Из рая не возвращаются. Однажды в Таиланде после цунами…

Ирина Дронова

Когда я вернулась на берег, пляжная мозаика начала распадаться, уступая место правильной рекламной картинке с рядами шезлонгов и сложенных зонтов. Через полчаса у фонтанов загорелись красные фонари, тихо заиграла музыка, в ресторане размеренно забрякали ножи и вилки. Не отель, а прямо-таки корабль-призрак. Все умерли, и никто об этом не догадывается.

IV

Ни в аэропорту Пхукета, ни в самолёте, возвращающем нас в Паттайю, мы практически не разговаривали — оказалось, что так легче удержаться в реальном времени.

Я пыталась дочитать книгу, которую брала с собой из дома. И только тут поняла, что знаки судьбы всё-таки существуют, и один из них я точно пропустила.

«Все-таки какая странная штука — землетрясение. Мы-то свято верим, что земля под ногами — твердая и прочная. Даже фраза такая есть: „упираться ногами в землю“. И вот однажды мы понимаем, что это не так. Прочная земля и скалы становятся мягкими, как кисель… К счастью, в Таиланде крупных землетрясений не бывает».

Когда мы летели с Камчатки в Таиланд, эти строчки из книги меня не насторожили. Напротив, подействовали успокаивающе: наконец-то можно расслабиться и ничего не бояться.

На Камчатке все говорят, что привыкли к землетрясениям. На самом деле к ним привыкнуть невозможно. Иногда ночью просто заколотится сердце, а ты уже подскакиваешь и смотришь на люстру — не раскачивается ли?

Здесь у каждого есть свой страх пережитого. Однажды перед сном мне захотелось почитать Евангелие. Взгляд выхватил строчку: «…видишь сии великие здания? Всё это будет разрушено так, что не останется камня на камне». Тогда я подумала, что эти пророческие слова относятся к моим взаимоотношениям с любимым мужчиной, и поспешно захлопнула книгу. Но ночью всё заходило ходуном. Я вскочила с постели, накинула на голые плечи какое-то пальто и босиком вылетела на улицу. Из других подъездов тоже бежали люди, где-то жутко выли собаки. Под тёплыми ногами таял колючий грязный снег.

Через пару минут всё стихло, взбудораженные соседи потянулись по домам. Я представила, как кто-то из них сядет на кухне пить кофе, кто-то, выйдя на уцелевший балкон, затянется сигаретой, кто-то плюхнется в ещё не остывшую постель. Ничего не случилось — просто очередное землетрясение без жертв…

Я зажгла свет во всей квартире и оценила причинённый ущерб: на кухне разбилась кофейная чашечка, вероятно съехавшая с кромки стола; с полочки над кроватью свалилась часть книг; дверь ванной комнаты перегородила швабра.

Я сварила кофе и, погрузившись в полутьму квартиры, решила дождаться утра. И вот наконец по горизонту расплылся красный рассвет. Железный гигантский крест, установленный на въезде в город, пугающе выступил на фоне развалин. Как такое могло произойти? Не могла же я проспать землетрясение?

Я впрыгнула в джинсы, надела свитер и куртку, через раз зашнуровала горнолыжные ботинки и выбежала из подъезда. Пятиэтажные дома, жавшиеся друг к другу, как ни в чём не бывало досматривали свои хмурые сны.

На автобусной остановке почти никого не было. Туда-сюда шаркал по асфальту неопрятный старичок, уличная торговка прятала нос в лиловый пуховик. Долговязый молодой человек, придерживающий на колене дипломат, пытался что-то найти в его недрах, а найдя, артистически встряхнул длинными кудрями и воскликнул:

— Вот!

Он посмотрел мне в глаза и обрадованно протянул маленькую книжечку с изображением Будды:

— Дарю!

— Спасибо, у меня есть своя.

