В сумерках близкой весны

Ирина Берсенёва, 2023

Что делать, когда собственная семья живёт только в узких рамках привычных, удобных стереотипов, и любой выход за эти рамки – трагедия? Евгению Обидину 35 лет. Его сын Антон покончил жизнь самоубийством. С женой Женя разъехался, когда начались скандалы из-за того, что Антон узнал правду: Евгений не его отец. Проблемы, из которых невозможно выбраться, хотя присутствует поддержка близких людей, матери, брата и сестры. Но проблемы не кончаются, множатся, потому что есть привычка судить о людях, не пытаясь представить себя на их месте или хотя бы вникнуть в их историю; поведение российской женщины того типа, для которого характерна слишком сильная привязанность к мужчине, до унижения, до принесения ему в жертву благополучия собственных детей.

Часть 1

1.

Февраль 2021 года. В завершении тяжелого дня поднялась метель. Снежные тучи с размытыми очертаниями, плотной пеленой, затянули небо. Их мрачные оттенки вызывали желание укрыться. Ветер пронизывал до костей. Стволы берёз гнулись, как игрушечные. Кругом темнели строения, похожие на заброшенные.

Поздним вечером Евгений Обидин ехал по пустой разбитой дороге в сторону кладбища. Он всеми силами старался не смотреть на проплывающий мимо пейзаж, сосредоточив внимание на островках асфальта, темнеющих тут и там. Метель разгоняла скупые заносы колючего снега. Размытые краски вокруг походили на мысли, такие же серые и неотчётливые. Серебристый «лансер» свернул влево, оказавшись за чертой города. Евгений с равнодушием подумал о том, что после работы не успел поужинать, ограничившись чашкой тёплого чая. Желудок напомнил о себе сердитым урчанием, но мужчина не собирался возвращаться. Тоска давила на сердце, но менять что-то в этом обречённом вечере не хотелось. Нужно вернуться домой, плотно поужинать и посмотреть телевизор. Эта мысль промелькнула и погасла.

У Евгения больше не было дома. Сын покончил жизнь самоубийством ровно месяц назад, бросившись с моста в реку и сломав шею. Он прожил ещё несколько часов, и отец успел подержать руку любимого ребёнка. С женой они не виделись с прошлого лета. Пять или шесть месяцев, будто целая жизнь. Взгляд невольно заметался. Никто не виноват. Это судьба.

Евгений подозревал, что смерть сына связана с той грязной историей, которая вышла на всеобщее обсуждение. Парень просто не смог пережить позор, который лёг на него. Евгений жалел, что не поговорил с ним тогда, летом, когда впопыхах собирал сумку. Было не до этого. Сам хотел накинуть петлю на шею из-за ссоры с женой. Хотя какая там ссора. Не было никакой ссоры, просто в один прекрасный момент жизнь изменилась. Оказывается, как много заключает в себе разочарование. Начинается с малого — непонимание, вспышка ярости. От этой вспышки начинает тлеть и разгораться пламя, выжигая всё хорошее, приобретённое годами. Существует немало советов, как приобрести терпение и достойно справиться с навалившимся разочарованием. Но на практике они не действуют, тайный огонь тлеет, уничтожая внутренности. Остаётся одна хрупкая оболочка, когда ещё можно изобразить благополучие и наплевательство. Но смерть сына уже разрушила и её. Кого винить? Жену? Ведь она осталась с сыном, Евгения не было рядом. С того проклятого летнего вечера, когда он собрал вещи, а она не удержала. Она просто молчала. Это было унизительно уйти, сбежать, но ещё унизительнее — остаться.

С раннего утра мужчина был вспыльчив и неразговорчив. Хотелось пожелать зла всем, кто счастлив и способен улыбаться. Евгений ловил себя на мысли, что ненависть выжигает нутро калёным железом, терпеть не хватало сил. Он начал подозревать, что ярость готова выплеснуться через край, тогда он возьмёт нож и зарежет первого встречного или забьёт кулаками до смерти. Жалкие попытки начать «новую жизнь» не увенчались успехом. Он хотел спасти себя от разрушения, но сегодня утром понял, что всё напрасно. Разрушение уже произошло, и он стоит на руинах собственной семьи. Этот месяц тянулся медленно. С каждым новым днём боль усиливалась. Если в страданиях скрыт глубокий смысл, то Евгений постиг его, но это не сделало его свободным от горя. А возможно, он медленно сходил с ума. Но за эти тридцать дней страшного одиночества, когда Евгений потерял сына, у него было тридцать разных женщин.

Каждый новый день причинял ему боль. Он не мог радоваться, не мог спокойно работать, не мог спать и есть. Он разбил всю посуду в доме. На следующий день купил новый сервиз и снова разбил его. На протяжении этого месяца после работы он ехал в сторону кладбища, останавливал машину на несколько минут, возвращался в город и шёл в бар. Выпивал несколько рюмок водки и обязательно искал женщину. Человек не должен быть один. Евгений поддался страху одиночества, ненужности. Он винил во всём свою жену. Ненавидел её всеми фибрами души, ровно так же сильно, как раньше любил. Поиском секса он пытался обрести равновесие, которое утратил. И верил, что идёт правильным путём, что скоро всё изменится.

Машина выехала на безлюдную дорогу, которая вела в лесополосу. Погружённый в свои одинаковые безнадёжные мысли, Евгений перестал понимать, куда и с какой целью движется. Ему необходимо вернуться. Нет никакого смысла в этой дороге, снеге и воспоминаниях. Среди деревьев мелькнула старая церковь. Значит, кладбище совсем рядом. На нужном повороте он затормозил и остановил машину. Работали «дворники», прогоняя с лобового стекла хлопья мокрого снега. Вид кладбища успокаивал, было в этом что-то величественное и потустороннее. Слёзы душили так, что он начал хрипеть и схватился за горло.

Со своей женой Евгений познакомился шестнадцать лет назад. Это была маленькая, тоненькая девушка с длинными чёрными кудрявыми, вечно спутанными волосами и синими глазами. Молчаливая, будто испуганная, с прекрасной улыбкой и хрустальным голоском. Неизвестно, откуда появилась, свалилась на Евгения как снег на голову, перевернув его жизнь.

Он не задумывался о том, что страстные, горячие ночи могут иметь последствия, и, когда девушка заявила о беременности, смутился, испугался, не поверил… и начал готовиться к тому, что у него родится сын. Евгений думал два дня, а на третий пришёл делать предложение. Ему было всего двадцать лет, пришёл из армии, только устроился на работу, жил с родителями. Но решение принял окончательно и бесповоротно. Ему не приходило в голову, что девушка откажет. И она не отказала. Евгений не видел в её глазах радости, лишь безнадёжность и страх. И ему хотелось любить её ещё больше, защищать, успокаивать.

Мысли о ребёнке будоражили воображение. Евгений мечтал о мальчишке, о том, что станет играть с ним в футбол и ходить на рыбалку. Купит большую машину с пультом управления, коньки, лыжи, велосипед, большой и безумно дорогой конструктор «Лего», модель настоящего истребителя, боксёрские перчатки и шахматы. Он будет водить сына в бассейн и в секцию бокса. Обязательно научит водить автомобиль, жарить шашлыки. Мечты были глупые, радостные и назойливые. Они сводили Евгения с ума, и он с нетерпением ожидал окончания этой бесконечной беременности. Он никогда не спрашивал у жены, кого хочет она, что чувствует и придумала ли имя для малыша. Они поселились в её квартире на окраине города и зажили спокойной, мирной жизнью. А потом родился сын, ведь иначе и быть не могло. И они зажили ещё лучше.

Мужчина потянулся за сигаретой. Слишком много воспоминаний. Тогда он действительно считал, что они счастливы. И сейчас у него не было ответа на вопрос, отчего он один, сын лежит в могиле, а жена… С прошлого лета он не видел её. Даже не знает, была ли она на похоронах Антона. Сейчас он курил и умышленно показывал своё равнодушие. Но за эти тридцать дней бывали моменты, когда ярость выходила наружу, и он готов был сорваться, накинув на шею петлю. А потом накатывало глухое отчаяние, и это было ещё хуже. Он не мог понять, как разрушилась его жизнь? Что он сделал? Или чего не сделал? Чувство вины росло каждое утро, копилось, обещая свести с ума. Это разъедало его, как соляная кислота, принося невероятные страдания.

Снег усилился. Евгений сидел в машине и смотрел на раскинувшееся перед ним кладбище. Кладбище старое, большое, тянется на несколько километров. И где-то там лежит его сын. Небольшой холмик завален цветами и мягкими игрушками. Месяц прошёл, а цветов и игрушек не стало меньше. Евгений не знал, кто всё это приносил. Возможно, одноклассники, друзья. У сына было много друзей. Мысли в голове пытались воссоздать дорогой образ, но выходило плохо. Евгений не мог чётко представить мальчика. Переживать горе в одиночестве непросто. Но он не мог в этом признаться даже самому себе. Ему не хотелось знать, как она пережила смерть сына. Но он думал об этом. Что с ней теперь? Где она? И отчего они не виделись так много времени? Может быть, она тоже умерла?

Решительно застегнув молнию на куртке, Евгений выбрался из машины и пошёл к воротам кладбища. Это надо сделать сейчас, пока у него есть силы. Он найдёт могилу сына, несмотря на погоду постоит там какое-то время. Возможно, после этого наступит покой, осознание случившегося. Он сможет жить дальше, прекратит пить и бездумно встречаться с женщинами. Ведь он даже никого из них не помнил в лицо, никогда не спрашивал имени, хотя они говорили, не запоминал, отстранялся, брал их, как неодушевлённые предметы. И они позволяли ему это делать.

Сразу за воротами мужчина свернул направо и прошёл несколько метров до большой разлапистой ели. Здесь остановился и огляделся. Старые слепые памятники, ухоженные могилы, но ни одного холмика, усыпанного живыми цветами и мягкими игрушками. Он прошёл дальше. Снег хрустел под ногами. Необъятная, насколько хватает глаз, обитель печали. Узкая тропинка извивалась между памятниками, кое где глубокие колеи, ещё летом проложенные в земле. Ещё одна ель, памятники, могилы, но совершенно не то, что ему нужно. Заблудился? Не туда пошёл? Вечерние сумерки опустились на кладбище, и стало сложнее ориентироваться, но Евгений упорно продвигался вперёд, внимательно читая имена умерших, подсвечивая фонариком мобильного телефона.

Вот холмик, на нём детские игрушки. Сердце пропустило один удар. Но это похоронен мальчик, умерший в 2000 году в возрасте одного года. Что с ним случилось? Евгению хотелось бы это знать, он внимательно вглядывался в потрескавшуюся фотографию. Почему на оборотной стороне памятника нельзя прочесть биографию человека? Выбивали бы на камне маленькие ровные буквы, чтобы каждый мог прочитать и понять, кто лежит в могиле. Какую жизнь прожил человек, почему ушёл из этого мира, по своей ли воле. Мужчина остановился, стряхивая снег с куртки. А почему его сын умер? Неужели ничего нельзя было сделать? Он не знал. Он был слишком потрясён, чтобы узнавать подробности. Ему сообщили, что конец. Он не спорил. Принял. Согласился. Но как не принять смерть? Как не согласиться? Пойти наперекор судьбе, отрицать очевидное. Попытаться разбить головой стену. Сойти с ума окончательно.

Евгений не понимал, почему он здесь. В чём кроется причина? Надо попытаться вспомнить с самого начала. Вспомнить тот летний день, когда произошла неприятная ссора. Он на миг зажмурился, застонал. Невыносимые воспоминания резали кожу, заставляя содрогаться от боли. Он не мог думать о жене. Винил её, отрицал, что она тоже страдает и мучается. Но на какое-то мгновение промелькнуло раскаяние, жалость.

Что значит потеря ребёнка для матери? Если он чувствует внутри себя огромную чёрную дыру, то что же происходит с ней?! Где она сейчас? Он совершенно ничего не знал про её прошлое, про её семью. Она говорила, что родители умерли, когда ей было десять лет. Друзей нет. Братьев и сестёр нет. И всё. Почему он не настоял на том, чтобы узнать больше? Она не хотела рассказывать. Её лицо всякий раз искажалось болью и потрясением. А он не спрашивал, потому что любил её. Зря не спрашивал! Зря ничего не узнавал! Жестокая правда, которую он узнал летом — родители живы. Никто из них не собирался умирать. Но какое это теперь имеет значение? Живы они или умерли, ведь Евгений никогда их не видел.

Мужчина ещё некоторое время походил среди могил, а потом возвратился к машине. Он был сердит на самого себя, жалея, что снова начал думать о жене. Мысли тянули туда, где ещё можно исправить ошибки, которые привели к расколу семьи и смерти сына. Где она теперь? Уехала? Почему он не видел её на похоронах? Ведь он смотрел! Нужно как-нибудь позвонить или прийти в гости. Вместе проще переживать горе. А что теперь станет с ними поодиночке? Кто первым сойдёт с ума?

Забравшись в салон, мужчина отключил фонарик и набрал номер жены. Абонент недоступен. Ещё раз. Такой же результат. Громко выругался, надеясь, что ярость утихнет. Разозлился, что посмел думать о ней с нежностью. Привычка любить эту женщину до сих пор не отпускала его, но уже была отравлена чёрным ядом. Евгений со злобной горечью понимал, что перемен не будет. С этой женщиной покончено. Они прошли тот путь, который был им предначертан. А потом судьба развела их. Поэтому он больше её не видел. И не увидит.

Он набрал номер своей матери. Она ответила после первого гудка. И это тоже принесло порцию боли. Милая мама, она всегда думает о нём, чего бы он ни сделал. А он превратился в отшельника за эти шестнадцать лет. Отвернулся от матери, занимаясь лишь своим счастьем.

— Женя, ты где?

— Всё в порядке, мам. Возвращаюсь домой после работы.

— Так поздно!

— Метель.

— Ты осторожен?

— Конечно.

— Пристегнулся? Ты не выпивал?

— Мам, ну опять ты за своё!

В последнее время она часто спрашивала, трезв ли он. Евгений почти всегда обманывал, не задумываясь. Матери не нужно знать, сколько он выпил в этот день. Но сегодня он пока трезв как стёклышко.

— Женя, мне непонятно, отчего ты ездишь по улицам в такое время? Я переживаю! Вдруг что-то случится?

