кого одежда меняет, он личность, этого у него не отнимешь. Собственно, она сразу поняла это, как только его увидела. Он пришел в «Анонс», где она была секретаршей, в надежде как-то реализовать свое изобретение, потому что в рекламе фирмы указывались и посреднические услуги. Она сразу поверила в его ветроэлектроустановку и взялась ему помочь, хотя была по складу ума гуманитарием и не видела разницы между ветродвигателем и синхрофазотроном. Было в Егоре то, что заставило Наденьку принять в нем участие, и ее действия оказались правильными. Фирма «Анонс» нашла покупателя для установки Егора, как водится, посчитав, что платить изобретателю совершенно не обязательно. Но когда Егор решил связаться с заводом «Станкинпром», директор которого сделал попытку получить государственный кредит, фирма «Анонс» приняла решение ликвидировать Егора, поскольку изобретение уже находилось в ее собственности. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не Наденька. Именно она нашла Мануила Бейлиса, с которым вела переговоры фирма, и свела его с Егором. В результате посредник фирмы-покупателя не стал заключать договор с «Анонсом», а увез Егора за границу вместе с Наденькой. Воспользовавшись тем, что она как секретарша имела доступ к документам, Наденька изъяла все чертежи и описания изобретения из папки фирмы «Анонс», но в последнюю минуту перед отъездом оставила маме конверт для Ваватыча с этими чертежами. Она чувствовала, что Ваватыч сумеет ими воспользоваться. Ведь никто не знал, что никакой ценности они фактически не представляют. Сейчас Наденька часто задавала себе вопрос, верит ли Егор в опасность, которая ему угрожала, он не высказывал сомнений вслух, но Наденька не исключала, что он считает, будто она просто воспользовалась возможностью уехать с ним за границу. Впрочем, ему было здесь лучше, чем ей, — он получил возможность работать, тут ценились и его изобретения, и потенциальные возможности. Правда, договор, который Егор перед отъездом подписал с Бейлисом, оказался кабальным — все последующие изобретения Егора должны были перейти в собственность фирмы, представителем которой был Бейлис. Чего и следовало ожидать. Хотя фирма предоставила Егору удобное жилье, пристойную оплату, дала возможность ездить на конференции и вести исследования. В эмигрантской среде считалось, что они устроены для начала совсем неплохо. Если Егор и думал о невыгодных условиях, в которые попал, то никогда не говорил об этом, он был творцом, и его увлекал сам процесс работы. Он смотрел на Наденьку в зеркало и улыбался.

Подвенечное платье шло ей. Длинные золотистые локоны падали из-под фаты, спускаясь на грудь. Егор подошел к ней сзади и обнял. Они стояли перед зеркалом и целовались. И целуется он неплохо, можно даже сказать — хорошо, не могла не признать Наденька и вдруг подумала, что они никогда не говорили о любви, впрочем, в этом не было необходимости. Она помогла ему уехать и спастись от верной гибели, правда, она спасла и себя, но ему незачем об этом знать.

Она спасла себя, это правда, но ей здесь плохо, не именно здесь, а вообще на земле. Она скучала, слоняясь по непривычно обширной кухне, осваивая кухонную технику, которая казалась ей чем-то чуждым, ненужным и громоздким. Хотя, если унять постоянное раздражение, все было удобным и рациональным. Когда Наденька была дома у Егора, она видела, что там каждая вещь знала свое место в отличие от их с мамой безалаберного хозяйства. И теперь, когда они жили вместе, она решила, что ей стоит освоить все это, и она, пожалуй, освоила. Но это не спасало от смертельной скуки, одолевшей ее жестоко и безжалостно. Пожалуй, можно было заняться чем-нибудь, с ее знаниями английского и французского была возможность что-нибудь придумать, но не хотелось ничего, у нее не было ни желаний, ни потребности. Было только одно желание: чтобы боль почаще отпускала ее и мгновения эйфории длились подольше. Она надеялась, а что ее состояние не заметно внешне, во всяком случае очень старалась никак его не а показывать, а если становилось совсем невмоготу, то ссылалась на нездоровье. Но Егор был слишком занят и, как думала Наденька, ничего не замечал. Сейчас, стоя перед зеркалом, она почувствовала, что тоска отпускает ее и, возможно, приближается вполне сносный период, а может быть, даже начнется эйфория, которой хватит на все свадебные действия. Она отвернулась от зеркала и пошла к двери, с радостью ощущая, что боль уходит из груди и становится легко, совсем легко, как после вздоха. И это ощущение все росло и росло.

