Главный приз

Ирина Волчок, 2010

Отдавая на конкурс дизайнеров свои работы, Юлия мечтала выиграть швейную машинку. А главным призом оказалась путевка в морской круиз. Роскошный теплоход, дорогие развлечения, избранное общество… Зачем все это ей, школьной учительнице, думающей только о детях в интернате, от которых она уехала на целый месяц? Ей не интересно в этом круизе, это избранное общество ей не нужно, эти люди ей чужие. Никто из них, таких богатых, успешных и беззаботных, просто не знает, что есть другая жизнь. Да и не хочет знать. Но один из чужих захотел узнать о ней все, захотел понять ее жизнь и стать частью ее.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Главный приз предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 4

Им некого было любить. Тогда, во время летней педагогической практики после второго курса, Юлька этого еще не понимала. Да и дети в интернате тогда были все-таки немножко другие. Конечно, почти все — из неблагополучных семей, как тогда это называлось. Некоторые — с отягощенной наследственностью. Многие несколько отставали в развитии. Но в общем-то дети как дети. И интернат был как интернат, и учителя в нем были как учителя, и вообще все это мало ее трогало, потому что тогда она никак не ожидала, что останется здесь навсегда.

Мать, конечно, билась в истерике. Как можно даже в шутку говорить о карьере сельской учительницы?! Как можно вообще думать о том, чтобы остаться в деревне? Как она посмела перевестись на заочное? Как она может ломать себе жизнь? Дура безмозглая! Для того ли ее воспитывали?! И так далее.

Папа не отговаривал. Он тогда часто приезжал к ним с мамой Ниной, всегда вроде по делу — то вещи Юлькины привезет, то якобы за вишней приедет, но Юлька догадывалась, что папа тревожится за нее, еще не отошел от пережитого недавно страха и просто хочет подольше побыть рядом с ней. Она тоже хотела быть рядом с ним. Но в Воронеж возвращаться не хотела. Не могла. Не могла она жить, как прежде. Не могла выслушивать нотации матери, истерики Валерии, сочувственные слова подружек. Не могла как ни в чем не бывало ходить на лекции, или сбегать с лекций, или участвовать в «общественной жизни». Не могла просиживать ночи напролет, зачитываясь какой-нибудь «Анжеликой». Не могла бегать в киношку с беззаботными подружками, а тем более с беззаботными пацанами…

А главное — не могла она уехать от мамы Нины. Никогда у нее не было человека роднее мамы Нины. Был, конечно, папа, но папа — это совсем другое дело. Папа без нее будет скучать, но — справится. А маме Нине без нее, Юльки, никак нельзя. Вон она какая маленькая, худенькая, слабенькая, да еще сердце болеть стало. И совсем одна, без помощников и защитников. Нет, от мамы Нины уезжать никак нельзя.

А потом — интернат. Сейчас даже вспомнить странно, как ей плохо было там первое время. И работа придурочная — пионервожатая. И все воспитатели, преподаватели, медперсонал, как минимум, вдвое старше ее. И старшая медсестра Надежда Васильевна без конца хаяла ее брючки-юбочки-маечки. Да и уставала она очень, хотя, если вдуматься, — что такого она тогда делала? Смешно. Но сначала было трудно.

