Ангел-хранитель

Ирина Глебова, 2012

Новое расследование харизматичного, обладающего уникальными дедуктивными способностями и знаниями сыщика Викентия Петрусенко на сей раз приводит его к загадке. Можно ли объяснить феномен сомнамбулизма? Особенно если ходить и говорить во сне начинает здоровый мальчик. Только вот одна деталь: малыш – наследник огромного состояния, и по воле случая его опекает родная, любящая тетка, которая души в нем не чает… Внезапная болезнь – игра судьбы или злой, коварный замысел, который не снился даже корифеям преступного мира? Петрусенко бесстрашно встает на защиту ребенка, по ходу следствия сталкиваясь с тайнами, достойными пера Александра Дюма и Артура Конан-Дойла! И нет никаких сомнений в том, что все они будут раскрыты!

4

— Мадемуазель Элен!

— Да, мадам.

Тамила Борисовна жестом пригласила девушку подойти. Алена приблизилась, внимательно склонила голову, готовая слушать хозяйку.

— Присядьте.

Госпожа Коробова сама села на софу и указала на стул напротив. Гувернантка скромно присела на краешек, сложив ладони на коленях. Черная юбка, не закрывающая щиколоток, бледно-голубая блузка, шелковая, скромно-элегантного покроя. «Под цвет глаз, — невольно подумала хозяйка. — У девочки есть вкус…»

— Я довольна вами, дорогая, — сказала она приветливо. — Князь Всеволод к вам привязался. И вы правильную тактику избрали: бедному мальчику очень нужен сейчас друг.

— Да, мадам. И мне нравится князь Всеволод. Он очень милый.

— Как воспитательница вы тоже себя хорошо проявили. Мальчик стал спокойным, даже веселым. И его русский язык намного улучшился.

— Должна сказать, мадам, что здесь мне не пришлось много трудиться. Он и без меня неплохо знал родной язык. Рассказывал мне, что родители постоянно разговаривали с ним по-русски.

— Вы скромны, это хорошо, — похвалила Коробова. — Но теперь он не должен забывать и французский.

— Ни в коем случае. Мы говорим с ним и по-французски.

Девушка вскинула ресницы и встретилась взглядом с хозяйкой. А та вдруг испытала странное чувство смятения — на одно мгновение. Но тут же взяла себя в руки, удивляясь: что это с ней?

— Вот и хорошо. Я напишу графине Гагиной, поблагодарю ее за то, что она рекомендовала мне вас… И вот еще что! Что это за разговоры о ночных походах в рыцарскую башню?

Гувернантка легко засмеялась:

— Это наш истопник Варфоломей рассказал князю местное предание о привидении в рыцарской башне. Всеволод мальчик смелый и с воображением. Ему очень хочется увидеть привидение.

— Что за фантазии! — пожала плечами Тамила Борисовна. — Я сделаю Варфоломею выговор.

— Таинственные сказки привлекают детей, — возразила серьезно девушка, сама еще похожая на ребенка. — Мы с князем не раз ходили в башню днем. Но днем привидение там не появляется. — Она улыбнулась. — Он хочет пойти туда ночью, в новолуние. Но я, конечно, запретила.

— Правильно, никаких ночных прогулок! К тому же… — Коробова сделала паузу, словно внезапно что-то вспомнила. Но девушке показалось, что пауза наигранная. — Вы, мадемуазель, спите рядом, в смежной с князем комнате. Не замечали вы по ночам каких-нибудь странностей в его поведении?

— Странностей? — Во взгляде гувернантки появилась озабоченность. — Нет, мадам, ничего особенного. Мальчик спит крепко. Не всегда спокойно, это да. Иногда, видимо, ему снятся тяжкие сны, он ворочается и вскрикивает. Но это редко и недолго. Я подойду, поглажу его по волосам, и он успокаивается.

— Вот-вот, я боюсь этих тревожных снов. Как бы они вновь не ввергли его в лунатическое состояние…

Девушка растерялась.

