Три опалённых грозою года

Ирина Вадимовна Шумилова, 2021

Ты можешь родиться или не родиться магом, как повезёт – так говорит Магический Совет. Но это величайший обман тысячелетия. Каждый житель Аркариса владеет магией от рождения. Однако Магический Совет следит за тем, чтобы колдовать могли лишь избранные, а у обычных людей их Силу забирают во время Жатвы. Риделл Вейн – студент последнего курса Академии Магии. Ему повезло, он вошёл в число избранных и его ждёт блестящее будущее. Но он раскрывает заговор Магического Совета и уже не может жить, как прежде. Он попытается изменить мир.

В его лихорадочном сне Рид в чёрной мантии восседал на драконе и превращал в пепел дома и людей, уничтожал целые народы. Арахель проснулся с быстро колотящимся сердцем. Он не сумел сдержать злых слёз: как этот добрый, вдумчивый юноша мог превратиться в воплощение зла, уподобиться величайшим Тёмным Властелинам древности?

Пролог

Риделл читал, сидя на скамейке под раскидистым дубом. Из-за постоянного сидения в библиотеке лицо юноши совсем не загорело, и по бледной коже неспешно скользило кружево бликов и теней. Ветер норовил растрепать его каштановые волосы, убранные в тугой хвост. Услышав осторожные шаги, Риделл вздрогнул, темные ресницы вспорхнули, и его блестящие, тёмно-зеленые глаза уставились на подошедшего человека.

Точнее, не совсем человека.

— Солас! — воскликнул юноша радостно.

— Для тебя, Рид, Магистр Уэверли, — проворчал старый маг.

Высокий, крепкий ещё седовласый мужчина сел рядом с Риделлом и бесцеремонно заглянул в его книгу. Впрочем, юноша и не думал ему помешать. Напротив, он повернул книгу так, чтобы магистру было удобнее читать.

— Опять эти контрабандные книжки, — покачал головой старик, — предупреждаю, Рид, они тебя до добра не доведут…

— А что в них такого? Они законные! Почти… — Риделл скромно потупил свои зеленые очи, хотя губы норовили сложиться в озорную ухмылку.

— Книги из других миров потенциально опасны, и на территории Академии их быть не должно. Вот выпустишься через месяц, и читай, что нравится.

Выпуститься! Риделл с ужасом думал об этом моменте. Он жил в Академии сколько себя помнил, поэтому не представлял, как жить без этого тихого парка, без хрустально-прозрачного озера, без холодных стен библиотеки… И самое главное — без магистра Уэверли.

Солас заменил ему отца. Когда у Рида что-нибудь не получалось, когда хрустальный шар упорно не хотел выдавать свои секреты, а камень не подлетал даже на дюйм над землей, Уэверли оставался с ним после занятий и долго, до полуночи, отрабатывал заклинания. А когда маленький Рид расшибал коленку и рыдал от боли, Рид-подросток бесился из-за проигрыша в соревнованиях, а Рид-юноша страдал от первого в жизни похмелья — Солас всегда был рядом. Сперва откачивал или успокаивал, потом мог дать заслуженный подзатыльник.

Рид никогда не знал своих родителей — они умерли от лисьей лихорадки девятнадцать лет назад, когда он был младенцем — но в глубине души юноша надеялся, что Уэверли окажется его отцом. Вдруг Солас изменил обету безбрачия, который дают члены Магического Совета, и какая-то девушка забеременела? Она умерла или сбежала, не выдержав позора, но Уэверли не бросил ребёнка и когда-нибудь обязательно расскажет ему правду…

Юноша тряхнул головой, отгоняя сладкое наваждение.

— О чем ты задумался, Рид? — обеспокоенно спросил Уэверли.

— Ни о чем, — покачал головой Риделл.

Солас осторожно заглянул ему в глаза:

— Прости, что вмешиваюсь в твою жизнь, но Рид, ты меня пугаешь. Ты сторонишься меня, сторонишься других ребят. А твои книги? Они запретного содержания…

— Они рассказывают, как сделать мир лучше…

–…путём насилия! Посмотри на меня, Рид. Мы чародеи, нам дана величайшая сила. И мы обязаны быть милосердны к людям, потому что большая сила — это большая ответственность. А иначе зачем мы нужны?

Рид, кусая губы, смотрел в морщинистое лицо учителя. Наконец он решился:

— Но что же делать, магистр?

— Перед тобой все дороги открыты — в тебе больше Силы, чем во всех твоих сокурсниках вместе взятых. Хочешь — иди в Магический Совет. Не по нраву политические игры — есть иные пути служить людям. Мир пошатнулся, — Уэверли грустно посмотрел на ученика, — мир меняется, и многое прекрасное уходит, умирает. Но мы, маги, можем продолжать творить добро в этом пошатнувшемся мире. Ты можешь лечить людей или проповедовать добро. Можешь остаться тут, в Академии, и обучать юное поколение магов. Главное — береги себя. Пойми, Рид, ты мне как сын, и если с тобой что-нибудь случиться — я не переживу этого…

Сердце Рида забилось быстрее. Солас сказал, что ученик ему как сын, и даже предложил остаться в Академии! Душа юноши трепетала от счастья: неужели его мечты сбываются? Неужели он может остаться в Академии с тем, кто заменил ему отца, а не уходить в неизвестность?

— Так значит, я могу остаться? — Рид сжал морщинистую руку Соласа своей тонкой юношеской ладонью.

— Конечно, можешь. Ты непременно станешь прекрасным преподавателем.

Добрые слова магистра грели сердце. Риделл просиял.

— Хорошего дня, Рид. Готовься к экзаменам, — Солас поцеловал юношу в лоб и удалился. Риделл остался один — взволнованный, счастливый.

Радостью следовало поделиться.

Академия находилась в пригороде огромного города Яр-Цилина, столицы Аркариса — Страны Тысячи Рек. Сразу за каменной оградой Академии неугомонная малышня носилась между утопающими в зелени чистенькими домиками. Порой, поднимая клубы пыли, скакал почтовый гонец на резвом коне, порой с шумом и скрипом проезжал экипаж. В этом районе жили люди среднего достатка.

Риделл перелез через ограду и отдышался. Солнце припекало, даже вечно шумные детишки приутихли, деревья с посеревшими от пыли листьями клонились к земле. Рид смахнул налипшую прядь со лба и поспешил к реке. Страну Тысячи Рек не зря назвали так: множество рек и речушек несло свои воды по жарким просторам Аркариса, и столицу пересекало не менее сотни речек. Анилейн, «ручей влюбленных» в переводе с древнего языка, Рид любил больше закованных в гранит и мрамор городских рек. Но больше этой звонкой и чистой речки Риделл любил ту, которая ждала его сейчас на хрупком деревянном мостике.

— Сэм! — Риделл обнял девушку.

Глаза Саманты радостно блеснули. Она смело, не спрашивая разрешения, поцеловала Риделла прямо в губы. А потом отпрянула, словно опешив от своей смелости.

Она стояла, насмешливо улыбаясь — миниатюрная семнадцатилетняя девочка в черном платьице, с двумя толстыми, тяжёлыми, черными как смоль косами. Она приколола к скромному черному платью зеленую веточку, соблюдая строгий траур по свободе своей страны.

— Как здорово, что ты пришёл! — воскликнула девушка. Её темные глаза радостно сверкнули.

— Сэм, у меня новости, — сказал Риделл, едва переведя дух.

— Какие новости? — Саманта сразу посерьезнела.

— Мне разрешили остаться в Академии. Ну, знаешь, и после выпуска…

— Как — остаться? — тихо вымолвила девушка.

— Я сирота, Сэм. Мне некуда идти…

— Все маги — сироты. Почему ты хочешь остаться там? Почему ты боишься реальной жизни, боишься вылезти из своей скорлупы? Мы же договаривались! Мы вместе пойдем менять мир, вместе освободим свой народ! — быстро, сердито говорила Саманта, и Рид лишь качал головой. Он всё это понимал, но…

— Я не могу оставить магистра. Он же старенький… как он без меня? Я ему как сын.

— Не говори ерунды, — резко одернула его Саманта, — ты для него — очередной талантливый студент. Если он действительно тебя любит — пусть сражается плечом к плечу с тобой за свободу. А иначе грош цена такой любви.

Ах, если бы Уэверли действительно согласился вступить в «Зеленый отряд»! Правда, магистр староват для их организации и наверняка ребята будут над ним посмеиваться, но его вековой опыт пригодится всем! Они вместе могли бы избавить страну от господства чародеев и передать власть народным избранникам, вот здорово было бы!

— Солас не согласится, — покачал головой Рид, — он ненавидит насилие. Честно говоря, я тоже…

— Одной любовью и заботой мир не освободишь, — резко сказала Саманта, — Смит говорил — впереди много боев, нам придется убивать, и может быть мы сами погибнем. Но погибнем не зря!

Когда Сэм так говорила, Рид готов был идти за ней хоть на край света. Сэм родилась в семье врача и сама стала сестрой милосердия. Её мать, статная темноволосая женщина, учительница, умерла во время вторых родов, новорожденный братик тоже не выжил. Отец таскал дочь с собой к больным — малышку просто не с кем было оставить. Уже с восьми лет она помогала ему, держала керосиновую лампу на сложных операциях, могла сама сделать перевязку. Когда Сэм было десять, отец притащил домой полубессознательного оборванного юношу, изо рта которого текла кровь, и запретил дочери кому-то говорить о нем. А через день в их скромный домик ворвались солдаты. Отец встал у них на пути, не позволяя пройти к раненому. Солдаты орали что-то про то, что юноша ранил жандарма, что он преступник и против власти чародеев, что его надо казнить, но отец не желал даже такого слышать — больной есть больной, ему нельзя вставать. Кончилось тем, что врача сбили с ног и прошлись по нему тяжелыми сапогами. Юношу забрали, а отец так и не оправился. С тех пор Саманта жила при больнице, где была самой юной целительницей. Бедняки любили Сэм, как достойную дочь своего отца, а вот солдаты недолюбливали, поскольку не без оснований полагали, что она замешана в не слишком законных махинациях против власти чародеев. Рид много лет сходил по ней с ума.

Но кое-чего она не могла понять, и Рида это очень ранило. Почему она не понимает, как ему важны Академия и магистр Уэверли? Ведь это всё, что у него есть!

— Даже если я стану преподавателем, я смогу бороться за свободу, — терпеливо объяснял Риделл. Он искренне пытался найти компромисс, — пойми, одно другому не мешает.

— Но ты будешь жить в Академии, — уточнила Сэм.

— Наверное…

— А кто тогда будет жить со мной? — без обидняков спросила-заявила Саманта.

На этот вопрос ответить было сложнее. Рид мечтал жениться на Сэм, это правда. Но и расставаться со старой привычной жизнью ему не хотелось. Другой-то жизни он не знал.

Риделл посмотрел вдаль, туда, где за домами возвышалась Академия. Неприступная и прекрасная, манящая и таинственная. А рядом с ним стояла Саманта, тёплая, живая, напряженная как струнка, в чёрном платьице, и приколотой к груди зеленой веточкой, которую она нервно теребила.

Риду предстояло сделать нелегкий выбор между ними. Уэверли или Саманта. Академия или полная опасностей жизнь борца за свободу.

Сэм словно угадала его мысли и подытожила:

— Ты должен выбрать, Рид. С кем твоё сердце. Без разницы, останешься ты в Академии или нет, нужно решить, что ты выбираешь делом своей жизни. Научную работу? Преподавание? Или, всё-таки, борьбу с всевластием чародеев?

Рид в смятении посмотрел в её глаза — такие же взволнованные, как и его — и неожиданно спокойно сказал:

— Я выбираю тебя. Точнее, борьбу за свободу Родины…

Юноша густо покраснел, а Сэм лишь улыбнулась:

— Ну, я поняла. Отлично! Пойдем завтра со мной? С нами. Есть одно дело.

— Какое дело? — подозрительно спросил Рид.

— Мы будем выступать перед матросами в доках. Пойдем вчетвером: я, Смит, Анжи и ты.

— Я плохо выступаю, — юноша смешался. Да и перспектива попасть в руки полицейских за месяц до экзаменов не особенно прельщала. — И уроков много задали, магистр Бенерр меня убьёт, если я не выучу эльфийские руны…

— Ты что, издеваешься? Какие-то там руны или свобода твоей страны?

Риду стало стыдно, и он опустил голову. Саманта добавила:

— К тому же тебе ничего не нужно будет делать. Просто стой в сторонке, слушай. Это безопасно, зуб даю. Ну что, ждать тебя?

Рид, кусая губы, снова посмотрел на Сэм. Ради этой девушки — и свободы родной страны, разумеется — он был готов на что угодно. Поэтому Риделл взял себя в руки и твёрдо сказал:

— Да, я приду. Где встречаемся?

Вернувшись в Академию, он первым делом направился на кухню. Он давно не был растрепанным мальчишкой, воровавшим вкусности, да и вся Академия знала о его серьёзности и скромности. Поэтому он мог свободно ходить где угодно. Сейчас его звала кухня — последний раз он ел с утра, и пустой желудок ощутимо давал о себе знать.

Едва открыв дверь в жаркое, вкусно пахнущее помещение, он услышал до боли знакомые крики:

— Ах ты негодник! Драть тебя надо, стыдоба!

Рид осторожно вошёл на кухню, ожидая увидеть кухарку, дерущую за уши мелкого студента.

Кухарка действительно била, но не студента. И вслед за привычной безобидной бранью на беднягу посыпались совсем уж непотребные оскорбления:

— Поганый инородец! Что смотришь, не стыдно совсем? Совести у вас, мразей, нет! Еще раз поймаю — розгами не отделаешься, уши поотрываю!

Поварёнок — встрёпанный подросток орочьей расы — молчал под ударами, только вздрагивал всякий раз, как розга опускалась на пораненную спину. Убежать он не пытался, и Рид подозревал, что мальчику просто некуда идти. Орков нигде не любили.

Кулаки Рида задрожали. Тихо, чтобы голос не дрожал от подступившей к горлу ярости, молодой чародей сказал:

— Госпожа Рэми, пожалуйста, отойдите от мальчика.