А потом стало еще труднее. Гораздо, гораздо труднее. Еще неизвестно, осталась бы она, если бы заранее знала, как будет. Многие уехали. И до сих пор уезжают — каждый год. А новые почти не приходят. Никого не заманишь такой зарплатой, да и ту не каждый месяц дают. Кому нужно жить в какой-то дыре и работать за бесплатно в таком, с позволения сказать, интернате? Ни оборудования, ни учебных пособий, ни приличной мебели, ни нового постельного белья, ничего… Спасибо, хоть не голодали. И то потому только, что вовремя свое хозяйство завели — вопреки мнению начальства и в обход инструкций всех этих чертовых инстанций. Инстанции! Как денег дать — так их нет, как выпускника пристроить — так они не полномочны, а как найденыша девать некуда — так вот у них под боком Хорусевский интернат… И интернат давно уже стал никаким не интернатом, а скорее детским домом. Ужасно многопрофильный детский дом. Он же — сельскохозяйственный кооператив. Он же — столярная мастерская. Он же — швейный цех. Он же — фабрика народных промыслов. Он же — все остальное… А куда деваться? Иначе просто не выжили бы. Многие подобные заведения позакрывались в это шальное время. Вот каким местом думают эти инстанции, когда утверждают смету расходов на содержание девяноста шести… нет, уже девяноста семи детей, большинство из которых появляется в Хоруси буквально голы, босы и голодны, как бродячие котята? И все — больные. Ох, тоска… После того как умер старенький доктор дедушка Коля, все пережили полосу панического страха. После дедушки Коли в интернате перебывало шесть врачей — и все сбегали через год-полтора. Понятное дело — бабы молодые, незамужние, городские… Что им в Хоруси светило? Роман с пьяным механизатором? Последний из присланных врачей — мужик. Тоже молодой-холостой, вот ведь не везет… Хорошо бы он в Лиду влюбился. Она симпатичная и очень хорошая учительница. И единственная из всех интернатских, кто не замужем. Поженить бы их, может, он бы и остался. Врач-то он, кажется, неплохой. И человек добрый. И вообще для интерната очень полезный. Это он придумал рассаду на продажу разводить. И ребятам понравилось со всякими растениями возиться, и у интерната теперь вторую весну несколько лишних тысяч. И это он, доктор Олег, придумал Юлькины тряпочки в художественный салон сдавать. А это вообще чуть не каждый месяц по пять-шесть тысяч. Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы… Юлия до сих пор не могла понять, как это можно отдать такие тысячи за одно-единственное платьице, пусть даже и вышитое вручную. У нее рука не поднялась бы, если бы даже были такие деньги. Правда, у нее рука не поднималась отдавать и по двадцать — тридцать рублей за детское бельишко. Жадная, наверное. С этой ее жадности все и началось. Конечно, и раньше все для интерната что-нибудь делали — мебель чинили, коврики из лоскутов плели, наволочки шили, еще всякие мелочи. Денег всю жизнь не хватало, так зачем их еще и отдавать за ерунду, которую самим можно сделать?

Юлька с первых дней приняла это как должное и включилась в общее рукоремесло по мере возможностей. Главным образом шила и вязала одежку для маленьких, на маленьких особенно тяжко было смотреть… Как-то постепенно она стала учить тому же старших девочек, а следом даже и некоторые мальчики кое-чему научились, а потом вдруг оказалось, что их дети — самые нарядные дети на всем белом свете, и пусть тот, кто не верит, посмотрит в художественном салоне, во сколько оценили выпускное платье, которое Юлия делала для Маши-старшей. Жаль, что Маша не решилась оставить это платье себе… Ну ничего. Бог даст, свадебное у нее будет еще лучше. Маше повезло, она совершенно здоровая, да еще и хорошенькая, и характер золотой, и умница, и помощница… Если бы не она, Юлия вряд ли успела бы так быстро и так много к выставке подготовить. Выставка — это тоже идея Олега, он об этой выставке первый узнал, совершенно случайно, когда ездил в область за лекарствами. Но Юлия подозревала, что, если бы никакой выставки проводить не собирались, Олег бы сам ее, чего доброго, организовал. Он с самого начала был уверен, что Юлия возьмет главный приз. Она в этом не была уверена, но главный приз очень хотелось взять.

В прошлом году главным призом на такой же выставке была швейная машинка, немецкая, электрическая, очень хорошая, очень дорогая. Такой приз интернату не помешал бы. Ну, она и отвезла в нынешнем году на вторую такую же выставку пару вышитых платьиц, вязаное пальто, кружевную шаль, вечернюю шелковую сумочку, расшитую мелким черным бисером, целую россыпь которого Юлия нашла как-то в сундуке у мамы Нины. Много чего она отвезла — чтобы выбрали то, что им больше понравится. А им все понравилось. И от посетителей выставки поступило несколько заявок на каждую ее вещь. Юлия дала разрешение выставить ее работы на аукцион. И теперь, наверное, у интерната будет еще несколько лишних тысяч.