— Но почему… Неужели вы хотите сказать, что Всеволод ходит во сне?

— К сожалению, это так. Его мать, наша кузина, писала мне из Франции незадолго до гибели, что мальчик страдает сомнамбулизмом. От других она скрывала это, чтоб не травмировать случайно ребенка. Но мы — самые близкие родственники, от нас у князей Берестовых секретов не было… Ах! — Мадам расстроенно прикрыла ладонью глаза. — Княгиня Елена словно предвидела, что мне нужно будет знать о мальчике все…

Мадемуазель Элен заметно опечалилась, прошептала:

— Бедный малыш… Но я ничего такого не замечала. Может, у него все прошло? Мне приходилось слышать, что от сильных потрясений нервные болезни не только возникают, но и проходят.

— Вы умная девушка… Дай Бог, чтоб все прошло. Но знаете, сомнамбулизм имеет обыкновение возвращаться. Так что следите хорошенько за вашим воспитанником.

Госпожа Коробова жестом отпустила девушку. Но когда та была у двери, вспомнила и вновь окликнула:

— Да, еще… Этот мальчик, который приезжал сегодня, мне представили его — племянник нашего соседа господина Бородина… Каков он? И как с князем, сошлись они?

— Воспитанный и добросердечный мальчик, — оживилась гувернантка. — Они понравились друг другу. Играли в мяч, беседовали. Князь рассказывал о Франции, а мсье Петрусенко — о Малороссии, где он живет. Всеволод пригласил его приехать и завтра.

— Что ж, — протянула задумчиво Тамила Борисовна. — Бородины — достойная фамилия. Думаю, князю можно дружить с племянником Бородина.

Она махнула рукой, отпуская гувернантку.

Алена аккуратно прикрыла массивную дверь кабинета и, отодвинув темно-вишневую бархатную портьеру, вышла в холл. Двадцатый век называли веком электричества, но сюда оно еще не добралось. Когда поместье перестраивали последний раз, об электричестве еще не слыхивали, так что обширный холл первого этажа освещала только люстра с масляными светильниками. Стены были обшиты панелями орехового дерева, пол устлан мягким ковром такого же, как и шторы, темно-вишневого цвета. Девушка стала подниматься по широкой лестнице, тоже покрытой ковром, потом повернула направо и оказалась на просторной полутемной лестничной площадке — здесь горели всего три свечи в подсвечнике на стене. Она двинулась дальше, по коридору, в который выходило множество дверей. Одну из них девушка отворила и вошла. Здесь в нише тоже горела масляная лампа, в круглой печке, в углу, уже разгорелся огонь. Еще стояло лето, и днем от солнца трещинами покрывалась земля. Но каменные стены замка уже как бы предчувствовали приближение осени, пропитывая комнаты зябкой прохладой. И неделю назад госпожа Коробова отдала распоряжение отапливать жилые помещения.

Это была ее, Аленина, комната. Кровать, дубовый стол, встроенный в стену платяной шкаф, кресло, ковер на полу, бархатные шторы на окне… Госпожа Коробова как-то сказала, что ей не нравится «Замок»: мрачный, старомодный, а множество плюшевых и кожаных диванов и тяжелые бархатные портьеры вызывают у нее отвращение. А вот девушке дом нравился. Он не казался ей мрачным. Таинственным — да! Но красивым и уютным. Родным. Ей казалось — она помнит его какой-то прапамятью… Но, конечно, этого быть не могло.

В ее комнате было три двери. Одна входная, из общего коридора, вторая — в ванную, и третий дверной проем, закрытый тяжелой портьерой, — прямо в комнату маленького князя Всеволода. Лоди…

Алена взяла подсвечник с зажженной свечой и осторожно вошла туда. Лодя уже спал. Сегодня он как никогда набегался со своим новым приятелем из «Бородинских прудов», потому лег вовремя, не капризничая и не пускаясь на хитрости. Обычно он старался оттянуть время сна, просил то почитать, то поесть или попить, или подольше поплескаться в ванне. Сегодня он уже крепко спал, безмятежно и умиротворенно. Девушка наклонилась над ним, отводя свечу так, чтоб пламя не светило в глаза, не тревожило мальчика.

