Травелог. Книга шестая

Ирина Глотова

Нынешняя шестая книга – очередная попытка довести до совершенства инстинкт создавать из себя рамку для изображения «пойманного образа», трансверсально (поперек времени) стыкуя поверхности обозримых фрагментов реальности и лично себя.На обложке работа Павела Пепперштейна «Человек как рама ландшафта.»2018. Холст, акрил

Фрейм локального зума

ФОН ИЛИ РАМКА…

Павел Пепперштейн. Человек как рама ландшафта. 2018.

«Не счесть чудес творимых фоном» — выдыхаю словесно чисто зрительную эмоцию встречи с облачным перформансом двойного фонового эффекта.

Оптика НаблюдающейОблака, из давней детской практики всепоглощающего присутствия, дарит двойную картину прямо над головой так, что справа белесая флотилия на фоне кобальтового пульсирующего волнового объема, а слева, совсем иная — на ПолотняноНеБеленом лохмотья астральной ауры, при том, что за спиной яблоня в красных плодах напоминает о вписанности в единое целое таким образом, что каждая составляющая отражает другую согласно своему устроению.

fеlicitе

Хотя фактура сегодняшнего неба, говоря по-Бунински, будто специально создана для ворон, чаепитие в саду не отменяется. Более того, приобретает особую феличитабельность в компании трогательного дизайнерского существа, творящего мелодию коинсиденции в мшисто-зеленоватых тонах и ауре наивного, но утверждающе-значительного росткового становления.

Тиджеинг одна из самых таинственных практик, даёт воз-можность коинсидентально прозумировать ВсеОттенки с пантократическим гипероргазмом, то бишь полным резонансным объединением с процессом, причём трансверсально, т.е поперёк причинно-следственных связей!

Прививка от банальной деловитости

Случилось втянуть в себя пешем ходом десяток километров по полям-фермам пространства Нижних Земель.

Стада в осеннем блаженстве даже не помахивают хвостами, пережевывают, скорее следуя инстинкту жвачных, чем пастбищной потребности. Сельский аромат стелется над полями, по небу идут табуны гусей-лебедей, пахтают мельницы, камыши образцово вышуршивают мелодию полноты бытия, а тропками иногда встречаются отборные персонажи, подобно мне, не то что «едущие с ярмарки», давно уже приехавшие, по самую экзистенциальную завязку насыщенные ее «благами».

Самородки (в 60+ вполне возможно родить себя) дрейфом в походной экипировке совершают сброс избыточности, прививают собой пространство от банальной деловитости.

В складке

Реальность в писательском сознании преобразуется в стиль — особенность единства формы, подобно личному языку.

Не затонуть в тотальной засоренности банальными подробностями и пояснениями помогает Его Величество Удивление, отражающее базовую эмоцию любопытства и ее последствия в виде обновления.

Точнее, Удивление часто результат испытания любопытством. Текст лишь фиксирует таинственную возможность одеть ощущаемое мыслимым, используя тот самый стиль, формирующийся в особой «складке»*. То, что выпархивает подобно бабочке из этой «складки» и есть трансформат реальности — стиль, квант личного мировидения, выпытанный личным же любопытством.

Удивительно, что в результате одной и той же пытки получается множество стилей. Ещё более удивительно, что мы иногда понимаем друг друга (или думаем, что понимаем). Получается круговое Удивление со складкой в центре.**

====================

* «Говорю о „складке“ в мыслимом и ощущаемом, которую невозможно разгладить» — Поль Рикёр «Переход».

** Не в ней ли расположился внутренний профессор Преображенский с набором остро отточенных стилусов.

Twin Peaks* испанского барокко

В нашем мире Инстаграм и селфи функция придворного художника понятна каждому школьнику. Человечество достигло совершенства в понимании и соответствующей практике сомопрезентации. Состояние (и внутреннее и внешнее) придворного художника тоже не секрет для наших современников.

Достоверность лиц, как суть верности интерпретации, в исполнении применения некого коэффициента подлинности невидимого, привлекает заказчиков.

Выставка (очень небольшая) Веласкеса в рейксмузеуме странным и, думаю совершенно не запланированным организаторами, образом открыла для меня некий побочный эффект (если не синдром) успешного придворнохудожничества с политтехнологических элементами. Если к Лени Рифеншталь из первой половины 20 века добавить Глеба Павловского из 90-х того же века, то с большой степенью похожести (метафорической!) можно получить Веласкеса 17 века.

Брутальный альянс в виде «дружбы» с Солярисом (как раз габитус монарха Испании) гарантирует синдром Сарториуса**, появляющийся будто сам собой. Вряд ли по-другому можно объяснить галерею портретов карликов, подробно представленную на выставке, как не способ вызвать самого себя на дуэль. К сожалению «Менины», «Сдача Бреды» не приехали из музея Прадо и я не смогла реально высмотреть как многомерность первой, так и утвердиться в догадках о загадочном лошадином крупе второй. Поэтому тема Веласкеса не закрыта до следующей встречи.

====================

* множественность точек схода, проекций, пространств в картине Веласкеса «Менины» напоминает Twin Peaks Девида Линча.

** персонаж из романа Лемма «Солярис».

Единственное высказывание художника, которое сохранилось — «Предпочитаю быть лучшим в изображении уродства, а не вторым в изображении красоты». Здесь присутствует определенное кокетство, вторым в изображении красоты он не был.