— Этот поганец яблоко стащил…!

— Всего лишь яблоко, — максимально мягко сказал Рид.

— Сперва яблоко. А потом мою дочку изнасилует! Знаю я этих уродцев…

Кухарка не была колдуньей, но весь персонал Академии носил амулеты от магии, дабы ретивые студенты не заколдовали их шутки ради. Но Риделл был не каким-то сопливым мальчишкой. Он был одним из лучших. И знал, как обойти защитные чары на амулете.

— Сооооонто, — шёпотом произнес он.

Кухарка ничего не успела сделать. Малиновый амулет на её шее сверкнул алой молнией и погас.

— Отойди от мальчика, — сказал Рид.

Кухарка послушно отошла.

— Через две минуты ты придешь в себя и забудешь, что он воровал яблоки.

Жаль, нельзя заставить её относиться к чужеземцам более доброжелательно: для этого нужно сильное воздействие, а его преподаватели уж точно Академии заметят, и Риду влетит. Взмахом руки Риделл заставил розги раствориться в воздухе. Орк продолжал стоять к нему спиной, будто боясь повернуться.

— Меня зовут Рид, — сказал чародей.

— Я Меддок, — помедлив, отозвался мальчишка.

— Воровать нехорошо.

Орчонок наконец-то обернулся. Он был бледным как смерть, высоким и тощим. Уродливый, как и все орки по мнению людей — сероватая грубая кожа, маленькие, прижатые к голове уши, чёрные глаза без белков и радужных оболочек, уже отросшие клыки… Лет через пять этот подросток обещал стать грозным воином. Но пока он был одним из тысяч несчастных, которых нищета гнала из орочьх земель в богатый и сытый Яр-Цилин.

— Я был голоден, — сказал мальчик небрежным голосом.

— Сколько тебе платят?

— Серебряный в месяц.

— Это же очень мало! — возмутился Рид.

— Главное, что иногда кормят, — пожал плечами орк.

Академия была прекрасным местом. Но с некоторыми вещами в ней Риделл так и не мог смириться.

— Я поговорю с Уэверли, — решительно сказал Рид, — пусть тебе платят нормальные деньги. На серебряный в месяц нельзя прожить.

Уже когда он уходил, кто-то в спину сказал ему:

— Спасибо, господин!

Рид замер. Обращение покоробило его. Господин… Орки — гордый народ. Что надо было сделать с мальчишкой, чтобы он обращался к чужаку"господин"? Тем более к изнеженному чародею, который ничего тяжелее книжки никогда в руках не держал…

— Я тебе не господин, — коротко сказал Рид.

— А кто?

— Знакомый. Может, друг. Может, просто маг…

— Разрешите называть вас"Агго"? — со внезапной смелостью спросил мальчишка.

Рид подозрительно поморщился, всё ещё не поворачивая головы.

–"Агго"? А что это значит?

— На орочьем наречии — его еще зовут"Тёмный язык"–"Агго"значит"друг".

Маг улыбнулся. Доверчивые слова мальчишки растопили ему сердце. Агго звучит действительно красиво.

Боясь спугнуть приятные мысли, Рид пошёл прочь, забыв про еду, за которой, собственно, и пришёл. Вслед ему донеслось:

— До встречи, Агго!

Следующий день начался с подсунутой под дверь тарелки, на которой лежало три румяных яблока. Рид усмехнулся. Кажется, воровать яблоки у его дружка-орка вошло в привычку. Однако маленькому жесту внимания Риделл был очень благодарен.

Весь день он провел как на иголках. Он пытался готовиться к экзаменам по теории магических искусств, но не мог сосредоточиться.

— Рид, могу я зайти? — Уэверли беспрекословно уважал его личное пространство.

— Конечно, магистр. Дверь всегда отрыта для вас…

Солас зашёл. Опустился на колени рядом с кроватью, на которой сидел Риделл, взял его ладонь в свои руки.

— У тебя ледяные пальцы, — сказал Уэверли, — ты дрожишь. Всё хорошо? Или случилось что-то? Ты поругался с Сэм?

— Нет, конечно нет! Все хорошо.

Риделл доверял магу, как себе, поэтому и сказал:

— Только… она слишком часто рассказывает про какого-то Смита. Мы вместе в организации. Мне кажется, что Смит для нее важнее, чем я… Нет, Сэм замечательная, я ей доверяю, она меня тоже любит, но эта ситуация со Смитом меня раздражает. Понимаешь, меня она знает много лет, а этого парня — всего-то может пару месяцев, но она слишком много говорит про него!

Ситуация со Смитом действительно волновала Риделла, но он заговорил об этом сейчас, чтобы случайно не проболтаться про грядущие ночное приключение.

— Смит — человек? — уточнил Солас.

— Да…

— В таком случае смири гнев и обиду в своем сердце. Недостойно гневаться на тех, кто намного слабее тебя. Ты маг, никогда не забывай это. Твоя сила велика, но у тебя также есть и обязанности. Ты ведь понимаешь, да? Великая Сила — это еще и великая ответственность.

Риделл посмотрел на наставника увлажнившимися глазами. Солас прав, бесконечно прав! Рид — маг. У него есть обязанности перед народом, перед страной. Он просто обязан употребить свою силу на благо общества, это его святой долг! И как он смел раньше сомневаться, стоит ли вступать в схватку? Нет, теперь Рид понял. Он должен бороться до последней капли крови и умереть, защищая ближнего своего, как отец Саманты…

Если бы бедный старый Уэверли знал, на какие мысли он натолкнул своего воспитанника, он бы ужаснулся.

В девять часов вечера, когда уже стемнело, Риделл выскочил на улицу и побежал к ограде.

— Агго! — окликнули его, когда он уже собирался перелезть стену.

Риделл обернулся и посмотрел на запыхавшегося орчонка, стоящего в тени кустов.

— Чего тебе, Меддок?

— Позвольте отправиться с вами, Агго! — взмолился мальчик.

Риделл усмехнулся:

— Это вряд ли. Я иду на свидание.

Врать — плохо, но ещё хуже подставить мальчика под дубинки и нагайки жандармерии.

— Я не буду вам мешать! — горячо сказал Меддок. — Я просто буду вас охранять!

— Нет, — покачал головой Риделл.

Сэм с двумя другими ребятами ждала его на мосту. На всех троих были грубые, потрепанные плащи, и Рид устыдился своей тонкой шёлковой рубашки, хорошей куртки и добрых сапог.

— Смит, — представился один из ребят и протянул магу руку.

Так вот, какой ты — таинственный соперник! Из-под капюшона на Рида смотрели добрые серые глаза под белесыми бровями. Риделл пожал протянутую руку и представился сам:

— Я Риделл Вейн.

— Очень приятно.

Порыв ветра сорвал капюшон с головы незнакомой Риду девушки. Она тряхнула гривой коротких темно-рыжих, с медным отливом, волос, хохотнула, показывая белые зубки, и снова накинула капюшон.

— Анжела, — сказала она, протягивая Риду руку, — рада наконец-то тебя увидеть, Сэм рассказывала про тебя столько хорошего!

— Очень приятно, — Риделл пожал её тоненькую узкую ладошку.

— Ну что, пошли? — сказала Сэм.

Смит шёл впереди, Саманта под руку с Анжи, а Рид бережно держал другую руку Сэм.

— Как давно ты в движении? — спросила Анжи у юного мага.

— Три месяца, — отозвался Рид, — сначала я читал книги, потом как-то заговорил с Самантой об этом, и она рассказала про вашу организацию. Я даже был на паре собраний! Вы замечательные, очень смелые, я вами восхищаюсь…

— Почему же я тебя не видела? В смысле, на собраниях.

— Это было тогда, когда вы со Смитом и Рене уезжали в Мантер, чтобы переправить те книги через границу, — вмешалась Сэм.

— А, — кивнула Анжи, — ясно. Ты ведь чародей, да?

— Да.

— А почему тогда хочешь бороться с властью магов?

Страной Тысячи Рек управлял всесильный Магический Совет, куда входил и Уэверли. Но при всей любви к своему учителю, Рид считал это несправедливым:

— Народ не выбирал этих магов. Править должны те, кого народ выбрал, а не те, кто могут из воздуха сделать огненный шар.

— А откуда нам знать, что ты в последний момент не переметнешься? Ты же сам маг. Слабо отказаться от магии ради народного освобождения?

Риделл посмотрел в смеющиеся глаза Анжи и ответил серьёзно:

— Я могу отказаться от магии. Но будет ли это полезно делу освобождения? Нет. Моя магия нам всем пригодится.

— А вдруг ты врешь? Вдруг ты шпион? Сэм, ты привела к нам шпиона?

Рид смешался. Анжи секунду испытующе смотрела ему прямо в глаза, а потом весело сказала:

— Да ладно, Ридди, не обижайся. Мы не заставляем тебя отказываться от магии. На самом деле я тебе сильно завидую, правда. Я с детства хотела стать волшебницей, но увы…

— Способность к магии — спонтанная мутация, встречается только у мужчин. По крайней мере в нашей стране так, — кивнул Риделл.

Он слышал, что в Эльфийских Землях, или в Таймерне, или в Венгли есть женщины-маги, но ни в Академии, ни в Совете Магов не было ни одной женщины.

Было холодно, и Сэм будто ненарочно плотнее прижалась к нему. Деревья шумели вокруг них, в домах гасли огни. Они свернули с освещенной фонарями улицы куда-то вбок, где буйно росли деревья и кусты, и трава была с них ростом. Правая штанина Рида моментально стала мокрой — он наступил в лужу, которая спряталась в траве. Маг зашипел, вытаскивая ногу, Анжи коротко хохотнула. Сэм обеспокоенно тронула Рида за плечо:

— Все в порядке?

— Да, — шёпотом прорычал маг.

— Ты такая заботливая, — осклабился Смит.

Сердце Рида пропустило удар. Ревность — мерзкое чувство, но он ничего не мог с собой поделать.

Вот и отливающая масляным блеском река, по которой ездят баржи и куда близлежащие мануфактуры сливают всякую гадость. На древнем наречии река имела длинное и красивое название, но горожане называли ее предельно лаконично — Речка-Вонючка. Маг понял, что у него стучат зубы — то ли волнение сказывалось, то ли близость Саманты, то ли идущий рядом Смит… О, Смит. Одни беды от него. Пытаясь говорить небрежно, Риделл осторожно уточнил у Анжелы:

— Прости, что спрашиваю… не отвечай, если это личное… Вы и Смит — вместе? То есть… вы пара?

— Нет, конечно, — рассмеялась Анжи, блеснув ровными белыми зубками, — я мальчишками не интересуюсь.

Рид скрипнул зубами. Значит, Смит свободен, и, кажется, заглядывается на беззаботную улыбку Саманты своими синими глазищами… Вот ведь не повезло.

В маленькой комнатке было темно, лишь одинокая свечка горела на столе. В каморку набилось около двадцати человек — портовые работники, пара матросов грузовых речных судов. Среди слушателей было несколько молодых ребят, но в основном пришли люди от сорока. От них несло речным воздухом и куревом, и они с доброй улыбкой поглядывали на молоденьких агитаторов. Какой-то моряк, сверкнув золотым зубом, сказал умиленно:

— Ах, какие девочки, такие маленькие, а уже умненькие, все понимают…

— Да, загляденье, — поддакнул рабочий с седыми висками. Его рубашка поседела от гари, а голос охрип от ветра и табака.

— Мои-то дочки тех же лет, но такие дурехи все трое… скорей бы их замуж выгнать…

Краем уха слушая беседы людей, Рид сел в уголке, рядом с Сэм. Она беззастенчиво положила свою тонкую, огрубевшую от работы руку ему на колено.

Смит горячо, взволнованно говорил:

— Пора положить конец всевластию чародеев! Скажи, Дин, ты выбирал этого мага? Может быть, твоя жена выбирала его? Нет! Может быть, ты сможешь отправить его домой, если он будет нести чушь? Нет! Так зачем нам такие правители?

В комнатке было тепло, даже жарко, и Риделл поплыл. Слишком много впечатлений — жаркая ручка Сэм на его колене, страстный голос Смита, разомлевшая девушка рядом… Как будто этого мало, Саманта глубоко вздохнула и положила голову Риделлу на плечо. Парня словно молния прошила. Он горел.

Осторожно он повернул голову и проследил за взглядом девушки. Открытие не особенно его порадовало. Саманта широко раскрытыми глазами смотрела на Смита. Риделл моментально соскользнул от глубокой нежности к девушке к такой же глубокой ревности. В запале он принял восхищенный взгляд за влюбленный. Впрочем, он сумел сдержать обиженные речи, и продолжил молча сидеть на своем месте.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Анжи. Как, она всё это время была не здесь? Ах да, точно, её же выставили караулить, не подошла ли стража…

Смит замолк, вопросительно глядя на девушку. Анжела выпалила:

— Сматываемся! Быстро!

Риделл решил — это его шанс! Пусть Саманта увидит, что он полезен, что он в сто раз круче сладкоголосого Смита. Он вскочил на ноги, взмахнул рукой — и в воздухе закружился синий вихрь. Он расширился до размеров обруча, стоящего перпендикулярно полу.

— Идите туда, это портал! — скомандовал Риделл рабочим и матросам. — Вы выйдете на мост возле Реки Влюбленных. Ну же! Скорее!

Опасливо поглядывая на искрящийся портал, рабочие всё же решили воспользоваться предложением. Двое, трое, четверо спасены…

— Скорее!

Удерживая портал одной рукой, второй рукой Риделл заблокировал дверь. Жандармы и солдаты, пытавшиеся войти, натыкались на невидимую преграду.

— Скорее! — заорал Риделл. На его лбу выступил пот, он с трудом удерживался от крика боли. Портал пил его Силы, и это причиняло физическое страдание. Осталось только пятнадцать рабочих, скорее же…

Силы иссякали.

— Смит! — крикнул Рид.

— Да…

— Твоя Сила… нужна… сейчас!

Пить Силу у людей учат только на старшем курсе. Слишком уж это опасная, слишком эгоистическая магия. Риделл даже сейчас не знал до конца, как она работает.

— Бери, сколько нужно! — без раздумий кивнул Смит.