— Ничего не случится.

— Тебе легко говорить. А я — мать!

— Мне нелегко. Я хотел зайти на кладбище…

— Что? В такую погоду!

— Какая разница? Мне захотелось. Поэтому так задержался.

— Я бы могла поехать с тобой, если бы ты предупредил заранее.

Они сделали паузу, понимая, что разговора о смерти не избежать.

— Мам, я хотел спросить тебя… Как всё произошло? Тогда… Я не успел вернуться вовремя с работы, о чём сильно жалею. Меня будто выбросило. Я ничего не знаю. Ничего не понимаю. Как это произошло?

— Ты о чём, сынок?

— Как погиб Антон? Расскажи подробно, ладно?

Вопросы звучали глухо, хаотично. Он не говорил с мамой об этом целый месяц. Забился в личное горе, будто в кокон. Но сейчас, не найдя могилы сына, злился и будто вырвался в реальность, где существовали вопросы. Она вздохнула:

— Но я ничего об этом не знаю, Жень.

— Как?!

Он не успел удивиться, потому что был под давлением горя. Евгению казалось, что у него поднялась температура. Тело ломило, голова начала болеть где-то в области затылка.

— Я ничего не знаю об этом. — Ответ прозвучал громче, сухо.

— Но этого не может быть!

— Отчего же не может? Ты знаешь, я всегда желала вам только добра, хотя твоя жена всегда вызывала некоторые подозрения. Это не только я заметила! Уверяю тебя, Жень! Я чувствовала, что с ней что-то не так. Жень, ты должен выслушать меня! Ты должен понимать, вот сейчас должен понимать, что она недостойна тебя! Люди говорили мне об этом! Люди, понимаешь? — Я спрашиваю не об этом.

— Это она виновата во всём, что произошло!

В этот раз он не перебивал. Слушал, тяжело дыша, пытаясь сморгнуть слёзы с ресниц. Он никогда не позволял матери говорить злых слов о жене. Но сейчас ему хотелось слушать. Погиб его сын. Нужно же разобраться!

— В чём она виновата?

— Во всём виновата!

— Не понимаю. Но он понимал, просто ему хотелось говорить и слушать.

— Я не знала, что до этого дойдёт, Жень! Как он только решился! Как?! И почему она молчала? Ведь она знала, чувствовала! Дети всегда в ответе за старые грехи родителей. Всегда! Запомни это! А она… Она же одиночка, как волчица. Ей не понять, что такое любовь, ведь её никогда никто не любил. Я сейчас говорю о родительской любви. О родственной. Это она убила собственного сына, она довела до этого.

Жестокое обвинение. Но он не отрицал.

— Если бы я был рядом.

— Но тебя не было!

— Мама.

— Ты сам должен всё понимать, ведь жил обособленно много лет. Она ни с кем из нас не роднилась. Никогда не делилась горем или радостью. В странностях Антона только она виновата. Ты здесь ни при чём. Это не твой ребёнок. А гены много значат, сынок. Очень много! Поверь мне, я знаю жизнь. Бедный мальчик! Представляю, как он страдал! А ведь в чём он виноват? Гены… Гены!

Ему показалось, что она заплакала. Внутри вовсю шла борьба. Он взял на себя смелость согласиться с доводами мамы, хотя совсем недавно отрицал их. Они стали почти врагами, потому что матери совершенно не нравилась его жена. Он не знал истинной причины. За много лет поводов было много, он не вникал. Ему казалось, что это женские капризы, пройдёт со временем. Ему было спокойно в своей семье с женой и сыном. Он чувствовал любовь. Он знал, что его любят! И сам безумно любил. И не думал, что когда-нибудь сможет потерять этот мир. Ещё год назад он бы не позволил матери плохо говорить о жене. Не стал бы слушать! Но сейчас ему нужна помощь. Он совсем ослаб, находился на грани морального истощения и истерики. Будто переломанное тело, кости неправильно срастались сами по себе, без должного лечения, и было невыносимо больно при любом движении.

— Жень, а ты где сейчас?

— Заехал на кладбище, говорю же. Сейчас уже возвращаюсь.

— Ты купил цветы?

— Нет. Я просто заехал…

— Надо было купить красивый букет и попросить перевязать его чёрной ленточкой. Лучше гвоздики. Они красивые и не очень дорогие. На снегу смотрелись бы хорошо. И надпись обязательно, что от тебя. Люди скажут, что ты хороший отец. И ни в чём не виноват. Дело не в тебе.

— Я знаю, что не виноват. Меня не было рядом. В этом всё дело.

— Но надо было бы купить цветы. Чтобы люди увидели.

— В следующий раз, мам.

Она ещё мгновение помолчала, собираясь с мыслями.

— Ты можешь вернуться домой, сынок. Зачем снимать грязную комнату?

— Она не грязная, мам. Спасибо тебе.

— Господи, у меня о тебе сердце каждый день болит.

Он не ответил. Попрощался и, не дослушав слов матери, сбросил вызов. Закурил новую сигарету. Задумался, не стоит ли вернуться на кладбище и вновь поискать могилу сына? Разговор помог, истеричная возбуждённость исчезла. На её место пришла усталость, захотелось спать.

Он вернулся домой, когда часы показывали десять вечера. Со злобной радостью отметил, что не заехал в бар и не познакомился с женщиной: очередной безликой незнакомкой, которая не против быстрого секса за заднем сиденье машины. Выпить можно и дома, в холодильнике стоит бутылка водки. Первую рюмку выпил, не закусывая, залпом. По спине бегал липкий осторожный страх, подпитывая уверенность, что сегодняшний вечер добил его, надежды напрасны. Он погиб окончательно. Ощущение близкой смерти витало где-то рядом, Евгений чувствовал мистический холод. Сглотнул и затряс головой, пытаясь отогнать от себя наваждение.

Он не нашёл могилу сына! Какое-то помутнение рассудка! Разве возможно не найти могилы любимого ребёнка? Ему казалось, что высокий холмик завален мягкими игрушками и цветами. Воспоминание, когда проходили похороны. Молодёжи собралось много. Девчонки рыдали в голос и аккуратно укладывали плюшевых мишек и собачек на землю. Но сейчас февраль, а сын умер в самом начале января. Не было снега, но земля сильно промёрзла, на реке стоял лёд. Трагедия могла обойти стороной, если бы снега выпало много. Возможно, он бы помог смягчить падение и удар. Как бы повернула жизнь, если бы сын остался жив? Мысли быстро собирали частички истончённых фантазий, которые впивались в сердце, как края острых ракушек. Отмотать время! Пусть всё вернётся назад!

Гора мягких игрушек, живые цветы. А сейчас идёт снег и ничего не видно.

Ещё одна рюмка, и страх становится ощутимее. Прошёл месяц.

За это время много изменилось. И нет цветов и игрушек. Метель занесла землю снегом. Страх заставил Евгения подняться и пойти в ванную. Он умылся, затем вернулся в комнату и включил телевизор.

2.

Отмотать время! Но откуда начинать мотать? Нужно ли разбираться в бессмысленном, страшном поступке сына? Евгений не мог винить парня, хотя смерть нанесла ему сокрушительный удар под дых, после которого не восстановиться. Евгений сам был на волосок от смерти, потому что мозг отказывался принимать жизнь в ярких красках. Он прятался от солнца, как крот или вампир, закрывался от смеха, уходил от счастливых людей. Ему хотелось забраться под землю и спать. Именно под землю, чтобы не видеть цветения деревьев и яркого солнца.

Его желания ужасающе потрясали, но он больше не осознавал чёткой реальности. Будущего не было, настоящее туманно и размыто, но вот о прошлом можно подумать и осмыслить какие-то поступки. Воспоминания кровоточили, гноились и воспалялись. Евгений не решался трогать их, но приближался всё ближе к тому, чтобы как следует во всём разобраться.

А вдруг она попытается что-то сделать с собой? Бросится с моста, как сын, или наглотается таблеток? Легко ли ей теперь, ведь у неё никого нет?

Евгений вздрогнул и машинально схватился за телефон. Она не возьмёт трубку, абонент недоступен. После очередной рюмки в голову полезли тревожные, провокационные мысли. А что, если всё ложь? Чья-то глупая шутка! Ведь никто и не подумал проверить информацию. А проверять нужно было, потому что парень погиб, а на очереди он, пьяница и ходячий труп.

Евгений нахмурился и отставил бутылку в сторону. С силой потёр покрасневшие глаза. Мозг требовал действий — бежать, искать, бить морду, спасать. Но тело устало расползлось по стулу, не желая двигаться с места. Почему за этот месяц никто не связался с ним? Ни врачи, ни полицейские? Что за вакуум образовался вокруг него? Да и сам он хорош! Столько времени заливал горе водкой и сексом с незнакомыми женщинами! Пытался подсчитать, когда придёт время поминок на сороковой день. Или они уже прошли, а он просто забыл?

Евгений сидел в мрачной задумчивости, нервно кусая губы. Сможет ли он уснуть сегодня ночью? Мысли голодной волчьей стаей набрасывались на него. Он рисовал себе страшные картины будущего — смерть жены, а потом и своё самоубийство. Он не сможет жить без своей семьи. Ему обязательно нужно разобраться в том, что произошло. И начать надо прямо сейчас. Он поднялся и пошёл в комнату, включил ноутбук. Задумался. Набрал имя жены в социальной сети, зашёл на её страничку. Всего одна фотография. Ничего нет на стене. Комментарии отсутствуют. Но это его не волновало. Евгений принялся за изучение страничек, которые были у жены в друзьях. Всего пятьдесят. Немного. Но изучение затянулось на целую ночь. Когда прозвенел будильник, Евгений тяжело поднялся с места, выключил ноутбук и отправился на кухню варить кофе. Он был разочарован. Ничего интересного обнаружить не удалось.

Он ничего не знал о ней, чтобы попытаться выбрать из скудной информации что-то стоящее. Это раздражало. Что он ищет? Надеется, что под каким-нибудь ником скрывается её любовник? Нужны ли оправдания? Она — подлая змея! Его тошнит от того, что он доверился ей. Мерзкая, отвратительная шлюха! Вздрогнул, будто ударил сам себя.

Вечером, вернувшись домой после работы, Евгений сразу лёг спать. Отключил телефон. Голова совершенно не соображала, требуя уединения и кровати. Его разбудил решительный звонок в дверь. Евгений открыл глаза и посмотрел на часы, двадцать один ноль-ноль. Значит, он проспал три часа. Звонки не прекращались. Мужчина, чертыхаясь, тяжело поднялся с дивана. Ему не хотелось общения.

На пороге стоял Марат Прогалинский, муж матери. Его высокая худая фигура выражала озабоченность, глаза под стёклами очков щурились, в руках он держал хозяйственную сумку и большой зонт. Евгений кивнул, пропуская его в квартиру.

— Женечка! Я проведать тебя! Можно войти?

— Конечно.

Последовало крепкое рукопожатие. Прогалинский разулся, снял куртку, шапку, аккуратно поставил зонт на пол, прислонив к стене. Он прошёл в кухню и сел на табурет, потирая замёрзшие руки. Евгений проследовал за ним и присел напротив. Он подумал о том, для чего Прогалинскому зонт, и машинально взглянул в окно.

— Снег с дождём, отвратительная погода! — широко улыбаясь, сообщил Марат. Золотые коронки мрачно блеснули, привлекая к себе внимание. — А с утра был туман. Ты заметил?

— Заварить чай?

— Может, что-нибудь покрепче?

Евгений кивнул и полез в холодильник за водкой. Благодаря тому, что он вчера выпил мало, она осталась. Не нужно бежать в магазин.

— У тебя не работает телефон, Женечка.

— Я его отключил.

— Мама не могла дозвониться, поэтому я приехал посмотреть, всё ли в порядке.

— Да в порядке я.

— Хорошо.

Они выпили.

— Ты что-то плохо выглядишь, Жень.

— Ночь не спал. Вот прилёг ненадолго.

— Понимаю. Мама сказала, что ты вчера ездил на кладбище. Это для всех нас тяжело.

Они снова выпили. Водка шла легко. Благодаря этому напряжение в мышцах ушло, кровь ударила в голову, согревая. Прогалинский поднялся и сходил за хозяйственной сумкой, которую оставил в прихожей. Быстро достал из неё банку кильки в томатном соусе, кусок копчёной колбасы и половинку ржаного хлеба. Достал из шкафа тарелки и с удовольствием разложил на них закуску. Марат Прогалинский всё делал хорошо и с удовольствием. Казалось, что ничто не может сломить его и вывести из себя. Улыбался, блестя коронками, откашливался и громко глотал слюну, потирая руки.

— А я ведь, Жень, больше не работаю с мебелью. Ушёл.

Говорил он, жадно набрасываясь на хлеб и колбасу, не забывая подливать водку в рюмки.

— Ты больше не начальник? Я не знал.

— Хватит, сколько можно? Я сейчас на овощной базе сторожем. Хорошая работа, сутки через трое. Тишина, природа. Собачек кормлю бездомных.

— Я не знал, — удручённо покачал головой Евгений.

— Уж год как работаю.

— Год?

Евгений замер. Тяжело поднял руку и дотронулся до коротких волос. Он совершенно не знал о том, что происходило вокруг. В эти минуты появилась тревога. Не было ли упущено что-то важное? И отчего номер жены долгое время не отвечает?

— А мама?

— Мама осталась, — широко улыбнулся Прогалинский. — Ей хорошо работается на складе. И Анечка тоже. Мои девочки молодцы! Всё у них горит в руках, всё получается.

Евгений поморщился:

— У Аньки никакого образования нет, что она может?

— Работая на складе, необязательно иметь образование. Главное запоминать названия деталей и где всё лежит. Важно записывать в журнал, когда что поступило и кто что взял.

— По-моему, для Аньки и в этом будет трудность.

— Ты слишком строг к родной сестре.

— Просто я её хорошо знаю.

Они выпили, помолчали.

— Как дела у Ундюгерь? До сих пор не могу выговорить её имя.