А Юлия получила главный приз. А главным призом в этом году оказался морской круиз почти на три недели, с заходом в какие-то ужасно известные курортные города, с программой каких-то невероятных развлечений. Бассейн, кинозал, танцы, казино, бар и прочая дурь. Юлия даже расстроилась. Зачем ей этот круиз? Ей машинка нужна. Надо продать путевку и купить хорошую швейную машину. Или вязальную. Дети растут, вся одежка на них как огнем горит, рук не хватает шить новое, времени не хватает, никакого терпения не хватает на эту древнюю развалину, которая сто миллионов лет назад была швейной машинкой… Зачем ей этот дурацкий круиз? Круизом штаны для Петьки не прострочишь.

Но тут совершенно неожиданно и очень активно вмешалась мама Нина. Вообще-то она никогда не оспаривала Юлькины решения. Наоборот, одобряла и поддерживала абсолютно все, что бы Юлька ни думала или ни делала. Но на этот раз чуть не до скандала: езжай — и все. Ты путевку, мол, выиграла, а выставочные вещи и так купят, и деньги будут на машинку, а путевка все равно как дармовая, и когда еще такой случай выпадет, и вообще это — главный приз, и не имеешь права отказываться, потому что это неуважительно и даже неприлично.

— Мама Нина, ты что это так горячишься? — подозрительно спросила Юлия, почти потрясенная взрывом эмоций обычно очень спокойной мамы Нины. — Нет, ты не кричи, ты доказательно объясни, зачем мне мотаться по всяким круизам? И что я в этих круизах не видала, без чего жить нельзя?

— Ладно тебе. — Мама Нина немножко смутилась и быстренько отвернулась, якобы сосредоточившись на мытье банок. — Может, ты все на свете повидала, только когда это было-то, а? Который год в деревне безвылазно сидишь, никого не видишь, ни с кем не встречаешься… Разве я тебе компания? Да и не вечно мне жить. А как ты одна будешь? Вот и подумай. Время-то идет.

— Я тебе помру! — возмутилась Юлия, привычно пропустив мимо ушей все остальное. — Я тебе так помру, что своих не узнаешь! Что это еще за разговоры такие! Мама Нина, ты что, опять сердцем маешься? Ну-ка, бросай свои банки, потом сама вымою… Вот как я от тебя уехать могу, если ты помирать надумала?

— Ничего я не надумала. — Мама Нина повернулась к ней, воинственно задрав подбородок и угрожающе свертывая мокрое полотенце в жгут. — Никаким сердцем я не маюсь! Еще и поздоровее некоторых буду… Хлобыстну разок — живо узнаешь! Ишь ты, спорить с кем надумала! Я сказала — поедешь, и все тут. И не поднимай язык на родную мать, не тебе против моего характера упираться!

— Мамочка Ниночка, — вкрадчиво начала Юлия, осторожно подвигаясь к развоевавшейся старушке. — А вот я сейчас тебя скручу, в постельку уложу, полотенцем привяжу и не отпущу, пока не скажешь, зачем мне так уж необходимо от тебя уехать…

— Брысь отсюда! — Мама Нина для проформы шлепнула Юлию мокрым полотенцем. — Сама, поди, знаешь… Кого ты здесь найдешь? Вот. А тебе уж давно пора бы внуков мне нарожать. Одного мальчика и двух девочек.

— Начало-о-ось, — с подчеркнутым отвращением пробормотала Юлия, повернулась и решительно пошла из кухни.

— А оно и не кончалось никогда! — закричала мама Нина сердито, бросила полотенце и пошла за ней. — Ты меня слушать не хочешь, а потом локти грызть будешь! Не убегай, кому говорю… Хоть раз до конца дослушай, я ведь не каждый день тебе талдычу, я тебе дело говорю, я же о тебе думаю, у меня же душа вся изболелась, что ж ты глупая такая… Юленька, детонька, хорошая моя…

Это была старая тема. Еще тогда, в первые дни после больницы, когда Юлька поселилась у мамы Нины, когда они в бесконечных разговорах, в слезах, в хозяйственной суете или в долгом совместном молчании перебаливали случившееся, мама Нина в особенно тоскливую минуту вдруг сказала:

— Ну, ничего, ничего… Ты, доченька, сердце не рви. Вот внучика мне родишь — и все образуется.