Риделл встретился с ним взглядом — и начал тянуть Силу. Смит ободряюще улыбнулся ему. А потом начал бледнеть.

Оставалось только пятеро рабочих, а Смит уже упал на колени.

— Смит! — Саманта испуганно бросилась к товарищу. Обняла его нежно, щёки пылали от тревоги.

Риделла пронзила волна ревности и холодной злобы. Его глаза сверкнули, и Смит, который пытался улыбаться, чтобы не пугать девочек, увидел в ненавидящих глазах молодого мага свой смертный приговор.

Белобрысый соперник, белый как полотно из-за потери сил, вскрикнул от боли в сердце. В ту секунду, когда последний рабочий прыгнул в портал, Рид забрал у него последние силы. Выпил одним глотком, сразу слишком много — больше, чем требовалось на поддержание портала.

Смит тяжело рухнул вперёд. Его сердце уже не билось.

Магически усиленный голос жандарма наполнил всю комнату: «Участники незаконного сборища, уберите щиты и сдавайтесь!», но Рид не слушал. Машинально удерживая портал и защиту, он с ужасом смотрел на деяние рук своих. Он убил человека… он убил человека… он убил человека! Из ревности, из глупой злобы… Он убил человека! Убил человека…

Саманта и Анжи рыдали возле трупа, уговаривали мертвеца подняться. Эти смелые девчонки совершенно обезумели от горя.

— Скорее, в портал! — закричал Рид.

— Нет… нет… Смит… — лепетала Саманта, глядя потную, вмиг похолодевшую от потери сил руку мертвеца.

— Скорее, или его смерть будет напрасной!

Анжи подняла голову. Встретилась взглядом с Риделлом и сдавленным, срывающимся голосом сказала:

— Ты… Ты убил его.

Рид понял это уже минуту назад. Но именно сейчас вторая волна шока накатилась на него. Сказался ли страх, боль или недостаток сил, но у него поплыло перед глазами. Всего на долю секунды он утратил концентрацию, но этого хватило: портал исчез, и самое страшное — исчезла защита. Жандармы прорвались:

— Всем к стене! Руки на стену, чтобы мы видели! Наденьте на мага наручники с рунами…

Всё было как в тумане. Риделл помнил, как его сбили с ног, пнули под ребра. Помнил, как ему заломили руки за спину и сковали чем-то холодным. Помнил ужас от невозможности даже почувствовать Силу, не то что ее использовать. А вот дорога совершенно не отложилась в его памяти, и он пришёл в себя только в кабинете следователя.

…В кабинете, надо отметить, было тепло и чисто. После тряски в жандармской карете ребята были благодарны уже за это. Следователь — молоденький, с усиками — дал им отдышаться и осмотреться. Потом сел на краешек стула и, помешивая чай крошечной стеклянной ложечкой, спросил:

— Ну что, стоило оно того?

Наткнувшись на тупые, непонимающие взгляды ребят, он устало потёр глаза и уточнил:

— Вас тут бьют? Насилуют? Пытают, может быть, иголки под ногти суют? Нет? И смысл был пытаться сбежать ценой жизни товарища? Мы бы вас переписали и задержали на ночь, потом поехали бы домой, к маме с папой. А теперь молодого человека уже ничего не вернет. Эх, молодёжь… доигрались со своими играми в революцию…

Риделл опустил голову. Его руки до сих пор были скованны за спиной, поэтому он рассматривал свои ноги. Страшные мысли сверлили ему голову. Он не хотел убивать Смита, но убил. Без какой-то необходимости.

— Наслушаются страшных сказок, а потом друг друга убивают… кошмар… — продолжал ворчать следователь, — так. Ты, девочка, — он указал на Сэм, — имя, фамилия?

— Саманта Ворен, — сказала девушка.

— Место работы, учебы?

— Я сестра милосердия в госпитале… имени магистра Кенли…

— Тебе сколько лет?

— Семнадцать.

— А родители знают, в каких местах ты по ночам шатаешься? Не стыдно тебе маму с папой позорить?

— Они погибли.

— Понятно, — следователь что-то записал в блокнот, — так, теперь ты, девушка…

Анжи посмотрела на следователя покрасневшими от слёз глазами:

— Анжела Уидем. Я художница… — она всхлипнула, — работаю в мастерской своего отца. Мне восемнадцать лет.

— Ясно. Родители…

— Не знают.

— Совсем ты, девушка, их не бережешь, позорище. Вот вам весело, приключения, мальчики, романтика. А им каково? Если у твоей почтенной матушки сердце встанет, когда она узнает, что ее дочь жандармы арестовали? Что, не подумала о своей маме? А теперь зачем голову опускаешь, стыдно? Раньше надо было думать. Теперь ты, молодой человек.

Риделл поднял голову. Сил что-то говорить не было, и он просто молча смотрел на следователя. А тот уже начал терять терпение:

— Пожалуйста, начинай говорить, юноша. Тут, помимо меня, ещё пятеро полицейских и бойцов жандармерии. У нас у всех есть семьи, дети, меня из-за вас вообще из постели выдернули. Я спать хочу, глаза слипаются. Чем быстрее мы вас всех перепишем, тем быстрее пойдём домой. Не надо нас задерживать, ладно? Имя…

Слова дались Риделлу с огромным трудом:

— Риделл Вейн. Учусь в Академии Магии.

В эту секунду Рид почувствовал ощутимый удар по шее. Следующий удар прилетел в ухо и на секунду оглушил его.

— Мантисс, что ты творишь?! — испугался молодой следователь. — Оставь мальчишку в покое!

— Я ненавижу их! — прорычал один из жандармов, тяжело дыша. — Эти малолетние выродки… Моя сестра мертва из-за них!

— За такие слова сажают на десять лет, — уже спокойнее сказал следователь, — я не буду возбуждать дело, но ты должен пойти умыться и больше к этому мальчику не подходить. Вот из-за таких, как ты, нас и считают сборищем карателей.

Жандарм, сжимая и разжимая кулаки, вышел, громко хлопнув дверью. Следователь наклонился к Риду и, от волнения перейдя на «вы», промямлил:

— Господин Вейн, вы можете написать заявление о пытках, но я прошу проявить снисхождение. Дело в том, что мой коллега не жалует магов. Проблема не в вас, а в том способе, которым люди становятся магами…

— Способе? Это же генная мутация! — резко сказал Рид.

Следователь странно посмотрел на него и спросил:

— Вы шутите? Вам что, в Академии не рассказывают?

— О чём? — Рид даже забыл о боли в ухе.

— О том, как… — следователь осёкся, окинул взглядом девочек.

И замолчал, оставив Рида в недоумении.

— Но зачем вы защищаете власть чародеев? — бесстрашно выкрикнула Анжи. — Зачем этот жандарм служит магам, если их ненавидит?

Она быстрее друзей управилась с оцепенением, болью и страхом и сейчас решительно смотрела на молодого следователя. Тот не стушевался под её взглядом. С ледяным спокойствием сказал:

— Я не защищаю власть чародеев. И Матисс тоже не защищает. Мы защищаем закон, общественный порядок и спокойствие общества.

Анжела открыла рот, словно хотела что-то возразить, но тут дверь распахнулась. На пороге стоял профессор Ледлек, сухонький полуэльф с вечно дрожащими нервными пальцами и козлиной бородкой.

— Нарушение! — запищал он с порога. — Почему Академию сразу же не предупредили о задержании нашего студента?

— А вы вообще кто? — удивился следователь.

Вот сейчас, кажется, профессор действительно разозлился:

— Вы еще смеете спрашивать?! Да будет вам известно, юноша, что я обладатель пяти ученых степеней, автор большой энциклопедии о размножении драконов, автор и соавтор более чем десяти публикаций по аналогичной тематике, кандидат в члены Магического Совета…

— Хватит, хватит, я понял, — следователь поднял руку, останавливая поток слов, — Следственное Управление Жандармерии принесет письменное извинение за отсутствие своевременного уведомления о задержании. В настоящий момент мы решаем вопрос об аресте молодого человека за убийство.

— Убийство? — потрясенно переспросил Ледлек.

— Скорее всего непредумышленное, — небрежно отозвался следователь, — пытаясь скрыться от служб правопорядка, господин Вейн взял слишком много Силы у другого юноши. Вскрытия пока не было, но скорее всего это не совпадение и мальчишка погиб именно в результате действий Вейна…

Риделл сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Арест, тюрьма… да хоть смертная казнь. Безразлично. Весь его мир рушился на глазах.

…И зачем он вышел сегодня из такой уютной Академии в объятия страшной ночи?

— Я советую квалифицировать происшествие как несчастный случай, а не убийство, — неожиданно мягко предложил Ледлик, — что поделать, мы — маги — постоянно тянем Силу у окружающих, это наша суть, но люди по-разному на это реагируют. Кто знает, может, у погибшего юноши было больное сердце?

— Экспертиза покажет…

— Экспертиза должна показать, — с нажимом сказал Ледлик, — что у юноши было больное сердце. Иначе будете иметь дело со всем Магическим Советом, вам понятно? Риделл — самый талантливый наш студент и протеже магистра Уэверли. А сейчас я забираю господина Вейна в Академию. У него экзамены на носу, нужно готовиться… Риделл, пойдём. Рид!

Рид продолжал сидеть неподвижно и пялиться в одну точку.

— Риделл! — профессор схватил юношу за плечо.

Рид наконец-то опомнился и запротестовал:

— Я без девчонок не уйду!

И посмотрел на Сэм. Та, бледная, с покрасневшими от слез глазами, сказала:

— Убирайся. Я видеть тебя не хочу.

Сегодня Риделлу нанесли столько ударов, что этого он просто не почувствовал. Не осознал. Лишь тупо переспросил:

— Что?

— Убийца. Видеть тебя не хочу. Ненавижу! — девушка сорвалась на крик. — Ненавижу!

Анжи обняла её:

— Тише, тише… ему и так тяжело…

— Ненавижу! — продолжала кричать и вырываться из рук подруги Сэм. — Ненавижу! Ненавижу!

Лэдлек ловко схватил под руку оцепеневшего Риделла и вывел из комнаты.

Голос вернулся к Риду только на полпути к Академии. Он тихо спросил:

— Как становятся магами?

— Вообще-то мы рассказываем об этом после экзаменов, — вздохнул Лэдлик, — чтобы не травмировать юношескую психику. Всё-таки тяжело жить, зная, что за вашу Силу постоянно платят другие…

— Платят другие?

Лэдлек потёр нос и сказал тихо:

— Никто не рождается чародеями, Рид. Точнее… ими рождаются все. Потенциально каждый человек обладает магией. Но мы сделали так, чтобы начать пользоваться Силой можно было только после ритуала и принесения жертвы. А ещё маги забирают Силу у людей во время Жатвы, а многие тянут и просто так, в обычной жизни.

— Поэтому тот охранник на меня бросился?

Ледлек проницательно посмотрел на него:

— Возможно, кто-то из его родных погиб при превращении ребенка в чародея. Часто Кровавой Жертвой при ритуале становятся родители или братья и сестры малыша — у них тянут Силу для ребенка и их кровь проливают. Два в одном…

Несколько минут они опять шли молча, а потом Рид спросил:

— Почему Академия решила меня прикрывать? Многие преподаватели ведь входят в Магический Совет, а я как раз борюсь против него. Почему они мне помогают?

Лэдлек глубоко вздохнул. Смерил взглядом юношу. Снова громко, тяжело вдохнул-выдохнул и произнёс:

— Во-первых, то, чем ты занимаешься — это не борьба, это детские игры. Во-вторых, магистр Уэверли…. чувствует вину перед тобой, а остальные преподаватели пытаются угодить Уэверли.

Риделл похолодел. Его воспалённый ум мог сложить два и два.

— Вину…? Мои родители… — выдохнул он.

Он остановился и целую минуту смотрел Лэдлеку прямо в глаза, надеясь, что его догадка ошибочна, что он не так понял, но покаянный взгляд преподавателя не оставил ему ни единого клочка надежды. Грустные слова Лэдлека добили юного мага:

— Рид, я понимаю, это тяжело слышать, но он правда желал тебе добра. Он хотел сделать из трехмесячного нищенки сильного мага, сильнее всех, кого когда-либо знал мир. Ты бы умер, если бы он тебя не нашёл — твоя семья была многодетной, остальные шестеро детей жили впроголодь…

Шестеро детей… Рид почти наяву увидел, как его старшая сестра с русыми косами и насмешливыми глазенками качает его в колыбельке, другая сестра кормит его кашей, а потом он бегает наперегонки с братьями и защищает одну из сестрёнок от злых мальчишек во дворе. А потом он увидел их трупы: искажённые лица детей отпечатались в его сознании. Рида чуть не вырвало.

— Уэверли выкачал из твоих родных всё, без остатка. Он прекрасно знал, что чем больше Силы маг получит после обращения, тем сильнее будет: это навсегда определит его уровень. Поэтому ты так силён. Поэтому все заклинания получаются у тебя лучше, чем у твоих сверстников. Пойдём, Рид, ты замёрзнешь…

Лэдлек говорил и говорил, но Риделл уже не слушал. Десять минут назад ему казалось, что самое страшное с ним уже случилось, но оказалось, это не всё. Благодаря Уэверли он не знал даже имен своих родителей. Он потерял всех своих родных благодаря человеку, которого прежде любил как отца. И Солас ещё смел говорить ему об ответственности мага перед обществом?!

Рид тупо смотрел прямо перед собой, в его лице не было ни кровинки. Пазл наконец-то сложился в одну ужасную картину, и у него не было сил думать об этом, не было сил больше страдать. Усталость и тяжёлое горе стальной плитой придавили его, но больно не было. Просто не хотелось жить. Слишком тяжело.

Только сейчас до Риделла дошло, что его родители погибли тем же способом, каким он сам убил Смита. Он содрогнулся, когда наяву представил, как его родные побледнели — совсем как Смит, упали на колени, их сердца тоже пропускали удар за ударом, пока, наконец, не встали окончательно…

Оставался последний вопрос. Важный, поскольку Риделл намеревался шагнуть в Портал Смерти прямо на глазах у Соласа.