Евгений вздрогнул, схватил кусок колбасы и смял в пальцах. Прогалинский продолжал улыбаться, будто не замечая его волнения. Нужно было принять решение, отмахнуть колебания, ответить на вопрос. Но один ответ повлечёт за собой новые вопросы. И разговор получится болезненный, невыносимый. Марат Прогалинский никогда никого не осуждал. Он всех любил и любил жизнь, несмотря на пристрастие к алкоголю. Евгений никогда не видел его в плохом настроении. В глазах блеснула надежда. И не без тревоги, Евгений ответил:

— Я не знаю. Мы не виделись.

— Подозреваю, что она из дома не выходит. Мама говорит, что заболела. Нервное, наверно. Тяжело принять смерть сыночка.

— Заболела?

— Люди говорят. А может, и не болеет, а просто стыдно.

— За что?

— За жизнь свою непутёвую, Женечка! Вон оно как получилось. Антошенька умер. Хороший мальчик. Но, может, так и лучше для него?

— Почему?

— А как жить дальше? Симптомы шизофрении уже стали проявляться! Помнишь ту драку в школе?

— Ундюгерь сказала… что скандал сильно преувеличен.

— Она от себя вину пытается отвести. Видишь, мальчику рассказала, что… ты ему не отец. Пятнадцать лет молчала, а тут что-то произошло. Наверно её испугал тот случай в школе, и она решила объясниться с людьми, объяснить…

— Хватит! — Евгений не мог слушать это. Он поморщился и заскрипел зубами. — Не будем об этом, ладно?

Марат продолжал закусывать, глазом не моргнул. Услужливо кивнул головой.

— Бедная девочка совсем запуталась. Может, стоит позвонить ей?

— Я звонил.

— Не отвечает?

— Возможно, номер поменяла.

— А ты бы в гости зашел. Всё-таки это и твоя квартира. Надо воспринимать её, как свою и говорить девочке, чтобы тоже понимала. Ты много там сделал. Вы до сих пор в браке.

— Может быть, зайду.

Евгений не был в этом уверен. Он внимательно взглянул на Марата. К чему этот разговор о квартире?

— Да, зайди, Женечка! Всё-таки ты в этой квартире ремонт делал. Если не помиритесь, то можно постараться продать её и поделить деньги. Или разменять. Разные способы есть. Юридическую консультацию можно получить, хотя и без этого можно договориться.

— Однокомнатную квартиру разменять? Каким образом?

— Я не знаю. Как-то попытаться поговорить.

— А на что менять-то?

— Ну пусть остаётся в своей квартире, всё-таки она её получила. А тебе, Женечка, деньги.

— Какие деньги?

— Половину стоимости.

— Где она возьмёт? В библиотеке работает.

— Ну уж это не твои проблемы. Много способов есть. Кредит, ипотека.

Евгений бросил в рот измятую колбасу, нахмурился ещё больше. Ярость стремительно выплывала на поверхность. Он не позволит вмешиваться в свои дела.

— Я ничего требовать у неё не стану.

— Почему же?

Евгений откинулся на спинку стула, прищурился, недобро усмехнулся:

— Что-то я не понимаю!

— Чего, Женечка?

— Эти вопросы!

— Дело житейское!

Несколько минут они сидели молча. Выпили. Марат крякнул от удовольствия, потирая ладони время от времени. Евгений расслабился. Разве можно долго сердиться на этого безобидного старика?

— Марат, а что же ты сам не делился со своей первой женой, когда разводился? Кажется, ты оставил ей квартиру.

Прогалинский рассмеялся, развёл руками и покаянно покачал головой:

— Оставил, Женечка, оставил. У меня же дочка взрослая. Подумал, что всё для неё. Да и жена… Куда пойдёт?

— Так разменяли бы, кажется, у вас трёхкомнатная квартира? — пожал плечами Евгений.

— Нет, менять нельзя. Квартира хорошая. К тому же я не в претензии. Пусть девочки живут себе. Зачем им осложнять жизнь? К тому же разве квартира важна?

— Вот и я не в претензии. Тем более это не моя квартира, я её не получал. А если бы и моя была… оставил бы ей. Пусть… Куда ей идти? — Помолчал, ища глазами сигареты, затем спросил резко, предчувствуя ответ. — Это мать тебя попросила о квартире поговорить со мной?

— Только ты ей не говори, Женечка. Она просто переживает, что ты, как брошенный, на съёмной квартире проживаешь.

— Ты сам говоришь, что разве квартира важна?

— И я так считаю. Но мамочку твою игнорировать не могу. Она переживает.

Евгений помолчал. Потом разлил остатки водки, вздохнул:

— Не могу я у неё квартиру отнять. Да и не хочу. Зачем она мне? Я работаю, деньги есть, без крыши над головой не останусь.

— Это ты правильно говоришь! Одобряю. Вот только мамочке твоей знать об этом не нужно, хорошо? Расстроится она, понимаешь?

— Не узнает она, не переживай.

Когда Марат, простившись, ушёл, Евгений долго сидел за столом, уставившись в одну точку. Он думал, пытался определить, что делать дальше. Затуманенный алкоголем мозг не позволял принять важное решение. Окружающий мир окончательно стал чёрным и враждебным. Мужчина не видел выхода. Остаток ночи он провёл на смятой, несвежей кровати в бесконечных звонках жене и отправке писем по электронной почте. Ему казалось, что он написал уже тысячу писем с мольбой ответить ему и рассказать всё, но в реальности написал несколько сухих строчек и свой номер телефона на случай, если она удалила его из списка.

Всю последующую неделю он пил и встречался с женщинами. Лицо его опухло и пожелтело, отросла грубая щетина, глаза превратились в злые, колючие щёлки. По ночам он плохо спал и, просыпаясь, уходя на кухню курить, писал непонятные письма жене, на которые не получал ответов. От этого Евгений совсем потерял голову и стал ещё больше пить. На работу ходил, но перестал интересоваться производственными делами. Ему прощали неточное выполнение заданий, зная об его потерях. Евгений, видя презрительную жалость на лицах коллег, возненавидел себя ещё больше. Он злился и ничего не мог поделать со своей слабостью, которая не позволяла ему действовать. Слабость, появившаяся и разросшаяся, как раковая опухоль, от горя и водки. Евгений готов был действовать, бежать, искать, но не мог. Тело требовало алкоголя всё больше и больше. Поминальную службу он пропустил. На сороковой день принято ходить на кладбище, но он не ходил. И не сделал ничего, чтобы найти достойное оправдание.

Ему казалось, что он умирает, и хотел этого. Появились отчётливые мысли покончить с собой. Повеситься. Он носился с этими мыслями, тщательно оберегая их, радуясь, что наконец-то нашёл выход из непроходимого горя.

В конце февраля на почту пришло письмо. Мужчина заметил его не сразу. Было воскресенье, выходной. Он пытался поспать, мучаясь от сильного похмелья. В доме было грязно и плохо пахло. Холодильник пуст. В мойке гора грязной посуды. Евгений не помнил, откуда она взялась, неужели он что-то ел? Налил из чайника холодной воды и жадно выпил. Затем вернулся в комнату и тяжело опустился на диван. Он проспал до вечера. И только потом решил заглянуть в компьютер. Там было письмо. Евгений осторожно, дрожащими руками навёл на него курсор. Письмо открылось: «Не пиши мне. Квартиру я не продам. Мне негде жить. А если и продам, то вы об этом никогда не узнаете».

Кровь прилила к голове, на глазах заблестели слёзы. Евгений долго шмыгал носом, искал сигареты, потирал вмиг вспотевшие руки. Ответ обидел его, но голова плохо соображала. Он уже не помнил, писал ли ей что-то о продаже квартиры. Всё перемешалось. Разговор с Прогалинским, хаотичные импульсивные письма. Скорее всего, написал по глупости, не зря же она ответила в таком тоне. Дрожащими пальцами напечатал новое письмо. Отправил.

«Я прошу только об одной встрече».

Ответа не было. Конечно, она обиделась, что он не пришёл помянуть сына. Евгений зря просидел перед экраном ноутбука больше часа, не отрываясь, глядя на строчки письма. Ровные буквы, будто и не он напечатал. Кто угодно мог. Шрифт един для всех. Всегда можно сказать, что почту взломали, и он ничего не знает о письмах, потому что ощущаешь стыд, когда на письмо нет ответа. Ты знаешь, что человек прочёл твоё письмо, но отвечать не хочет. А может, ему нечего отвечать. Но стыд приходит и крепко держит за горло. Человек игнорирует, и не важно, уважительная ли у него причина делать это.

Поздно вечером Евгений пошёл на улицу, чтобы выбросить мусор. Пустых бутылок из-под водки и пива накопилось немало. Он жадно вдыхал холодный воздух. Постепенно туман в голове рассеивался, оставляя после себя боль, злость и желание разрушать. Жена отказалась от встречи с ним! А сама станет ходить в церковь, оплакивая сына. Ей никто не нужен. Она всегда была нелюдимой дикаркой. Длинные, вечно спутанные кудрявые волосы, синие глаза с крупными зрачками, тонкие губы, родинка на щеке, а сама такая маленькая и худая, что покупать одежду приходилось в подростковом отделе. Как он любил её! Просто голову потерял. Ни о чём не думал. Ничего было не важно. А про её прошлое он думал меньше всего. Не собирался придерживаться правил, игнорировал последовательность. Просто любил свою жену. И постепенно ограничил своё счастье в стенах семьи. Он готов был убивать ради жены и сына, готов был сам умереть, не задумываясь, если нужно. Уверенность была огромная, точная. Но вот сейчас наступил чёрный вакуум, где он один.

Какая судьба уготована ему? Пить каждый день, не имея возможности обнять любимую женщину, не имея сил сходить на могилу сына. Неужели она думает, что он забудет всё, разведётся с ней, снова женится, станет воспитывать новых детей? Для неё это так просто? Злоба росла и ширилась. Выбросив тяжёлые пакеты, Евгений с силой сжал кулаки. Он развернулся и пошёл к дому, пытаясь думать, но в висках стучали ярость и злоба. Подумать спокойно он не мог. Чувствуя ложь и предательство повсюду, готов был убить первого встречного. Вернувшись домой, проверил почту. Ничего. Лёг спать и проспал двенадцать часов. Утром снова проверил почту. Ничего не было. Разозлился и чуть не разбил ноутбук.

Евгений пришёл на работу с опозданием, помятый, страшный, странно пахнущий смесью немытого тела, алкоголя и дезодоранта. Он написал заявление на отпуск, и директор с радостью и облегчением подписал его. Но отпуск не был желанным. Евгений чувствовал, что свободное время способно убить его, уничтожить. Но работать, как раньше, он не мог. К маме не поехал, чтобы не пугать родных своим плачевным видом. Что делать дальше?

Желание видеть жену оставалось сильным, но он не мог встретиться с ней. Евгений понимал, что необходимо привести себя в порядок и хотя бы неделю не пить совсем! А совсем не пить он не мог, превратившись за это короткое время в алкоголика. Он потерял себя, больше ничего не может, у него нет сил! У него нет мыслей.

А потом будто выключили свет и тут же включили.

Снег шёл плотной густой массой, прилипая к стёклам машины. Евгений открыл глаза и поднял голову, которая неудобно лежала на руле. На лбу осталась глубокая полоса. Лицо было смято и старо, глаза налились кровью. Мужчина огляделся, не понимая, как оказался в машине. Куда он ехал или собирался поехать? Включил зажигание, повернул рычаг печки на максимум. Затем плотно застегнул куртку и выбрался на улицу. Мокрый снег тут же облепил его. Он поднял воротник, попытался понять, где он.

Ворота кладбища громко скрипнули. Евгений обернулся и замер. Кресты могил вызвали в нём нервную дрожь. Зачем он приехал сюда? Сколько времени? Небо совершенно темно, и ни единой души вокруг. Долго колебался, но затем медленно побрёл к воротам, пристально вглядываясь в темноту. Фары машины освещали некоторое пространство кладбища, а потом непроглядная тьма. Евгений остановился у первого памятника, закурил. Старался игнорировать фотографию старушки, которая с улыбкой смотрела на него. Ему стало жутко, захотелось убежать в машину и сорваться с места, но он удержался, продолжая курить. Докурил и повернул назад. Теперь можно. До могилы сына он не доберётся. Темно. Появилось сомнение, что вновь ничего не найдёт. А бродить среди памятников под плотным снегом не хотелось.

В машине тепло, но Евгений дрожал всем телом. По спине стекал холодный пот, горло перехватило. Он снова закурил и схватился за руль. Автомобиль медленно развернулся, отыскивая дорогу в город. Мужчина так и не вспомнил, каким образом и зачем приехал сюда. Его это беспокоило. Но, оказавшись на достаточном расстоянии от кладбища, он расслабился. В голову полезли мысли о ближайшем магазине, где можно купить водку. Он наклонился, чтобы проверить, есть ли в «бардачке» деньги. Деньги были, и Евгений вздохнул с облегчением. Выпрямился, пытаясь сосредоточиться на дороге.

И тут фары осветили фигуру, стоящую на обочине. Он резко затормозил, в глазах потемнело. Ему показалось, что кто-то идёт ему навстречу. Женщина. Та самая старушка, которая с улыбкой взирала на него с того света. В ушах зазвучал дикий крик. Запахло сцеплением. Неужели она бросилась под колёса? Он не успел среагировать, потому что рассматривал содержимое «бардачка». Уже видны первые дома города. Как эта женщина оказалась тут? И что теперь делать?

Евгений закрыл лицо руками и опустил голову на руль. Его посадят. Он проведёт в тюрьме оставшиеся годы. Об этом думалось с ужасом. А ведь ещё некоторое время назад он планировал своё самоубийство. Надо было не планировать, а действовать. Чего он добивается, цедя свою жизнь, как ржавую воду через сито? Жизнь закончена, изломана, от неё исходит трупный дух. Ему не выбраться! Антона не вернуть. Тупая холодная безысходность!

По стеклу постучали. Он вздрогнул. Дверца машины решительно распахнулась, впуская в салон вихрь снега.

— Добрый вечер! Вы в порядке?

Сильные руки стали быстро ощупывать его голову. Евгению это не понравилось, и он поднялся, собираясь выкрикнуть ругательство. И тут замер, тяжело дыша. Перед ним стояла женщина, которую совсем недавно он заметил на обочине дороги. Ничего общего с фотографией мёртвой старушки. Она внимательно смотрела на него, кутаясь в тёплое пальто. Красивая. Глаза яркие, молодые, хотя тонкие морщинки указывают на возраст. Спина прямая. Спортом занимается? Руки сильные.