Делать собой из себя пронзительную нелепость для уравновешивания придворного помпеза.

Дикий натуралист.

Troppo vero! Автопортрет.

Этна в Bianco исполнении

Терруар Этны в Bianco исполнении, согласно сопроводительной прописи — «В их свежести и нервной вене спрятан дымный аромат, вечный снег ледников и огонь вулкана», слегка вибрирует в бокале, линзируя* нижнеземельные парадоксы нынешнего сезона в виде цветущей и одновременно желтящей листвой сакуры, да ещё зелёных северо-голландских попугаев, затеявших базар с сороками.

====================

* Перевернутая картина окружающей реальности в бокале вина за счет обычного эффекта линзы — одна из излюбленных автором метафор. Фокусировка (зум) нескольких случайных поэтических срезов в одной точке будто на сетчатке глаза с последующей пересборкой в виде текста.

«В их свежести и нервной вене спрятан дымный аромат, вечный снег ледников и огонь вулкана»

Этика в протоке викингов

Парковая зона с названием «протока викингов», поросшая камышом над маренговой плотностью вод с цирконовыми бликами в полном безлюдии и оттого, не отвлекая, позволяет длить впечатление от беседы в философском клубе на тему «Этика».

Поверхность играет светом подобно трансформантам различений тысячелетних поисков причин-оснований-субстанций этики. Присела на берегу и как философствующий биохимик определяю этику ипостасью социальной коммуникации, обеспечивающую ей (коммуникации) эффективность в условиях контингентности.

С биополитических позиций, этика представляет собой нечто подобное глии или строме в многоклеточных системах (единствах второго порядка). Этика вшита в логику сложных единств третьего порядка (социальных систем) и здесь мы снова встречаемся с понятием эффективности коммуникации. При этом вариативность этического спектра, его динамика зависит от типа соцсистемы. Например, корпоративная этика, медицинская этика, тюремная этика и т. д. Но на метауровне — ипостась (ὑπό-στᾰσις под-стоящее, подставка) коммуникации.

Если бы случилось так, что я осталась один на один с протокой и камышами, какой формы этика возникла бы с моей стороны? Думаю, самая что ни на есть естественная — викинговое сопряжение с вмещающим пространством.

Старка

ПьюСтарку* в Киеве…

=====================

* Случайно возникшая метафора «Старки» в Киевском контексте плавно проявилась в стойком туманном сопровождении нынешних дней с припоминанием чего-то давнего и одновременно ощущения ясности становящегося.

Особое свойство

Ноябрьское тепло особого свойства. Недоверчиво-знобкое. Мглистое. В наплывах случайности и предчувствии резкого сворачивания. Тишь прошита неизменным вороньим оформлением, одинаковым на всём пространстве Евразии, от Лиссабона до Владивостока. Не всегда положительные герои фольклора удерживают пространство своей как бы немузыкальностью, напоминая — ноябрьское тепло особого свойства…

steigh

Стихия, будь то огненная, воздушная, водная или земная завораживает зыблющейся игрой своей массы. Зыблевание, как отражение танца силовых деформаций (некой психики материи) в виде волн, турбулентностей, ряби, возбуждает древнейшие резонирующие структуры в складке ощущение-осознание, намекая на родовую принадлежность одновременно всем стихиям с раскрепощенной актуальностью.

Зыблющаяся игра земной поверхности, имеющая заторможенную динамику относительно периода жизни человека, погружает в восхитительное принятие тактильно-визуального свойства. Ласкаешь взглядом даль до горизонта, ощущая в руках геопластику некой тактильной ностальгии, личной, предельно личной.

Родник

Склон овражка исходит родниковой водой. Пытаюсь уловить мелодию журчания (а она есть!) и в изнеможении выхожу из ловли — склоняюсь, покорённая свободой импровизации стихии*. Непрерывность хода источения источника вне предсказуемой зарегулированности завораживающе настраивает на ощущение подлинной свободы естества, той, что вписана если и в регулярность, то непременно сингулярную.

====================

*Из праиндоевропейского *steigh — идти, шагать.

Внутри туманной формы

Форма тумана туманна, как любого явления с отсутствием волевого начала. Оттого любой фрагмент живой материи начиная от вирусов и фагов на порядок выше любого состояния, именуемого окружающей средой. «Выше» в смысле воли к форме, то бишь умной границе с каскадом структурных сопряжений с бесформенностью и случайностью обстояний.

Единожды запущенный процесс формосозидания, у нас, человеков, привёл к генерации экзистенциального контура, отграничивающего все-что-не-человек как бесформенного и требующего формообразовательного участия. Иногда подобный казус называют Цивилизацией.

Пью чай внутри туманного облака и одновременно искрю своим экзистенциальным контуром.

Воля к форме с каскадом структурных сопряжений.

====================

Колея

Форма колеи — о диктатуре коварства податливости, с ее будто-бы отстраненной наивностью относительно последствий контакта.

Одновременно (согласно принципу дополнительности) и о травмирующем разрезе, сквозь который вытекает сок природы, застывающий в виде ледяного витража некого горизонтально парящего храма в стиле ар нуво.

Обе ипостаси резонируют с неким реликтовым внутренним наблюдателем с ощущением дословесного единства.

Конец ознакомительного фрагмента.