— Где сейчас магистр? — будничным тоном спросил юноша.

— Он в Совете. Убеждает не сажать тебя в тюрьму за убийство. Ты ему очень дорог, Рид.

— А когда вернётся?

Ледлек с тревогой посмотрел на него:

— Пока не знаю. Смотри, Рид, не наделай глупостей…

— Постараюсь, — машинально обещал парень.

Впереди показалась каменная ограда Академии. Лэдлек вызвался проводить юношу до его комнаты, и, чтобы хоть как-то скоротать время, Риделл спросил:

— Зачем вы всё мне это рассказали?

Преподаватель замешкался, но потом сказал храбро:

— Стыдно мне, вот и все дела. Я твоих родителей и других детишек пальцем не тронул, но всё равно мне как-то не по себе. Я и магией стараюсь не пользоваться лишний раз — Силу тянуть не хочу. Я больше по животным, изучаю их, выхаживаю если больны, исследую, хочу новую породу единорогов вывести. Вот моя новая книжка про драконов. Держи.

Лэдлек сунул парню в руку книгу. Они стояли уже у двери в комнату Рида.

— Посидеть с тобой до приезда Уэверли? — предложил преподаватель.

— Нет, — коротко ответил Рид и захлопнул дверь, продолжая машинально сжимать в руке подаренную книжку.

Уходя, он забыл закрыть окна, и теперь комната была выстужена. Холод помог Риделлу немного прийти в себя. Он вспомнил, что ещё несколько минут назад думал о самоубийстве; сейчас же эта мысль показалась ему абсурдной и непоследовательной. Уэверли убил его родителей! Так не убить ли Уэверли?

Но, напомнил себе Рид, ты сам убил Смита парой часов ранее. Может, Соласом двигало что-то похожее? Любовь? Азарт? Может, он просто не смог вовремя остановиться?

Волнами накатывалась усталость. Не хотелось думать, что-то снова решать… можно просто исчезнуть. Просто уйти отсюда.

Уйти можно, но его наверняка будут искать. Уэверли, другие преподаватели, жандармы. Друзья, если не все от него отвернулись после убийства Смита. Но Риделл мечтал навсегда избавиться от прошлого.

Он вытащил из ящика стояла свой дневник, который вёл в четырнадцать лет и забросил от лени. Дневник был дорогим, в обложке из чёрной потертой кожи, с желтоватой, приятно пахнущей бумагой, разлинованной в полосочку, чтобы удобнее было писать. Подарок Уэверли. В дневнике оставалось достаточно неисписанных листов, так что Риделл безжалостно вырвал один и начал строчить:

«Магистр, я любил вас как отца. Другой семьи я не знал, и сегодня мне рассказали, почему. Вы убили их, магистр. Убили их всех.

Магистр, я очень устал. Сегодня я сам убил человека из ревности и неосторожности. Получается, я такой же убийца, как и вы… Я не могу с этим жить. И не хочу. Прощайте.

Рид Вейн»

Взмах рукой — и Портал Смерти возник перед ним в сиянии чёрных искр. У этого портала в никуда, расщеплявшего людей на невидимые глазу частицы, была одна особенность. Он не мог исчезнуть, пока не сжирал что-нибудь. Или кого-нибудь. Обычно — кого-нибудь.

Риделл умирать не собирался, поэтому швырнул в портал свой старый дневник — подарок Уэверли. Портал сверкнул черным пламенем и погас, оставив на полу обгоревший отпечаток в виде звезды неправильной формы. Рид мстительно подумал, каково будет магистру Уэверли, когда он утром зайдёт в его комнату, увидит эту звезду и поймёт, что всё кончено.

Ровно поверх Портала Смерти Рид создал второй портал — мощнейший хвост убийственной магии скроет любые следы других чар. Второй портал вёл… Рид ещё не придумал, куда. Внезапно его взгляд упал на книгу Лэдлека. «Драконы»… Что же, драконы так драконы…

— Агго! Подождите, — услышал Риделл.

Он увидел, как из окна вылезает кто-то худой, лохматый и потрёпанный.

— Меддок, кто тебе разрешил влезать в окно? — укоризненно спросил Рид.

— Вы собирались куда-то исчезнуть — и без меня.

Риделл глубоко вздохнул:

— Да, Меддок, я хочу попрощаться со старой жизнью. И тебе со мной нельзя. Слишком опасно.

— Агго, — тихо и убежденно сказал орк, — у меня ничего нет. Мою семью перерезали бандиты ради двух монет в кошельке, самому мне долго не жить — на таких-то харчах. Да и чужой я в Яр-Цилине… Пожалуйста, можно мне с вами? Мне всё равно нечего терять!

С секунду Рид с сомнением всматривался в лицо Меддока, а потом бросил:

— Ладно. Тогда скорее!

Риделл первым зашёл в портал, следом запрыгнул орк. Едва они выкатились на голубой песок в незнакомом месте, где небо было алым, портал мигнул и исчез.

Риделл Вейн официально умер для Яр-Цилина и всех своих знакомых и друзей.

Глава 1

Риделл

Портал растаял за спиной, и беглецы осмотрелись. Под ногами был лишь голубой песок, небеса алели, и в этом красном мареве тускло поблескивал кружочек солнца. Вдалеке чёрной грядой темнели горы.

— В какую задницу нас занесло? — озвучил Меддок мысли обоих.

— Здесь должны быть драконы… — медленно сказал Риделл. После пережитого он плохо соображал, — здесь должны быть драконы…

Он слышал про Драконий остров — клочок земли недалеко от южной морской границы Аркариса. Лэдлек на занятиях магической зоологии рассказывал, что на острове всё кишмя-кишит драконами и это привлекает сюда охотников за приключениями уже сотни лет. Но почему-то Риделл пока не видел ни одной чешуйчатой твари. Все вымерли? Перебиты?

— Агго, — услышал он напряженный голос Меддока.

Риделл обернулся и увидел, как песочная гряда, на которой стоял орк, начинает медленно подниматься.

— Меддок, прыгай! — закричал Рид.

— Я… я… не могу…

Орк уже стоял на песочной горе много выше человеческого роста, и ещё чуть-чуть — и прыжок оттуда будет опасен для жизни. Риделл выбросил руку вперёд и магией притянул Меддока к себе. Орчонок бухнулся на песок рядом с ним, а Рид согнулся напополам — этот последний выброс сил истощил его.

Когда он поднял голову, гора отряхнулась — песочные брызги полетели в разные стороны — и пред чародеем предстал огромный чёрный дракон. Чудовище взмахнуло своими гигантскими крыльями и закрыло солнце…

Риделл с ужасом ощутил, как песок уходит у него из-под ног. Его потащило вниз, и он скорее услышал, нежели почувствовал, как ещё один дракон выбирается из-под толщи песка у него за спиной.

Небо потемнело от десятка крыльев. Минута — и беглецы, озираясь, стояли в окружении страшных чёрных, белых, красных, золотых и зелёных тварей.

«Драконы разумны, — сказал себе Рид, очень надеясь, что не ошибается, — Драконы разумны. Они не причинят мне — нам — вреда»

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался чародей.

— Здравствуй, маленький маг, — сказала, изящно изогнув длинную шею, бело-золотая драконица.

— Зачем вы пришли сюда? — рыкнул какой-то чёрный дракон, да так, что у юношей заложило уши.

Драконов не обмануть, это Риделл помнил ещё со школьной скамьи. Поэтому решил говорить правду:

— Мы сбежали из Яр-Цилина. Я узнал, что Уэверли… мой наставник-чародей, я любил его как отца… я узнал, что он убил моих родителей. А ещё я узнал, что каждый человек обладает магией, но чародеи присваивают её. В результате у них много, а у других ничего. Я не хочу больше жить в таком несправедливом мире.

Риделлу сперва показалось, что началось землетрясение и рушатся горы, но потом он увидел — это всего лишь смех драконов. Они смеялись, утирали глаза костистыми лапами, чудом их не выкалывая, смеялись, уткнув головы в гигантские крылья… Наконец, нахохотавшись вдоволь, бело-золотая Драконица сказала:

— Ты даже сейчас тянешь Силу. У нас, у дружка. Сам того не замечаешь. Слабо вернуть украденное? В конце-концов, твои собратья — люди — серьёзно нас потрепали своими постоянными нападениями. Это было бы справедливо.

— Не делай этого! — зашипел Меддок.

— Я согласен, — безрассудно сказал Риделл, — берите сколько нужно.

Чтобы тянуть Силу из чародея, нужно его недвусмысленное согласие. Впрочем, без согласия тоже можно, но это труднее — надо ломать щиты.…Именно это согласие Рид сейчас и дал, не подумав.

Никогда прежде никто не пил его Силу. Тем более никогда из него не пили десятки здоровых Драконов. Чувство было такое, что его рвут на части, медленно и с наслаждением забирают всё без остатка.

— Агго! — услышал он словно через вату обеспокоенный голос Мэддока.

Риделл попытался успокаивающе улыбнуться другу, но куда там. От слабости он лишь рухнул на колени. Так вот что чувствовал Смит… На голову словно платок накинули — Рид почти не слышал испуганных криков друга и возбужденного рыка драконов. Он практически ослеп, размытые очертания предметов плыли у него перед глазами.

Вот теперь Рид действительно испугался. «Нет! — мысленно закричал он. — Я отзываю согласие! Отзываю!» Но ничего не произошло. Он был слишком слаб, чтобы остановить драконов. Грудь сдавило, сердце дало сбой, и Риделл ускользающим сознанием услышал тихий смех бело-золотой драконицы:

— Ах, бедный мальчик. Бедный глупый мальчик…

Внезапно всё прекратилось. Исчезла боль от истончающейся, исчезающей магии, грудь перестало сдавливать, и Риделл быстро и глубоко задышал. Он не мог надышаться.

Мощный порыв песка и ветра обдал его, и на землю перед ним опустился гигантский чёрный дракон. По сравнению с этим монстром все остальные чудища, коих тут было больше десятка, казались крохотными щенками.

А в следующую секунду бело-золотая драконица заверещала от боли, да так, что у парней волосы встали дыбом.

— За что?! — взвыла она. — За что?!

— Верни мальчику то, что взяла, — приказал чёрный дракон громовым голосом.

Драконица хотела было что-то возразить, но снова вскрикнула от боли. Её крылья забились, как у бабочки, приколотой к стене. Она пробормотала:

— Ладно-ладно!

Тёплый поток возвращающейся Силы чуть не оглушил Рида. Но ему полегчало: зрение постепенно прояснилось, шум в ушах исчез. Только спать захотелось ещё сильнее.

— Если бы я не успел, валялся бы уже мёртвой пустышкой, — наставительно сказал ему чёрный Дракон, — и некого было бы винить. Сам дурак — согласился отдать Силу, даже не обговорив условий.

Риделл попытался встать с колен, но голова закружилась, его повело. Хорошо, что рядом быстро оказался Меддок, который подставил ему плечо.

— Меня зовут Аргор, — сказал чёрный дракон. — Как твоё имя, маг-самоубийца?

— Риделл. Риделл Вейн…

— Простите, — вмешался орк, — мой друг очень устал. Меня зовут Меддок, кстати… Так вот, моему другу и мне нужно поспать. Можно, господин Аргор?

Дракон изобразил на своей черной морде подобие улыбки:

— Можно. Забирайтесь на меня…

Риделл не помнил, как очутился на спине Аргора. Наверное, Меддок помог. Спина была жёсткой и чешуйчатой, но, едва закрыв глаза, Рид поплыл. Проваливаясь в сон, он услышал голос орка:

— Агго… Зачем ты пытался убить себя?

— О чём ты? — сонно спросил Рид и мгновенно заснул.

Певец

Арахель получил известие о гибели Смита, будучи в Ариаманте, крохотном городе Аркарисе. До него долетели слухи об аресте двух молоденьких подпольщиц и о самоубийстве мальчишки-мага. Арахель по опыту знал, что столичная ребетня отделается штрафами или коротким заключением, а вот с ним, эльфийским подданным, поступят намного жёстче. Поэтому он прихватил лютню, попрощался с очередной красоткой, запрыгнул на коня и поскакал прочь. За ночь он пересёк границу Страны Тысячи рек и оказался в снежной Ильмерии, в морозной глуши, в маленькой деревеньке Криволесье.

— Точно говорю, певец, сам видел — так и растерзала она их! Девица, лицо белое, платье голубое, в каждой руке по ледяному клинку! А как кружилась между них — точно танцевала! И всех порешила Снежная Дева!

— Как интересно, — Арахель слушал и рассматривал собеседника.

Это был селянин, крепкий и высокий, с крупными, грубоватыми, но обаятельными чертами лица. Его окладистая рыжеватая борода уже начала седеть, и пахло от него сеном, мёдом и луком. Златовласый эльфийский менестрель Арахель по сравнению с ним казался хрупким подростком, хотя был старше селянина как минимум в три раза.

— Я то и говорю! — селянин с размаху поставил стакан с медовухой на стол, да так, что половина напитка расплескалась. — Говорю же, убивица она. Людей не пощадила. А была такая хорошая девочка…

— Хорошая девочка? — удивлённо переспросил Арахель. — Вы знали Снежную Деву до… обращения?

— Знал… жаль её. А ты, певун, будь аккуратнее. Не ходи один по вечерам. От Снежной Девы лютней не отобьёшься, это я точно говорю.

Арахель усмехнулся и отпил глоток мёда. Пожалуй, деревенька с труднопроизносимым названием ему нравится. А если ещё и балладу записать получится… «Повесть о Снежной Деве». Как звучит!

— Спой что-нибудь, певун! — попросил селенин.

— Спой, спой! — подхватили остальные.

Арахель достал лютню, бережно провёл по струнам — и тихий, жалостливый звук зазвенел над столами.

— Давай весёлую! — запротестовали мужики.

— Да! Давай весёлую! — поддержала потасканная баба, сидящая на коленях у подвыпившего парня.