Когда они с Егором вышли из православной церкви, где все же решили венчаться, потому что здесь никто и не мыслил, что можно без этого обойтись, Егор был так достойно-серьезен, а Наденька так сияла, что им простили отчужденность и малую общительность, которую многие принимали за, ничем не обоснованную, спесь.

Впрочем, он изобретатель, и, говорят, очень талантливый, а такие люди вообще со странностями, а она, возможно, трудно сходится с людьми, да они и приехали недавно. Говорили еще, что их отъезд был связан с опасностью, вроде бы они спасались от кого-то, видимо, она пережила потрясение, а на вид эта Наденька совсем девочка. Так что свадебные поздравления звучали тепло и искренне.

Солнце пригревало по-весеннему, и все были рады поводу повеселиться. В маленьком ресторанчике, где состоялся свадебный ужин, быстро воцарилась непринужденная атмосфера. Тосты сменяли друг друга, и гости, как водится, постепенно забывали о поводе для веселья, впрочем, периодически кто-то настойчиво кричал «горько», и жених с невестой послушно поднимались со своих мест и целовались. В очередной раз, садясь на место, Егор сказал:

— Жаль, что мама не видит.

— Да, — односложно ответила Наденька.

Собственно, в значительной степени ради родителей — его и ее — устраивалась свадьба и покупалось свадебное платье, ради них бегал по маленькому залу оператор с кинокамерой.

Мануила Бейлиса тоже пригласили на свадьбу, теперь он сидел среди гостей и не мог нарадоваться самому себе, он действительно великолепный делец, делец от бога. Он вспомнил, как Наденька пришла к нему в гостиницу, и как он долго не мог понять ее, и как терпеливо она ему все втолковывала. И как, наконец, до него дошло, что, заключая договор на покупку изобретения с фирмой «Анонс», он покупает пустышку, поскольку в самих чертежах не отражено все, что делает реализацию изобретения возможным.

Он тогда быстро принял решение и в кратчайший срок увез их обоих. Тогда Наденька сказала ему, что Егору грозит опасность. Он верил и не верил, во всяком случае не думал об этом, но теперь понимал: им действительно грозила опасность, им обоим, причем опасность нешуточная, и, возможно, сама Наденька была связана с теми, от кого исходила опасность, да что теперь об этом думать. Как бы там ни было, все сложилось счастливо для него, хорош бы он был, заключив договор с «Анонсом». Да и для них все сложилось неплохо, даже если отбросить ту существенную деталь, что они остались живы, Конечно, вознаграждение, которое получает здесь Егор, по здешним масштабам нельзя назвать значительным, но сейчас это его устраивает, и, возможно, будет устраивать еще долго, в конце концов все познается в сравнении. Кем он был у себя на родине? Никому не нужным безработным. Целью тогдашней поездки Бейлиса не была охота за мозгами, но совершенно неожиданно он привез голову, причем голову первоклассную.

Отважно мешая водку с шампанским, как здесь делали все, Мануил Бейлис все более веселел. И, когда вновь заиграла музыка, он встал, обошел вокруг стола и пригласил невесту. Они танцевали на маленьком пятачке, и к ним постепенно присоединялись другие пары. Мануил Бейлис слегка прижимал к себе улыбающуюся На-деньку и думал, что в мире все вовсе не так о плохо, как принято думать. Егор слегка кивал в такт музыке и смотрел, как танцует Наденька.

Он хвалил себя за то, что устроил венчание, и эту свадьбу, и белое платье, и фату. Он представлял, как родители смотрят видеозапись вместе с родственниками и знакомыми. Как будет гордиться и радоваться мама, да и папа, хотя и скажет что-нибудь пренебрежительное по поводу свадебных торжеств, тоже будет доволен. Он сам все предложил, Наденька не высказывала никаких пожеланий и тем более не настаивала, но ведь он знал, что каждая девушка мечтает о белом платье и свадьбе, поэтому долг мужчины — предоставить ей все это. Он смотрел на танцующих и чувствовал себя дарителем, чей подарок принимают с радостью. Танец окончился. Мануил Бейлис проводил Наденьку на место и посадил рядом с Егором. Она улыбалась и казалась вполне счастливой.

Но, когда в очередной раз прокричали «горько» и он, слегка приподняв фату, поцеловал ее, она сказала свистящим шепотом так зло, что у него холодок пробежал по спине:

— Послушай, может быть, мы уже своё отпахали?