— Мне показалось, что я вас задел, — выдавил он из себя.

— Это снег виноват, ничего не видно.

— Но мне показалось… Так реально…Чёрт!

— У вас точно всё в порядке?

— Да, спасибо.

Он узнал её. Врач в больнице. Бывшая жена Марата Прогалинского. Они не знакомы, но Евгений несколько раз видел её. Мама показывала. Было время, когда она очень болезненно реагировала на прошлое Марата. Неожиданная встреча.

— Вас подвезти? — неожиданно предложил он. — Что вы здесь делаете?

— Жду автобус. Возвращаюсь домой после смены.

— А где вы работаете?

Вопрос вырвался спонтанно. Евгений не знал, для чего эта ложь. Ведь он прекрасно знал, что она работает в больнице. Возможно, чтобы завязать разговор. Интересно.

— В больнице.

— Медсестра?

— Врач.

Их глаза встретились. Евгений дрогнул и смутился. Что за игру он затеял?

— Так подвезти? Где вы живёте?

— В центре, около парка.

— Садитесь.

Ему показалось, что она колеблется, и нахмурился. Моментально пожалел, что поддался порыву и пригласил её в машину. Ему и одному было хорошо. Но внутри остался неприятный осадок от недавнего видения. Неужели и правда из-за снега начались галлюцинации? Или из-за водки, которую он не перестает пить много дней подряд? Дверца захлопнулась и хлопнула ещё раз, на этот раз рядом с ним.

— Спасибо вам, я успела как следует замёрзнуть. Сорок минут жду автобус.

— Почему за вами не приехал муж? — Игра завлекла его.

— Потому что у меня его нет.

— Умер?

— Можно и так сказать.

Евгений пробормотал что-то невразумительное и резко сорвался с места, надеясь испугать её, — вдруг она откажется ехать с ним! Но женщина ничего не сказала. На вид он дал бы ей лет пятьдесят пять, уголки губ опущены, под глазами пролегли морщины, из-под платка выбилась прядь тёмных волос. Красивая женщина, от которой трудно отвести взгляд. Евгений сглотнул. Ему хотелось что-то говорить, но мыслей не было. Он пытался вспомнить, куда ездил, с какой целью, но не мог. На нём джинсы и свитер, старая куртка. Как он надевал эти вещи? Как доставал из шкафа? Запер ли дверь квартиры?

В голове пусто. Тщательно составить план действий не получится, потому что о выполнении не может быть и речи. С ним что-то не так. Начались галлюцинации и провалы в памяти. Ведь ещё несколько минут назад он был уверен, что сшиб эту женщину, которая сейчас спокойно сидит рядом с ним. А вдруг она призрак?

Евгений сглотнул и потянулся за сигаретами.

— Вы не против, если я закурю?

— Как хотите, — вежливо ответила она.

Он задумался, стоит ли приоткрыть окно. Вроде бы она говорила, что замёрзла. Руки вспотели, когда он доставал зажигалку из кармана. Вновь пожалел, что прихватил попутчицу. Разозлился и прибавил скорость, одновременно жадно затягиваясь сигаретным дымом. Ему казалось, что он сейчас что-нибудь сделает: выскочит из машины на полном ходу, громко закричит или засмеётся. Однако спокойно сидел, хмуро глядя на дорогу, скрипя зубами, испытывая желания кого-нибудь растерзать. Чуть погодя притворно зевнул и спросил немного надменно:

— А вы не курите?

— Нет.

— И никогда не курили?

— Нет. А зачем?

Она быстро взглянула на него. Он пожал плечами, готовый смерить её презрительным взглядом, она улыбнулась.

— Простите, глупый вопрос задал. Вы же врач.

— Врачи тоже люди. Но я не курю.

— Это правильно.

— Моя дочь, к сожалению, курит. Скрывает от меня, но разве это можно скрыть?

— Нельзя, наверное. А у вас есть дочь?

— Да.

— Сколько ей лет?

— Тридцать один.

— Взрослая. А чем она занимается?

— Преподаёт детям танцы.

— Интересно.

Но ему не было интересно. Дочь Марата он тоже видел. Высокая, слишком подвижная, похожа на лыжницу. Не в его вкусе. От разговора стало легче. Внезапно успокоился, остыл, не думал, что произойдёт дальше. Он убедился, что женщина не призрак. Обычная, только красивая. Он несколько раз заметил для себя, что женщина красива. Но что из того? Ей точно за пятьдесят, если дочери тридцать один. Для чего ему она, уже пожилая? Но интерес к ней плотно держался. Евгений, как ни старался, не мог его подавить.

— А мне тридцать пять лет. В конце лета исполнится тридцать шесть, — для чего-то сказал он.

— Прекрасный возраст.

Евгений докурил сигарету и выбросил окурок в окно, которое с поспешностью закрыл. Это её замечание про прекрасный возраст! Евгений утешал себя мыслью, что она ничего про него не поняла. Можно мучительно сгореть от стыда за свою ложь. Самое худшее, что ещё можно пережить: встретиться с женщиной, которая тоже знает, кто он такой и удивляется его лжи в эту минуту. Евгений не мог даже сбежать, потому что сам пригласил её в машину. Хотелось снять с себя настоящую жизнь, как грязное бельё и откинуть прочь. Затем повернуться к этой красивой женщине и улыбнуться ей. Он помолчал ещё несколько минут, а затем решился:

— У меня был сын, но он умер месяц назад.

Магические слова произнесены, и стоит ли ждать, что обрушатся небеса? Женщина, казалось, никак не отреагировала. Ему понравилось, что она не стала причитать и расспрашивать подробности.

— Мне очень жаль.

— И мне. Жизнь закончена, хотя и возраст прекрасный.

— Не говорите так. Всё будет хорошо.

— Вы так думаете? Или это насмешка?

— Простите.

Евгений был растерян и потрясён её спокойным словам. Никаких эмоций, слёз в голосе. Она не собирается жалеть его. Даже сочувствие определяется с трудом. Простите! Кому она это сказала?

Машина остановилась, женщина медленно обернулась к нему. Его глаза налились кровью, в голове шумело. Она красива! У неё сильные руки, тонкие пальцы и тело должно быть подтянутым. Отчего бы им не познакомиться поближе?

— Сколько я вам должна?

— Ничего.

— С вами точно всё в порядке?

— Да.

Он улыбнулся. Вдруг быстро обнял её и притянул к себе. От неожиданности женщина поддалась, но он успел оценить силу её тела. Поцелуй оборвался и повис в воздухе. Евгений напрягся, ожидая гнева или пощёчины. Зло уже окутало его. Старуха, а ещё сопротивляется! Радовалась бы, что на неё молодой мужчина внимание обратил! И совершенно забыл, что минуту назад посчитал её красивой. Ему ничего не хотелось ни вчера, ни сегодня, думал лишь о том, что надо брать, ничего не давая взамен, потому что взамен дать нечего! Ничего не последовало, и жалкие обвинения растворились, а на их место пришёл стыд. Щёки покраснели.

— Простите.

Голос сел от волнения. Теперь он извиняется! Трус! И при одном воспоминании о доме, куда надо возвращаться, кровь стыла в жилах. Он уже потерял её, упустил. А так необходимо скрыться в чужих объятиях, зарыться в тёплую кожу, прижаться к мягкой груди. Но с этой женщиной ничего не получится, слишком поторопился, не то сделал. И снова накатывала ярость: да кто она такая? В её возрасте не до романтических прелюдий, раздевайся и получай удовольствие!

— До свидания. Всего хорошего.

В её голосе звучал лёд. Она поправила воротник пальто и платок, заправив под него плотные, кудрявые пряди волос. Как у его жены! Вдруг понял, что эта женщина сильна и пришлось бы несладко, если бы она вздумала нанести ему удар. Усмехнулся. Пусть! Ему не помешает хорошая трёпка. Но дверца машины уже закрылась. Женщина ушла. Он пытался разглядеть, в какой именно подъезд она зашла, но не смог. Через пять минут ему стало казаться, что никакой женщины не было. Он спал и ему снился сон. Снег плотной стеной обрушился на город.

3.

Ян появился без предупреждения. Евгений терпеть не мог, когда младший брат так поступал, будто хозяин жизни. И вид у него мудреца или мага, который знает все тайны человечества.

— Привет.

Евгений чуть отодвинулся, пропуская в квартиру высокую фигуру в модном пальто. От дорогого запаха парфюмерной экзотики затошнило. В душу закралось разочарование. Разлука с братом двадцать лет назад сделала их совершенно чужими людьми. Сколько было Яну, когда он переехал жить в Питер? Кажется, четырнадцать. Родная сестра матери забрала его к себе, потому что у неё не было своих детей. И мама позволила, потому что посчитала, что так для сына будет лучше. Всё-таки Питер! Большой город, большие возможности. Оправдание тому аду, который происходил в то время. Мама никогда не признается, что отдала сына, потому что не могла воспитывать его из-за бешеного отца. Она боялась, что Ян не сможет вырасти хорошим человеком. Он часто в то время убегал из дома, ночевал у друзей, пропускал школьные занятия. Хотя школу прогуливали все Обидины. И Евгений, и Анька. Умные темы не могли усваиваться в голове, где каждый нерв ожидает боли. Скандалы, драки, бессонные ночи, страх за маму. Братья и сестра родились одним целым, но атмосфера нервной жизни расколола их. Они вместе, но каждый радуется неудачам другого. Потому что на этом фоне свои разочарования не так явны. Любовь изломана, исковеркана. Обида, зависть, злая неприязнь — вот что теперь означает любовь для братьев и сестры Обидиных.

И, наверное, Яну повезло, вон какой холёный красавчик, юридический окончил! Женился, воспитывает сына.

А Евгению не повезло совсем. Хотя никто его не отдавал из семьи. Брат виделся совершенно чужим человеком, его слова раздражали. Он ничего не понимал в жизни Евгения, но ставил себя выше и мудрее, потому что проживал в большом городе, и личная жизнь его была прекрасной и безоблачной. Так казалось Евгению. Он не был с этим согласен. Брат требовал от него сплочённости и преданности семье. Но для Евгения семьи не существовало. Он до восемнадцати лет жил в аду, потом ушёл в армию. Ундюгерь изменила его, заставила поверить, что ад ушёл в параллельную вселенную и никогда не вернётся. Ян не понимал. Он хотел, чтобы они все любили друг друга. Он требовал. Евгений не собирался подчиняться.

— Я принёс конфеты. Будем чай пить.

— Может, лучше водки?

— Не могу, я обещал…

— Кому?

— Да так…

Евгений усмехнулся, провёл ладонью по небритому лицу. Конечно, Ян пообещал своей жене. Ей не нравится, когда тот выпивает. Несколько лет назад между ними произошла крупная ссора как раз из-за того, что Ян много выпил. Без этого никогда не обходилось, когда он приезжал навестить родственников. Но сейчас он держит себя в рамках, хотя мама и выговаривает ему, что он стал подкаблучником. Мама, мама! Что с тобой стало? А ведь ещё несколько лет назад, когда был жив отец, ты ненавидела алкоголь. Конечно, ты выпивала вместе с ним, но ненавидела алкоголь всем сердцем, каждой клеточкой души. Ты так говорила! Евгений вздохнул. Он всегда верил маме.

— Ну, ты чай пей, а я водку.

— Уверен?

Проигнорировав вопрос брата, Евгений бухнул чайник на плиту и зажёг газ. Ян тем временем снял пальто, обувь аккуратно поставил в шкаф. Вошёл на кухню, быстро протёр стол влажной тряпкой, выложил на него кулёк шоколадных конфет.

— Конфеты наши, питерские!

Наши, питерские! Было от чего скрипнуть зубами.

— Я не ребёнок.

— А мне нравятся. Попробовал бы. Вкусные!

— Попробую на закуску. Лучше бы колбасы привёз или рыбы копчёной.

— Я матери привёз.

–Ты один приехал?

— С женой.

— А сын?

— У него секция, уроки.

— Не захотел?

Ян пожал плечами, и Евгений понял, что Соня против. Соня всегда против этих поездок, потому что не избежать бурных застолий. Она не высказывается вслух, но всегда имеет сто поводов не приезжать, когда мама зовёт в гости. Евгений никогда не задумывался о Соне. А ведь она много понимает в их сложной жизни. Они пытались уйти от алкоголя, когда был жив отец. Ненавистное злое чудовище. Но уйти не удалось. Сейчас с мамой Марат, мировой, добрый мужик. Алкоголь остался. Куда без него? Соня не смирилась. Ей не нравится, когда Ян засиживается у мамы. Она тянет его назад, в Питер. Боится, что он станет похожим на отца? А ведь в Яне что-то есть от него. Дикость в глазах, родинка на щеке, кривая усмешка, когда раздражён. Но Соня — не мама. Она разберётся. Не позволит Яну пропасть. Так получается, что отец спился из-за мамы? Если бы у него была такая женщина, как Соня, он не стал бы алкоголиком? Вопросы без ответов. Сломанные судьбы взрослых и детей. Мама не стала бы выпивать, если бы не отец. Круг замкнулся. Как они вообще нашли друг друга и для чего родили трёх детей? Евгений нахмурился. Мысли разъедали голову кислотой. Заболели глаза, и пришлось их прикрыть на несколько мгновений.

— Надолго приехали?

— Нет, на несколько дней.

Евгений достал бутылку водки, кусок старого сыра и хлеб. Поставил перед гостем большую чашку и коробку с дешёвыми чайными пакетиками. Ян поморщился, но ничего не сказал.

— Анюта позвала на день рождения Андрея. Поэтому мы и приехали.

— Сколько ему?

— Один годик исполняется. Разве ты не знаешь?

— Знаю, — неуверенно ответил Евгений. О племяннике он думал меньше всего.

— Чего же спрашиваешь?

— Забыл просто.

Ян с обиженным удивлением посмотрел на брата. Евгений напрягся, понимая, куда повернётся разговор. Будто смотрел в серую небесную даль, куда ушло детство, и видел свои низменные мерзкие чувства. В душе поднимался гнев и бунт против обиженного удивления Яна. Видно Ян давно определился на кого возложит груз вины. А Евгению противно ощущать себя жертвой.

— Как это забыл? Всё-таки Аня наша родная сестра. А Андрюшка её сын.