Эльф подмигнул ей, тряхнул головой — и ударил по струнам:

Если хочешь выпить мёду

Значит, смело пей —

Мало жизни для раздумий

Есть у вас, людей…

Мёд — вот лучшая подруга

Среди тёмных дней…

Селяне подпевали:

— Мёд — вот лучшая подруга…

За крохотными окнами с натянутым на них бычьим пузырём завывала вьюга. Чёрное небо, белый снег, ветви елей качаются на ветру, и деревья тихо стонут в ледяном аду. Но тут, в кабаке, царило тепло, мёд лился рекой, и люди смеялись и пили после тяжёлого дня.

–…подруга, среди тёмных дней…

Со страшным грохотом дверь отлетела. На пороге стояла девушка с русыми волосами, снежинки запутались в её светлых прядях, глаза блестели льдинками. Лицо — совершенно белое, неживое.

— Я искала тебя, сестричка, — сказала она потасканной женщине.

Та поднялась и зашаталась на ватных ногах. Вонючая, потрёпанная, она смахнула со лба грязную чёлку и пьяно улыбнулась:

— Рада видеть тебя, Машенька.

— Меня зовут Мара, — нахмурилась Снежная Дева и выбросила вперёд руку.

В воздухе мелькнул ледяной клинок. Между лопаток пьяницы показалось острие кинжала, одежда вокруг которого стремительно краснела от крови. Кабацкая баба секунду глядела на клинок в груди, а затем рухнула на пол, как подкошенная.

Арахель ошеломлённо смотрел на происходящее, не решаясь вымолвить не слова. Он был потрясён внезапной смертью женщины. Смерти мужчин за годы странствий ему примелькались и больше не вызывали такого шока, а вот смерти женщин и детей — особенно детей — до сих пор оставляли в оцепенении.

Снежная Дева подошла к молодому чернобровому парню, нежно положила руку ему на плечо и спросила ласково:

— Помнишь, Микола, тот холодный денек? Помнишь, как к дереву меня привязывал да смеялся? Думал поди, что всё, конец мне пришёл… Ну, что боишься? Девчонку в заснеженном лесу оставлять не боялся, а сейчас боязно стало?

— Прости… — пролепетал парень, когда ледяной кинжал нежно, даже не царапая кожу, медленно пополз от горла вниз, по животу, потом к паху…

— Прости? — рука девушки сжалась у него на горле, острие клинка упиралось в пах. — Извинений недостаточно.

Пальцы сами нашли струны, и лютня тихо запела, подчиняясь движениям музыканта. Крепкая хватка на горле Миколы разжалась, и Мара повернулась к певцу:

— Ты мне понравился. Спой что-нибудь, и тогда я, возможно, никого больше сегодня не убью.

Вот теперь Арахелю действительно стало не по себе. Тем не менее он ударил по струнам и запел:

Если хочешь выпить мёду…

— Нет, так не пойдёт, — покачала головой Снежная Дева и легонько надавила на кинжал, приставленный к паху парня. Тот зашипел от боли, — спой мне то, что действительно хочешь сказать.

Это стихотворение давно вертелось в голове у эльфа, и певец ещё не пробовал наложить его на музыку. И сейчас, медленно перебирая струны, он начал неуверенно, негромко:

Вставай, мой друг, взгляни на гор вершины

Заря ущелья красит цветом алым

Там грозные рождаются лавины

И гордые ветра берут начало…

Ледяной кинжал опустился, и монстр, терроризировавший всю деревню, вмиг перестал выглядеть страшным. Теперь это была обычная девушка с очень бледным, усталым лицом, худенькая и дёрганная, странно уязвимая. Она слушала певца завороженно:

Смерти не жди от бурлящей реки —

Волей твоей усмиряются воды;

Забудь про века беспросветной тоски

Ведь впереди будет только свобода…

Тихонько цзынькнул лёд, и клинок выпал на деревянный пол из рук, ослабевших от глубокого чувства. Певец посмотрел в глаза Снежной Девы — живые, человеческие глаза — и понял, что околдован. Но понял, что это взаимно. Девушка тонет в его глазах точно также, как он тонет в её холодных глубоких очах. Поэтому продолжал:

Дай руку мне — пойдём навстречу солнцу

Пойдём навстречу ласковой заре

И если в тебе что-то отзовётся —

Дай руку мне, дай руку мне…

— Дай руку мне, — улыбнувшись, повторил Арахель, и последние аккорды затихли на лютне.

И в этот момент Микола ударил. Ударил девушку-монстра в живот, сбил с ног, и остальные мужики тотчас бросились на неё. Меся кулаками, грязно ругаясь. Арахель вздохнул и потянулся за луком, который всегда носил за плечами, да вот только его помощь Маре не понадобилась.

Торжествующие крики и брань превратились в вопли боли, и один за другим селяне повалились, пронзённые ледяными клинками. Из горы покалеченных тел медленно восстала Снежная Дева, бледная, прекрасная в своём разлетающемся голубом одеянии.

— Я не хотела нарушать наш уговор, — хрипло сказала она.

— Это не твоя вина, — понимающе кивнул Арахель.

— Свидимся ещё, — махнула рукой девушка и выскользнула из кабака. Арахель остался один, в окружении растерзанных, покалеченных и шокированных людей.

Медленно он убрал лук и, накинув капюшон на плечи, поспешил к выходу. Уже у порога его поймал за плечо тот самый селянин, который рассказывал ему о девушке.

— Куда ты пойдёшь на ночь глядя, певец? — спросил мужик. Губы его слегка дрожали от пережитого страха, но он даже не был ранен — видимо, благоразумно предпочёл не лезть в драку. — Пойдём ко мне, переночуем…

Арахель кивнул благодарно и устало. Отдых бы ему не помешал.

В бедной чёрной избе мужика толкались и кричали дети мал мала меньше, не шумела только одна четырёхлетняя девочка: она с невероятно серьёзным видом качала в люльке младенца. Хозяйка и свекровь пряли при неярком свете лучины. Хозяин провёл гостя в горницу и махнул на лавку:

— Тут спать будешь. Прости, не для эльфов спальное место, но на полатях спят мальцы мои…

— Всё хорошо, — улыбнулся Арахель, — я привычный. Чай не первый год странствую.

Он прилёг, и, глядя в потолок, спросил у хозяина:

— Что случилось со Снежной Девой?

Хозяин закряхтел, присаживаясь. Сказал грустно:

— Помню, как она родилась. Гринька-то счастливый был, а уж его жена души не чаяла в девочке. Росла Машенька как цветочек, в любви да заботе. Только вот её мамочка грустила, что не получается сделать девочке братика или сестрёнку. Наконец ей посоветовали травы, которые вроде как помогают в этом… кхм… деле. Выпила она эти травы, да померла… неделю только промучилась. Осталась Машенька сироткой в десять годков. Гринька пару лет страдал да пил беспробудно. Мы девчонку кормили, ухаживали за бедняжкой. Жалко её… Но потом Гринька за ум взялся, жинку новую нашёл. Настасья баба решительная, сразу его под себя подмяла. И была у Настасьи дочка, Марфуша. Мерзкая девка, гулящая, никто её замуж не брал. Ты её сегодня в кабаке видел.

Арахель вспомнил потрёпанную, шатающуюся девку в кабаке, которая утратила человеческий облик и померла животным. Он весь обратился в слух:

— Так вот, невзлюбили Настасья с Марфушей Машеньку. Думали-гадали, как её извести… и додумались. Как раз наступила жестокая зима, и Настасья заявила, что мол чтобы Морозко умилостивить, нужно принести ему девицу в жертву…

— Что за Морозко? — спросил Арахель, прикидывая, как будет звучать эта легенда, если переложить её на стихи.

— Хозяин зимнего леса. Старик, ходит в синем кафтане, борода до пят, в глазах белые снежинки вместо зрачков?

— Ты его видел?

— Нет, но люди говорят… Я-то, по правде говоря, не особо верил. И других отговаривал. Но Настасья всех убедила, и тогда Марфуша вместе со своими собутыльниками отвели Машеньку в зимний лес, привязали к дереву, да оставили там помирать… Я как узнал, взял соседских ребят и пошёл в лес. Спасти девчонку, ну или… похоронить по-человечески. Да вот только нигде девчонку не нашёл, только платок голубой под деревом. Метель, все следы замело… Видать, — заключил селянин, — Морозко всё-таки забрал Машеньку. Забрал, да наградил Силой великой…

«Это вполне возможно, — подумал Арахель, — теоретически маги могут передавать Силу. Если предположить, что Морозко — это обыкновенный колдун, который зачем-то скрывается в лесах… Тогда всё встаёт на места. Снежная Дева может быть просто боевым магом.»

— Значит, она вернулась мстить? — уточнил он.

— Так, милок, так… ну спи, спи, путь тебе предстоит неблизкий…

Когда Арахель проснулся, за окнами стояла хрустально-чистая зимняя ночь. Метель утихла, даже собаки не лаяли, лишь редкие огромные снежинки бесшумно опускались на снежную перину. Стараясь не разбудить хозяев, Арахель прихватил лютню и выскочил на улицу. Свежий снег тихо скрипел под его ногами, когда он шёл к околице.

Выйдя из деревеньки, Арахель спустился к закованной в лёд реке. Он думал, что замёрзшие пальцы не будут его слушаться, но ошибся — казалось, что от его лютни шло мягкое тепло. Он негромко заиграл:

Смерти не жди от бурлящей реки

Волей твоей усмиряются воды…

— Как тебя зовут, эльф? — услышал он женский голос и обернулся. К нему шла закутанная в платок девушка, и только холодные голубые глаза выдали в ней Снежную Деву.

— Моё имя Арахель.

— А я…

— Знаю. Мара.

— Машенька, — усмехнулась девушка.

— Езжай со мной, — предложил Арахель. — Зачем тебе сидеть здесь, развлекаться убийством селян и прогулками по зимнему лесу? Езжай со мной; позволь показать тебе весь мир…!

Девушка покачала головой.

— Не могу. Скажи… Ты веришь в любовь с первого взгляда?

— Нет.

— А с первой песни?

Девушка жалостливо посмотрела на него. Певец отложил лютню, легко подошёл к ней, взял её пальчики в свои чуткие ладони. К его удивлению, руки девушки оказались тёплыми, живыми. Арахель чувствовал трепет Снежной Девы и заражался им. Она подняла голову, их взгляды встретились, и певец вовлёк Мару в глубокий страстный поцелуй.

Они стояли так целую вечность, обнявшись на берегу замёрзшей реки. Наконец Мара разорвала поцелуй и отпрянула:

— Я сошла с ума. Мы так мало знакомы, но я уже тебя люблю. Но… поехать с тобой не могу.

— Почему?

— Потому что люблю.

Арахель всплеснул руками:

— Глупость, Машенька, Мара, как ты там любишь себя называть?! Это глупость. Ничто тебя тут не держит, кроме глупой мести! Остановись, прошу! Месть не сделает тебя счастливой, только сожжёт изнутри!

— Дело не в мести, — девушка грустно покачала головой, — я люблю тебя и не хочу, чтобы ты смотрел, как я старею и умираю…

Арахель рассмеялся:

— Брось, ты не человек. Ты не постареешь.

Мара усмехнулась как-то потерянно, обречённо. И сказала:

— Посмотри на меня, певец.

Уже начинало светлеть, и Арахель и сам видел, что девушка выглядит иначе, не так, как в кабаке. Он присмотрелся и понял, что дело в цвете её кожи. Тогда, в кабаке, кожа была молочно-белой, словно мёртвой. Сейчас перед ним стояла обыкновенная живая девушка, курносая, светлоглазая, с румяными от мороза щеками, небольшими прыщиками на лбу и потрескавшимися от холода губами.

— Я человек, — тихо сказала Мара. — Тогда, в лесу, я думала, что всё кончено. Но меня нашёл странствующий рыцарь. Дал глотнуть коньяка, отдал свой плащ. Он отвёз меня в ближайший город, научил фехтованию. Когда его убили в пьяной драке, я зарабатывала на хлеб наёмницей. Я купила себе зачарованные алмазные клинки. Смотри — они ведь так похожи на ледяные! Такие же прозрачные… такие же прекрасные… и не растают, — девушка простуженно засмеялась.

Арахель бережно принял из её рук один из клинков. Он погладил рукоять; оружие было великолепно.

— А ещё они всегда возвращаются к владельцу, — сказала Мара, и клинок растворился в руках у эльфа.

— Как насчёт всего остального? Ведь в лёгком платье в такой мороз неудобно. И твоя кожа…

— От холода помогает хорошая гномья настойка, — широко улыбнулась девушка, — ну а кожа… немного краски, вот и всё.

Горизонт светлел. Погасли звёзды, и на востоке тоненькой полосочкой занималась заря. Наступил момент прощания.

— Ты умеешь играть вслепую? — спросила Мара.

— Да. Послушай, мне без разницы, постареешь ты или нет. Езжай со мной, ты можешь…

— Не надо, — ладонь девушки мягко опустилась ему на рот, прерывая поток слов.

Арахель отпрянул, обречённо покачал головой. Что он скажет человеку, который не желает даже слушать его?

— Закрой глаза и сыграй, — попросила Снежная Дева.

Эльф послушно закрыл глаза. Рука нащупала струны.

Вставай, мой друг, взгляни на гор вершины

Заря ущелья красит цветом алым

Там грозные рождаются лавины

И гордые ветра берут начало…

Он чувствовал её тёплое, живое дыхание рядом со своим лицом. А может, это первые лучи солнца подарили ему свой согревающий поцелуй?

Дай руку мне — пойдём на встречу солнцу

Пойдём на встречу ласковой заре

И если в тебе что-то отзовётся…

Слёзы навернулась на глаза певца, и он встряхнул головой, отгоняя их. Что, если она всё ещё рядом, всё ещё слушает его? Она не должна видеть эльфа таким.

Давя слёзы, Арахель упрямо пропел:

Дай руку мне, дай руку мне…

И вдохновенно продолжил, сочиняя прямо на ходу:

Когда заря растопит холод,

И горы вспыхнут как в огне,

Ты тихий мой услышишь голос:

Дай руку мне, дай руку мне…

— Дай руку мне, дай руку мне, — повторил он. Но никто не протянул ему руку, только утренний холод вцепился в певца ледяными когтями.

Арахель открыл глаза. Как он и ожидал, Снежной Девы рядом с ним уже не было.