— Внучика?.. — Юлька не поверила своим ушам. — Как это — рожу? Как же это я рожу?! Мама Нина, что ты говоришь такое?..

— Не родишь? — Вид у мамы Нины был потрясенный. — Вот тебе и на… Юленька, детонька, а я-то надеялась… Я-то думала: со свадьбой вон как торопятся, за неделю сладили… Не плачь, моя хорошая, прости меня, дуру старую…

К разговору о внуках мама Нина не возвращалась года два. Эти первые два года после гибели Дмитрия к ним часто ездил Сашка. То есть все братья ездили часто, но Сашка — чуть ли не каждую неделю. Юлька не понимала, как мама Нина может радоваться его приездам, как она может вообще спокойно смотреть на него, такого немыслимо похожего на Димку, напоминающего Димку каждым движением, каждым взглядом, каждой улыбкой, и голосом, и родинкой на левом виске, и даже запахом… Сама Юлька спокойно смотреть на Сашку не могла. В ней уже не было того ревнивого возмущения, которое она испытала, увидев его рядом с Димкой, но Сашка ей все равно почему-то не очень нравился. В каждый его приезд она старалась найти любой предлог, чтобы поменьше с ним встречаться, а это было нелегко — он приезжал на выходные, на работу идти Юльке не было необходимости, и, если она все-таки шла в интернат, это выглядело именно так, как и было на самом деле, — она сбегала от него. А он этого будто не замечал. Будто нарочно ходил за ней как привязанный, напрашивался в помощники — даже детей купал! — подарки какие-то привозил. А ее это раздражало, хоть она и пыталась не показывать виду. И наконец мама Нина не выдержала.

— И что это ты на него волком смотришь, а? — возмутилась она после очередного Сашкиного визита. — И чем это он тебе так не угодил? Может, обидел как-нибудь? Так ты мне скажи — я ему так всыплю…

— Мама Нина. — Юлька собралась с духом, подыскивая слова. Она надеялась, что эта тема не всплывет, но раз так, раз мама Нина сама не понимает, надо как-нибудь необидно объяснить. — Мама Нина! Сашка хороший. Ты его любишь. Как Володю, и Славика, и… Димку, правильно? Они все твои дети. Ты их всех любишь. Всех!.. — Она перевела дыхание, помолчала и все-таки решилась: — А я Димку люблю. Зачем Сашка так часто приезжает? Я каждый раз думаю… мама Нина, прости меня… я думаю: он вот живой, а Димка умер! Я знаю, что так нельзя… Оно само так думается… И как я могу ему в глаза смотреть, если все время об этом думаю?!

Потом они обе долго ревели, чуть не до утра просидев в маленькой комнате мамы Нины, рассматривали старые фотографии в шести увесистых альбомах: вот родня, а это они с мужем, через неделю после свадьбы специально в город фотографироваться ездили, а вот их старый дом, это уже Володя снимал, на память, когда новый строить стали… А вот дети — первый класс, второй класс, седьмой класс… А вот Славик в Чехословакии — какой красивый, правда? Тоже на Димку похож. А вот последние фотографии Сергея Степановича. Год до пенсии не дожил. Да он и на пенсию, наверное, не согласился бы уходить. Такой моторный был, минуты спокойно не прожил! Вот и укатали сивку крутые горки. Врачи потом говорили, что он с инфарктом неделю бегал, а никто ничего и не знал. Может, если бы подлечили сразу — пожил бы еще… Отец хотел, чтобы кто-нибудь из младших совхоз принял. И они оба хотели — и Димка, и Сашка. И готовились оба, и учились вместе, и работали здесь же… И все знали, что кто-нибудь из них отца заменит, — и в администрации знали, и в управлении… Отец говорил, что сам выберет — Димку или Сашку. Да вот не выбрал. Мальчики жребий тянули, кому на утверждение идти. Выпало Димке. Он и пошел, и так уверен был, что директором будет! Ему даже кто-то сказал: нескромно, мол. Новый кто-то сказал, не знал ничего. Ну, остальные все знали, так и получилось, как он хотел… У всех Июлей всегда все получалось, как они хотят. И у отца так было, и у ребят так…

— Что ж Сашка не захотел вернуться после… ну, как Димка погиб? — Юлька сама удивилась своему вопросу. И тому, что может говорить об этом почти спокойно.