— Об этом я помню.

— Она нуждается в нашей любви. Об этом помнишь?

— Не начинай, ладно?

— Какой же ты сухарь, Женька!

Разговор заходил в тупик. Поводов для этого было много. Ян начал заводиться, хотел потребовать от брата уважительного отношения. Ему казалось, что Евгений слишком равнодушен и погружён в себя.

— Я тебя не понимаю!

— Почему?

— Как так можно относиться к Анюте?

— Отвяжись.

— Женька, она же чуть не умерла, помнишь? Инсульт в двадцать три года — это серьёзно. Конечно, она нуждается в нашей любви! Нельзя отталкивать её, нельзя забывать об Андрюше!

Евгений выключил плиту и налил кипятка в чашку. Он не хотел говорить о сестре. Взял с подоконника сигареты, закурил. Но что толку говорить? Если бы Аня не пила самогон с пятнадцати лет и не гуляла с мужчинами, то, возможно, инсульт не случился бы. Об этом не скажешь Яну, он укрылся в Питере. Удобно на расстоянии идеализировать человека. Удобно прятаться за обвинениями «не любишь», «не ценишь», «не понимаешь». Что он видел из Питера? Аньке было четыре года, когда он уехал. Ян не знал, что её нельзя жалеть. От этого она раздувается, как мыльный пузырь, и наглеет. Требует и просит. Просит и требует. Денег, конечно, можно дать. Но вот любви и сочувствия не выдашь по требованию. Мальчишка ни в чём не виноват, её маленький сын, но и Евгений не виноват в том, что не замечает его. Нежеланный ребёнок нежеланен для всех.

— Ну, что ты молчишь?

— Согласен, инсульт — это серьёзно. Только она уже совсем большая. Разберётся.

— Я поражаюсь твоему равнодушию. Ты кого-нибудь любишь, кроме себя?

— Нет.

— Ты реально спятил!

Евгений подавил вздох раздражения. Он не хочет говорить о сестре. Думал о собственном сыне. Голова разрывалась от вопросов, которые оставались без ответов. Нужно сменить тему, поговорить о том, что действительно волновало и не давало покоя.

— А я думал, что вы приедете на поминки. Сорок дней было.

Повисла неловкая пауза. Лицо Яна покрылось красными пятнами, губы плотно сжались. Он возмущён, сразу видно. Но отвечать нужно, и Ян сделал это, собравшись с мыслями спустя несколько минут, сухим колючим голосом:

— Прости, мы не смогли. Но, кажется, и поминки не собирали.

— Разве? Не может быть.

— Мама говорила, что не собирали.

— Она могла не знать.

— Мама всегда всё знает.

— Она не общается с моей женой, поэтому не может знать точно.

— А ты сам-то был?

— Тоже не смог. Не люблю я это. Тяжело, — буркнул Евгений, прячась за сигаретным дымом.

— Денег дал?

— Она не просила.

— Говорят, что она больна.

— Я не знаю. Кто говорит?

— Мама что-то говорила. Ей кто-то рассказал? Не помню, если честно.

— Поэтому и поминки не собирала.

— Возможно. Постарайся забыть. Теперь всё будет хорошо.

— Что забыть?

— Всё, что с тобой случилось. Всё забудь. Нет смысла думать об этом.

Разговор посторонних людей. Сухие вопросы, короткие ответы. Никому нет дела до чувств друг друга. Евгений усмехнулся, покачал головой. Ян улыбался. Он прекрасно видел, каких трудов стоило старшему брату соблюдать по отношению к нему правила приличия. Холодное лицемерие воздействовало на Евгения, как яд кобры. Он не мог продолжать. А поговорить хотелось, слова резали горло. Но что сказать? Он пил и пропустил день поминок, который слился в общую чёрную зловонную массу остальных дней. Весь ответ. Но почему Ундюгерь не стала поминать сына и собирать друзей? Или поминала, но очень скрытно? Собрала подружек и коллег из библиотеки? Или неужели и правда заболела? Евгений не мог поверить. Ундюгерь никогда ничем серьёзным не болела, кроме простуды. Ходила в бассейн и каталась зимой на лыжах, любила походы и бег на длинные дистанции. Он задумался.

А Ян уже снова заговорил о сестре:

— Анюта хорошо себя чувствует, но я боюсь, как бы не повторился прошлый кошмар.

— С чего бы ему повториться?

Каждый пытается говорить о том, что ему интересно и близко. Ян искренне переживает за сестру. Думает, что она мученица, ангел во плоти, больна серьёзной болезнью. Но вся болезнь — недостаток серого вещества в голове. Евгений бы не удивился ещё одному инсульту. Сестра по-прежнему любит выпить и мужчин. В её жизни ничего не изменилось даже с рождением Андрея. Да и для чего нужен Андрей? Для получения алиментов и прочих выплат, которые полагаются одинокой матери. Циничные мысли яростно царапали Евгения, но он не останавливал их, был согласен. Чего уж тут! Но Ян гнул своё:

— У неё хрупкое здоровье.

— Зато пьёт, как лошадь! Постоянные вечеринки и праздники! — не выдержал он.

Разозлился от того, что брат не поддержал разговор, который был ему интересен. Про Ундюгерь и смерть Антона. Яну наплевать на переживания Евгения.

— Прекрати! Это недостойно, так говорить о родной сестре. Козёл ты после этого!

Евгений щурился на едкий дым, пить расхотелось. Ещё не хватало разругаться с Яном и набить ему морду. Он не собирался раскрывать душу и говорить о своих проблемах, об одиночестве. Не хотел напоминать о том, что месяц назад потерял сына. Попытался, но ничего не вышло. Ян предлагает забыть и не вспоминать. Не вспоминать своего ребёнка! Не вспоминать свою жену! Мама пыталась подружиться с Антоном в раннем детстве, но Ундюгерь быстро прекратила это. Евгений попытался вспомнить. Они разговаривали на повышенных тонах. Ундюгерь просила маму не давать Антону мороженое из-за больного горла. Но мама дала три штуки. Конечно, Антон заболел. Это был первый раз? Или первым поводом для ссоры был майонез, от которого у Антона была аллергия и его совсем не давали. А мама дала. И мальчика положили в больницу с осложнением. Ундюгерь испугалась и заявила Евгению, что никогда больше не даст сына. Мама кричала и всё отрицала. Она обвиняла Ундюгерь и заявляла, что не обязана следить за её ребёнком, что Антон сам взял майонез из холодильника.

Словно сквозь туман он услышал голос брата. Мысли разлетелись, но кружили неподалеку. Евгений не верил, что мама специально так поступала с Антоном. Он просил Ундюгерь успокоиться. Просто непонимание. В жизни бывает. Но она не собиралась уступать. И мальчика к бабушке больше не водили.

— Жень, ты самый старший из нас и должен быть выше сплетен и склок, — возбуждённо продолжал Ян, осторожно трогая длинными пальцами горячую чашку. — Почему ты перестал общаться с нами? Почему забыл маму? А к Анюте вообще равнодушен!

Обвинения несправедливы, но Евгений не хотел отвечать, чтобы не выглядеть оправдывающимся. Злость к брату нарастала.

— Я не понимаю, как ты веришь тому, что говорят? Про нашу родную сестру! Не про кого-то там. Да, она родила прекрасного сына. Да, она не замужем. Ну и что? Кому до этого дело? Мы, её братья, просто обязаны быть рядом. Защищать! Стеной стоять!

— Так уезжай из Питера! Снимай здесь квартиру, как я. Будь рядом. Защищай. Будь стеной.

— Я не это хотел сказать! — ещё больше взвился Ян. — При чём тут Питер или не Питер?! Какая разница, где я живу? Я, в отличие от тебя, каждый день общаюсь с сестрой по телефону. Деньги присылаю, когда она просит, и даже тогда, когда не просит. Я чувствую, когда ей плохо, когда она одинока! У меня множество фотографий Андрюши! А у тебя есть хоть одна?

— Зачем мне?

— Вот видишь! Ребёнок-то в чём виноват, Жень? Он наш племянник, несмотря ни на что. И не важно, кто его отец! Главное, что Анюта его мать!

Евгений вспыхнул, по спине пробежала нервная горячая волна. Не важно, кто отец Андрея, вон оно как. Но отчего тогда важно, кто отец Антона? Почему все ненавидят Ундюгерь? И он сам её ненавидит! А фотографии, которыми так гордится Ян? Есть ли у него хоть одна, на которой изображён Антон? Евгений готов был поклясться, что нет! И у мамы тоже нет! И никогда не было.

— Да пошёл ты к чёрту! Учить пришёл?

— Нет, поговорить.

— Мать, что ли, прислала?

— Не то чтобы, — смутился Ян, хватаясь за коробку с чайными пакетиками и выбирая из нее один. — Просто переживает она. Ей хочется, чтоб мы, как раньше, все вместе были. Друг друга поддерживали. Это же хорошее желание, Жень. Очень хорошее.

Евгений ощутил во рту горечь. Открыл окно, впуская снежный ветер, сплюнул. На глаза навернулись злые слёзы, он нарочно повозился с задвижкой, закрывая окно, чтобы дать себе время успокоиться. Но успокоение не приходило. Несогласие с братом сдавило горло. Спустя много лет они разделены, и настолько неудачно, что мечтать о взаимопонимании невозможно.

— Что ж, желание хорошее.

— И я говорю!

— Только она поздно спохватилась. Не надо было тебя в Питер отсылать! Были бы вместе, «как раньше»! И отца вернуть? Нервов не хватит «как раньше».

Ян не ответил. Ему не хотелось вспоминать отца. Под гнётом воспоминаний не знаешь, что делать, потому что воспоминания отвратительны. Евгений, прищурившись, читал мысли Яна, но пожалел его, не стал продолжать. Тема отца — до сих пор болезненна для всех. Его до глубины души задело, что Ян пренебрежительно отнёсся к его семье.

— Только ты не всё говоришь! Андрюша, Андрюша! И только?

— Да, а что не так?

— Но отчего ты забыл ещё одного нашего племянника? — зло усмехнулся Евгений, пристально вглядываясь через сигаретный дым в лицо брата. — Сколько ему сейчас? Лет семь-восемь? Как его зовут?

Они будто играли в шахматы. Один выпад, другой выпад. Шах тебе, а тебе мат. Ян поперхнулся чаем, но тут же взял себя в руки. Вытаращил глаза в немой ярости. Сначала что-то нерешительно пробормотал. От вопросов Евгения лицо загорелось. Но тут же попытался перейти в наступление:

— К чему ты?

— А-а-а, вспомнил? Запретная тема в нашей семейке дружной. Мы любуемся только правильными племянниками. Только такие входят в нашу прекрасную семью, да? Прав я, что ли?

— Прекрати! Не понимаю, о чём ты.

— Я напомню, если ты забыл.

— Не нужно.

Но Евгений не слушал. Он начал закипать, желая разнести кухню вдребезги.

— Тебя здесь не было, когда Анька родила в первый раз. Ей было шестнадцать лет. Она бегала за женатым мужиком, которому перевалило за сорок. У него своя семья и дети. Конечно, разводиться ради сумасшедшей озабоченной девчонки он не захотел. Ты знаешь, когда она забеременела, то говорила о том, что родит обязательно и потребует алиментов. Много денег, ведь в этом смысл жизни! Дурочка считала, да и сейчас считает, что весь смысл человеческого существования в деньгах! О малыше не думала, в том смысле, как за ним ухаживать или воспитывать. Ну, обычно беременные девчонки собираются в группы в интернете, делятся советами, учатся вязать разные носочки, шапочки. Анька нет. И вот родился мальчик. Да не совсем здоровый. Ты помнишь, что с ним было? Нет? ДЦП. Мама слегла с сердцем в больницу. Она всегда так делает, когда в семье проблемы. Ты не замечал, куда там! А может, ты помнишь, как вела себя наша сестра?

— К чему этот разговор? И кто тебе позволил так говорить о матери?

— Я сам себе позволил. Разговор как разговор. Ты же любишь поговорить о нашей дружной семье. Так вот, я тебе напомню. Анька отказалась от ребёнка. И мама наша отказалась. И алиментов никто не получил, потому что любовник оказался настоящим мужиком и забрал мальчика в свою семью.

— Ну и что? — презрительно пожал плечами Ян. — Всё хорошо разрешилось. Он — отец. И правильно сделал, что не отказался от воспитания своего ребёнка. Ведь это его ребёнок! А Анюта — девочка глупая. Что с неё взять? Пусть ещё радуется, что заявление на него не написали за совращение малолетней.

— О заявлении никто не подумал, раньше надо было советовать. Уверен, к твоему совету прониклись бы уважением, потому что это деньги. Но мама с Анькой тогда строили планы по — другому поводу. Сразу шли разговоры, сколько денег можно получить в размере алиментов. Какая выгода и всё такое.

— Ты всё перевернул.

— Сказал правду.

— Ты несправедлив.

— Да? Ты помнишь, что было дальше?

— А что было дальше?

— Этой семье пришлось уехать из города. Потому что наша сестра не успокоилась. Жизнь её ничему не научила. Она отчего-то решила, что имеет право входить в семью любовника, которую чуть не разрушила. Ей обязательно надо было к ним сунуться! И она стала приходить к ним, заигрывать со своим бывшим, обедать, ужинать, познакомилась с детьми. Никто из нас не спросил её — зачем? А надо было спросить. Запретить, чёрт возьми!

— Это всё сплетни. Зачем Ане вести себя так?

— Чтобы денег дали. Ребёнка забрали, полюбили, испытывают радость и счастье, а ведь это она его родила! Значит, платите деньги. Не хотите платить — верните обратно в детский дом.

— Не верю. Мама не позволила бы. А она ничего не знала, значит, снова сплетни недоброжелателей. Как не стыдно тебе повторять их?

— Мои слова бесполезны, да?

Евгений подавил вздох раздражения. Он был склонен думать, что Ян бесконечно идеализирует сестру. А тот, в свою очередь, думал о том, что Евгений обозлился и не способен размышлять рационально.

— Анюту осуждаешь, что она ребёнка бросила? Во-первых, не бросила. Молодая девочка, что она понимает? Особенно об уходе за больным ребёнком. У него отец есть, и правильно, что всё так сложилось.

— Не спорю. Пацану нереально повезло, что он избавился от такой матери.