Анжела

Когда Лэдлек увёл полумёртвого от шока Риделла, Сэм наконец-то затихла. Анжи повела затёкшим плечом и обнаружила, что её плащ весь промок от слёз подруги. Следователь с нескрываемой жалостью смотрел на них. Наконец он изрёк:

— Вот такая она — взрослая жизнь, девчонки. Хотите чаю?

Анжи кивнула, продолжая обнимать Сэм. Следователь ушёл за чайником, а девушка тихо спросила у Саманты:

— Не слишком ли ты жестоко с Ридом?

Сэм устало посмотрела на подругу и неожиданно спокойно сказала:

— Иначе бы он не ушёл.

— Что, прости? — изумилась Анжела.

— Риделл. Он не хотел уходить без меня. Но нас бы не отпустили. А если бы он не ушёл под защиту Академии, его бы закрыли за убийство.

— О Боги, Сэм… Так ты его защищала?

Сэм тряхнула чёрными косами:

— Я действительно на него злюсь и хочу сломать ему нос. Но лучше, если хотя бы он спасётся, верно?

— Надеюсь, он сможет жить после твоих слов, — хмыкнула Анжи.

Следователь принёс чай и тарелку с полузасохшими бисквитами. Анжела только сейчас поняла, насколько она голодная. Почти не обращая внимания на подругу и следователя, она схомячила не меньше десятка кусочков сухого печенья. Следователь смотрел на неё потрясённо.

— Прекрасная госпожа, — сказал он, помолчав, — бросайте эти глупости, эту политику, и выходите за меня замуж. У меня дома тепло и много кормят.

Анжи смутилась и отложила надкушенное печенье. А следователь посерьезнел:

— Как я понимаю, вы обе состоите в организации «Зеленый отряд»?

Началось! Настоящий допрос, а не детская беседа за чаем.

Не глядя на Саманту, Анжела быстро сказала:

— Мы там не состоим, мы только сегодня пришли посмотреть, для интереса. Мы почти ничего не знаем про организацию, честно! Мы обе знакомы только со Смитом. Это парень, который погиб сегодня.

— Что вы делали в доках? Кто вас туда пригласил?

— Смит. Он толкал какие-то речи, но мы же девочки, мы в мужских вещах не понимаем…

— Сколько в организации людей?

— Не знаем.

— Когда вы познакомились в Риделлом Вейном?

Анжела потёрла виски руками и сказала устало:

— Господин следователь, я уже ничего не соображаю, а Сэм на грани истерики и сейчас заплачет. Вам тут два сердечных приступа не нужно, верно? Отпустите нас домой, пожалуйста. Всё равно мы ничего ценного не вспомним, мы очень-очень устали и перепугались.

— В камере переночуете, а завтра продолжим.

— Пожалуйста, господин следователь, пожалуйста, пустите нас домой, мы больше не будем в политику ввязываться! Родители волнуются уже, пожалуйста, можно нам домой?

Следователь махнул рукой:

— Продиктуйте мне свои адреса, послезавтра вас вызовут на повторный допрос.

Анжела чересчур устала, поэтому продиктовала и свой адрес, и адрес госпиталя, при котором жила Саманта.

— Я развезу вас по домам, — сжалился следователь.

Анжи поняла, что следователем движет не только и не сколько доброта, сколько желание убедиться, что ему дали верные адреса. Но ей было всё равно — она только хотела, чтобы этот бесконечный день поскорее закончился.

Домой её привезли за полночь. Родители уже спали, уверенные, что их умница-дочка ночует у подруги. Старший брат храпел, устав после трудного дня, младшие братишки набегались за день и теперь тихонько посапывали в кроватках. Анжи проскользнула в свою комнату и закрыла дверь. Не раздеваясь, она упала на постель прямо поверх одеяла.

Увы, сон не шёл, несмотря на то, что она смертельно устала. Она смотрела в потолок, но видела портал, в котором исчезали фигурки рабочих, снова и снова видела яростное лицо Рида, пившего силу Смита, и видела, наконец, самого Смита, бессильно падающего на холодный пол. Она непроизвольно прокручивала это в голове десятки, сотни раз. На глазах девушки уже выступили слёзы — она забывала моргать, но резь в глазах была пустяком по сравнению с отчаянием и безнадёжностью, плотно засевшими в её душе. Она понимала, что никто из них троих уже не будет прежним после этой ужасной ночи.

Анжела не знала, сколько времени провела так, глядя в потолок. Позже она рассчитала, что прошло около двух часов, прежде чем отчаянный стук в дверь вывел её из забытья.

«Кого там ещё принесло? Неужели жандармы?» — в панике подумала Анжи. Нет, она не должна бояться. Она обязана быть сильной. Ради Саманты. Ради Рида. Ради живых товарищей, и ради тех, кто уже покинул этот мир… Только бы перестать бояться каждого стука в дверь. Только бы сердце перестало так холодеть в предчувствии беды и боли.

Анжи встала и вышла из комнаты в коридор. Она увидела растрёпанную, зарёванную Саманту, бледную, как привидение, а за спиной молоденькой сестрички милосердия маячили лица проснувшихся родителей Анжи и маленького братишки Игаля.

— Редиска, кто это? — бодро спросил Игаль у сестры. В семье Анжи в шутку звали Редиской, потому что в детстве она ходила с забавным хвостиком на затылке. Когда Игаль родился, Анжеле было уже двенадцать и она не ходила с такой прической, но прозвище прикрепилось к ней, как репейник, и братик звал ее так.

— Прости, — неловко, заспанно сказала мама, — эта девушка так барабанила в нашу входную дверь, что пришлось её впустить. Она сказала, что она твоя подруга…

— Да, так и есть, — кивнула девушка, впуская Сэм в комнату.

Было темно, и Саманта вцепилась в Анжи, как в спасательный круг. Её руки дрожали.

— Рид… погиб, — только и смогла она произнести.

— То есть как погиб? — опешила Анжела.

Минуту Сэм молчала, не могла вымолвить ни звука, но потом собралась с силами и сказала:

— Когда следак отвёз меня в госпиталь, я сразу побежала в Академию. Я решила, что нужна Риду… но я пришла слишком поздно. Там уже были жандармы, члены Магического Совета, врачи… Уэверли хватил удар, его повезли в больницу для магов.

Во рту пересохло, и Анжи с трудом выдавила:

— Как он погиб?

— Говорят, самоубийство… на полу в его комнате нашли след Портала Смерти и записку.

Анжела заставила подругу сесть рядом с ней на кровать. Обессилевшая Саманта положила голову ей на колени, и Анжи долго гладила её по растрепавшимся волосам. Сэм беззвучно плакала; потом затихла. Её дыхание выровнялось, и Анжела поняла, что девушка спит.

Сквозь приоткрытые шторы просочился первый лучик солнца. Светлело. Осторожно выпутавшись из объятий спящей подруги, Анжи скользнула к письменному столу. Раз уж она сегодня не уснёт, можно использовать последние часы с пользой. Её рука сама потянулась к карандашу, потом к холсту.

Хаос в голове девушки воплотился на бумаге. Из пустоты на листе возникли склоненные друг к другу фигуры мужчины и женщины. Они сидели рядом, их пальцы сплелись. Лица… рисовать лица для Анжи всегда было сложным и любимым делом. Сейчас она не думала, не пыталась ничего рассчитать — просто творила. Лицо мужчины получилось похожим на лицо Смита и Рида, и её отца, и тысячи её знакомых мужчин. Анжи не любила мальчишек, но толк в мужской красоте она знала. Она сперва не нарисовала мужчине никакой одежды, но потом всё-таки решила одеть его в рубашку, обтягивающие брюки и высокие сапоги. Длинные седые волосы своего творения она оставила спокойно лежать по плечам. Глаза она любовно подчеркнула черным карандашом, для контраста, чтобы взор горел.

С девушкой было сложнее — с девушками всегда сложнее. На листке появилась пышногрудая, широкобедрая девушка с лицом ребёнка, одетая в лёгкое белое платье. Анжела бросила взгляд на всё ещё спящую Саманту — и нарисовала своей героине такие же длинные черные косы, спутанные с белыми кудрями мужчины.

Рисунок в карандаше был готов, и плохо соображающей Анжи он показался ужасным. Он был мёртвым. Следовало оживить его. Девушка потянулась к краскам, взяла первый попавшийся цвет — красный — на сухую кисть, хорошо, что краска была жидкой.

Или…

Не хорошо.

Капля краски упала рядом с фигурой мужчины, туда, где Анжи хотела нарисовать травы и цветы. Она разочарованно посмотрела на кровавое пятно. Обидно, одна капля — а всё испорчено.

А может и нет.

Пятно показалось неожиданно правильным, уместным. В запале Анжи заполнила пятнами красного цвета весь фон. Потом она осторожно и бережно накрасила алым губы девушки. Сильно разбавленный красный нанесла на веки мужчины — и его взгляд из страстного стал больным, усталым и воспалённым. Последний штрих… на белой рубашке своего героя Анжи нарисовала неправильной формы красное пятно. Форма получилась некрасивой, странной, и Анжеле пришлось поработать, чтобы превратить его в звезду — след от Портала Смерти.

Картина лежала перед ней почти готовая, и Анжела увидела, что её творение чудовищно. Хотелось всё порвать и выбросить за окно, но сил не хватило. Девушка опустила голову на руки и провалилась в сон без сновидений.

Её разбудил отец-художник ласковым прикосновением к плечу. Анжи обернулась, протирая глаза.

— Анжи… — тихо сказал отец, — это лучшая твоя работа. Ты разрешишь мне выставить её на продажу в своей студии?

Конечно, девушка разрешила. Отец унёс картину, и Анжела забыла о её существовании — хватало других дел. Спустя два дня состоялись похороны Рида.

Хоронили пустой гроб — тело Риделла навсегда сгинуло в портале. Церемония проходила на кладбище для членов Магического Совета, и Анжела не представляла, какими правдами и неправдами Уэверли добился погребения нерадивого ученика здесь. Сэм рыдала в объятии других девушек из Зелёного отряда, а рядом с ямой уже стояла чёрная могильная плита с высеченным на ней рисунком, и Анжи подошла поближе, чтобы рассмотреть.

Неизвестный художник необычайно реалистично изобразил большую семью. Они все улыбались: молодая мать в голубом платке, широкоплечий отец, дети — малыши от двух до тринадцати лет, с каштановыми волосами и блестящими тёмно-зелёными глазами. Рядом с отцом и матерью стоял высокий юноша, в котором угадывался сам Рид.

— Семья, которой у него никогда не было, — услышала Анжела и обернулась. Перед ней стоял магистр Лэдлек. От преподавателя несло дешевой выпивкой, он постоянно вытирал глаза платочком.

— Они очень красивые, — тихо сказала Анжи.

— Да, магистр Уэверли воссоздал их в памяти и мысленно передал художнику. О боги, — Лэдлек содрогнулся, — бедный Рид, и зачем я ему сказал…

— Что сказали? — с нажимом спросила девушка.

— Он маг не по случайности, не по праву рождения. Чтобы стать магом, нужен ритуал и кровавая жертва, а ещё те, у кого можно магию забрать. Уэверли убил родителей, братьев и сестёр Рида, чтобы малыш стал самым сильным магом тысячелетия.

Анжи ахнула. Она обернулась и окинула взглядом скорбящих сокурсников Рида: высоких и серьёзных юношей в аккуратных черных рубашках. Знают ли они, какую цену платят за свою Силу? Взгляд Анжелы скользнул по бледному, постаревшему лицу Уэверли, и девушке захотелось подойти и плюнуть ему в лицо.

Когда Анжи пересказала Саманте, как легко на самом деле стать магом, девушка отреагировала удивительно безучастно: совершенно утонувшая в своём горе, она плевать хотела на какую-то там магию или превращение в магов.

…Анжела вспомнила о своей страшной картине лишь через несколько дней, когда отец торжествующе протянул ей тяжёленький мешочек с деньгами.

— Это твои, — гордо сказал он, — честно заработанные!

Анжела стояла молча и прижимала к груди мешочек с деньгами, не веря, что это происходит сейчас и с ней. Она думала — что же делать с деньгами?

Ответ пришёл к ней сам собой.

Она должна отомстить за Рида этим заносчивым ублюдкам, которые ради своих Сил убивают людей. Зелёному отряду нужны маги, да и самой Анжеле с самого детства хотелось научиться колдовать… Она не признавалась в этом себе, но всегда мечтала попробовать на вкус истинное могущество.

Узнать у прислуги Академии место жительство Лэдлека стоило ей три серебряные монеты. Она дождалась преподавателя на пороге его небогатой квартиры и сразу перешла к сути:

— Здравствуйте, господин Лэдлек. Вы не могли бы провести надо мной ритуал, делающий человека магом, и влить в меня немного Силы? Я щедро заплачу вам.

От преподавателя зоологии ощутимо несло каким-то дешёвым гномьим пойлом, он нетвердо стоял на ногах, поэтому предпочёл вцепиться в рукав девушки и обдать её своим смрадным дыханием.

— Простите, госпожа, — икнул он, — я немного… не в том состоянии. Пью с самой гибели Рида… не надо было тогда оставлять его одного… ты представляешь, — маг заглянул в глаза девушки, — когда мы нашли звезду на полу, рядом лежала книжка. Моя книжка. Ты представляешь?

Анжела представляла, ей было очень жаль, но её время не резиновое.

— Вы можете провести надо мной ритуал? — терпеливо повторила она.

— На это нужно специальное разрешение. Я…

— Сколько стоит разрешение?

— Запрещено превращать женщин и взрослых людей! Мне очень жаль, Анжела, я…

— Я доплачу.

Его принципиальности хватило ровно на три минуты препирательств.

Ритуал проходил в маленькой каморке Лэдлека. Туда же Анжела привела несколько бродяг с улицы — у них придётся забрать часть сил, но зато деньги свои они честно получат. Теперь они стояли в углу и нервно курили самокрутки, и у девушки голова кружилась от этого запаха.

— Не нравится мне всё это, — пробормотал Лэдлек, рисуя чёрной краской круг на полу.

— Какой кровавый ритуал потребуется? — по-деловому спросила Анжи.