«Какой он красивый, — думала она с нежностью. — Говорит, что похож на отца».

Она посмотрела на фотографию на прикроватной тумбочке. На ней были запечатлены князь, княгиня и пятилетний Лодя. Высокий, подтянутый мужчина в клетчатом, спортивного покроя костюме и кепи, со светлой русой бородкой, мягким взглядом и обаятельным лицом. На его руку опиралась княгиня — женщина со строгими серыми глазами, очень красивая, хотя и слегка располневшая. Лодя, несомненно, был похож на отца, но глаза — с густыми темными ресницами — явно материнские.

— Это мы в Булонском лесу, — объяснил он Алене, когда она впервые увидела фотографию. — Мы туда любили ходить гулять.

Сам он, стоящий между матерью и отцом, казался на фото совсем ребенком. За последнее время он сильно повзрослел. Но сейчас, спящий, снова был такой же беззаботный и беззащитный, маленький…

Девушка подоткнула сползшее одеяло. На плече мальчика, ближе к лопатке, было родимое пятно — светлое, но хорошо заметное. Она уже видела его: словно неровный треугольник с мягкими, сглаженными углами. Лодя с гордостью говорил ей, что такое же было и у его отца.

— И у сестрички тоже, но она умерла сразу, как только родилась.

У той самой сестрички, на чью могилу накануне их возил к монастырю в коляске Степан.

Алена поставила свечу на маленький столик, присела у кровати. Что-то не давало ей покоя. Вообще-то она постоянно жила в состоянии тревожной настороженности, но сейчас было иное… что-то конкретное… Да, разговор с мадам о сомнамбулизме. Лодя ходит во сне? Все может быть, но она не поверила в это. Во-первых, она три месяца рядом с мальчиком — и днем, и по ночам. Когда она его впервые увидела, со времени смерти его родителей прошло всего два месяца, и мальчик был растерянный, угнетенный, часто плакал. Но и тогда по ночам он спал, — пусть неспокойно, но чтобы ходить во сне?.. Потом из Москвы они приехали сюда, он успокоился, ожил, стал обычным ребенком. Не было и намека на сомнамбулизм, так что девушка не поверила госпоже Коробовой. Была у нее и другая причина не верить. Почему мадам вообще заговорила на эту тему? Неужели началось?..

Она встала, неслышно покинула комнату мальчика и вновь вышла в коридор. Немного дальше коридор под прямым углом поворачивал и выходил к черной лестнице. Алена спустилась по ней прямо в кухню. Там было светло, уютно и жарко от еще не остывших больших печей. За длинным деревянным разделочным столом, уже чисто вымытым и выскобленным, сидели кухарка Пелагея Никитична, Варфоломей и Степан. Это был их обычный поздний ужин. Девушку встретили приветливо.

— А вот и наша Аленушка, красавица! — захлопотала кухарка. — Сейчас я тебя накормлю.

— Садись сюда, деточка, — подвинулся старик Варфоломей.

— Тетушка Пелагея, — попросила девушка, — я не голодна. Мне бы только вашего чаю на травках да пирожок с вязигой.

Алена ужинала три часа назад за господским столом, как и полагалось гувернантке. Но она давно уже полюбила попозже, когда воспитанник засыпал, приходить сюда, в кухню. Ей нравились эти простые добросердечные люди. Но была у нее и своя цель. Слуги любят поболтать и посудачить о господах. Скоро перестав стесняться «образованную барышню», они откровенно разговаривали, обсуждали, жаловались. Алена очень надеялась, что в нужный момент она услышит нечто важное, что поможет ей, предостережет…

— Боюсь я, дядя Варфоломей, рассчитает меня хозяйка, останусь без работы, — обиженным тоном протянул Степан, симпатичный веснушчатый парень лет двадцати пяти.