— Сашка уже в Москве укоренился, — задумчиво сказала мама Нина. — У него там и работа, и друзья, и перспективы… А здесь что? — Она помолчала, повздыхала и неожиданно добавила: — Вот если бы ты за него замуж пошла — он, может, и вернулся бы.

— Замуж?! — Юлька так изумилась, что сначала даже не обиделась. — Мама Нина, что ты придумала? Или это он тебе что-то сказал? Ничего себе! Я — замуж за Сашку?

— А что? — Мама Нина тут же воинственно задрала подбородок. — Чем он тебе не хорош?

— Да всем он хорош! — Юлька испуганно таращила глаза и кусала губы, стараясь найти слова. — Очень даже он всем хорош! Только я — жена его брата! Ты что, забыла?!

— Детонька… — Мама Нина опустила голову и ссутулилась. — Юленька, не обижайся, чего скажу… Это ты, видать, забыла. Ты — вдова его брата. А женой-то и не была. Постой, не перебивай… Ты Димку любила, я верю. Но жизнь-то идет, правда? Ты подумай о себе, доченька… Тебе замуж надо, детей рожать надо, я внучиков понянькать хочу… За кого ты тут замуж пойдешь? Может, в городе и нашла бы кого-нибудь, да ведь он сюда не поедет, тебя с собой увезет, а как мне без тебя? А Сашка бы здесь остался, я знаю.

— Бред! — крикнула Юлька и вскочила с дивана, рассыпая фотографии с колен. — Бред, бред, бред! Слушать не хочу! Думать не могу! Я не пойду замуж! Тем более — за Сашку!

— Да за Димку-то ты пошла! — тоже закричала мама Нина. — Чем же Сашка хуже? Одно лицо!

— Вот именно! — Юлька вдруг села на ковер посреди пола, уткнулась лицом в колени и громко заплакала.

— Одно лицо… — бормотала мама Нина, поднимаясь с дивана и усаживаясь на ковер рядом с Юлькой. — Одна душа… Один характер… Все одно. Прям как и не умирал.

Юльке показалось, что она вдруг что-то поняла, и она испугалась. Так сильно испугалась, что даже плакать перестала, молча уставилась на маму Нину, не зная, что же теперь говорить и что делать, а душа ее переполнялась страхом и острой жалостью… И вдруг точно так же, как давным-давно сделала мама Нина, теперь совершенно инстинктивно сделала Юлька: осторожно обняла тощие старушечьи плечи, уткнулась лбом в висок мамы Нины и, слегка покачиваясь в медленном, усыпляющем ритме, запела-заплакала полузабытые, полузнакомые, странные, колдовские слова:

— Спи, моя золотенька, серебряны краешки…

— Отстань. — Мама Нина отрезвляюще отпихнула Юльку острым локтем, шмыгнула носом и вытерла подолом лицо. — Не бойся, я не свихнулась. Просто… ну, это ты не поймешь, пока своих не нарожаешь. И нечего на меня глазами лупать. Ладно, давайка и вправду спать ложиться. Потом поговорим…

Потом они поговорили. И не однажды. Точнее — говорила мама Нина. В самый неожиданный момент и, как правило, в самом неподходящем месте мама Нина вдруг начинала без подготовки: замужество, дети, дети, замужество… Похоже, это стало навязчивой идеей. Роди ей внучика, и все тут… Или лучше двух. Еще лучше — двух мальчиков и одну девочку. Или двух девочек и одного мальчика. Или всех девочек, но много. Возможны варианты. Юлька сначала по глупости вступала в пререкания. Потом стала сбегать — якобы по делу, чтобы не обижать маму Нину. Потом перестала слушать — просто переключалась на другое при первом упоминании замужества и детей. Маму Нину это нисколько не останавливало. И вот ведь что интересно: у Володи и Славика давным-давно были дети, по двое мальчишек, вылитые Июли, Сашка в конце концов женился, его Людмила выражала полную готовность нарожать Июльчиков по потребности, но мама Нина совершенно демагогически игнорировала то обстоятельство, что «внучиков» у нее и так уже полная обойма, и даже придумала абсолютно неопровержимый в силу абсолютной нелепости аргумент: внуки от сыновей дороже отцу, матери дороже внуки от дочери…