— А твоему сыну повезло, что он избавился от отца, который, узнав правду, струсил и сбежал?

Евгений замер. В глазах потемнело. Первая мысль: убить Яна. Уничтожить его наглую морду! Схватить кухонный нож и зарезать. Евгений тут же представил яркую картину кровавого убийства. Но с сухих губ не сорвалось ни слова.

— Молчишь? Молчи! Но в следующий раз, прежде чем осуждать сестру, вспомни о себе. А ты кто такой? Гордился, что воспитал прекрасного сына-спортсмена? Но лишь парень свернул на кривую дорожку, смотался! И уже и не ты отец! Думайте, люди, как хотите. Я его плохому не учил, ведь он мне не родной сын! Не так, что ли?

— Отвали!

В мыслях Ян был повержен, кишки выпущены. Евгением овладели глухие порывы страха и угрызений совести. Ярость исчезла. Он ничего не мог. Искал в тёмных глубинах своей души злобу, чтобы отомстить, не оставлять удар без ответа. Но злость превратилась в шакала, который трясся, пресмыкаясь у лап тигра.

— Ты изменился, Жень, это все заметили, — как ни в чём не бывало, продолжал Ян, прихлёбывая чай из чашки.

— Кто заметил?

— Да все! Сидишь в этой грязной однушке и пьёшь! А ведь у тебя есть квартира, в которой ты шестнадцать лет прожил. Ремонт сделал, деньги вложил.

— Ты чего переживаешь за мои деньги?

— Да не переживаю я! Жалко тебя просто, пропадёшь. А мог бы в своей квартире сейчас сидеть, на собственном диване и смотреть собственный телевизор. Ты же там ремонт делал!

— Ты мне сейчас что предлагаешь? Пойти и выгнать её? — Евгений говорил спокойно, но руки у него дрожали. — Вот так запросто? Сказать, я здесь ремонт сделал и деньги вложил! Так? Выкинуть ее к чёрту, пусть пропадает, да?

— Но почему сразу пропадает?

— А как?

— Не знаю, но…

— Эту квартиру она получила, потому что детдомовская. Квартира эта — её собственность! Напоминаю, если ты забыл! Если вы все забыли!

— Да никто не спорит, Жень, просто…

— А ты бы свою Соню выгнал? Из её же квартиры? Кажется, вы в её квартире живёте, которую ей родители купили. — Он всё ещё пытался донести Яну, чтобы понял, но голос предательски сипел, горло перехватывало.

— Ну, ты не ровняй!

— Почему?

— Соня и Ундюгерь — две разные женщины.

— Согласен, они разные.

— Вот видишь!

— Но ситуация похожа.

— Если женщины разные, то и ситуации не могут быть похожи.

— Поэтому ты решил, что Соню выгонять нельзя, а вот мою жену можно?

— Соня никогда не сделала бы того, что сделала Ундюгерь.

На это ответа не было. Действительно так. Евгений схватился за следующую сигарету. Он дрожал от волнения. Хотел что-то сказать, найти аргументы, но не мог. А Ян успокоился, сделал несколько глотков остывающего чая, с удовольствием развернул конфету. Он был доволен собой. Слова сказаны верно. В этих словах скрыт главный смысл. Ядовитая правда, старательно запрятанная и замаскированная под лицемерные улыбки непонимания.

— Я не могу говорить с ней об этом, — тихо произнёс Евгений. — Куда она пойдёт? У неё копеечная зарплата. Да, мне нелегко приходится, но ей будет ещё хуже.

— Откуда ты знаешь? Она как перекати-поле. Вдруг ей и квартира-то эта не нужна. Найдёт кого-нибудь и к нему переедет.

— Она не такая.

— Это ты так думаешь. Раскрой глаза. Она именно такая. Детдомовская! Да они, как дикие звери, не знают, что такое любовь и отношения.

Евгения мучили сомнения. В чём-то он соглашался, но в чём-то чувствовал несправедливость. Хотелось дать отпор, но внутренняя истерика нарастала, слёзы бились о грудную клетку. Вот, разговор, которого он жаждал! Отчего хочется прекратить? Потому что он понимал, именно этот разговор — желание мамы. Она не сдаётся и хочет выгнать Ундюгерь из её квартиры в пользу старшего сына. Мерзко думать, что Ян пришёл именно за этим, как и Марат. Мама в истерике и послала их с серьёзным разговором.

— Ты-то откуда её знаешь, Ян? — прошептал он, прячась в сигаретном дыму, пытаясь выдыхать его больше, чтобы оправдать слёзы, предательски набегавшие на глаза.

— Я её плохо знаю. Но таких людей видно сразу. Вспомни, как ты привёл её с нами знакомиться! Она весь вечер молчала.

— Смущалась.

— Это не смущение, это дикарство.

— Тебе-то откуда знать?

— Со стороны всё очень хорошо видно. Она выросла в детдоме, мне жаль её, но оттуда не выходят нормальные люди, Жень! Обязательно с отклонениями. Они привыкают жить, как звери, в стае. А тут привели девушку в приличную семью. Конечно, она растерялась. Но тебя никто не винит. Ты её всегда любил, но вот она тебя — большой вопрос… Разве может детдомовская любить по-настоящему?

Евгений не ответил. Непреодолимое отвращение одолело его.

— Теперь ты сам в этом убедился. К тому же зачем ей сейчас квартира? Сынок умер. Ты, кстати, не забыл, что он сотворил в школе? Удивительно, как тебе удалось вляпаться в это дерьмо! Хорошо, что он умер, пройдёт время, всё успокоится и все забудут. А то станут говорить, что ты воспитал бессердечного монстра, а ещё и того хуже, что ты сам такой.

Удар был сильный, что в глазах потемнело от негодования. Слова превратились в горячий воздух, выходящий через трепещущие ноздри. Монотонно тикали часы.

Евгений вдруг рассмеялся. Ян с удивлением посмотрел на него. Пожал плечами, развернул ещё одну конфету.

— Мне нравится, что ты смеёшься. Но всё-таки я прав.

— Значит, я привёл девушку в приличную семью, да?

— Именно.

— Раз тебе Аньки мало, то я ещё скажу. Ты забыл собственного отца.

Ян поморщился, отмахнулся:

— Не начинай. Это разные вещи.

— Ты любишь повторять, что вещи разные. Но ты уехал в Питер, когда был подростком. А мы с Анькой остались. Ты не испытал на себе того, что творилось в нашей приличной семье.

— Пора забыть об этом. Отца нет в живых больше десяти лет. Оставь его в покое.

— А я забыл. Но только не хочу слышать о том, как прилична наша семья! Как прилична, чёрт возьми, Анька! Я всё забыл!

Он хотел ещё сказать, чтоб Ян не смел трогать Антона! Антон его сын, и точка! Но не сказал. Не смог заставить себя. Боль металась по телу огненным столпом.

— Да что с тобой?

— Ничего.

— Да, у нас были проблемы! Но пьяный отец это не то же самое, что быть душевнобольным, чёрт возьми! Женька, да приди ты в себя!

Евгений отвернулся и стал смотреть в окно. Трудно было рассчитывать на то, что Ян уберётся прочь. Невозможно представить, что один поймёт другого. Великий соблазн — прогнать его к чертям. Евгений с ужасом понимал, что никогда не выберется из той глубокой ямы чёрного одиночества, в которой оказался так неожиданно. Шестнадцать лет он строил свою семейную жизнь, отдаляясь от кровных родственников, которые ничего в этом не понимали. И сейчас не было ни единого шанса на понимание. С чего бы? Шестнадцать лет — непреодолимая пропасть. Ян ничего не знает, он говорит о ком-то другом. И Евгений не может ему втолковать, для этого пришлось бы рассказывать с самого начала. Но на это нет сил. Всё перепуталось. Ничто не имеет значения. Жену он потерял в прошлом году, а родного брата — гораздо раньше.

— Ты собираешься идти на день рождения?

— Что?

Евгений обернулся, не понимая вопроса. Он чувствовал, что болен. Не мог разгадать, чем именно. Томился невероятной болью, не испытывая никаких желаний. А Ян уже разворачивал следующую конфету, уверенный в своей правоте.

— У Андрюши день рождения!

— Опять начинаешь?

— Надо купить подарок. Обязательно надо купить подарок. Это важно, понимаешь?

— Мне не до этого.

— Я попрошу Соню, она сделает для тебя.

— Не нужно. Я не собираюсь идти.

Ян обидчиво нахмурился, который раз за эту встречу.

— Ты странный человек. Думаешь, у Сони много времени? Она готова потратить его на то, чтобы ты спокойно пошёл на праздник. Я думаю, что в этом всё дело. Здесь определённо нужна женская рука.

— Отстань. Я никуда не пойду.

— Но у тебя будет подарок!

— Всё равно. Что это меняет?

— Это меняет всё! Без подарка идти нельзя.

— Говорю тебе, я не собираюсь идти! И подарок не нужен. Я не пойду.

Евгений убедился в том, что брат в который раз пытается опекать его. Вздохнул и ощутил себя стариком. Ему не интересен детский праздник. Он забыл, как выглядит племянник. Ему ничего не нужно. Его собственный сын погиб, а о нём никто не говорит, будто его и не было никогда. А о жене говорят, как о животном, не способном на любовь.

Здесь было о чём подумать.

Ян просидел ещё час. Выпил две чашки чаю, съел все конфеты. А Евгений курил. Они перестали говорить на больные темы. Всё сказано. Окружающая жизнь, не имеющая никакой цены. Евгений с трудом улыбался и заставлял себя разговаривать. Ян не собирался уточнять тайны жизни брата, на этот счёт у него имелось собственное мнение, которое он определённо высказал. А потом расслабился: рассказывал о своей работе; о машине, которая некстати сломалась; о школе, где учится сын; о его новой учительнице, которая ничего не понимает в географии, хотя должна преподавать этот предмет; о собаке, которую собирается купить Соня, хотя у них уже есть одна.

Евгений ничего не отвечал. Слушал, не перебивая. Отвечать нечего. У него не было сына, жены и собаки. Работа и машина перестали интересовать. Не терпелось дождаться, когда брат уйдёт. Но вот когда ушёл, стало совершенно невыносимо. Тишина мёртвой квартиры давила. Евгений налил себе водки в чашку, из которой только что Ян пил чай. На душе было тяжело, но сопротивление пропало. Появились усталость, апатия ко всему. После первой дозы алкоголя потянулся за телефоном, но отдёрнул руку. Нет, не станет больше ей звонить. Не хочет видеть его, и не надо. Он сам не хочет. Всё кончено! Ян прав, она просто дикое животное, которое не может любить.

4.

Воспоминание о чём-то давно минувшем.

Когда Евгений познакомился с Ундюгерь, она уже была беременна. За шестнадцать лет совместной жизни он никогда не спросил её о прошлом. Был уверен, что если спросит, то она расскажет прямо и правдиво. Но не спросил. Не хотел ничего знать об этом. Сразу дал понять, что знать ничего не хочет. Его ребёнок — и точка.

В юношеском возрасте Евгений сильно переболел гриппом, который вызвал серьёзные осложнения. В результате этого он не мог иметь детей. Конечно, всегда оставалась надежда на молодой организм, нераскрытые тайны природы и деньги, которые надо относить врачам и получать разнообразные процедуры. Евгений по врачам не ходил и считал стыдным выставлять напоказ эту проблему. Удобнее ничего не говорить. Не замечаешь, значит, и нет ничего, всё хорошо. Да и где найти нужного врача? В Москву ехать? Кому он там нужен без денег, без связей? Изначально провальное дело.

Когда выяснилось, что Ундюгерь беременна, молодой человек посчитал, что это судьба. Сразу же спросил у неё, собирается ли она поддерживать отношения с отцом ребёнка. Получив отрицательный ответ, заявил, что отныне и навсегда ребёнок его, и предложил перечеркнуть прошлое. Она согласилась. По-другому и быть не могло.

Первые десять лет совместной жизни он надеялся, что она забеременеет ещё раз. Считал, что их любовь и страсть сильны неимоверно, а потому должно свершиться чудо. Мало ли жизненных примеров, когда страшный диагноз не подтверждался. Но чуда не случилось. Ундюгерь больше не забеременела. И Евгений принял это с небольшой тенью сожаления. Но сильного потрясения не пережил. Не было и разочарования. К этому времени он уже ощутил на себе сложности воспитания ребёнка, постоянный страх за него и переживания. Второй раз окунуться в это он не хотел. И не понимал своих друзей, которые имели по трое или четверо детей. Утверждал, что его нервная система не потянет такой груз. Но жили они счастливо и спокойно. Антошка безмерно любил Евгения, а он безмерно любил его. А вместе они обожали Ундюгерь. Всё у них шло слаженно и хорошо. Проблемы были, но они их решали сообща, полагаясь друг на друга.

Прошлым летом Евгению показалось, что сын узнал правду своего рождения, хотя её никто никогда не поднимал. Да и не знал никто! Но всё же… Парень изменился, стал резким, грубым, лицо покрыла наглая маска безразличия к окружающему миру. Это было нелепо, глупо. В сердце шевельнулся страх, что делать? И нужно ли что-то делать, ведь ничего не известно. Но всё указывало на то, что Антон знает. Начались ссоры, скандалы из-за мелочей. Всё чаще парень заявлял: «Ты мне не отец!» И однажды Евгений не выдержал. Собрал вещи и переехал. Он не объяснился с сыном. А жене сказал, что устал от скандалов и считает, что отношение к нему несправедливо. В какой-то момент она попыталась удержать его, но ничего не вышло. Возможно, Евгений смалодушничал. Сбежал, как трусливый заяц. Он нервничал и боялся, что придётся объясняться. Если сын от кого-то узнал правду, то разговор неминуем. Но Евгению этого не хотелось. Он покрывался холодным потом и не спал ночами. Лгать, придумывать, изворачиваться. Лучше переждать смутные времена в одиночестве. Он хотел, чтобы Ундюгерь решила эту проблему с сыном без него. Стал выжидать. Надеялся, что серьёзный разговор у них состоится. А когда он состоится, то Евгений вернётся. И всё наладится. Антон станет испытывать благодарность за то, что Евгений его воспитал, не бросил мать беременной. Мысли были благородные, возвышенные и приятные.

Но ничего этого не произошло.