— Да что ты все переживаешь. Ведь ты все время при деле, вот Никитичне помогаешь, да мне, да на конюшне, и за кучера ездишь.

Варфоломей был старик, но еще крепкий, с мощными сутулыми плечами и сильными руками. Он помнил князей Берестовых, работал в «Замке» при них. Говорил он степенно, рассудительно. Но Степан все равно огорченно крутил головой:

— Нет, меня ведь брали сюда садовником, чтоб я сад обустроил. Да потом госпожа раздумала.

— Но ведь держат тебя, находят дело. А саду и правда уход нужен. Вон сколько лет за него не брались, совсем одичал.

— А что, Аленушка, — спросила кухарка, — господа собираются сюда и на следующий год приезжать?

— Как будто да, поговаривали, — сказала девушка.

— Ну вот, — обрадовался Варфоломей. — Коль будут приезжать, то сад до ума довести придется. Так что тебе еще помощников накажут подобрать.

— Не-ет! — Степан упрямо покрутил головой. — Вон вчера госпожа самолично по саду бродила, осматривалась, а на клумбу мою даже не глянула. Не нравится ей, видно…

— Как же такая красота может не нравиться! — всплеснула руками Пелагея Никитична.

Клумба, которую разбил Степан на месте, указанном самой госпожой Коробовой, Алене тоже очень нравилась. Степан высадил разные цветы-летники по спирали, великолепно подобрав оттенки.

— Когда, ты говоришь, мадам в саду гуляла? — спросила девушка.

— Так вчера, пополудни часа в три. Госпожа вернулась с прогулки верхом, велела Варфоломею коня своего на реку повести искупать, а меня на почту послала, за газетами и письмами. Да я на полпути почтаря встретил, взял все и быстро воротился. Хотел через сад пройти, гляжу — а она ходит там. Стала как раз недалеко от клумбы и каблучками о землю притоптывает. Чудно… Смех меня разобрал, так я быстренько и шмыгнул прочь, чтоб не увидала. Боюсь, когда она сердится…

Алена вспомнила, что вчера, как раз в это время, они с Лодей играли в поле за перелеском, встретили Сашиного отца, господина Петрусенко. И видели мадам верхом на коне. Она поглядела на них и ускакала. И пошла, значит, в сад? Дома, получается, никого не было, только Никитична готовила на кухне обед. Да кухня совсем в другом крыле дома, далеко от сада. А Тамила Борисовна одна ходила в саду… Странно это все.

Девушка допила чай, попросила:

— Пелагея Никитична, налейте еще чашечку. Такой вкусный у вас чай! Вы, наверное, все травы вокруг знаете?

— Знаю, милая, много травок целебных, верно. Матушка моя еще меня учила. Но не все, нет. Все знать — это трудная наука: какая травка от какой хвори лечит, а какая — калечит.

— Да разве в этих краях вредная трава есть? — удивилась Алена. — Я слыхала, что в тропических странах, в Южной Америке да Африке есть ядовитые растения. А у нас, наверное, нет.

— Как же нет! Имеются. Только их знать надо.

Кухарка присела рядом, тоже прихлебывая чай. Сказала, таинственно приглушив голос:

— Есть у нас тут на хуторе лесном женщина одна. Все знают — колдунья. И мать ее, и бабка, и прабабка тоже… колдовали. Вот она все травы знает. И такие, что убьют сразу и без следа, или станут мучить хворью долго, а то — и в дурман вводят.

— Это ты, Никитична, о Сычихе говоришь? — оживился Варфоломей. — Госпожа наша тоже о ней меня расспрашивала. Что, да как, да где живет. «Я сама, — говорит, — в это не верю, да местные предания интересно послушать».

— Вот как? — Алена усмехнулась странно, недобро. — А сама вас за сказку о рыцарской башне ругала…