Юлька изумлялась нелепости этого аргумента, не раз выражала о нем свое крайне нелицеприятное мнение, но ни разу за все эти годы не только не сказала, но даже не подумала, что, в общем-то, она, Юлька, маме Нине не дочь. И мама Нина Юльке не мать. Кажется, и мама Нина об этом не помнила. И никто, наверное, об этом не помнил. Вот разве только Юлькины родители… Но папа принял новую расстановку сил как должное, он любил Юльку и полюбил маму Нину, и все понимал. А мать… Ну что мать? У нее было столько претензий к Юльке — и по поводу ее образа жизни, и по поводу внешности, и по поводу манеры одеваться, и ходить, и говорить, и… В общем, во время их редких и коротких встреч мать едва успевала высказать и половину, так что до родственных связей Юльки с мамой Ниной дело не доходило. Ну и хорошо. Валерия пару раз попробовала что-то вякнуть на тему «как хоть с этой старухой общаться можно», но Юлька в первый раз на нее цыкнула, а во второй просто влепила затрещину и пообещала пообрывать уши, если еще раз услышит. Больше ничего такого не слышала. Может быть, еще и потому, что Валерия после этого случая вообще не заговаривала с сестрой год. Ну и тоже хорошо.

Зато когда Юлия эту путевку выиграла — ох и разговоров было! Мать прямо сказала, что путевку нужно отдать Валерии. Ну зачем Юлии этот круиз? Отдых! Даже смешно. Она и так круглый год на природе живет, можно сказать — как на даче. А Валерии просто необходимо развеяться, она так перенервничала с этим разводом, даже больше, чем с первым, и вообще ей надо жизнь как-то устраивать, а круиз — это прекрасная возможность, и должна же Юлия подумать о сестре, и…

— И в чем тебе ехать? — ехидно вмешалась Валерия. — Тебе же даже надеть нечего! Ты же в своей деревне привыкла как доярка ходить. Вечно какие-то балахоны напяливаешь… Ты что, думаешь — вот в этом можно показаться в приличном обществе?

«Вот это» было выставочным костюмом из небеленого полотна, сплошь покрытого тончайшей ручной вышивкой белым шелком, — ни один фрагмент узора дважды не повторялся. Собственно, «вот это» и заработало Юлии главный приз, и она сняла костюм с аукциона, потому что вдруг ужасно захотела оставить его себе. Наверное, жадность одолела. Жалко было такую вещь из рук выпускать. Лучше этого она пока ничего не сделала.

Ничего этого она Валерии не сказала. Валерия так гордилась своей внешностью, и косметикой, и побрякушками, и своими шикарными тряпками с турецких развалов — зато с итальянскими этикетками величиной с разделочную доску. Ну что ты ей скажешь? Бедная Валерия!

— Что, нечего сказать? — уже откровенно пошла на скандал сестрица. — Что, со своими дебилами уже и разговаривать разучилась? Ха! В круиз она собралась! Деревня! Хоть бы не позорилась!

— Не надо, Валерия, — неожиданно вмешалась мать, и Юлия поразилась: что же это делается — ее тут защищают? Не может быть…

Мать озабоченно смотрела на Валерию и говорила успокаивающим тоном:

— Не надо волноваться, не стоит… Подумаешь — круиз! Мы тебе сами путевку купим, еще и получше… На Канарские острова. Там, говорят, все миллионеры отдыхают. Валентин! Ты слышишь, что я говорю? Валерии давно пора съездить куда-нибудь, отдохнуть, отвлечься… Как это я раньше не подумала?

— Не заработала, — подал голос папа, и Юлька удивилась: папа никогда раньше не говорил с матерью таким жестким голосом. Многое, однако, изменилось тут в ее отсутствие.

— А она заработала?! — Валерия, уже готовая выйти из комнаты, остановилась в дверях, трясясь от ярости. — Интересно, каким это образом она заработала?! Знаем мы эти конкурсы! Мисс свиноферма! А председатель жюри — районный ветеринар! Ха! Ха! Ха!