— Когда Уэверли превращал в мага Риделла, он использовал для кровавого ритуала его сестрёнку. Она была старше Рида на несколько минут. Но нам с тобой хватит и пары капелек крови… Давай сюда руку.

Анжела закатала рубашку и протянула Лэдлеку руку. Тот достал из-под полы плаща чёрный кинжал с зазубренным лезвием и рассёк кожу предплечья девушки, потекла кровь, неожиданно много крови.

— Вставай в круг! — крикнул чародей.

Девушка послушалась.

— Опусти руку! Пусть кровь стечёт на пол!

Чтобы кровь текла быстрее, Анжела сдавила руку повыше раны. Она не могла ждать, её трясло. Несколько алых ручейков текло по девичьей коже, один из них наконец-то достиг сперва тыльной стороны ладони, потом стёк по пальцам… и вот несколько капель упало на пол.

— Тут вам полагается прочитать какое-нибудь непонятное и красивое заклинание на эльфийском, — нервно предположила Анжи, чтобы разрядить обстановку.

Маг злобно глянул на неё.

— Адалэйни! — крикнул он, и стена огня поднялась из контура круга. Из-за пляшущих вокруг языков пламени Анжи ничего не видела, но её обдавало реальным жаром, настолько реальным, что его не подделаешь никакой иллюзией.

Алое пламя почернело, потом последний раз блеснуло серебряным светом — и растаяло. В воздухе пахло гарью, масляной краской, дешёвым алкоголем и куревом.

А потом в грудь девушки ударила горячая волна силы. Лэдлек побледнел, покачнулся, но даже в таком состоянии смог забрать Силу у бродяг — у всех сразу. Анжи увидела, как их глаза померкли от внезапной слабости. Горячая волна захлестывала девушку, Силы было слишком много, и Анжи закричала от боли. Ей казалось, что она горит. Контур на полу вспыхнул золотым, девушка, продолжая кричать, упала на пол…

Она не помнила, сколько длилась эта пытка, но когда она подняла голову, то увидела взволнованного Лэдлека. Он помог ей подняться со словами:

— Я думал, ты умерла… — на его глаза блестели слёзы.

— Со мной всё нормально, — улыбнулась Анжела.

— Ты чувствуешь Силу?

Анжи прислушалась к себе. Она ощущала, что нечто обжигающе-тёплое течёт по её жилам, наполняет каждую клеточку её организма. Сознание собственного могущества ударило ей в голову. Она расправила плечи, глубоко и спокойно дыша.

— О да, ты её чувствуешь, — обрадованно заметил Лэдлек, — поздравляю… Ты стала настоящей чародейкой.

Глава 2

Риделл

Аргор посмотрел на Риделла так, будто тот букашкой, упавшей в суп и посмевшей поучать человека правильно есть. Но Рид бесстрашно повторил свою просьбу:

— Научите меня драконьей магии.

— С чего это я должен тебя учить, а не испепелить или съесть, например? — удивлённо спросил дракон.

Сквозь чешуйки на его горле проступили отблески зарождающегося в теле пламени. Риделл поднял руки в защитном жесте:

— Стой-стой-стой, если захочешь убить меня — лучше выпей. Незачем такому количеству Силы превращаться в пепел.

— Как всегда, думаешь о ближнем, — хмыкнул дракон. Пламя в его горле погасло.

Риделл и Меддок гостили у драконов уже около недели, и Рид осмелел настолько, что решил воспользоваться своим положением:

— Я же не вечно буду торчать тут, — пояснил он, — рано или поздно я вернусь в большой мир и сделаю всё возможное, чтобы у людей перестали отбирать Силу.

— Ты не задумывался, почему у нас нет чародеев? — спросил Аргор.

Риделл покачал головой.

— Мы живём очень просто, наш образ жизни не менялся сотни лет. У нас нет денег, нет богатых и бедных. Наша Сила — это общая Сила. Кажется, что это прекрасно, но нет, мальчик, всё не так просто. Мы устарели. Прежде мы безраздельно владели Югом, наши собратья-драконы собирали кровавый урожай над просторами Севера… Сейчас нас оттеснили на этот клочок земли, а скоро лишат и его. Эльфийские и людские чародеи нам не по зубам. У нас нет прогресса, нет развития. Мы неизменны, постоянны и почти вечны, хотя последнее под вопросом. От нашего огромного народа осталась лишь жалкая сотня…

Риделл слушал, кусая губы. На словах всё казалось так просто — запретить чародеям забирать у людей Силу, и мир изменится к лучшему. Но увы, в жизни всё куда сложнее.

— Вот тебе задачка, подумай на досуге, — Аргор вытянул вперед шею, так, что его глаза оказалась на одном уровне с глазами Рида, — подумай, как совместить общую Силу и развитие? Как вам, людям, не повторить наших ошибок? Это и правда сложные вопросы. Я искренне желаю тебе удачи, мальчик.

Задача и в правду была интересная, но одно Риделл понял точно — пока что Аргор, вождь драконов, первый среди равных — не горит желанием его учить. Что ж, есть план «Б».

— Лилит, — Рид подошёл к бело-золотой драконице, полировавшей свою чешую.

— Ты самоубийца, — прошипела Лилит. — И у тебя наглости хватает подходить ко мне, маленький глупый мальчишка?

— А что ты мне сделаешь? Моих родичей убили из-за меня, я сам убил человека, моя любимая меня ненавидит. Ты не сможешь сделать мне хуже.

— О, мой мальчик, — Лилит обнажила огромные, страшные клыки, — ты просто ещё не знаешь, что такое боль. Только скажи, и я покажу тебе все её грани, всё оттенки, заставлю сперва захлебнуться ею, а потом молить о пощаде или смерти…

— Да-да, спасибо, я понял. Но я вообще-то просто хотел попросить научить меня драконьей магии.

Лилит хитро посмотрела на него:

— С радостью, малыш. Откройся мне и позволь пить твою Силу. Ты ведь знаешь, что драконы делятся друг с другом Силой, верно?

— Сперва ты поделись со мной, — весело отозвался Риделл.

— Ах ты наглая козявка…

Драконица не договорила. В её взгляде отразился страх. Рид обернулся и увидел нацеленный на них арбалет. Вернее, арбалеты — за спиной рыцаря маячили двое его дружков.

В горле драконицы зародилось пламя, и Риделл едва успел прыгнуть в сторону и не попасть под струю огня. Когда он поднял голову, то увидел, что огненный поток, не долетая до рыцарей, разбивается о незримую преграду. У них с собой амулеты, понял Рид. И оружие, скорее всего, заговорённое.

Арбалетные болты черным облаком полетели в драконицу. Лилит нелепо взмахнула крыльями, такая прекрасная и такая беззащитная в солнечных лучах. Риделл подумал, что она похожа на лебедушку и взмахом руки остановил арбалетные болты. А потом отправил их обратно.

Жаль, до рыцарей болты не долетели, были остановлены амулетами.

— Лилит! — закричал Рид. — Лети, предупреди остальных!

Драконица взвилась в небеса, и Риделл создал щит, закрывая от выстрелов себя и её.

— Ты человек, — услышал он крик кого-то из рыцарей. — Зачем ты защищаешь этих тварей?

— А зачем вы хотите их убить?

— Они опасны, мир будет лучше без них!

— Да? — с сомнением покачал головой Рид, вливая в щит ещё Силы, — а мне кажется, мир будет лучше без ублюдков вроде вас!

Один из рыцарей опустил арбалет и полез в сумку. Зелёный камешек блеснул на солнце. «Нет! — подумал Риделл. — Только не это!» Рыцарь швырнул артефакт в его сторону, тот упал на голубой песок — и взорвался, поднимая волны пыли. Рид с трудом устоял на ногах, в глазах защипало. Совсем рядом от него приземлился второй камешек, и взрыв, оглушительнее и сильнее первого, отбросил мага в сторону. Щит пропал, и арбалетные болты засвистели над его головой.

Рид понимал, что должен подняться, должен восстановить щит, иначе смерть, но всё его тело болело, словно его избили палкой, а в ушах звенело. Он провёл ослабевшей рукой по лицу и увидел кровь на своих пальцах.

Надо восстановить щит. Восстановить щит…

Рид выбросил вперёд дрожащую руку и создал невидимую стену. Нет, не стену. Скорее, тоненькую завесу — на большее сил не было. С трудом удерживая защиту, Рид посмотрел на Лилит, которая уже превратилась в чёрную точку на фоне красного неба. Лети, лебёдушка, лети скорее.

«Малыш, — услышал он вдруг голос драконицы в своей голове, — не бойся. Возьми».

Он вскрикнул от неожиданности, когда чужая, инородная, но такая нужная сейчас Сила потекла по венам.

— Спасибо, — прошептал он.

«Спасибо тебе,» — отозвалась драконица.

Рядом прогремел ещё один взрыв, но Рид, накачанный Силой под завязку, даже не заметил этого. Борьба шла не на тактику или военное искусство, не на доблесть и благородство, а на истощение; кто истощится раньше — Риделл или рыцарские амулеты?

Рыцари опустили амулеты и взялись за руки. Три взрослых мужика, трогательно сцепившие руки, выглядели бы очень мило, но Рид понял, что это значит. Они обменивались силой амулетов. И наверняка цель у этого обмена очень простая — сокрушительный удар. Маг влил ещё Силы в щит, боясь думать, выдержит ли.

Выдержит. Тело Рида прошило болью от макушки до пяток, но щит устоял, хотя содрогнулся, покрылся красными искрами. Сквозь два щита — свой и чужой — маг увидел, что рыцари переговариваются между собой, изредка указывая рукой в его сторону. Наконец один из них сложил руки рупором и крикнул:

— Эй, маг! Ты очень хорош! Переходи на службу в Магический Совет Сиракизиса, там тебя на руках носить будут!

— Зачем тебе прозябать тут, защищать этих гнусных тварей? — поддакнул другой.

— Отправляйся с нами туда, где твои таланты оценят по достоинству! — добавил третий.

— Лучше вы убирайтесь домой! — заорал Рид и скорее почувствовал, чем увидел, два огромный чёрных крыла за спиной. Рыцари отшатнулись.

«Пригнись,» — мысленно приказали ему.

Рид упал на землю, всё ещё прикрывая щитом и себя, и того, кто был у него за спиной. Небо почернело от драконьих крыл, и Риделл увидел, как руки рыцарей опускаются в отчаянии.

Их амулеты были на исходе. Они явно не рассчитывали столкнуться со всеми драконами сразу: как шакалы, они хотели подкараулить и убить одного-двух и вернуться домой с добычей — драконьей головой или когтями. А сейчас столкнулись с неприятным сюрпризом. Их щит, порядком потрепанный Ридом, искрился и дрожал, шёл трещинами… У одного из рыцарей не выдержали нервы: он выхватил из кармана золотой кулон с красненьким камнем, раздавил его двумя пальцами в металлических перчатках, — и шагнул в появившийся портал, бросая товарищей на растерзание драконам.

Щит захватчиков мигнул и погас, амулеты на их телах завибрировали и треснули, и десятки потоков огня устремились беззащитным теперь рыцарям. Те заорали в непередаваемых мучениях, и Рид не хотел смотреть на них.

Он лежал на песке, закрыв голову руками. Всё вокруг него горело. Он скорее слышал, чем видел плавящихся, горящих рыцарей, их вопли разрывали ему голову. Спиной и затылком он ощущал жар. Даже закрыв глаза, он не мог перестать видеть обугленные трупы, которые разлетались на клочки пепла под напором огненного урагана.

Когда всё прекратилось, он ещё долго не мог заставить себя встать. Ему казалось, что сам воздух вокруг него горит. Отвратительно воняло дымом и сгоревшим мясом, и желудок Рида скрутило в спазме, юношу вырвало.

— Мальчик, — услышал он голос драконицы. — Как ты себя чувствуешь? Вставай…

— Меня зовут Риделл, — сказал маг,.

— Мальчик…

— Риделл!

Он с трудом поднялся на ноги. Пошатнулся, но устоял. И столкнулся с со смеющимся взглядом огромных прозрачно-голубых глаз Лилит. Она склонила голову и сказала, соглашаясь:

— Хорошо. Риделл так Риделл. Спасибо, и… я научу тебя драконьей магии.

Рид благодарно кивнул и побрёл к горам, где в пещерах жили драконы. Идти пришлось долго, ноги увязали в голубом песке, а ветер с примесью пыли царапал лёгкие. Песок хрустел на зубах и залетал под одежду, и Риделлу стоило большого усилия не сплёвывать каждые пять минут.

До пещер оставалось не более двухсот шагов, когда к Риду подскочил Меддок. Рид ожидал чего угодно — объятия, криков, рукопожатия. Но не ожидал, что его болезненно толкнут в плечо, а потом лицо орка окажется очень близко к его лицу.

— Зачем ты снова пытался убить себя? — злобно прошипел Меддок.

После того неловкого разговора на спине дракона они больше не возвращались к этой теме. Но сейчас орчонка словно прорвало:

— Агго, твою мать, ты понимаешь, что мог подохнуть?! Ты больной на голову! А ещё мир хотел освободить, змей тебя дери! Да не доживёшь ты не до какого спасения мира!

— Меддок, — Риделл пытался говорить тихо и вежливо, — у меня не было выбора. Рыцари прихватили амулеты против драконьей магии; они бы убили Лилит, если бы я не вмешался.

— Ну и наплевать на неё! Если ты забыл, она хотела выпить тебя до капли!

— Меддок…

— Агго, ты должен был свалить оттуда через портал! Лилит бы не обиделась, она была бы слишком мертва. Думай о себе хоть немного!

Риделл посмотрел на товарища, как на надоедливое насекомое и с трудом сказал:

— Когда я предложил драконам взять мою Силу, я и вправду хотел умереть. Но это слишком больно, и я решил жить. А сегодня я просто сделал, что должен был.

— Ты неисправим, — грустно ухмыльнулся Меддок, обнажая подросшие за неделю клыки, — но всё же спасибо.

— За что?

— Ты впервые говоришь со мной так честно.