За пять месяцев сын скатился на самое дно, прогуливал школу, подсел на наркотики. Об этом Евгению исправно доносили родственники. Совершил девять попыток самоубийства, последняя достигла своей цели. В январе парень спрыгнул с моста и сломал шею об лёд. Об этом гудел весь город. Ужасный случай! Кошмарная трагедия!

В голове шумело и думалось плохо. Евгений, как коршун, кружил вокруг одной мысли, пытаясь разглядеть главное. Почему он ничего не сделал, чтобы защитить свою семью? И что надо было делать? Откуда всё взялось? Жили спокойно шестнадцать лет, а потом будто мир сошёл с ума. Кто рассказал Антону правду? Евгений сам её не знал! Но кто-то что-то сказал, несомненно. Кроме мамы и Аньки, никто не мог. Только они что-то подозревали и постоянно выговаривали ему, Евгению, о том, что он женился не на той женщине. Но и Антон хорош! Отчего не пришёл и не поговорил с ним? Грубил, убегал из дома! Переходный возраст? Евгений нахмурился. Он не собирался спускать мальчишке оскорбительный тон! Ярость подхватила его и обрушилась, как волна, на собственный дом. На Ундюгерь, потому что допустила это.

Евгений помнил, как пришёл к матери и попытался закрыться в комнате, чтобы собраться с мыслями. Ему не позволили. Мама рыдала и возмущалась, оскорбляя Ундюгерь, выражая к ней злую ненависть. Евгению казалось, что он оказался в аду, до того была неожиданная реакция родных. Ведь до этого он даже не подозревал, как они её не любят. В голове не укладывалось, не было слов. И он молчал. Позволял им впервые вести себя так буйно, а они старались изо всех сил, мама, Аня и Марат Прогалинский. Наконец Евгений не выдержал и спросил:

— Что случилось? Почему вы ругаете мою жену? Что она вам сделала?

Повисла пауза, во время которой Марат поспешил скрыться, а Аня ушла менять подгузник ребёнку. Мама расплакалась, и пришлось ждать, пока она успокоится. Евгений ждал, но у него уже сосало под ложечкой. Он хотел быть серьёзным, спокойным. Но выглядел так, будто попал под бурлящий ливень, оставаясь со своим мрачным одиночеством в тесной компании. Мама словно существо из другого мира. И он сам когда-то жил в том мире, и они понимали друг друга с полувзгляда, стояли друг за друга горой. Но теперь он в другом пространстве, где существуют его жена и сын, его любовь и семейное благополучие. Отчего у него было предчувствие, что мама не уменьшит пропасть, а сделает ещё непреодолимее.

— Я всё знаю! И это ужасно!

Его затошнило, и он хотел уйти на улицу под предлогом покурить, но она вцепилась в рукав его свитера и возбуждённо зашептала о том, что так жить нельзя. Надо всё прекратить, подать на развод и на раздел имущества. Надо собрать документы и показания соседей, что именно он, Евгений, привёл старую квартиру в прекрасное состояние. Надо забрать телевизор, холодильник и стиральную машину, потому что техника хорошая и новая. Но Евгения не волновали вещи, его волновало другое.

— Что ты знаешь? И откуда можешь знать?

— Об этом весь город говорит.

— Весь город? — не поверил он. И не понимал до конца, что она имеет в виду. — Но откуда?

— Жена твоя рассказала, откуда ещё?!

— Что рассказала?

— Что сынка родила не от тебя!

Мужчина промолчал. В голову ударило горячей волной, в глазах потемнело. Слишком личное. Незаметно погрузился в размышления о том, как прекрасна и неповторима жизнь, но он будто оказался в клетке и не может выбраться. То богатство радости, благословенное счастье от семьи сменилось жестоким страданием. Всё-таки он правильно предполагал! Антону донесли, что его отец другой мужчина. Евгений выглядел полным идиотом в его глазах. Он надеялся, что тайна так и останется тайной. И сейчас искренне не понимал, как жене пришло в голову откровенничать. Почему спустя шестнадцать лет? И с кем? Со всем городом?

— А кому она рассказала? Кому-то в библиотеке?

И тут выступила вперёд Аня, показавшись на пороге комнаты, трясясь от гордого нетерпения, что знает шокирующую правду. Её просто распирало от желания поделиться.

— Она мне рассказала!

— Когда?

— На днях. Мы прогуливались в парке, пили кофе. Поговорили по душам.

— Я тебе не верю! Какое ещё кофе? Ты его в жизни не пила! — сразу же отбросил он её слова и отмахнулся.

Сестра не выдержала тяжёлого взгляда старшего брата, вспыхнула и скрылась на кухне под предлогом, что нужно кормить ребёнка. А мама осталась и продолжила трудный разговор, причитая и размазывая горькие злые слёзы по щекам.

— Верь — не верь, но это так, сынок!

Евгений был потрясён. Какое-то наваждение. Ундюгерь откровенничала с Анькой? Да она всегда её презирала, за глаза называла шакалом Табаки! И тут серьёзный разговор! Подруг у Ундюгерь достаточно, есть с кем поговорить, если нужно. Но Анька! Мир точно сошёл с ума. Не верить матери нельзя. Она не может лгать! Не может лгать в глаза собственному сыну. В это Евгений свято верил.

А мама продолжала причитать. Она сразу же всем рассказала, потому что нельзя терпеть этот вероломный обман!

— Кому всем? — подавленно спросил он, постепенно осознавая масштаб бедствия.

— Только близким, только семье.

Он не смел спросить подробности. Его колотило, глаза щипало и ужасно хотелось растереть их в кровь. Понимал только одно, тайна рождения Антона уже не тайна, а достояние всего города. Сплетня. А Евгения считают рогоносцем, ведь ребёнок не его. Он пытался выдать его за своего, но не смог. Кто он после этого? Посмешище всего города!

Подлые мысли перебивались отчаянием. Да какая разница? Никому нет дела до беременности Ундюгерь. Никто не помнит её беременной. Кто-то раскрыл тайну и постарался рассказать об этом всем. Но кому это интересно, кроме мамы или Аньки? Кто ещё не любит Ундюгерь?

Никому нет дела! Никому нет дела! Подлость исходит от близких. Они могут сотворить зло без конкретной цели, лишь для сенсации и утверждения собственной личности: смотрите, они совершенно ничего не понимают в жизни!

Когда-то он предсказывал себе счастье, потому встретил прекрасную женщину, которая родила ему сына. Вероятно, это означало, что он поторопился делать выводы. С течением времени жизненный опыт должен был научить его скромности, чтобы больше не осмеливался заглядывать в будущее и видеть там счастье. Но ведь Евгений всегда боялся чужих людей. Призрачного любовника своей жены, который сделал ей ребёнка. Вдруг появится и станет предъявлять права на сына? Каких-то соседей, сослуживцев, друзей и подруг… Но судьба превзошла его ожидания. Удар последовал, откуда и не ждали. От родной матери и сестры. И ведь так уверены в своей правоте! Не допускают другого мнения, для них картина ясна. Но ведь они совсем не принимали участия в жизни Евгения и Ундюгерь. Имеют ли право вмешиваться и что-то утверждать?

— А Антону ты рассказала?

Мама замешкалась, на сморщенном лице отразилось смятение. Он не удивился, ему стало по-настоящему плохо. Высказывать простую истину не собирался. Характер матери определился для него давно, когда ещё был жив отец. Это она сказала! Она или Анька!

— Он большой уже, Жень. Ему тоже надо знать!

— Зачем? Что ты придумала?

— Как зачем? Чтобы понять, откуда корни. Человек, как дерево. Он обязан знать свою родословную.

— Я — его родословная.

— Женечка, это не так, сынок! Тем более говорят… говорят… люди видели. Люди знают! Он же жестокий! Вон что в школе устроил! Спланировал драку, а сам сухим из воды вышел. Говорят, стоял и радовался, как другому мальчишке ногами по лицу били. Разве это человек? Да он вырастет и превратился в маньяка, сто процентов! Именно такие дети становятся преступниками, которые неизвестно от кого рождены. А ты не такой. В нашем роду не было жестоких людей!

Евгений не хотел обсуждать эту тему. Его грыз дикий зверь изнутри, кроваво, больно. Он не мог закрыться от этой боли. Не стал спрашивать, откуда матери известно про школьный инцидент. Ответит, что люди сообщили. И кто все эти люди? Почему им до всего есть дело?

— Зачем ты в это вмешалась, мама?

— Так несправедливо, что ты чужого ребёнка воспитываешь! Да ещё будущего садиста!

— Он мне не чужой.

— Женя! Ты ничего не понимаешь!

— И не садист он! Прекратите, пожалуйста! Не говорите со мной об этом!

Евгений был потрясён и сломлен тем, что за него приняли решение. С ним не посоветовались, обсуждая сплетни со всеми подряд. Ему не хотелось видеть мать. Он почувствовал себя совершенно больным и уничтоженным. На следующий день нашёл комнату, первую попавшуюся, грязную, с тараканами, но с мебелью — и съехал.

5.

Ян сразу встал на сторону сестры и матери, утверждая, что они поступили так из любви к нему, Евгению, раскрыв страшную правду. Он считал, что такие вещи нельзя умалчивать, это предательство, унижение. Требовал искреннего уважения и благодарности. Ведь это семейный долг защищать друг друга! Но Евгений до конца не понимал, как это произошло. У него было много вопросов, которые он боялся озвучивать. Боялся из-за того, что подозревал ещё большую путаницу и укрывательство правды. Ундюгерь никогда не дружила с Аней. Она не могла выдать тайну без веской причины. Очень веской причины. За простым фасадом скрывались важные, страшные вещи, заслуживающие тщательного рассмотрения.

— А как же мой сын? За что его?

— Жень, это уже не твои проблемы. Тебя обманули, понимаешь? К тебе должны прийти с покаянием и извинениями. Приползти на коленях! Не ожидал, что Ундюгерь окажется шлюхой. Подозревал, конечно, но надеялся на лучшее. Я ненавижу шлюх! В том, что произошло, только её вина!

— Прекрати!

— А вдруг она вернётся к тому, от кого родила? Не думал об этом? Вдруг она и не прекращала с ним встречаться?

— Замолчи! Ты ничего не понимаешь.

Они действительно не понимали.

Евгений был слаб и уничтожен, не имел своего мнения от потрясения, которое неожиданно свалилось на него. Он знал, что не может обсуждать с семьёй свои переживания. Они били больно, но не понимали. А он не мог объяснить им, что именно потеря жены и сына для него невыносимы. Обвинения в том, что жена — шлюха, совершенно не воспринимал. Он хорошо знал Ундюгерь. И верил, что все годы семейной жизни были годами любви, преданности и верности. Но ненависть сына выбивала из колеи. Злые слова мальчика звенели в ушах. Какая-то часть его рвалась к нему, чтобы попытаться поговорить, успокоить, но тяжёлый, плотный туман лживого сочувствия, которым обволакивали его родные, не позволял, останавливал.

Евгений наотрез отказался разговаривать с сестрой и матерью. Он не желал обсуждать с ними свою жену. Это решение не понравилось женщинам. Мама хваталась за сердце, впадала в истерику и рыдала горькими слезами. Сестра больше отмалчивалась, но не переставала жаловаться Яну, который всё больше возмущался поведением старшего брата. Создавалось впечатление, будто семья Обидиных понесла огромные потери, а Евгений просто ничего не понимает, заблудился среди декораций, которыми оградила его Ундюгерь. Его возмущало отношение родных, он не хотел, чтобы они привлекали внимание к тому, что совершенно не считал проблемой. Гораздо важнее для него оказались последствия. Он знал, что биологически ребёнок не от него, и это было совершенно не важно, а важно то, что семья разбита и её больше не существует. Негодование против сестры перешло в отвращение. Именно её он считал зачинщицей. Хотел, чтобы ему объяснили, откуда появилась чудовищная информация о том, что Антон не его биологический сын. Но такой информации не было. Аня терялась, будто растворялась в воздухе, становилась невидимой, как только кто-то начинал говорить. Чем больше слов, тем плотнее паутина лжи и лицемерия. Евгений злился, но эта злость ничего не решила. Он сомневался в том, что жена рассказала обо всём Ане. Но кроме неё, некому было рассказать. Не имея возможности разобраться, он старался отстраниться. Откинуть проблему, не замечать. Запутался, ничего не понимал.

Казалось, что со временем всё успокоилось. И на новогодние праздники Евгений принял приглашение от родных. Ему хотелось убедиться, что всё забыто, заручиться поддержкой и идти мириться с женой и сыном. Он уже четыре месяца жил один, несколько раз пытался поговорить с женой, но разговор выходил короткий и сухой. Ундюгерь отказывалась рассказывать о сыне, а Евгений не настаивал, чувствуя злость от собственной трусости. До глубины души поразили его слова мальчика. Он боялся, что тот возненавидел его. И хотелось как-то выяснить через жену, чтобы она стала посредником. Евгений не мог сказать об этом прямо, он хотел, чтобы она догадалась сама, поэтому разговор заходил в тупик и быстро обрывался.

Но в новогодние праздники появилась надежда. Получив приглашение от матери, Евгений обрадовался и подумал о том, что всё забылось. Теперь они вместе позовут Ундюгерь, попьют чая, поговорят по душам — и всё наладится. А сыну скажут, что всё ложь. На родных возлагались большие надежды. Они могли помочь. Заблаговременно позвонил сестре и попросил пригласить Ундюгерь с сыном. Та легко согласилась.

Среди бесчисленных моментов, из которых сложилась атмосфера того вечера, один был особенно важен: то, как Евгений собирался, предвкушая бурное примирение. Он совершенно забыл о скандале, потому что смотрел на это по-своему: Ундюгерь поделилась своим секретом с Аней, а та ничего не поняла, сделала глупые выводы, разболтала матери, а та к тем выводам добавила свои. Они раскричались, предполагая, что делают правильно, видя в Ундюгерь монстра. Но он-то знал её лучше других. Она не монстр, скорее маленький испуганный эльф с крылышками, как у бабочки. Всё просто! Женщины всегда скандалят между собой, это их сущность. Они без этого не могут. Ну поругались, покричали, пора успокоиться.

И вот этот момент, когда он собирался на вечер, без конца меняя рубашки и крутясь перед зеркалом, волнуясь и краснея, вызывал в нём при каждом воспоминании море негодования и ненависти.