— Та-а-ак, — зловеще начал папа, и мать тут же подхватилась, кинулась к Валерии, что-то испуганно бормоча…

Юльке вдруг стало смешно.

— Вообще-то я не собиралась ехать, — доверительно сказала она. — Но теперь обязательно поеду. Интересно, на что нынче похоже приличное общество?.. — Юлька с некоторым злорадством отметила растерянность на лице Валерии и перешла на английский: — Па, трудно тебе с ними? Мне кажется, сестру пора лечить. Наверное, мои дети гораздо нормальнее… Ты ее бить не пробовал? Или еще лучше — отдай ее замуж за какого-нибудь гангстера… За какого-нибудь мафиозо из старинной итальянской семьи с патриархальным укладом.

— Никогда не видел глупого мафиозо, — по-английски же ответил отец, облегченно засмеявшись. — Я имею в виду: глупого настолько, чтобы жениться на противопехотной мине.

Мать и Валерия молча вышли из комнаты, хлопнув дверью, и отец с Юлькой переглянулись, понимающе улыбнувшись друг другу. Их старый прием — переход на английский, французский или немецкий язык — сработал, как всегда, безотказно. Ни мать, ни Валерия не знали иностранных языков, даже в объеме средней школы, хотя все время, пока папа работал за границей, с ним была вся семья. Правда, Юльке в этом отношении повезло больше, чем Валерии: она жила в Англии практически с самого рождения и к моменту рождения сестры уже вовсю болтала по-английски и даже думала по-английски, а в шесть лет, когда пошла в школу, подружилась с дочерью французского дипломата и через пару месяцев заговорила по-французски. Когда отца перевели в Германию, Юлька была уже достаточно большая, чтобы не забыть языки, да и с друзьями из Англии и Франции все время переписывалась. А Валерии было всего пять лет, язык она знала плохо, да и то, что знала, скоро забыла, а немецкий учить почему-то вообще не захотела. Мать ее в этом поддерживала: мол, пусть те, кто хочет с нами общаться, говорят на нашем языке. У советских — собственная гордость. И все последующие годы и мать, и Валерия не могли простить отцу и Юлии того, что те… Впрочем, бог их знает, чего они не могли простить. Они всегда чего-нибудь кому-нибудь не могли простить.

— Так тебе хочется поехать? — недоверчиво спросил папа, когда они остались одни.

— Нет, — честно призналась Юлия. — Я отвыкла уже… Да и работы черт знает сколько. И маму Нину оставлять не хочется. Володина Светлана, правда, с ней этот месяц побудет. В субботу приедет, вместе с детьми. Да толку-то от них…

— А мама Нина что говорит? — Папа заранее заулыбался, представляя, что может говорить мама Нина.

— Она приказывает ехать. Ка-те-го-ри-чес-ки! — Юлия тоже заулыбалась, вспомнив, как мама Нина скручивала в жгут мокрое полотенце. — Хочет, чтобы я жениха какого-нибудь нашла. Представляешь? Вну-у-учиков от меня требует. Двух мальчиков и девочку. Или наоборот. Она на все согласна, она не капризная.

Отец вдруг перестал улыбаться, закинул голову и уставился в полоток.

— Ты что, па? — Юлия затревожилась, потому что знала: отец всегда смотрит в потолок, когда чего-то в ней не одобряет. — Ты что, думаешь — я правда женихов ловить буду? Мама Нина ведь пошутила, ты что — не понимаешь?

— Понимаю, — задумчиво сказал отец, с острым интересом разглядывая люстру. — Пошутила, ясное дело. Между прочим, я давно хотел тебе сказать: я в жизни не встречал женщин умнее мамы Нины. Впрочем, мужчин умнее мамы Нины я тоже не встречал. И, между прочим, на твоем месте я следовал бы абсолютно всем советам мамы Нины. Неукоснительно. И, между прочим, два мальчика и одна девочка — это, по-моему, оптимальный вариант. Но я не стал бы возражать, если бы получилось наоборот. Я тоже не капризный.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Главный приз предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я