Я показала ему миниатюрную книжечку — Евангелие от Матфея, — которую машинально захватила из дома. В ту же секунду я вскочила в подъехавший автобус. Сев на свободное место, я хотела положить Евангелие в карман, но обнаружила, что в моих руках книжечка с изображением Будды и надписью: «Трипитака»…

Сердце просится наружу, разлетается на мелкие кусочки, застывает перед глазами светящейся мозаикой. Через несколько секунд мне удаётся убедить себя, что это был всего лишь сон. Но что такое Трипитака? Я и слова-то такого не слышала. Ладно, разберусь на работе.

Мрачное утро швырнуло уставшее тело на смятую подушку. Спать! Но цепкие руки города выхватили меня из счастливых снов прошлого. Я опять стояла на автобусной остановке.

Молодой человек улыбался мне навстречу. Я посмотрела вопросительно: не хочет ли он что-нибудь сказать?

— Ты думала, что я сделал это специально? — рассмеялся он, прищурив карие глаза. — Знаешь, эта Трипитака — очень старое издание, почти реликвия. Она ценнее твоего современно изданного Евангелия.

Он отставил локоть, предлагая взять его под руку. Не знаю почему, но я подчинилась. Однако он неожиданно меня остановил:

— Не так!

И показал как. Получалось, что наши выпрямленные руки переплетались в локтях и смыкались в ладонях.

Со словом «Бред!» я окончательно проснулась, потом долго стояла под горячим душем, припоминая все подробности мистической ночи. Честно говоря, я не люблю слушать чужие сны и по той же причине не рассказываю свои — кому нужна чужая нереальность? Что сделать с этим сном, я не знала. Может быть, записать?

Я снова стояла на автобусной остановке и, как в фильме «День сурка», ждала, что всё повторится вновь, но с выправленным сюжетом. Но ничего такого не происходило.

За вчерашний день из сугроба успели вытаять брошенные в прошлом году бутылки, клочки газет, обёртки «Сникерса», скрюченные окурки, рыжая голова дохлой кошки.

Я смотрела на солнце и силилась улыбнуться. В отличие от меня, птицы радовались жизни без всякой натуги — щебетали весело и беззаботно. И почему бы им не уплыть на случайном судне через океан, до материка, а потом не улететь туда, где так красиво, что щемит сердце? Почему бы не свить свои гнёзда где-нибудь на вершине горы в Сан-Марино или не примкнуть к птичьей стае на улицах Парижа? Что их держит?

Это у меня не было ни сил, ни возможностей вырваться из этого города. Я была оторвана от тех мест, где родилась, тысячами километров и так дорожила своей свободой, что находила оправдание серым домам, грязным улицам и разбитым дорогам. И мечтала однажды уехать хотя бы в Америку. Тогда все хотели в Америку.

Однажды по городу прошёл слух, что в бухте бросил якорь американский эсминец. И у меня появился план.

Спускаясь по искорёженной лестнице к заброшенной городской площади, я ещё издали увидела белую форменную шапочку. Но головной убор американского моряка красовался на подвыпившем пареньке в спортивном костюме и какой-то телогрейке. Интересно, на что он её выменял?

Пешком дошла до бухты, где безнадёжно плакали чайки. Если я сейчас встречу американцев… Нужно просто пристально посмотреть на одного из них. Так, чтобы он не отвёл взгляда. Этого вполне достаточно, чтобы остаться в его глазах навсегда. Он уедет в свой благополучный город, в далёкую страну и увезёт меня с собой, даже не догадываясь об этом. Наверное, я смогу материализоваться из его взгляда там, где мне понравится.

В то время такой способ эмиграции представлялся мне самым вероятным. Глупо было им не воспользоваться. Может быть, именно поэтому спустя какое-то время меня стало мотать по свету? И вот сейчас я лежу под пальмами на малоизвестном острове Чанг и зачем-то изучаю внутренности пляжного зонтика. Невиданное расточительство эмоций и времени. Но ничего не поделаешь…