Он пришёл последним, когда все сидели за столом и выпивали, громко чокаясь. Сердце бешено стучало, и он даже глупо улыбался, стесняясь и предвкушая. Но первое разочарование — Ундюгерь не было. Ему представилось, что она отказалась прийти из гордости и обиды. Но оказалось, что Аня и не думала звонить ей. Он не помнил, сколько рюмок выпил, прежде чем начал с ней разговор, задавая простые вопросы, пытаясь уловить суть. Но сестра разрыдалась и обвинила его в том, что он плохо обращается с ней. Снова поднялся шум, мама стала кричать и плакать, Ян бросился утешать Аню, Марат Прогалинский удалился курить, а Соня смотрела телевизор с непроницаемым видом. Она не собиралась вмешиваться. Трудно было определить, на чьей она стороне.

Евгений оказался на улице с прикуренной сигаретой в руках. К нему присоединился Ян, они взяли такси и поехали в бар, заказали пиво. Очередной разговор не из лёгких.

— Я просто спросил, почему нет моей жены. А Анька, оказывается, вообще не звонила, хотя обещала!

— Ничего она не обещала, ты не так понял. Разве станет Анюта звонить этой женщине?

— Моей жене!

— Пусть так. Но, конечно, было глупо с твоей стороны просить об этом.

— Зачем она обещала? Могла бы не обещать! В чём я виноват?

Евгения душили обида и непонимание. Его глаза выражали страх и разочарование, он не мог поверить, что примирения не случилось. Злился, что не мог разрушить преграду, которая обросла новыми кирпичами и цементом.

— Неужели так трудно? Неужели трудно?

Ян выдерживал паузу, потягивая пиво и дожидаясь, пока вспышка брата угаснет. На его лице ничего не отражалось, но в глазах блестело любопытство. Он наблюдал, как Евгений выражает своё горе, и испытывал радость. Хорошо, что ничего не вышло.

— Я хотел, чтобы Ундюгерь пришла!

— Почему ты сам ей не позвонил? — наконец спросил Ян, заказав ещё пива. — Отчего перекладываешь свои проблемы на Анюту?

— Что?

— Позвонил бы сам своей жене. Вместе бы пришли на вечер. Посидели.

Евгений задумался на мгновение, глаза превратились в узкие щёлки, губы кривились, будто он собирался заплакать. А Ян продолжал:

— Не понимаю. Ты сейчас обижен на сестру, хотя это твои личные дела. Не надо было никого вмешивать.

— Как будто я вмешивал! Ты же знаешь, что Анька начала… Я хотел, чтобы она загладила вину, позвонив Ундюгерь и позвав её. Она утверждала, что они подруги.

Ян расхохотался:

— Подруги? Самому не смешно?

— Не смешно. Это утверждала Анька!

— Нельзя верить всему, что говорят женщины.

— Женщины! Наша сестра, а не женщины. Теперь весь город знает, что Антон не мой биологический сын. Слово-то какое, чёрт возьми! Биологический! Но я до сих пор не понимаю, зачем она ей рассказала.

— Не понимаешь, о чём идёт разговор?

— Не понимаю, откуда этот разговор возник! Зачем надо было вмешивать сестру. Это была только наша тайна. Тайна Ундюгерь и моя, понятно?

— Так ты знал?

— Знал.

— С ума сойти! — Ян схватился за голову. Его, всегда спокойное лицо, покраснело, на лбу выступили капельки пота. — Как ты допустил? Ты знал, что ребёнок не от тебя и молчал?

— Это только моё дело.

Ян развёл в сторону руками:

— Конечно, только твоё. Но что ж теперь обижаться на Анюту? Обижайся лишь на самого себя.

— Что-то я тебя не пойму! — Евгений закурил, допивая пиво. — До вашего вмешательства я жил совершенно спокойно. А теперь должен чувствовать себя полным дерьмом, потому что мой сын отказывается от меня. А отказывается он от меня, потому что ему рассказали какие-то небылицы из прошлого, которое никто не помнит и не хочет знать. Обижаться лишь на самого себя?

— Но мы-то тут при чём? Твоя жена сама всё рассказала! Кто тянул её за язык? Если большой секрет, то и хранила бы его. Кто мешал?

— Да пошёл ты!

Сказать нечего, и от этого ещё хуже. А Ян совсем распоясался, пьёт пиво, будто ничего не происходит. Он занят своими мыслями, своей правдой. Защищает от Евгения родную сестру.

— Я не могу понять, как ты связался с этой шлюхой? Вернее, зачем с ней остался?

— Не называй её так! — В голосе Евгения послышалась угроза.

Но Ян лишь усмехнулся. Брат был слишком пьян, чтобы распускать руки.

— А как ты узнал? Неужели сама рассказала?

— Не важно.

— Хорошо, не важно так не важно. Зачем она за тебя замуж собралась понятно, но тебе-то для чего? Всегда считал её странной. Красивая вроде, но отталкивает, потому что приглядишься, а красота необычная, глаза дикие, губы нервные, того гляди зашипит на тебя, как змея. И что ты в ней нашёл?

— Тебе-то что за дело?

— Я просто не люблю шлюх. И поэтому мне обидно за тебя, ты же брат мой. Тебя просто развели, дружище.

Евгений потушил сигарету о край пепельницы и засмеялся. Это прозвучало неожиданно. Сухой, трескучий смех на фоне обжигающей драмы. Его взбесило, что Ян осмелился оскорблять Ундюгерь, провоцируя ссору. Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на брата. Вновь начинался прежний разговор, состоящий из обвинений и непонимания.

— Что смешного?

— Шлюх не любишь, значит? Всё определил с моей женой да? Но дальше своего носа не заглядываешь, потому что не выгодно.

— Нет, шлюх не люблю. Никогда не любил и не связывался с ними. Ундюгерь не хочу оскорблять, но как назвать её по-другому не знаю. — Ян презрительно скривился. — Даже скрывать не стану, что ситуация твоя сильно всех напрягает. Поведение Антона — отпечаток на всех нас, хотя мы никакого отношения к нему не имеем. Мама каждый день плачет, ей стыдно людям на глаза показаться.

— Да ты глуп, как пробка, или хитёр, как лис, хотя, думаю, первое.

— Не понял!

Ян напрягся. Он старался делать вид, что ему всё равно. Проблема же не в нём и не у него.

— Ты перебрал? Надо ехать домой, Жень.

— Я перебрал, но ты тупой осёл!

— Понимаю, что ты обиделся, но…

— Какой правильный! Шлюх не любит! Так наша родная сестра — шлюха. Задумайся! Разве нет?

И он снова стал говорить, брызгая слюной, о том, как глупа и никчёмна Анька. В сотый раз одно и то же. О первом больном ребёнке, о том, что Андрей рождён, неизвестно от кого, потому что любовников на этот момент было несколько. И она не переживает, потому что на этот раз сын здоров и симпатичен, а статус молодой матери приятен, когда за это платят деньги. Злость и обида Евгения не давали ему посмотреть на ситуацию с другой стороны, поэтому он совершенно не понимал брата. Он не хотел соглашаться с ним, потому что семья пренебрегала Ундюгерь и Антоном.

— Всё ты понимаешь, чёрт побери! Просто ты трус и никогда не признаешь, что наша сестра спала с кем попало с ранних лет! Её первый любовник — одноклассник. Они закрылись в туалете. Их застукали. И она потом долго гордилась, что стала знаменитостью в школе. Её просто распирало от этой гордости. Подумать только, её имели в туалете! Я чуть от стыда не умер. Позорище!

— А ты жесток.

— Раз зашёл разговор о шлюхах, то сестру нельзя не затронуть.

— Она много пережила и натерпелась от отца.

— Тебе-то откуда это знать?

— Я знаю! Я тоже натерпелся! — Ян повысил голос.

Он тяжело дышал. Разговор выбил его из колеи. Ему не хотелось вспоминать прошлое, где доминировал жестокий отец-алкоголик. Но это единственный способ оправдать сестру.

В баре играла музыка, поэтому братья не привлекали к себе внимания громкими голосами. Этот разговор не из лёгких выплыл на поверхность, после того как Евгений ушёл от жены. Ему тогда казалось, что родные поддержат его, помогут. Но вышло иначе. Он совершенно не ожидал. Ему и в голову не приходило, что они рады переменам.

— Ундюгерь тоже досталось от жизни, поверь мне. И воспитывали мы Антона, как могли. Аньке не нужно было говорить моему сыну. Его надо оставить в покое.

— Я знаю, что она воспитывалась в детдоме, но ей ещё повезло, не на улице жила. А в наших детдомах, говорят, не так плохо: тепло и вкусная еда. Возможно, ты прав, надо оставить парня в покое. Я не знаю, кто сказал ему. Да и какая теперь разница? Он должен понимать и быть благодарным, что ты воспитал его. Ты всегда был рядом, обеспечивал финансово, дал свою фамилию.

— Ничего он не должен, чёрт возьми! Ты хоть понимаешь, как ему противно и страшно?

— Страшно это нам с тобой было, когда отец бил нас ремнём до потери сознания! Противно, это нам с тобой было, когда отец заставлял маму снимать с себя грязные сапоги. А ему за что страшно? За то, что ты его воспитал?

— Заткнись!

Но в душе отвратительно заныла подлая надежда, а вдруг Ян прав? Разве Евгений не любил мальчика со дня его рождения? Не сидел с ним по ночам, не играл в футбол, не водил в бассейн, не читал книги? Он отказался от мысли иметь биологического ребёнка. Всю свою любовь и заботу отдал тому, кто кричит о ненависти. Разве это справедливо? Евгений физически ощутил боль, которую много лет носил в себе. И ему стало так одиноко и печально, что заслезились глаза и покраснел нос. Тут было отчего пожалеть себя.

Ему было шестнадцать лет, когда он сильно заболел гриппом. Теперь никто не вспоминает это время. Разве это важно? А ведь именно тогда врач сказал, что он не сможет иметь детей, необходимо длительное дорогостоящее лечение, потому что вирус дал осложнение на половые органы. Евгений совершенно не переживал в тот момент, ему было шестнадцать, и он не думал о детях. Главное, не потерять способность к сексу. А её он не потерял. Семья промолчала, и тема стала закрытой. Будто и не было страшного заключения доктора.

Даже сейчас, находясь в отвратительном алкогольном опьянении, знал, что был счастлив с первого дня, как познакомился с Ундюгерь. Любил сына и радовался, когда ему говорили, что тот похож на него. А что теперь? Наслушавшись сплетней, Антон решил выбросить Евгения на помойку. Не нужен больше. Поверил и отвернулся. Не пришёл поговорить по душам, всё выяснить, разобраться.

— Жень, ты плачешь? Только этого не хватало!

— Что?! — взревел он. — Я никогда не плачу, запомни! Просто от сварки на работе заболели глаза. Зайчиков нахватался, понимаешь? Поэтому и слёзы.

— Хорошо, я понял! — Ян пожал плечами, отшатываясь от неожиданности.

— Я не знал, что мать с сестрой не воспринимают моего сына, — уже тише сказал он, качая головой. — Я думал, что они любят его.

— Но они прекрасно к нему относятся!

— Ложь! Он бы никогда ни о чём не узнал, если бы они его хоть каплю любили.

— Ты слишком категоричен. Они любят тебя и всё делают ради любви. А ты — идиот!

Евгений понимал, что абсолютной искренности нет. Весь разговор пронизан ложью и лицемерием. Ему хотелось говорить, чтобы заглушить боль, но он был растерян и зол оттого, что слышал сухие слова, будто о ком-то постороннем. Было противно, отвратительно. Он хотел сорваться и бежать к жене. Обнять её, зарыться лицом в её кудрявые волосы и ощутить нежную ласку. Но не мог. Потому что дикая ненависть сына пугала его. Евгений боялся, что не сможет ничего объяснить, и сын почувствует его слабость, окончательно перестанет уважать. Лучше совсем не попадаться на глаза. Внутренний голос советовал избавиться от трусости. Но это были редкие минуты, которые заканчивались обидой на себя и весь мир.

Выпивка помогала найти оправдание. Я слишком обижен, потрясён и раздавлен горем. Меня нужно жалеть и спасать. Но спасать никто не шёл. Более того, общение с родными не приносило успокоения, разбивало нервы ещё больше.

Ян предложил проводить Евгения. Тот согласился. Ему хотелось говорить, но он молчал, понимая, что брат плохой собеседник. Ночной холодный ветер набрасывался на них, пытаясь сбить с ног. У него почти получалось, и тогда братьям приходилось цепляться друг за друга. Евгений попытался закурить, но вскоре отказался от этой затеи, получив в лицо пригоршню ледяной крупы. Отчего бы Яну не предложить пойти вместе к Ундюгерь? Она бы напоила их чаем. Вдвоём они смогли бы уговорить её простить и забыть эту историю. А уж она смогла бы повлиять на сына, успокоить его.

И надо было тогда идти! Надо было идти! Бежать! Ведь Антону оставалось жить совсем немного. Оставался шанс спасти его! Евгений его упустил. Он был слишком погружён в свои обиды. Злился, что ничего не в силах изменить. И поймал себя на мысли, что готов избить брата до полусмерти. Руки сжались в кулаки. Зубы скрипнули.

— Ты чего остановился? Женька, нам ещё осталось пройти эту улицу.

— Я закурю.

— У меня есть зажигалка.

— Обойдусь.

— Как знаешь.

— Шёл бы ты отсюда!

— Не понял.

— Я говорю, пошёл ты к чёрту!

В этот раз Ян не стал спорить. Презрительно повёл плечами, сплюнул. И пошёл в обратную сторону, не спеша и насвистывая какую-то русскую народную песенку. Не прощаясь.

6.

Евгений не пошёл домой. Ему было плохо. Одиночество разъедало душу в равных долях, как и алкоголь — тело. Он добрёл до своей машины, которая стояла около дома, и сел за руль. Включил зажигание и отключился на несколько минут. Затем открыл глаза и огляделся, пытаясь разглядеть что-то в снежном тумане. Попробовал вспомнить, куда хотел ехать. Не вспомнил, но продолжал сидеть за рулём, отмахиваясь от мрачных видений прошлого. Звякнул телефон. Негнущимися пальцами Евгений достал его из кармана куртки.

Конец ознакомительного фрагмента.