Певец

— А зачем ворота запираете? Волки? Лихие люди? — спросил эльф у молодого парня, запирающего ворота в деревню. Впервые бард видел деревеньку, огороженную забором по периметру, и впервые видел часовых с вилами у ворот.

Ильмерия не переставала его удивлять.

— Завёлся у нас оборотень в округе, — пояснил юноша, — скот ворует, людей пужает, на девчонок нападает… Вот придёт снова — уж мы его вилами-то отделаем!

— Не сомневаюсь, — кивнул Арахель.

Уж что-что, а убивать всё необычное люди умели, и неплохо. Но если это действительно оборотень… тогда у жителей серьёзные проблемы. Оборотни и вампиры — это первые, кто научился присваивать Силу. В стародавние времена они раздирали врагов и вместе с их кровью и мясом забирали Силу. Они становились вождями племён, могли защитить своих соплеменников от драконов. Потом на смену им пришли маги, которые обращались с Силой более тонко, филигранно и умело, а оборотней и вампиров почти всех перебили, также, как они сами ранее перебили драконов. Но кто-то, видать, уцелел, и сейчас угрожал безопасности целой деревушки.

— Можно с вами в дозор? — спросил Арахель у ребят.

Вилы — неплохое оружие, но голодный оборотень быстрее и сильнее этих детишек. Скорее всего они даже не услышат его приближение, пока не станет слишком поздно. А вот у эльфийского лучника есть шанс.

Парни с сомнением посмотрели на обманчиво хрупкого златовласого эльфа, но потом согласились:

— Ладно уж, давай… только не лезь под руку-то, когда всё начнётся, не то огребешь…

Посмеиваясь, Арахель кивнул.

Ждать пришлось недолго — видать, оборотень был очень голоден. Эльф заметил тень у чащи леса и скользнул туда. Он хотел избежать кровопролития, поэтому пошёл один. Мальчишки курили и не обращали на него внимания.

Оборотень заметил Арахеля лишь тогда, когда тот уже стоял с луком на изготовку, стрела направлена на монстра.

— Тихо, — сказал эльф, — не делай глупостей. Ты меня понимаешь?

И тут случилось неожиданное. Оборотень упал на колени и зашептал испуганно:

— Не убивай меня, пожалуйста! Не убивай, умоляю! Пожалуйста!

— Да тихо ты! Я не убью тебя.

— Меня заколдовали… я не виноват…

Арахель поднял брови:

— Заколдовали? Кто?

— Не знаю… Просто однажды проснулся, и все от меня разбегаться стали. Я посмотрел в воду и увидел, что похож на чудище заморское… что делать — не знаю.

— А зачем нападал, воровал?

— Так я поговорить хотел, а они пужались. А воровал… так мне кушать хотелось.

Арахель опустил лук, присел на камень. Чудище — человек с медвежьей головой и покрытыми шерстью руками и ногами — смотрел на него жалобно, напуганно. Эльф спросил:

— За что тебя заколдовали?

— Гордый я был, — смущенно ответило чудище, — сердился много, дрался… Стыдно мне уже. Теперь меня даже невеста не примет…

«Невеста, — подумал Арахель, — а ведь это выход.»

— Как зовут твою невесту?

— Алёнушка, а что?

— Поцелуй истинной любви, — сказал эльф, — старая магия, снимает почти любые проклятия. Кто бы не заколдовал тебя, поцелуй истинной любви спасёт. Где живёт Алёнушка, как её найти?

Когда Арахель вернулся к дозорным, те заметно нервничали.

— Где ты был?! — накинулся на эльфа один из мальчишек. — Мы уже хотели идти тебя искать!

— Поссать нельзя? — грубовато спросил певец.

— Потерпел бы! А если бы тебя оборотень задрал?

Арахель небрежно пожал плечами.

Алёнушку он встретил утром, у колодца. Одетая в старенькую шубку девушка несла на плечах коромысла с вёдрами, в которых плескалась вода. Шла она величаво, как королева, и тяжёлые вёдра тихонько звенели. Из-под платка выбивались тёмно-русые пряди, и текла по спине длинная, толстая коса.

— Помочь тебе, девица? — спросил Арахель.

— Сама справлюсь, — девушка широко улыбнулась. — Сам-то кто будешь?

— Меня зовут Арахель, я по поручению твою суженного.

Алёнушка вздрогнула, вода пролилась на снег и мигом замёрзла. Тихим, потрясённым голосом девица сказала:

— Васёк, мой суженный, погиб… зверь его утащил…

— Оборотень?

— Да…

— Нет, Алёнушка. Жив-здоров он, только обратился в чудовище. Но поцелуй истинной любви может его спасти.

Девушка осторожно поставила вёдра на снег и спросила тихо:

— Это правда?

— Конечно! Верь мне. Я спасу твоего любимого. Пойдём со мной прямо сейчас, и уже завтра утром свадьбу сыграете.

Почему-то Алёнушка выглядела не радостной, а какой-то потерянной, даже напуганной. Впрочем, любая бы испугалась, если бы рано утром потрёпанный эльф предложил ей пойти туда не знаю куда, сделать то не знаю что.

— Если страшно одной со мной идти — так возьми отца или брата, — нетерпеливо сказал Арахель.

Девушка тряхнула головой и сказала:

— Отведи меня к нему, певец.

Васёк ждал их на опушке заснеженного леса. Увидев Алёнушку, он радостно сжал её в объятиях:

— Милая моя, любимая… не бойся… я это, я…

Потрясённая девушка молчала в его руках. Наконец Арахель не выдержал:

— Поцелуйтесь уже!

Губы красавицы и чудовища соединились в долгом поцелуе. Но… ничего не произошло. Разъярённый оборотень повернулся к эльфу и зарычал:

— Почему не работает?!

— Поцелуй работает почти всегда. Видимо, это редкое исключение… Но проклятие ещё можно снять, если найти того, кто его наложил. Убедить его снять чары, или… убить колдуна.

— Найди его, — попросил Васёк.

Проводив Алёнушку домой, Арахель начал опрашивать местных жителей. Сперва он думал, что найти колдуна или хотя бы заказчика проклятия будет трудно. Но потом он понял, что это почти невозможно: каждый в этой деревне желал Ваську если не смерти, то хотя бы переломанных рук-ног точно:

— Негодник он, поделом, что сдох! Если бы зверь не справился раньше, уж я бы этого пьянчугу на вилы-то поднял!

— Придурок! Обещал жениться, но попользовал и бросил! Кто меня теперь замуж возьмёт? Позор-то какой…

— Пропойца, все деньги у матери забрал да пропил, потом начал вещи продавать…

— Невесту свою поколачивал, понять не могу, как она его терпела… Я бы его давно утюгом — да по башке!

— Сдох, да и хорошо!

— Давно пора.

Мучимый смутным предчувствием, он поспешил к Алёнушке. Предчувствие его не обмануло: дома было незаперто, и, влетев в горницу, он увидел монстра, нависшего над девушкой:

— Ты меня не любишь, глупая девка!

Алёнушка сидела на полу, сжавшись в комочек и пытаясь прикрыться руками. Дрожа и плача, она пыталась усовестить «любимого»:

— Я люблю тебя, мой милый, честное слово! Клянусь, я не знаю, почему поцелуй не помог… Я так люблю тебя!

— Ты врёшь! — прорычал Васёк и с размаху пнул девушку.

— Отойди от неё, — приказал Арахель, прицеливаясь. Оборотень не обратил на него внимания.

Эльф без предупреждения выпустил несколько стрел в заколдованного юношу. Одна попала между лопаток, вторая угодила в шею, третья пробила позвоночник, четвёртая вонзилась в голову… Монстр взревел, оборачиваясь, но последний выстрел — в глаз — остановил его навсегда. Он рухнул на деревянный пол.

Алёнушка сидела, закрыв лицо руками. Арахель подошёл к ней и осторожно обнял её:

— Всё кончено, милая, всё кончено. Больше он не причинит тебе вреда.

— Это я… я… я виновата… — захлёбываясь слезами, причитала девушка.

— О чём ты?

— Это я попросила ведьму наложить проклятие… Я не могла это больше терпеть, не могла! — Алёнка подняла голову и посмотрела прямо в глаза эльфу. — Когда я пыталась порвать с ним, он всякий раз находил меня и возвращал. И… бил… и брал меня без моего согласия… я надеялась, что магия его изменит. Сделает более человечным… ну или кто-нибудь пристрелит его.

— Вот почему поцелуй не сработал, — кивнул Арахель, — истинной любви-то не было. В любом случае, я рад, что ты теперь в безопасности.

— А что людям скажем?

— Правду. Зверь напал на тебя, я его застрелил.

Он сел на тёплый шершавый пол рядом с Алёнушкой, обнял её. Девушка дрожала в его объятиях.

— Зря ты его застрелил, — еле слышно сказала девушка, — он бы меня не убил… он всего лишь меня пнул… такое уже было много раз, и я всё ещё жива…

— Он не заслужил твоих слёз.

Вокруг трупа оборотня растекалась лужа крови, девушка всё ещё не могла унять дрожь. Тогда Арахель достал лютню и тихо запел, осторожно перебирая струны.

Анжела

Это была уютная маленькая комнатка с обшитыми деревянными панелями стенами. Всё пространство тут занимали картины. Он стояли на полу, висели на стенах в три ряда, стояли на окнах, а несколько полотен в рамочках господин Уидем даже подвесил к потолку.

Анжела знала это место как свои пять пальцев — она провела тут всё детство. Вот за этими тремя пейзажами прячется маленькая дверь, ведущая в мастерскую отца. А вот эти два полотна принёс студент десять лет назад и попросил продать. Его картины до сих пор не купили: на первом холсте испражнялась чем-то зелёным молодая блондинка, на втором симпатичная брюнетка совокуплялась с рогатым монстром. Честно говоря, Анжела не понимала, почему жандармское отделение по вопросом нравственности и общественного порядка до сих пор не изъяло эти чудовищные картины.

Здесь, в лучах тёплого рассеянного света, Анжи увидела и свою последнюю работу. На её картине дева в красном восседала на троне в окружении алых языков пламени и чёрных роз. Её великолепные золотые волосы развевались по ветру, а на лице застыло выражение надменного превосходства.

— Аника… — услышала девушка тихий возглас за спиной.

Анжи обернулась и увидела старушку, которая прижимала платочек ко рту. В уголках подслеповатых старческих глаз собрались слёзы.

— Вы нарисовали мою Анику… — еле слышно сказала старуха, — она умерла год назад… вот, смотрите, у меня есть медальон с её лицом… правда похожа? — она трясущимися руками достала медальон в форме сердечка, с трудом открыла его и сунула в лицо девушке.

Скромная светловолосая девочка в медальоне ни капли не напоминала великолепную красавицу с картины Анжелы. Однако девушка невозмутимо сказала:

— Да, очень похожа. Купите картину, недорого, и ваша Аника всегда будет с вами!

— Анжела, можно тебя на пару слов? — отец, который до этого протирал пыль с рам, тронул дочь за плечо.

Анжи оставила старушку дальше любоваться на картины и отошла с отцом.

— Я думаю, надо подарить бабушке эту картину бесплатно, — сказал пожилой художник, — я понимаю, ты много над ней трудилась, но эта та ситуация, когда надо проявить милосердие и доброту.

— Это моя картина, пап. И мне решать, продам я её или подарю.

— Я понимаю, но разве эта старушка похожа на богачку? Она бедна, мы не имеем права забирать у неё последнее!

У Анжи заныло в груди. На одной чаше весов была улыбка старой женщины, а на другой — Сила, больше Силы.

— Всё стоит денег, — сказала девушка сбитому с толку отцу и вернулась к покупательнице.

Через десять минут она выскочила из лавки, сжимая в руках мешочек с монетами. За добровольцем не пришлось далеко идти. Смуглая девушка из ближайшей булочной посмотрела на неё, и, теребя пуговицы кофточки, сказала:

— За пол-золотого? Я согласна.

Они пришли домой к Анжи, и смуглянка начала расстёгивать кофточку.

— Что ты делаешь? — удивилась Анжела.

— Вы же… этого хотели, миледи?

— Нет, что ты! — покачала головой Анжи. Девушка ей понравилась, но покупать любовь за деньги она считала позором. — Мне нужно взять у тебя Силу. Немного. А ты была готова на… серьёзно?

— Конечно, — кивнула девушка, — у меня голодные братья и сёстры дома…

— Ясно. Держи свои пол-золотого, и начинаем.

Круг она нарисовала заранее, ладонь разрезала лишь сейчас. «Адалэйни!» — вскричала Анжи, одновременно выбросив вторую руку в сторону девушки. Она смогла почувствовать и ухватить нити Силы, дёрнула за них — грубо, неумело — и девушка из булочной вскрикнула от боли. Анжела потянула за эти невидимые нитки и вобрала в себя энергию. Много. Так, что в горле словно ком надулся и спёрло дыхание. Огненный круг вспыхнул искрами, но ничего не произошло.

— Адалэйни! — повторила Анжи, забирая ещё Силы у девушки.

Анжела ощутила глухой удар в грудную клетку, словно её стукнули молотком, проламывая рёбра и сминая сердце, лёгкие, и разбивая позвоночник. Руку с татуировкой обожгло, перед глазами вмиг потемнело, и она молча повалилась на пол.

На секунду выпав из беспамятства, она услышала истеричный голос матери:

— Анжи, Анжи, что происходит? Очнись же!

И голос отца, встревоженный, но более спокойный:

— Пульс есть… Везём её в госпиталь, быстро!

Потом была тряска в карете, заботливые руки сестёр милосердия, холодная тряпка на лбу… Когда Анжи открывала глаза, она видела пляшущие красные искры, похожие на алых козявок. Потом всё снова чернело, и девушка проваливалась в душное забытье.

Её окружала темнота, но она сделала глубокий вздох и вывалилась в прохладу этого мира. Анжи лежала с закрытыми глазами, но чувства постепенно возвращались к ней. Под ней были сухие, жёсткие от чистоты простыни. Под головой подушка — слишком высокая, но удобная. Её руки покоились на тонком одеяле, на лоб кто-то заботливо положил мокрую, пахнущую лавандой тряпку.

Конец ознакомительного фрагмента.