Его поразили не столько ее слова, сколько злобный шипящий тон, но он тут же подумал, что, возможно, это просто усталость, целый день на ногах и волнение тоже сказалось, да, конечно, она больше не в силах улыбаться. Что касается его самого, то ему это действо надоело намного раньше, чем началось. Все было сделано сугубо для нее, ему вообще никогда не нравилось долго находиться на людях, ее слова лишний раз показывают, насколько они похожи. Она хотела свадьбу, как всякая девушка, но не могла, конечно, не почувствовать всей пошлости этой церемонии, дурацкого веселья и выкриков полузнакомых людей, которым нет до них никакого дела. Он крепче обнял Наденьку за плечи и заговорщически подмигнул:

— Сейчас закончим работу.

С этими словами он подхватил Наденьку на руки и, обогнув стол, направился к выходу, белое платье путалось у него в ногах, а фата подметала пол, он обернулся и, улыбнувшись как можно шире, бросил на ходу:

— Всем спасибо, продолжайте без нас.

Кто-то поднялся и зааплодировал, это понравилось, и вот уже хлопали все, так, под хлопки и выкрики, он и вышел на улицу. Егор стоял на краю тротуара, представляя собой вполне замечательное зрелище. Жених а невестой на руках и негустой толпой веселых гостей позади. Почти сразу же и перед ними затормозило такси. Егор опустил Наденьку на землю. Помог ей забраться в машину, уселся рядом и назвал адрес.

Обнимая Наденьку за плечи, он чувствовал, что она вся напряжена и натянута, как струна. Именно для того, чтобы снять с нее напряжение, он сказал:

— Ну, все, теперь ты можешь быть совершенно спокойна.

Много позже, вспоминая эту фразу, он решил, что, пожалуй, не стоило ее произносить, но в тот момент реакция Наденьки прозвучала для него громом в погожий день. Ее лицо исказилось почти до неузнаваемости, Егор даже не представлял себе, что она может стать такой некрасивой. Она не сказала, а прошипела сквозь зубы:

— Значит, я могу быть спокойна, значит, ты меня облагодетельствовал, ах, спасибо тебе большое, ах, я так волновалась, что ты на мне не женишься, ну конечно, кто ты и кто я, это ведь ты ценный человек, а я просто при тебе, и, если бы ты на мне не женился, меня бы отсюда выдворили, ах, спасибо тебе большое.

Ее голос становился все громче, пере ходя на пронзительный визг.

— А ты знаешь, что бы с тобой было, если бы не я? Тебе, конечно, здесь нормально, ты создаешь какую-то свою галиматью, а я, что мне делать — осваивать кухонный комбайн осваивать, будь он проклят, или по магазинам гулять?

Последние ее слова заглушили всхлипы, и она зарыдала, судорожно выкрикивая и содрогаясь всем телом:

— Ненавижу! Ненавижу! Все ненавижу…

Егор не имел большого опыта обращения с женщинами, да и вообще с людьми, он был изобретателем и творцом, он подсознательно берег свои эмоции. Что касается женщин, то свой небольшой опыт он приобрел с теми, кто не давил на него и ничего не требовал. Такая позиция, с одной стороны, ограничивала житейские познания, с другой — позволяла сохранить некоторые иллюзии. Из книг Егор вынес представление, что подобными рыданиями истерика обычно заканчивается. Он попытался покрепче обнять Наденьку, но она оттолкнула его с силой, которой он от нее не ожидал.

Водитель ни разу не обернулся на протяжении всей сцены. Он ставил себе в большую заслугу остановку возле ресторана, из которого вышел жених с невестой на руках. Ему уже пора возвращаться в гараж, а эта пара, очевидно, живет где-то неподалеку, значит, поездка невыгодная. Кроме того, он сразу угадал в них соотечественников, а скромный ресторанчик, в котором играли свадьбу, достаточно красноречиво говорил об уровне их достатка, значит, на особо щедрые чаевые рассчитывать нечего, хотя, конечно, размер чаевых не всегда зависит от уровня достатка. Но, так или иначе, он все же решил подвезти эту красивую пару, сделать, так сказать, доброе дело и в наказание за свою сентиментальную дурость вынужден теперь выслушивать безобразную сцену. Эта баба — сущая фурия, непонятно, что ей не так, чем ей кухонный комбайн не угодил, может, лучше в своем отечестве чистить ножиком мерзлую картошку?

Наденька вышла из машины и почти бегом направилась к лифту. Когда Егор расплачивался, шофер такси старался не смотреть на него, чтобы не смущать, однако давать советы всегда было его слабостью, к тому же он не мог не посочувствовать соотечественнику. Но если сказать хоть слово, этот парень будет знать, что он все понял, и ему станет еще более неприятно. Однако сдержанность не входила в число основных добродетелей недавнего эмигранта, решившего начать с карьеры таксиста. Принимая довольно щедрые чаевые, он сказал с заметным хохлацким акцентом:

Конец ознакомительного фрагмента.